Love You To Death

Коридор был заполнен перевозбужденными школьниками чуть ли не до потолка. К счастью, это были японские школьники, и в распахнутые двери актового зала они всасывались быстро и слаженно, так что мы с клаустрофобией договорились о тактическом перемирии. Последний день учебного года… С утра мы написали парочку уже чисто символических тестов, потом провели последнюю репетицию, и вот настало время торжественной части. Послушно двигаясь в общем потоке, я пыталась убедить себя, что все наконец закончилось… и не могла. Годовые экзамены весной были чем-то настолько непривычным, что первое время не верилось, что всё всерьез. Тем более, что тесты и оценки казались такой ерундой по сравнению с пережитым – и особенно на фоне лошадиной дозы антибиотиков, ибо бронхит после незапланированных водных процедур пришлось перенести на ногах. Времени болеть или жалеть себя не было. С каждым часом события дня похищения отдалялись все быстрей, пока не потускнели окончательно. В суровом настоящем оставалась только изнуряющая своей монотонностью учеба. Я чувствовала себя мухой, печально качающейся на липкой ленте посреди сельского магазина и грезящей о том, что где-то еще кипит яркая, настоящая жизнь. В этом отвратительном подвешенном состоянии прошло всего две недели, но они казались вечностью. Теперь в свою очередь сложно было поверить, что с сегодня я могу заниматься всем, чем хочу, а не киснуть над учебниками сутками напролет. Да, дополнительные занятия во время каникул грозили съесть большую их часть, но учебный год был закрыт. Полночные страдания не прошли впустую – я не уронила честь Родины и посрамила всеяпонский миф о неразумных иностранцах. Я невольно глянула на Гокудеру, чья светловолосая голова возвышалась над толпой в десятке метров впереди. Он как раз, но совсем некстати обернулся. Я сделала вид, что поглощена важными мыслями, но он только мазнул безразличным взглядом сквозь меня куда-то в конец коридора. Я задержала дыхание. Конечно, во всем был виноват Хибари. Если бы не он, Гокудера обязательно перерос бы свои романтические благоглупости, и мы могли бы безмятежно дружить дальше… в конце концов, других гайдзинов здесь нет, держаться вместе правильно. Правда, у него был Джудайме и все эти странные игры в мафию, а у меня… у меня никого. Я поступила правильно. Я сделала то, что должна была. Я не могла подвергать его опасности. Стоило только подумать, что с ним может что-то произойти из-за меня, и меня тут же начинало трясти мелкой дрожью. Ни за что. Увы, я знала Гоку и знала, что с его упрямством прислушиваться к разумным предупреждениям он не станет. Единственным, что могло подействовать, было оттолкнуть его, заставить увидеть во мне совершенно чужого и неприятного человека. Доктор сказал: «В морг», значит – в морг. Я струсила и не стала ждать личной встречи, позвонив ему в тот же вечер. Может, оно и к лучшему. Выдерживать правильный тон, видя его боль, было бы невыносимо. Даже слышать ее было чудовищно сложно. После радостного приветствия недоумение и обида в его голосе так отчаянно скребли по сердцу… И мне было так стыдно за свою жестокость, но я давила и давила, лихорадочно импровизируя все новыми деталями, чтобы наверняка, чтобы достать до дна… пока он сам не бросил трубку, оборвав меня на полуслове. Думаю, он до конца мне так и не поверил, но в любом случае возникшее отвращение было сильней. Так что свой результат я получила. Хибари мог спать спокойно. А я - нет. Черт, это было так несправедливо и неправильно. Я даже не могла ненавидеть его за бесспорную и большую долю вины. Презрение к себе было стократ сильней. И Гокудера был не единственной причиной чувствовать одиночество. В таком маленьком городке, как Намимори, визит в больницу в компании Хибари Кёи не мог остаться незамеченным. Похоже, в подробностях о произошедшем до этого не знал никто, да и сам факт замешанности Дисциплинарного Комитета заставлял народ с вымуштрованным благоразумием держать рот на замке. Но все, с кем я общалась более-менее дружески, словно отступили от меня на шаг – остерегаясь, что тень произошедшего падет и на них, или просто на всякий случай, какая разница... Конечно, это могло быть и естественным процессом – рефлекс «что такое» был удовлетворен, и общение мира со мной вошло в нормальный график. Но все же... Во время учебы переживать было некогда. Но сейчас, среди смеющихся, возбужденных лиц, горло сжималось от тоски. Веселый гомон эхом отдавался в висках. Я с удовольствием сбежала бы. Но не могла. Да и кроме всего прочего наконец нужно было увидеть Хибари. С момента экспроприации кольца с горизонта событий он исчез бесследно. Да, как он и обещал, Дисциплинарный комитет чуть ли не полным составом исправно дежурил под моим окном и так же условно ненавязчиво сопровождал все уличные перемещения (что уже начало жутко бесить). Но его среди них не было, не видела я его и в школе. Уже прошло две недели. Может, что-то случилось? Может, они добрались и до него? Черт, я занимала очередь раньше. Пару раз я ловила себя на желании прийти в знакомый кабинет, но каждый раз меня охватывала странная робость. Это настораживало. Приходилось успокаивать себя тем, что вряд ли я так просто найду его, если он сам не хочет встречи. Так что уверенности, что сегодня он объявится, тоже не было. Я подозревала, что на все празднества на свете и, конкретно, на торжественный вечер в честь окончания года Хибари глубоко плевать. Но все-таки смутное предчувствие чего-то нехорошего не отпускало, а что-то нехорошее и Хибари стали для меня уже синонимичными понятиями. После того, как все расселись по местам, директор произнес краткую вступительную речь, смысла которой я почти не уловила, стараясь максимально незаметно оглядываться по сторонам. Что-то там про то, что в этом году мы все старались и молодцы, так будем же и в дальнейшем стараться и стараться, все равно по-другому мы не умеем. И грянул концерт. Разнообразие номеров радовало. Здесь были и рок-группы, и самый настоящий небольшой оркестр, и коротенькая (и тем более непонятная) пьеса от драматического клуба, и всевозможные танцы, и чтение стихов… Можно было бы расслабиться и получать удовольствие, если бы не то, что нам тоже нужно было выступать с тем самым танцем-косплеем. Я хмуро покосилась на точеный профиль Мори-сенсей неподалеку. Она собрала вокруг себя всю группу аэробики, оторвав девочек от своих классов, и восседала как лисица среди загипнотизированных цыплят. Только сейчас, смотря на других выступающих, я в полной мере осознала, что мне придется выйти туда, под свет прожекторов, и я в центре, и все будут смотреть... Я попыталась внушить себе, что пять минут позора и всё, но организм справедливо осознавал, что позор бывает разной интенсивности. Вспомнив прочитанный где-то в интернете совет о том, что для успокоения нужно дышать глубже, я последовала ему с таким усердием, что начала кружиться голова. Откинувшись на стуле, я попыталась сосредоточиться на сцене. Выступать мы должны были в конце, но сколько точно номеров будет нам не сообщили, поэтому оставалось только ждать. Концерт шел своим чередом. Одни выступающие сменяли других под неизменно бурные аплодисменты. На мой взгляд, далеко не всех из списка стоило допускать в публично-ушное пространство, но японцы хлопали и радовались всем демократично однообразно. Это несколько успокаивало. Очередным пунктом программы внезапно оказался Гокудера. Строгий серый костюм смотрелся на нем непривычно, он то и дело поводил плечами, словно хотел по-змеиному из него выскользнуть. Светлые волосы были аккуратно приглажены и собраны в топорщащийся на затылке хвостик. Сосредоточенное, серьезное выражение лица делало его не похожим на себя. Он не говорил, что будет выступать. Как им удалось уговорить его? Или он захотел сам? Гокудера сел за рояль, положил руки на клавиши. Я невольно стиснула зубы. Это было пострашней, чем волноваться за себя. С первых нот музыка захватила меня. Никогда не понимала классику, никогда раньше не слышала это произведение, но оно звучало так… лично. Беспокойные, страстные звуки говорили голосом Гокудеры. Мелодия вилась прихотливо, взмывая и рушась, перемежаясь виртуозными пассажами и властными, уверенными аккордами. Бурное нарастание громкости сменялось паузами, повисающими в застывшем воздухе. Ускорения и замедления заставляли сердце биться быстрей и замирать. Он играл так легко, так естественно и свободно, что уже само по себе это казалось произведением дивного искусства. Да, по сравнению с остальными, выходившими на сцену, он был настоящим профессионалом. Но сейчас было важно совсем другое. - Прости, Гоку, - прошептала я. – Прости. Гокудера поклонился аплодирующему залу. Распрямился и как-то невесело усмехнулся. Разглядеть меня в полутемном зале он вряд ли мог, и это было к лучшему. Все эмоции, которые я отчаянно глушила в себе последние недели, сейчас неудержимо лезли на свет. Прости. Прости. Сидевшая рядом Нобуко, как я вдруг обнаружила, настойчиво пыталась привлечь мое внимание. - А? Что? - Нам пора. - Аа, - коленки вдруг подозрительно ослабли. – Идем. Я на цыпочках прошмыгнула за ней вдоль опустевшего ряда. Там меня встретил сюрприз - о котором я уже и забыла волноваться. Хибари Кёя. Стоит возле выхода, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Его взгляд царапнул по мне так остро и неприятно, что меня невольно передернуло. Это был только проблеск, тут же задернувшийся стандартным «тебя-не-существует», но я уже научилась чувствовать Кёю. Колючки, обычно направленные на мир, сейчас ранили и изнутри. Я скользнула мимо, изогнувшись, чтобы не коснуться его даже краем одежды. Он не шелохнулся, словно сросшись с зданием. Плохо, очень плохо. Очень плохая музыка. Совсем выбила меня из равновесия, а Хибари, конечно, отметил это и аккуратно внес в любимое досье. Очень плохой Хибари. Еще и сделал выводы. И эти выводы ему совсем не понравились. Что он с его эмоциональным диапазоном табуретки смог прочитать в грызущей меня жуткой смеси тоски и сожаления? Что он смог бы понять в том, чего я сама не понимала? Я не знала. Но ничего хорошего по-прежнему ожидать не приходилось. Попавшийся навстречу в коридоре Гокудера демонстративно перешел на другую его сторону. Ага, щас. - Слушай, - зашипела я, поймав его за рукав, - есть разговор… Одну минутку! Я сейчас! Мой фальшивый энтузиазм любопытство с мордашки Нобуко не согнал, но, по крайней мере, она оставила нас наедине. Гокудера вырвал у меня пиджак и демонстративно засунул руки в карманы. Грустный, уставший, уже растрепанный… бедный. Он старательно не смотрел на меня, но закушенная губа выдавала нервозность. Я открыла рот и сказала совсем не то, что собиралась: - Ты так здорово играл… Он глянул на меня уголком глаза. Неопределенно пожал плечами. - Всё? - Эм, нет… насчет Хибари-сана… будь с ним осторожен, - произнести это имя сейчас далось мне ценой некоторых усилий. - Первое, чему учат в этой школе, - буркнул он. – Спасибо за заботу, конечно. Очень мило с твоей стороны. - Я серьезно, Гоку! Пожалуйста. Он резко развернулся и наклонился ко мне, чуть не уперевшись лбом в мой. - Знаешь что? Если он захочет еще раз со мной поговорить, то это будет касаться только нас двоих. Уяснила? От чего-то зловещего, вкравшегося в его голос, захотелось уменьшиться. Впервые в голову закралась мысль, что, пожалуй, в их «разговоре» все может быть не так однозначно… Разговоре? Еще раз поговорить? Размашистые, сердитые шаги уже унесли Гокудеру далеко по коридору. Я метнулась было за ним, но тут же остановилась. Скоро на сцену… Ох, что же делать? Могу ли я вообще сделать хоть что-нибудь, чтобы реально повлиять на происходящее? Ну, в лучшую сторону. В худшую до сих пор получалось совершенно без усилий. Последние штрихи в образ, конечно, заняли больше времени, чем планировалось, так что опомнилась я только когда нас вытолкнули на сцену. Мори-сенсей сыпала налево и направо мотивирующими советами, которые звучали отменно вежливо, но по смысловой нагрузке мало чем отличались от "соберись, тряпка!". Занавес должен был вот-вот подняться, а я, замерев в центре начальной позиции, судорожно пыталась вспомнить первое движение. Каким-то чудом (видимо, от очень большого страха) я достигла просветления и успокоилась в аккурат за секунду до начального отсчета. И всё сразу стало просто. Слушать музыку и повторять ее телом. Всё. И сенсей права: если подпевать, то двигаться становится еще естественней. Тем более, что зрители тоже вразнобой вторили тексту. Все-таки эта песня не зря была одной из самых популярных в караоке. Правда, этот текст… Ну, сложно было бы ожидать, что герлзбэнд будет развлекать свою саларименовскую аудиторию лирикой про колючие кактусы в пустыне. Типичные для джей-попа слова, разве что обошлось без ветра, с различной интенсивностью задувающего чуть ли не во всех японских песнях. Сплошная романтика во все поля. «Я больше не могу сдерживать чувства, мое сердце раскрывается, мы все ближе, я так возбуждена…» Я старательно скакала по сцене и изображала увлеченное пение, внутренне содрогаясь. Это все было как-то… слишком откровенно. Слишком неправильно. Слишком напоминало что-то. Хорошо, что текст не на русском. Языковой барьер смягчал посыл. «Я хочу тебя! Ты мне нужен! Я люблю тебя!» О боже, ну и тупняк. Конечно же нет. Что угодно, только не любовь. Я попыталась думать о Гокудере - единственном человеке, нравившемся мне, но что-то тут было не то. Даже представляя себе, что я сейчас танцую и пою только для него (хотя для его здоровья лучше было бы в этот момент оглохнуть, как минимум), я все равно не чувствовала ситуацию. А Хибари… Я споткнулась. Сжав зубы, поспешно вернулась в ритм. Мой сценический наряд внезапно стал неуютным. Каким-то слишком облегающим, коротким, открытым... Даже эмотичная черно-розовая расцветка работала на вызывающую направленность образа. А эти меховые ушки и хвост… вместо запланированной раскаваистой кавайности в ассоциациях вдруг вылез магазин с товарами для взрослых. Я затолкала его в глубины подсознания, но воображаемый Кёя всецело одобрил ход моих мыслей. Это было слишком. От злости мне захотелось укусить себя за хвост. Может, даже откусить его. «Мое воображение становится все больше». Куда уж больше! Я постаралась убедить себя, что живой, настоящий Хибари давно уже ушел из зала, из области ненавистного людского скопления. Наложение фантазий на словно бы взаправдашнее его присутствие создавало безмерно раздражающий эффект. Мне хотелось двигаться еще свободней, раскованней, так, чтобы он не мог отвести глаз… Я решительно запретила себе думать и сосредоточилась на танце. Ох и получу я потом от Мори-сенсей на орехи. С последним аккордом все снова замерли в красивых позах, а зал захлопал и возрадовался. Увы, так просто уйти нам не дали. Сенсей из-под сцены замахала руками как взбесившаяся ветряная мельница, показывая всем оставаться на местах. Вышедший к микрофону директор благожелательно покосился на нас, полирнул лысину платочком и объявил завершением концерта гимн Намимори. Свет в зале зажегся. Все как по команде встали. Трогательное единодушие. Я гимн помнила довольно смутно, но ради мира во всем мире была готова симулировать патриотические чувства. И тут мой взгляд споткнулся о Хибари Кёю. Какой-нибудь Фрейд мог бы ощутить потный вал психоаналитического вдохновения от одного выражения его лица. Меня такого рода сумерки человеческой души интересовали исключительно на расстоянии - которое, увы, сокращалось неумолимо. Он остановился совсем рядом со сценой, в двух метрах от меня. Растерявший большую часть своей хваленой невозмутимости Кёя смотрелся… занятно. В глазах плескался огонь бешенства, кулаки непроизвольно сжимались и разжимались. И какая муха его укусила? Самое святое, то бишь гимн Намимори, не сочетается с кошачьими нарядами, что ли? Аттракцион «Почувствуй себя Пусси Райот»? Я выразительно округлила глаза и слегка пожала плечами. Мол, извини, братец, шоу маст гоу он. Не моя это вина. На миг я испугалась, что он за ухо стащит меня со сцены, но гимн явно был в приоритете даже перед загрызанием. Глава Дисциплинарного комитета бурлил как чайник, а я чувствовала себя неожиданно свободной и легкой. Словно начало лета, оценки в школе выставили и идешь рано утром, в новеньких кедах, и солнце золотом пробивается сквозь деревья, а мир такой свежий и чистый… И пусть в Японии учебный год заканчивается весной, а на улице давно сгустились ранние сумерки – все равно я вдруг осознала, что все мучившее меня с приезда в Намимори, перестало быть важным. Мне ведь больше не нужно справляться со своими преследователями самостоятельно. И я знаю, что им было нужно, хотя все еще не понимаю, что это такое… И я больше не буду плакать по ночам из-за Гокудеры. Что сделано, то сделано, и это уже никак не исправишь. По крайней мере, что-то между ними уже произошло без меня, и все живы, и зависимости нет. А сам Хибари… сейчас я была сильней его. От моей жизнерадостной улыбки Кёя слегка притормозил. Потом, видимо, сделал правильные выводы. Кипящая лава его лица застыла. На миг мне показалось, что я даже слышу скрип яростно стиснутых зубов. А, может, до него наконец дошло, что мы не одни в зале. Директор уже нервно косился в его сторону, видимо, гадая, почему лучший в мире гимн произвел действие, диаметрально противоположное обычному. Вот трус. Я демонстративно выкинула Хибари из поля внимания и присоединилась к общему пению. Ощущать себя частью целого хотя бы таким образом было здорово. Я плохо слышала себя, но чувствовала, как мой голос сливается с остальными, становясь частью общего звучания. Оно уравнивало нас, нивелировало несовершенство интонаций и различия людей, становясь чем-то большим, чем мы. Уже третий раз за этот вечер я теряла себя из-за музыки, каждый раз снова и по-новому находя. Когда я не удержалась и снова посмотрела на Хибари, тот стоял с закрытыми глазами и, казалось, всецело был поглощен звуками. Петь он и не пытался – наверное, единственный в зале, - но, по крайней мере, больше не выглядел как опытный образец камнежевательного андроида. После гимна директор под всеобщие аплодисменты еще раз поздравил всех с окончанием и пригласил праздновать. Я дернулась было вернуться в гримерку, но никто из танцевавших девочек и не подумал переодеваться в банальную униформу. Против общего потока выгрести не получилось. Увидев, что мы вот-вот окажемся в непосредственной близости, Хибари развернулся и стремительно удалился. Его техничное отступление больше всего напоминало побег. Я аж заморгала от удивления. Ну ладно, пусть скрывается. Разговаривать с ним при всех я все равно не собиралась. А пытаться догнать сейчас – сомнительное счастье. Пусть полностью реабилитирует свой светлый образ. Тем более что аппетитные запахи сигнализировали, что в холле уже развернули прилавки со всякой вкуснятинкой. Желудок радостно заурчал. Нееет, у меня есть законное право на отдых. И пусть весь мир подождет. Через некоторое время я осознала, что право имею, но использую на редкость бездарно. Я просто не могла заставить себя принимать участие в общем веселье. Я фотографировалась с кем-то, смеялась, что-то говорила, выслушивала поздравления, сама поздравляла, кажется, даже выиграла в каком-то конкурсе – и это все на автопилоте. Даже вкус во всех отношениях замечательной еды пролетал мимо сознания, оседая на языке пеплом. Яркая эйфория выступления схлынула. Осиротевшая реальность оказалась пустой и неуютной. Ощущение надвигающейся бури было как зуд между лопатками. Я не могла понять, почему окружающие этого не чувствуют. Все вокруг было каким-то ватным, словно во сне. Гокудера бесследно исчез, как и Хибари. Еще кого-то тоже не хватало, но я не могла вспомнить, кого. Сделав вид, что мне захотелось глотнуть свежего воздуха, я выскользнула через приоткрытую дверь холла в школьный двор. Он был ярко освещен. Темнота, накатывающаяся из-за фонарей, казалась жадно ждущей, в ней то и дело виднелось движение. Я знала, что это уединившиеся храбрые парочки, но на нервы все равно действовало. Непринужденно прогулявшись по двору, я свернула за угол школы. - Вам нужно быть осторожней. Я вскрикнула, подпрыгнув на месте. Сердце бешено заколотилось. - Фу, Кусакабе! Ну и напугал ты меня! - Приношу извинения, - соткавшийся из темноты заместитель главы Дисциплинарного Комитета отвесил старомодный поклон. – Это не очень хорошая ночь для прогулок. - Я тоже извиняюсь, - пробормотала я, смутившись. – Я была слишком фамильярна… Он не ответил. Мне стало еще более неуютно. - Хи… он на крыше? - Вам не стоит идти туда. - Ты меня остановишь? Кусакабе пару секунд смотрел на меня, потом отвел взгляд. - Нет. Я обошла его и направилась к лестнице. Шею сводило от желания обернуться, но я и так знала, что он смотрит вслед. На крыше фонари не горели. Освещение выключили, чтобы не мешать фейерверку, и в итоге ничем не примечательное днем место сейчас неприятно напоминало декорации дешевого триллера. Хибари был здесь. Один. Он стоял на краю крыши, заложив руки за спину, и сквозь огораживающую сетку смотрел куда-то вдаль. Я знала, что он заметил мое появление сразу же. Я подошла к нему, встала рядом. Верхушки деревьев раскачивались на тихом ветру с реки. Звезды казались колючей россыпью безмерно холодного и далекого инея. В Токио таких не найдешь. Через несколько минут я не выдержала. - Ты сердишься? – ляпнула я и тут же прикусила язык. О да, нашла что спросить. - Да, - его голос звучал непривычно мягко, почти задумчиво. – Но больше на себя. Зачем ты здесь? - Нападавшие что-нибудь рассказали? Кея положил руку мне на шею, заставив вздрогнуть. Медленно, настойчиво скользнул пальцами, охватывая её сзади. Со стороны, наверное, сошло бы за дружеское прикосновение. Я прочистила горло и постаралась не обращать внимания. - Ну так что? - Мелкие сошки, - он досадливо повел плечом. – Ничего не знали. Только приметы и указание на то, что искать. Скорей всего, их подставили. - Они искали то кольцо? - Глупый вопрос. - Ответ не лучше… Кхм… и что с ними сейчас? Он покосился на меня, глаза странно блеснули в лунном свете. Мне вдруг стало зябко. - Они… мертвы? Зачем?.. – неуверенно спросила я, надеясь на опровержение. Он, казалось, был удивлен. - А почему бы нет? - …Ты омерзителен, - с трудом выдавила я сквозь зубы. Кёя еле слышно вздохнул. Пальцы сжались сильней, ногти впились в мою кожу. Томительные мурашки начали красться вдоль позвоночника. - Я так жалею, что не придушил тебя раньше. Такое искреннее чувство в его словах я слышала впервые. И в какой-то степени даже была польщена. - Будь любезен, убери руку, если не собираешься немедленно наверстать упущенное. - Не могу я, - признался он с явным разочарованием. Отпустил мою шею. Холодный порыв ветра растрепал волосы, закружился вокруг голых ног. Надо было накинуть куртку, зря я так выбежала на улицу. Еще опять заболею. - И что дальше? - Что? - Я про кольцо. Если эти трое были только пробой, то придут и следующие? - Не бойся. - Я не боюсь! Краем глаза я увидела, что Хибари брезгливо искривил губы. - Вся твоя так называемая храбрость – следствие банальной глупости. Ты хоть понимаешь, что могли бы сделать с тобой эти люди? К концу фразы его голос снизился до неразборчивого шепота, так что окончание я скорей угадала. Наверное, он был прав. Будь в моей голове побольше мозгов, я бы сразу, еще в Токио, обратилась бы в полицию. Тогда эта история выглядела бы совсем иначе. - Дали бы конфетку? – слабо пошутила я, вспомнив стандартные мамины страшилки. Юмор имел неожиданный успех. - Да уж, от тебя благодарности не дождешься, - прорычал Кёя, наконец развернувшись ко мне. Лунный свет и тьма делили его лицо между собой. - Благодарности? Может, я лучше денег тебе дам? Одна шутка лучше другой. Между нами повисло неловкое молчание. - Я жду, - наконец холодно сказал он. Было непонятно, издевается Хибари или на самом деле злится. По ощущениям, присутствовало и то и другое. Я быстренько оценила ситуацию. С одной стороны – пошел он со своими дурацкими требованиями в… онсен. С другой… я действительно была ему обязана. Факт. Я опустила глаза на сцепленные пальцы. Покачалась на носках. Потом ухмыльнулась. - Хибари Кёя. Ты самый бессердечный, эгоистичный, высокомерный, надутый, самоуверенный, зловредный, холодный, безжалостный, - я перевела дух и, с доверчивой невинностью заглянув в его сощуренные глаза, упоенно продолжила воспевание, - придирчивый, черствый, своенравный, отвратительный, жестокий самодур… и социопат к тому же. Но ты хорош в том, что делаешь… Мне больно это говорить, но встреча с тобой – подарок небес. С тобой я чувствую себя в безопасности. Спасибо, что помогаешь мне. Оставалось только поклониться для завершения картины. И проклясть себя за любовь к правде. То, что задумывалось как издевка на грани фола, почему-то стало искренней, от сердца, благодарностью, смутившей меня саму. Этот паршивец не заслуживал правды. Такой правды. Я натянула маску безразличия и выпрямилась. Хибари тоже был смущен. И обрадован. Широкая, несдерживаемая улыбка озарила его лицо. Он был таким красивым в своем бесстыдном торжестве, что я забыла, как дышать, потерялась в этих победно сияющих глазах. Так хотелось коснуться его, ощутить его реальность здесь, совсем рядом с собой... Прикосновение разрушило магию. Может, у меня были слишком холодные руки? Он резко отшатнулся. Полы куртки взвились вихрем, выпуская на волю печально знакомые дубинки. - Еще раз коснешься… - очень спокойным, тихим тоном произнес он. - То что? Изобьешь меня? – скучающим тоном осведомилась я. – Валяй. Отведешь душеньку. Ты, наверное, уже соскучился по этому. Руки так и чешутся, да, Хибари? Теперь это было куда больше похоже на нашу обычную беседу. Он сузил глаза. - Начинаю подозревать, что тебе это нравится больше меня. С таким упорством раз за разом нарываешься. - Ты абсолютно непривлекателен ни в каком из возможных смыслов. Не стоит смотреть на жизнь через призму своих девиаций. Сразу поймешь много нового про себя, - заботливо посоветовала я, ощутив острое удовольствие от вспышки неприкрытой злости на его лице. Кёя резко вдохнул сквозь стиснутые зубы… и ничего не сказал. Это меня обеспокоило. Неужели я перегнула палку? У него еще и мужская гордость имеется в дополнение к непомерно разросшейся обычной? И куда только все вмещается? Пожалуй, на сегодня хватит. Я и так уже зашла дальше, чем собиралась. - Хорошего вечера. Было приятно поболтать. - Ты думаешь, что можешь так просто уйти теперь? - бесцветно осведомился он. Я застыла на секунду, а потом кинулась к выходу с крыши. Это было больше чем инстинктом. Но Хибари был быстрее. Предугадав движение, он быстрым захватом швырнул меня на сетку. Прижал к ней весом тела. Отброшенные дубинки с глухим стуком откатились в сторону. Холодные квадратики сетки впечатались в обнаженные участки кожи. Я взвизгнула, вспомнив высоту крыши. - Пусти, идиот! Упадем! От ужаса я позабыла про все приемы единоборств на свете и только беспорядочно барахталась, пытаясь оттолкнуть его. Хибари этого не замечал. Нерешительное выражение лица сразу сгоняло с него всю ледяную ауру, заставляя выглядеть на свои годы. Близость его сильного тела была такой будоражащей, что думать о чем-то связном физически было невозможно. Знакомый до боли полынный запах вытеснил воздух из моей груди. Его губы были жесткими и горячими. Я уступила его силе, не осознавая, что делаю. Открыла рот, впуская его язык внутрь, отвечая на поцелуй. Опомнилась, отворачивая голову. Он уже почувствовал мою слабость и продолжал целовать меня – жадно, неудержимо, не давая перевести дыхание. Из последних сил я попыталась укусить его за язык, но Хибари успел отдернуть голову. Его глаза ярко блестели в лунном свете. - Нравится? – выдохнул он. Я открыла рот, чтоб ответить хоть что-нибудь, но он снова заткнул меня поцелуем. Просунул колено между ногами, с силой вдавливаясь в меня. Я невольно застонала ему в рот, дернувшись от яркого взрыва ощущений, которые принесло ощущение его там. И вдруг что-то произошло. Хибари больше не держал меня, но и его что-то не пускало. Он дергался снова и снова, но не мог сдвинуться с места. Я пригнулась и вывернулась из его объятий. Удивленно охнула. Его руки выше запястий были привязаны к ограждающей сетке плотно обмотанной вокруг них леской. Ее концы, похоже, удерживали заклиненные среди сетки кинжалы. Хибари было непросто даже шевелить руками без риска вскрыть себе запястья. Откуда они здесь взялись? Как можно было так быстро закрепить всю эту конструкцию? - Тс, тс. Все хорошо. Не надо это трогать. Появившийся из теней крыши юноша был ненамного старше нас, но явно не принадлежал к числу учеников. Такую внешность сложно было бы не заметить. Длинная золотистая челка полностью скрывала глаза, но в полумраке он явно ориентировался лучше меня, двигаясь грациозно и бесшумно. Он одарил меня широкой улыбкой, показав заостренные, неестественно белые зубы, и с издевкой поклонился. - Прекрасная погода, миледи Кошка. Жаль прерывать такую милую сцену, но сегодня я Принц. Я растерянно поднесла руку к голове. Пальцы ощутили мягкий мех уже забытых ушек. - Только посмей ее тронуть… - прорычал Кёя. Я с трудом узнала его голос, так он был искажен яростью и… страхом. - Спасибо за идею, - промурлыкал пришелец довольно. – Забавно… и очень кстати, что ты потерял из-за нее голову. Нравится быть слабым, Хибари Кёя? Хибари снова зарычал. Его усилия разорвать путы были абсолютно напрасными. Я видела, как вздулись от чудовищного напряжения жилы на его шее. Улыбка стала еще шире, хотя это казалось невозможным. Я вдруг заметила, что от его рук к Хибари тянется та самая опутывающая леска. Как кукловод и марионетка, отстраненно подумала я. Нож порхнул в его руку как по волшебству. Холодное лезвие легло на мою щеку. Проехалось, лаская, по шее ниже, к груди. Он повернул его режущей кромкой и радостно просиял глазами, когда я втянула воздух от внезапной боли. Теплая струйка крови скользнула по коже. Мне даже не нужно было притворяться до смерти испуганной. Предыдущие похитители по сравнению с этим человеком казались нелепыми и игрушечными. - Бельфегор. Я достану тебя с края света, - тихо и очень зловеще пообещал Хибари. Тот вздохнул. Цокнул языком, разочарованно отвернулся от меня, словно приняв какое-то решение. - Зная тебя, я вынужден отнестись к угрозе серьезно. Очень серьезно. Ты сам лишил себя превосходного зрелища, Хибари. Тот настороженно застыл – как паук в паутине, хотя это сравнение удивительно ему не шло. Но самоназванный принц не стал подходить близко. Аккуратно, лезвием, вытянул наружу висевшую на шее Хибари цепочку. Я даже не удивилась, увидев на ней мое кольцо. Движение запястьем – и цепочка порвалась. Бельфегор пару мгновений рассматривал кольцо. - Надо же. Я и не верил, что это оно, - наконец прошептал он. «Моя прелесть». Не зря считается, что смех изначально был реакцией на страх. Я чуть не подавилась, пытаясь сдержать нервное хихиканье, но зато мозг мгновенно прояснился. Происходящее было кошмаром. Проснуться можно было, лишь сыграв по его правилам. Бельфегор стоял ко мне спиной. Его внимание было всецело сосредоточено на Хибари. Вкрадчивый голос ласково змеился. - Помнишь нашу последнюю встречу? Хибари не снизошел до ответа, всем видом демонстрируя презрительное равнодушие в превосходной степени. Бельфегор фыркнул. Прокрутил нож меж пальцев. - Как хочешь. Обойдемся без прелюдии. Я не стала дожидаться перехода к действиям. Еще до того, как он договорил, мягким перекатом швырнула тело в сторону, подхватывая оброненную дубинку Хибари. Вскочила на ноги инерцией движения. Бельфегор отреагировал, успел развернуться на звук, так что удар пришелся выше виска, стал почти скользящим, сдирающим кожу. Второй оглушил его, заставив осесть на крышу. Изящная диадема покосилась, но держалась на потемневших от крови золотых волосах. Теперь он выглядел жалко… и не менее страшно, чем раньше. - Освободи меня! Быстро! - Без тебя не догадалась бы, - пробормотала я. Леска выглядела непостижимым образом запутанной вокруг ограждающей сетки. Сложно было поверить, что обычный нож мог двигаться по такой хитрой траектории. Видимый конец все еще был связан с Бельфегором, но даже без этого распутать ее было маловероятно. - Быстрей! Позади нас Бельфегор застонал. В неразборчивом бормотании было хорошо различимое обещание, от которого волосы вставали дыбом. Оброненный им нож! Я подсунула лезвие под леску и попыталась перепилить ее. Поддавалась она с трудом. В спешке я неосторожно дернула рукой, острие соскользнуло и впилось в кожу Хибари. Тот только раздраженно зашипел продолжать. Всплыло смутное воспоминание, что когда-то в детстве я хотела стать хирургом. У хирургов руки не дрожат… не дрожат, я сказала. Точностью ради быстроты все равно приходилось жертвовать, так что к моменту освобождения руки кровь из множества порезов галлюциногенными алыми пятнами расплылась по изрезанному белоснежному рукаву. Я оглянулась. Бельфегор практически пришел в себя. Стоя на четвереньках, он пытался подняться. Его еще пошатывало из стороны в сторону, но губы были раздвинуты в злобной, предвкушающей ухмылке. Если я потрачу столько же времени на вторую руку... - Расстегни рубашку. - Что? - Немедленно! – рявкнул Кёя. Он не смотрел на меня – развернувшись к Бельфегору всем телом, он был готов в любой момент сорваться в прыжок. Пуговица, еще одна... Четко очерченные ключицы. Трогательная ямочка между ними пульсировала равномерно, похоже, он прекрасно контролировал свой пульс. В отличие от меня. Под гладкой кожей угадывались сильные мышцы. При своей худощавости Кёя был отлично сложен. Тренированное, крепкое тело, ни грамма лишнего жира. Почему я отвлекаюсь на это? Последние пуговицы я чуть не вырвала с корнем. Рывком стянула с него рубашку. Она повисла на оставшемся связанным запястье. Напряженно скривившись, Хибари точным, расчетливым ударом выбил сустав большого пальца. От мерзкого хруста меня затошнило. Теперь косточка пальца не выступала за ширину запястья. Удерживая манжету свободной рукой, он почти без затруднений высвободил руку из рукава. Рубашка осталась висеть на ограде. Кёя с четкостью автомата развернулся к врагу. Тот уже был на ногах. Секунда колебания – и он развернулся и сбежал, теряясь в тенях. Хибари ринулся вслед, явно собираясь справиться с его высочеством одной рукой. Крыша опустела. Я осталась одна. __ Песня, на которую поставлен танец, - AKB48 'Heavy Rotation'. Пример сценических костюмов можно увидеть в одноименном клипе, хореография же, по сравнению с ним, допилена и усложнена. *саларимен - стереотипный японский офисный служащий, часто работающий в крупной корпорации (http://ru.wikipedia.org/wiki/Сарариман) *онсен - горячий источник, обязательный элемент фансервиса во многих аниме и мангах. Реборн не исключение. (http://ru.wikipedia.org/wiki/Онсэн)