Запечатление, как же ты не вовремя нагрянуло!

       Джаред… Я не видела его целую вечность. Он звонил мне один раз после того, как узнал, что я уехала. Правда, с тех пор как я уехала, больше трёх месяцев прошло. Я сначала не хотела отвечать на звонок, но потом на меня что-то нашло, и я решила ответить. – Алло, – промямлила я. – Привет, Ким! Ты как? – голос такой, как будто ничего не произошло. – А я не знал, что ты уехала! Прихожу в школу, а тебя нет. У меня из-за тебя уже целая куча двоек. Он решил пошутить. Но это неудачная шутка. – Знаешь что, Кэмерон! – вспылила я. – Я в Ла-Пуш возвращаться не собираюсь! Мне и тут хорошо! И мне на твои двойки глубоко начхать! – А ты где? – перебил меня Джаред. – Твои мама и папа сказали, ты в Канаде? Ты же не навсегда уехала? Когда вернёшься? – Я же сказала! Не вернусь! – крикнула я и схватилась за живот. – Чего ты кипятишься?! – Джаред тоже вышел из себя. – Я просто позвонил узнать, как у тебя дела. – У меня всё отлично! Я в Канаде! Мне тут хорошо! У меня здесь много друзей! И парень, который меня любит! – Рад за тебя! Я была довольна уже тем, что первая бросила трубку. Нет, я отключила кнопку вызова и швырнула телефон о стену. Корпус треснул. Ну и пусть. А ещё было такое чувство, будто у меня урчит в животе от голода. Но потом я поняла – не урчит, это ребёнок зашевелился. – Ну что? – заглянула в комнату бабушка. – Поругались? – Да. Она покачала головой. – Ким, может, он звонил помириться с тобой? Ты ему не сказала?.. – И не собиралась даже! – отрезала я. – Если на коленях приползёт, всё равно не прощу! Но это вряд ли. Я знаю Кэмерона с первого класса. Не пройдёт и месяца, как он вообще забудет о такой дурочке, как Ким Коннвеллер. Ему же совсем другие девушки нравятся. – Что ты за живот взялась? Болит? – насторожилась бабушка. – А, ничего. Он, кажется, зашевелился. Со словами: «Это ребёнок на голос отца реагирует», – бабушка ушла обратно на кухню. А я, как всегда, уселась на диван и принялась думать, делая вид, что читаю книгу. Никто в Ла-Пуш не знает, где я на самом деле. Так решили мои родители. Никто не знает, что я собираюсь родить ребёнка. Я даже не знаю, мальчик это или девочка. Мне всё равно. Я его не люблю. Я благополучно пережила эту весну и лето, если слово «благополучно» можно применить по отношению ко мне. Без бабушкиной поддержки и понимания я бы не продержалась так долго. Бабушка без лишних вопросов приютила у себя, помирила меня с родителями, отсоветовала делать аборт, сказала, что, во-первых, я потом обязательно пожалею об этом, а во-вторых, у меня впоследствии может не быть других детей. Она даже – о Боже! – разговаривала с моим животом. Я же этого живущего во мне ребёнка уже не любила, он напоминает мне о моей глупости. Нет, он не доставлял мне особых хлопот – у меня не было токсикоза, моё пониженное давление и не думало повышаться, не было ни отёков, ни остальных беременных «прелестей», мне не хотелось вдруг среди ночи отведать клубнички. Единственное, чего мне хотелось – спать. Я спала как сурок до обеда, после обеда и иногда во время обеда тоже. Всё равно мне делать особо нечего было, с таким-то животом... То есть этот «плод любви» не доставлял мне особых хлопот, пока не вздумал появиться на свет. И ещё… ненавидела я его до тех пор, пока он не родился. – Что-то у меня живот болит, – пожаловалась я однажды в сентябре своей бабушке. – Так я тебе пять дней назад говорила, что у тебя живот опустился – значит, вот-вот родишь, – ответила бабушка. – Ба, отвези меня в больницу, – взмолилась я, – ну пожалуйста! Пусть меня разрежут и достанут из меня ребёнка. Я боюсь. Рожать больно. Я не справлюсь. Я умру! – Не ной, Ким! – прикрикнула на меня бабушка. – Ни в какую больницу я тебя не отвезу. Будешь рожать как все! Дома! В бабушкиной резервации все женщины издавна рожали дома, звали каких-то повивальных баб, устраивали какие-то церемонии и обряды. Как будто тут не слыхали, что двадцать первый век давно наступил и можно просто заснуть, а потом проснуться – и вот, пожалуйста, готовый ребёнок, и мучиться не надо. Только бабушка считала всё это ерундой, говорила, что я так пропущу важнейшую часть материнства. Бред. Мне это материнство даром не нужно. Проходя мимо шкафа-купе с огромным, во всю стену зеркалом, я не смогла не взглянуть на себя. Если смотреть спереди, почти и не заметно, что у меня ужасный беременный живот – вполне стройная девушка. Правда, синяки под глазами никто не отменял. А стоит повернуться боком – и этот уродливый живот выпячивается на целый километр вперёд. Я уже раз сто пожалела о том, что послушала бабушку и не сделала аборт. Мне не нужно это живое напоминание о Джареде. Я бы сейчас училась в выпускном классе, потом поступила бы в колледж, нашла бы себе новых друзей, в меня бы влюбился нормальный парень и я была бы с ним счастлива. А теперь что? Воспитывать всю жизнь этого никому не нужного ребёнка?! Да этот Джаред, чёрт его подери, мне всю жизнь испортил! – Как же я тебя ненавижу! – по своему обыкновению произнесла я и топнула ногой. Тут внизу живота так потянуло, что я от боли, чтобы не закричать, прокусила до крови нижнюю губу и схватилась за край стола. В этот момент в комнату вошла бабушка и протянула мне чашку чаю. – Я не хочу пить, – простонала я. – Это травяной чай, он поможет тебе расслабиться. – Бабушка всунула чашку мне в руки. Я вздохнула и принялась пить. Чай был вкусным, и я решила выпить его весь – а вдруг и правда полегчает? – Раньше индейские женщины рожали без криков и стонов, – выговаривала мне бабушка, пока я пила. – А в те времена, когда наши племена вели кочевой образ жизни, женщина просто останавливала коня, слазила на землю, рожала, заворачивала ребёнка в ткань, садилась на коня обратно и догоняла своих сородичей. Бывало, что никто не успевал заметить её отсутствия. Я скривилась. – Ба, ну когда это было! – возразила я. Бабушка ничего не ответила, только головой покачала. Мне по жизни не везёт. И пусть статистика утверждает, что смертность матерей при родах в высокоразвитых странах составляет примерно десять человек на сто тысяч. Со своим невезением именно я буду одной из десяти. Только я как идиотка могла любить одного придурка с первого по десятый класс. Только я могла от него забеременеть по пьяни. А этот никому не нужный ребёнок родится с каким-нибудь отклонением. Вот рожу и сдам этого уродца в детдом, там ему самое место. Короче, каждый сходит с ума как может. Я сходила с ума именно так. Новый приступ боли заставил меня застонать. – Кими, я сделаю тебе тёплую ванну, – сказала бабушка. Я застонала ещё громче. Мне всё равно. Пусть делает, что хочет, лишь бы мне не было больно! Не видела этого Кэмерона целых девять месяцев, но из-за него до сих пор одни проблемы! Он мне до сих пор делает больно! Я только перевела дыхание, как всё началось снова. Меня будто живьём режут! – Джаред! Сволочь! – шипела я, извиваясь от боли. – Будь ты прок... А-а-а-а-а! Бабушка позвала меня. Помогла дойти, раздеться и влезть в ванну. Действительно, тёплая вода с каким-то приятным цветочным ароматом постепенно помогла мне расслабиться. Не могу смотреть на мой ужасный живот. Я закрыла глаза. Тянет в пояснице, приступы боли накатывают волной, но терпеть можно. Я представила шумно накатывающие на берег волны в Ла-Пуш. Вспомнила себя маленькую, бегающую от волн по пляжу. Тогда мы гуляли с мамой и папой, был такой редкий для нашей местности солнечный день. А у этого ребёнка не будет папы. Только мама, которая не любит его. Мне захотелось плакать от жалости к самой себе и к этому несчастному ребёнку. Я так заревела, что меня затрясло. – Кими, не сдвигай ноги! Вдохни глубоко и задержи дыхание! Давай тужься! Бабушка сидит рядом и командует. Но мне всё равно. Меня этот ребёнок распирает изнутри. Да там не ребёнок, а настоящий дракон, он вот-вот порвёт меня в клочья! Я с силой схватилась за края ванны и попыталась вытолкнуть его из себя. Но это было так трудно – легче, кажется, чугунную ванну согнуть! И с первой попытки у меня не получилось. Не получилось и со второй. И с третьей... Я вдыхала и задерживала дыхание ещё и ещё, и рычала, пытаясь тужиться. Я отупела от боли и уже вообще ничего не соображала. Вот бы сейчас умереть – не жалко… Но вдруг бабушка достала из воды маленькое сморщенное существо с красными тонкими ручками и согнутыми ножками. Мои глаза расширились от удивления – это что, мой ребёнок? – Мальчик! – радостно сообщила мне бабушка. – Умничка, Кими! Я промычала что-то в ответ, всё ещё не в состоянии успокоиться. Младенец закричал, завозил крохотными конечностями. – Ба, что с ним? – простонала я, ожидая услышать страшный диагноз. – Здоровый ребёнок, – ответила бабушка. – Хочешь подержать? Несмотря на моё «нет», она вручила мне закутанного в пелёнку малыша и что-то сделала с пуповиной. У меня задрожали руки, и я обрадовалась, когда бабушка унесла хныкающего ребёнка. Через какое-то время она вернулась и, пребольно надавливая мне на низ живота, помогла «родить» плаценту. Вода вокруг меня окрасилась в красный. Я замёрзла и ужасно устала. У меня не было сил даже думать. С бабушкиной помощью я кое-как вылезла, завернулась в халат и, держась за стены, чтобы не упасть, доползла до своей комнаты и рухнула на постель. Странно, что я до сих пор жива. Была уверена, что не переживу. Но как будто на этом мои мучения окончились!.. – Кими! Ты не спишь? – бодрый бабушкин голос. – Покорми нас! Мы хотим кушать! Как сквозь пелену я слышала не только бабушкин голос, но и детский крик. Я застонала, пытаясь перевернуться на бок – всё тело неимоверно болело, будто меня переехали трактором. Бабушка подложила ко мне под одеяло ребёнка, одетого в смешные синие штанишки с Микки Маусами и такую же кофточку. Сонными глазами я вгляделась в его маленькое личико. Он показался мне красивым. – Что мне с ним делать? – спросила я. – Первое дело – приложить плачущего малыша к груди, – заявила она. Бабушка быстро научила меня кормить, одевать, купать, укачивать ребёнка, чистить ему уши и стричь ногти. Я так боялась! Он такой хрупкий и беспомощный, вдруг я что-то сделаю не так и ему будет больно? Странно. Ещё пару часов назад я жалела о его существовании. А уже к вечеру, бормоча себе под нос какую-то колыбельную и прислушиваясь к дыханию спящего малыша, я поймала себя на мысли о том, что размышляю, какое же имя ему подойдёт. – Ну и как тебя зовут, малыш? – спрашивала у него я, как будто надеясь на то, что он даст ответ. Я всегда была наивной. Ответ на свой вопрос нашла этой же ночью, когда проснулась от громкого крика. Подскочила как ужаленная змеёй, не понимая спросонья, кто кричит, где я и кто я. Так громко кричать может только мой ребёнок. Я осторожно взяла его на руки, поменяла ему подгузник, без конца причитая что-то вроде: «Какой ты у меня хороший» да «Какой ты у меня красивый». Приложила его к груди и практически не дышала, наблюдая за тем, как он ест. Подумать только, я сама его кормлю! У меня даже молоко есть!.. Фантастика. Когда малыш уснул, я не удержалась и положила его в свою кровать. – Всё. Ты будешь спать со мной, а не в этой дурацкой детской кроватке. Чтобы тебе не было без меня страшно и чтобы ты без меня не замёрз, Джимми. Это имя сказалось само собой, но оно мне понравилось. «Джимми», – повторяла я снова и снова, целуя уже заснувшего малыша в макушку. Он так вкусно пахнет, мой малыш. Я не успела оглянуться, как прошёл год, а за ним и два, и три. И целых шесть лет. Мы так и жили у бабушки. В школу я не вернулась. Когда Джимми немного подрос, я закончила парикмахерские курсы и устроилась на работу, обзавелась постоянными клиентами, даже купила подержанный шевроле и научилась водить. Завели собаку – сенбернара по кличке Тэрри. Когда у меня был выходной, мы отправлялись с Джимми и Тэрри в парк на целый день. Брали корзинку с едой и устраивали пикник. Мальчик и пёс могли играть друг с другом целыми днями. И я с ними тоже. Раньше я ненавидела спорт, а моим самым нелюбимым уроком была физкультура. Но сейчас, в свои двадцать два, с удовольствием гоняла с Джимми и его друзьями в футбол. И в баскетбол тоже. У меня даже получалось забросить непослушный мяч в сетку. Джимми сам учил меня, он очень спортивный. Хоть ему в сентябре исполнится только шесть, он выглядит так, будто ему все восемь. Мне кажется, это потому, что я кормила его грудью целых два с половиной года и по совету бабушки стала давать прикорм только когда малышу исполнилось шесть месяцев. Да он у меня и не болел особо, так, коленку поцарапает, шишку на лбу набьёт, мальчик ведь. Этим летом Джимми научился читать по складам. Я научила его также выводить в тетради каракули. Он старается, но пишет пока только печатными буквами. А когда пишет, всегда высовывает кончик языка наружу. И всегда просит, чтобы я проверила и поставила ему заслуженную оценку. Но я не умею заслуженную. Обычно я ставлю под его каракульками пятёрку, а Джимми хмурится и говорит, что я завышаю ему баллы из-за того, что он мой любимый сын. Тогда я не сдерживаюсь, нападаю на него, сжимаю в объятиях, и мы катаемся с ним в обнимку по полу. И всегда к нам присоединяется Тэрри. А бабушка, глядя на нашу шумную возню, только улыбается и качает головой. А ещё Джимми очень заботливый. Вот я однажды поскользнулась на мокрой траве, играя с сыном в бадминтон, и потянула мышцу. Ну это же Ким Коннвеллер! Вечно она попадает в нелепые ситуации! Джимми подбежал ко мне и стал массировать ногу. Конечно, легче мне от этого физически не стало, но слёзы радости переполнили моё сердце, и я разрыдалась. – Джимми, прости меня, – пробормотала я. – За что, мам? – удивился он. Я только засмеялась сквозь слёзы и поцеловала его в щечку. Джимми так снисходительно на меня посмотрел в ответ. Нет, это не я взрослая, это он взрослый, мой сын. Он не спрашивает, почему у него нет папы, как у его друзей. Я знаю, бабушка говорила ему, что папа живёт очень далеко от нас, а когда приедет, она не знает. А я мало изменилась внешне, только повзрослела немного. Ну, разве что грудь стала больше, наверное, потому что долго кормила. Так что теперь у меня идеальные модельные параметры. Только вот, несмотря на эти идеальные параметры, с личной жизнью у меня никак не складывалось. Не нашла я такого человека, которого смогла бы полюбить всем сердцем. Да я и не искала особо. А отношения на одну ночь меня не устраивали. Мне кажется, я уже никого не смогу полюбить так сильно, как когда-то любила Джареда. Да и меня никто не любил. Никто, кроме сына. А я любила его до безумия. Моё сердце окончательно и бесповоротно принадлежит одному мужчине в мире – моему сыну. Джимми совсем не похож на меня внешне. Обидно, конечно, ведь это только мой ребёнок, а от меня, получается, ему совсем ничего не досталось. Джимми похож на своего отца. Но я не ищу черты Джареда в этом детском лице. Я люблю в Джимми не Джареда, а его самого. Джимми точь-в-точь выглядит сейчас так, как выглядел Джаред в первом классе. Сердце уже не болит и не замирает в груди при мысли о тебе, Кэмерон. И плакать не хочется. А так и должно быть. Почти шесть лет прошло... А Джимми как будто вчера родился... Мне нравилась наша жизнь, вернее, я не хотела задумываться о другой. Не хотела больше мечтать понапрасну. Мои родители навещали нас на Рождество, на день рождения Джимми и мой. Они редко говорили о наших общих знакомых, о Джареде, например. Мне было только известно, что он до сих пор не женился, значит, ему рано ещё. За двадцать три года он, значит, ещё не нагулялся. А я от него ничего другого и не ждала. О возвращении же в Ла-Пуш не могло быть и речи. Наш с Джимми дом здесь, в Неваде, у бабушки. Так я думала, пока в один ничем особо не примечательный августовский день нам не позвонили из Ла-Пуш и не сказали, что мой отец погиб в аварии, а мама после смерти отца в состоянии полной прострации. В общем, дело такое, что мне нужно возвращаться туда, куда я возвращаться не собиралась. – Джимми, как же я без тебя? – загрустила я. Сын поднял на меня свои не по-детски умные глазёнки и твёрдо сказал: – Мам, я поеду с тобой. Я тебя одну не отпущу. А то ещё потеряешься без меня. Я бросилась его обнимать. Джимми вырывался. – А Тэрри? – всхлипнула я. – Он заскучает без нас. – Мы и Тэрри возьмём с собой. Не переживай. Я сам буду за ним ухаживать. Я зарылась лицом в его густые волосы. Прижала к себе. Джимми больше не пытался вырваться, он терпеливо ждал, пока мне не надоест обнимать его. Слёзы душили меня. Он у меня такой взрослый и рассудительный. В кого он такой уродился? Ни папа, ни мама у него совсем не такие.