Genshin Impact (сборник драбблов ОЖП)

      Как и большинство сумерских девушек, привычных к мысли о будущем замужестве с парнем, которого тебе выбрать не дано, я с замиранием сердца ожидала день своего совершеннолетия. Когда я была еще совсем ребенком, все это представлялось настолько далекой и туманной перспективой, что неизбежно обросло мхом детских грез о великой любви — она наполнит все мое существо при одном лишь взгляде на своего суженого. Но годы шли, наивные мечтания сменялись мрачными картинами семейной жизни, и к ней я совершенно не чувствовала себя готовой с кем бы то ни было — особенно с тем, кого я не люблю.       — Ты была обещана ему с рождения, — строго объявил отец в то самое утро, и от неожиданности известия что-то внутри меня вспыхнуло отчаянной яростью:       — «Обещана»? Как вещь? Как вообще можно обещать кому-то целого человека?!       Голос надломился о металлический, суровый взгляд мужчины. Ухватив за предплечье, он дернул меня на себя, впиваясь пальцами в кожу до боли.       — Не смей. Пререкаться. С отцом!       Обещана я была генералу махаматре, о существовании которого знала не только понаслышке, но даже видела его воочию. Ровесницы окидывали меня завистливыми взглядами: любая из них отдала бы все, чтобы оказаться на моем месте. Получить в мужья Сайно — невероятное везение, учитывая, что многим доставались мужчины в чинах гораздо более скромных, и даже красотой похвастать могли едва ли.       Наверное, они бы возненавидели меня еще сильнее, если бы знали, что я не желаю посвятить всю свою жизнь генералу. Выплакав накануне свадьбы всю боль от предстоящего союза, во время церемонии я казалась безжизненной куклой, марионеткой, что тянула улыбку исключительно благодаря властным родителям, дергающим за ниточки. Искреннее счастье на лицах гостей выглядело для меня настоящим плевком прямо в душу — каждый, каждый из присутствующих знает, что я того же не испытываю, и все равно смеет улыбаться мне в лицо.       Единственная мысль служила успокоением с первого дня нашей совместной жизни — Сайно будет пропадать по работе сутки напролет. Так и вышло. Времени вместе мы проводили категорически мало, хотя роль прилежной жены выполнять все же приходилось. Я лишь была благодарна ему за чуткое отношение к своему телу, да и чувствам тоже — он знал, что я не люблю его, и вряд ли он сам любил меня в ответ, но испытывал он ко мне определенно больше, чем следовало бы в нашем положении. Я изо всех сил старалась обрубать на корню зарождающееся в груди чувство вины перед ним: ни он, ни я не виноваты в том, что дурацкие правила предписывают быть вместе людям, которые на самом деле никогда не хотели иметь друг с другом ничего общего.       Месяцы летели, окружающие все пристальнее приглядывались к моему животу, однако всем и каждому в Сумеру было известно: детей без любви не бывает. Всеобщие перешептывания становились громче и наглее, и вот уже целый год спустя, когда «молодоженам» впору иметь первенца, я — все еще пустоцвет. А значит, любви во мне так и не появилось.       Простодушная мать твердила: не все сразу, просто нужно подождать еще немного, ведь некоторым женщинам для этого требуются многие годы. Хмурый отец повторял: я просто проклята Архонтом за неподчинение и нежелание исполнять свой священный долг. Выслушивая их речи изо дня в день, я никак не могла решить, что из этого звучит хуже, и даже не заметила, как Сайно — причина моих страданий — вдруг стал моим же утешением.       — Тебе не обязательно любить меня, — хладнокровно произнес он и тут же добавил: — просто знай, что я буду для тебя поддержкой и опорой, что бы ни случилось.       Он редко покидал родную пустыню, а я скучала по сумерским лесам, в которых выросла. В лесу Авидья бывало опасно — Тигнари предостерегал, чтобы никто не разгуливал по нему в одиночку, — так что Сайно, воспользовавшись выходным, решил порадовать меня совместной прогулкой среди деревьев и лиан.       — Я знаю, — кивнула я.       Он почти всегда молчал, а потому слышать подобные откровения от него было непривычно. Лесная прохлада, утешительно опустившись на плечи, наконец позволила вдохнуть полной грудью. Раскаленный пустынный песок обращал мои переживания в нескончаемую печаль, но здесь, в тени раскидистых ветвей адхигамы, я смотрела на спокойный профиль Сайно и думала: а все ли так плохо в моей жизни? В конце концов, я никогда не хотела ни семью, ни детей, и Сайно в значительной степени позволял мне оставаться свободной. Я жалела только о том, что он как никто другой заслужил быть с любимой девушкой, а ему досталась та, что не способна дать в ответ на его сострадание ровным счетом ничего.       — Ты никогда не думал, что у тебя могла быть жена получше? — аккуратно спросила я — наконец-то решилась, раз уж он сегодня удостоил меня своим доверием.       Где-то вдали громко рыкнул ришболанд — должно быть, не поделил что-нибудь с сородичами. Его голос разнесся эхом, ударяясь о стволы, и рассыпался в лесной тишине.       — Нет, — отрезал Сайно, — ты была обещана мне, и я так же, как и ты, не мог ничего с этим сделать. То, что у нас не было выбора, не делает нас плохими людьми.       Мелкие частички влажного воздуха оседали росой на волосах. Я уже успела позабыть это ощущение — теперь мои дни сопровождались сухими песчаными бурями, за которыми я наблюдала из окна, потому что выходить наружу при такой погоде было слишком опасно для жизни. Да и не хотелось, впрочем.       — Я… имела в виду… — мысли заворошились в голове в судорожной попытке собраться во что-то вразумительное. Я совершенно не хотела сказать, что кто-то из нас — плохой человек. Почему он истолковал мои слова подобным образом? — Я имела в виду, жена, которую ты любишь.       Темно-рыжие глаза уткнулись в мои взглядом, полным сожаления. Первым порывом было увести, спрятать свой собственный, но я выдержала — лишь потому, что этот взгляд мне знаком. Я видела его столько раз, что и не сосчитать теперь: в металлических столовых приборах, в водной глади озер и рек, в зеркале… Везде, где я могла разглядеть саму себя.       — Уже поздно, — тихо отозвался он, — нам пора возвращаться, пока не стемнело.       Я разочарованно пронаблюдала, как он поворачивает обратно к лагерю лесных стражей, где нас ждал запряженный як. Видимо, я поторопилась с выводами: Сайно не был готов открыться. Отчего-то это осознание больно полоснуло меня. Чувствуя, как в горле разрастается неприятный комок, я двинулась следом.       Ноги, уже привыкшие к дюнам и барханам, скользили по вымокшей от влажности траве, и сейчас, когда Сайно больше не придерживал меня под руку, совладать со своим телом стало в особенности тяжело. Восходящая в груди тоска не позволила поравняться с ним — я плелась позади, укрывая поникшую голову от ненужных взглядов и расспросов. И вот тогда, в этот самый момент воля случая поспешила пнуть меня как следует: взвизгнув, я полетела на землю, хватаясь за плечи мгновенно обернувшегося на мой крик Сайно.       Приземление вышло мягким, только кожу на колене оцарапала какая-то острая палка. Я почти клюнула носом в смуглую шею, но в последний момент удержала голову и испуганно посмотрела на парня. Он лежал подо мной, сбитый с толку и обеспокоенный.       — Поскользнулась, — шепотом пояснила я и вдруг разразилась громким, грудным смехом.       Ладони Сайно мягко огладили мои бока. Озабоченное выражение лица сменилось легкой полуулыбкой — редкое зрелище. Порой я винила себя в том, что он так мало улыбается, однако, оказалось, есть люди, которые его улыбки не видели ни разу в жизни. А теперь — вот она, на этих самых губах, и теплое чувство вдруг расцвело в груди бархатным бутоном.       — Тебе и правда нужны опора и поддержка, — мягкий, ласковый тон заструился из его уст — прежде я не слышала его голос таким.       Смех внезапно прервался, словно напоролся на что-то незримое. Я знаю: Сайно пытался пошутить, чтобы разрядить обстановку, но для меня эти слова прозвучали чересчур серьезно. Мы лежали на мокрой земле посреди леса, и смутное чувство, будто мы делаем что-то неправильное, запрещенное, вдруг переполнило меня. Разумеется, совершенно ничего неправильного не было в том, что муж и жена смеются, обнимаются и прижимаются друг к другу так тесно, как никому больше не дозволено — и все равно внутри что-то мечется, порхает, отчаянно размахивает мелкими крылышками.       Сайно опустил взгляд на мои приоткрытые губы. Что-то определенно нашло на меня, когда я наклонилась ниже, и он подался вперед, встречая меня поцелуем. Мы целовались будто впервые, хотя в действительности в нашей жизни поцелуев уже было множество, холодных и сухих, не похожих на поцелуи вовсе. И, кажется, впервые мы делали это вдали от чужих глаз, оценивающих, достаточно ли убедительно мы любим друг друга. Ни для кого не нужно было демонстрировать, что наш брак — истинное благословение свыше, потому что родители не ошибаются, обещая свою дочь чьему-то сыну. Никого, кроме мелких насекомых, притаившихся в кустах лесных животных и монстров в глубине джунглей, вокруг нас не было — и всей лесной живности абсолютно наплевать, что мы делаем и почему. Так почему мы целуем друг друга?       Он оторвался от меня, что-то до сих пор не знакомое промелькнуло в его рыжем взгляде.       — Не ушиблась? — неожиданно спросил он, и я машинально ответила:       — Нет.       Он прильнул ко мне снова, целуя еще слаще, еще нежнее, и даже саднящая боль в проклятом колене куда-то улетучилась.