Genshin Impact (сборник драбблов ОЖП)

      Я поглубже закуталась в пальто, пробираясь через насыпь белоснежных сугробов. Вчерашняя погода на Хребте подвела, так что от визита сюда пришлось отказаться, зато сегодня воздух ощущается на удивление приятно: мороз почти не щиплет щеки, ветра нет. Только ноги проваливаются под снег — не угодить бы куда-нибудь в яму.       Миновав статую Архонта, я двинулась дальше по тропе, и сердце отчего-то полнилось предвкушением. Руки непроизвольно крепче сжали небольшой сверток. Я чувствовала себя так, словно выполняла какое-то уж очень важное задание, хотя миссии никакой не было — только мое личное желание. Лагерь уже показался в поле зрения. Я опустила голову, пряча улыбку, и свернула за угол.       — Ты пришла, — отозвался Альбедо. — Здравствуй.       Я подняла на него взгляд: он сидел на невысоком ящике, а на коленях у него ворошился маленький шерстяной комок. При виде такой картины я просияла.       — Вот, держи, — я опустилась рядом и выудила из свертка стеклянный бутылек с густой массой внутри, — это молоко с маслом и желтками… Как ты просил.        Он кивнул и тут же зацепился взглядом за остальное содержимое. Брови вопросительно приподнялись.       — Это… это я взяла в «Хорошем охотнике», — я протянула ему блинчики с начинкой из валяшек, заботливо упакованные Сарой, — захотелось сделать для тебя что-нибудь… в благодарность.       Пару недель назад я прибежала к нему, дрожащая от слез и испуга — на заснеженную тропу по какой-то трагической случайности забрел крошечный, едва разлепивший глаза котенок. Маленькое существо еще не научилось разбираться, где безопасно, а куда лучше не соваться: монстры изрядно его потрепали, прежде чем я сумела от них отбиться… Когда котенок оказался в руках Альбедо, он еле дышал. Я и сама задыхалась, умоляя алхимика сделать хоть что-нибудь: тот напряженно хмурился, разглядывая пушистое тельце. Он предупредил с самого начала — шансов на выживание почти нет. И только мои отчаянные просьбы убедили парня хотя бы попробовать.       Животные мало интересовали его в научном смысле, однако он все же потратил время на то, чтобы выходить детеныша. Было непривычно наблюдать, как вместо книг и колбочек в его ладонях пищит что-то мягкое и живое. Глаза Альбедо искрились недоумением — порой он никак не мог сообразить, почему котенок так истошно мяучит: он пытался кормить его еще чаще, и тот лишь отворачивал мордочку от пипетки; пытался кутать его в теплую ткань — и котенок с ловкостью выпутывался. Перепробовав кучу разных методов, Альбедо в конце концов пришел к выводу, что причины нет — котята просто мяукают, потому что такова их природа.       — Как он? Не мерзнет здесь? — поинтересовалась я, почесав полосатого между ушами.       — Жить будет, — ответил Альбедо, — Не думаю, что ему холодно… Я заметил, что он поджимает лапы под себя, чтобы греть. А шерсть кажется надежным предохранителем от переохлаждения, так что…       Он вдруг запнулся.       — Ты спросила это не всерьез, правда?       Я закусила нижнюю губу, стараясь не рассмеяться. Его растерянное лицо — редкое, и потому прекрасное зрелище. Он мог рассказать все о химических реакциях и ступенях трансмутации, но зачастую обыкновенные, совершенно невинные шутки приводили его в полнейший ступор. Уголки его губ чуть дрогнули. Обижаться Альбедо тоже вовсе не умел — и не понимал проявления прочих непродуктивных эмоций в других людях.       — Он… никак не хочет от меня отходить, — заявил он с долей обреченности в голосе.       Котенок свернулся клубочком и мирно посапывал, все его существо демонстрировало, как ему удобно и уютно. Альбедо попал в типичную ловушку всех людей: когда кот уснул на тебе, ты обречен сидеть неподвижно часами, лишь бы не потревожить чуткий кошачий сон.       — Он к тебе привязался, — объяснила я, — ты ухаживаешь за ним и кормишь. Ты всегда рядом. Он думает, что ты его мамочка, — я хихикнула.       — Так вот, как это работает, — он задумчиво потер подбородок, — и с людьми так же?       Его абсолютно искренний взгляд не позволял допустить даже мысль о том, что он несерьезен. Я осеклась. Вопрос застал меня врасплох.       — Ну… нет, с людьми сложнее, — я покачала головой. — Люди привязываются по другим причинам. Чаще всего кормить их совсем не обязательно.       Альбедо глухо рассмеялся, опустив взгляд на свои колени. Его длинные пальцы зарылись под короткую шерстку. Котенок вытянулся, прогибаясь в спине и сладко зевая.       — Ты… ты спросил это не всерьез, да? — я улыбнулась, чувствуя, как в груди теплеет. Альбедо, пусть и испытывал сложности в общении, очень быстро подхватывал чужие привычки и манеры, и это выглядело поистине очаровательно.       — Просто хотел послушать, что ты ответишь. Наблюдать за твоей реакцией забавно, — признался он.       Я зарделась. Вот уж не думала, что он решит поставить надо мной психологический эксперимент — кажется, совсем не его сфера деятельности.       Мы провели несколько минут в полном молчании. Я смотрела перед собой, вглядываясь в безоблачное небо. Тишина совсем не давила, напротив: молчать с Альбедо было всегда комфортно. Он не имел привычки подбирать слова просто для того, чтобы сказать хоть что-то; он не видел смысла в пустой болтовне и говорил исключительно по делу. Когда сказать было важно, а не сказать — невозможно.       — Я недавно решил попробовать кое-что, — он достал с полки позади небольшой лист бумаги, свернутый в трубочку. Развернул. — Обычно я рисую с натуры, но…       Я тихо ахнула. С рисунка на меня смотрело собственное лицо. Я не позировала Альбедо, хотя, наблюдая за тем, как он выводит аккуратные штрихи, не могла избавиться от желания, чтобы однажды из-под его руки вышел мой портрет. Я так и не решилась попросить об этом — держу пари, он не отказал бы, просто я всегда считала, что лучшие работы выходят у художников по вдохновению, а не чьей-то просьбе. И то, что он захотел нарисовать меня по памяти, было неожиданно и отозвалось в душе трепетом.       Самолюбие грело осознание, что он видел меня в воспоминаниях в мельчайших подробностях — иначе он бы попросту не вспомнил о маленькой морщинке в уголке правого глаза, которая проявляется, когда я улыбаюсь, и о еле заметной родинке над левой бровью. К тому же… у меня не было с собой зеркала, чтобы сравнить, но на портрете я выглядела гораздо красивее, чем обыкновенно казалась самой себе. Румянец пробрался от щек к самым ушам. Неужели Альбедо и правда видит меня вот так?       — Я много думал о том, что… — он потер лоб: слова давались ему явно тяжелее, чем обычно. — Мне тебя не хватает, когда ты не здесь? Мне хочется видеть тебя чаще, а когда ты снова возвращаешься в Монд, я постоянно о тебе думаю.       Он прекрасно знал, как называется это чувство — тоска. Он объяснял его лишь потому, что не всегда был уверен — испытывают ли то же самое другие? Во многом — он не единожды признавался — ему помогали разговоры с людьми и чтение книг, и все же для него было принципиально, чтобы он не ошибся в описании, чтобы я его поняла ровно так, как и нужно.       Горло стиснуло волнением. Я сглотнула, подсаживаясь к парню ближе.       — А когда я здесь, то что?       Лазурные глаза блуждали по моему лицу. Наверное, Альбедо часто меня так разглядывал, раз уж ему удалось запомнить мои черты до самой ничтожной детали, а я этого и не замечала. Это был интерес художника, не ученого — хотя он не раз говорил, что рисование для него всего лишь способ сбросить напряжение и очистить голову от ненужных мыслей, все же я была убеждена: в искусстве существовало нечто незримое, что задевало его человеческое.       — Когда ты здесь, я хочу, чтобы все так и оставалось. Мне нравится, когда ты просто наблюдаешь за мной издалека. Даже когда я занят исследованиями и мы не контактируем, мне приятно знать, что ты где-то рядом.       Его голос не срывался, в нем не было смущения — Альбедо не знал, что симпатия может смущать. Почему она должна? Я тоже не могла ответить на этот вопрос, однако пальцы у меня дрожали — и это было оно, я просто была не в силах ему противостоять, как живой, чувствующий человек.       — Я знаю, что мои эмоции, скорее всего, отличаются от тех, что испытывают другие, — он усмехнулся, изучая мое выражение — очевидно, пытался угадать, что происходит в моей душе, — и я не всегда способен объяснить, что чувствую, как и почему.       — Так у всех, Альбедо, — я придвинулась к нему вплотную, а он не сопротивлялся — лишь молча следил, как я прячу раскрасневшееся лицо на его плече. — Другие тоже не всегда могут это объяснить. К тому же… чувствам не нужны причины. Иногда они просто появляются. Как привязанность.             Проснувшийся котенок поднялся на все четыре лапы, выгнул спину дугой, мяукнул. Альбедо протянул к нему ладонь, и он ласково ткнулся в нее носом. Мы оба не смогли сдержать улыбок.       — Ты думаешь, что я к тебе привязался? — вновь заговорил он, когда котенок, потоптавшись на его бедрах, наконец нашел удобное место, чтобы усесться.       — Я думаю, что мы испытываем похожие чувства, — с трудом выговорила я — даже отвести взгляд не помогло. — И я бы сказала, что я привязалась к тебе.       Он вдруг повернулся ко мне, почти касаясь кончиком носа моей щеки. Я вспыхнула еще сильнее — казалось, теперь горело все лицо до самых корней волос.       — Как ты отреагируешь, если я поцелую тебя? — спокойным тоном спросил он. Усилием воли я заставила себя не зажмуриться и не вскочить с места. Дыхание перехватило от одной только мысли о том, что он прикоснется ко мне губами. Как это будет ощущаться для него? Будет ли ему хотя бы немного приятно или он останется равнодушен? А может быть, ему понравится? Может ли его привязанность перерасти в настоящую симпатию? Неразрешенные вопросы хаотично мешались в голове, будоражили сознание, путали. Быть предельно откровенной — единственное, что получилось выбрать из мутной каши неопределенных реакций.       — Я буду не против.       Альбедо наклонился ниже, неуверенно прижался к губам, задержался на мгновение. Он не стал закрывать глаза — может быть, не знал, что так делают, а может, просто не хотел ничего упустить. Я шумно выдохнула, отвечая на поцелуй. Мы почти не размыкали губ, будто пробуя друг друга на вкус, исследуя, прощупывая, как далеко можно зайти. Подгоняемая невинным возбуждением, я притянула его к себе за шею, и он вторил моим движениям: его ладонь легла на мое плечо, чуть сжала, кончики пальцев осторожно перебрались на обнаженную кожу. По затылку пробежали мурашки от прохлады и наслаждения. Если бы Альбедо сейчас мог говорить, он бы наверняка объяснил все химические реакции, которые происходили в моем теле в эту секунду; впрочем, меня гораздо больше интересовало, происходит ли внутри него нечто, хотя бы отдаленно напоминающее то же самое.       Спустя долгие томительные минуты я отстранилась от него — Альбедо порывался продолжить, но для меня это было чересчур. Сердце и без того колотилось как сумасшедшее, подскакивая к глотке и лишая способности нормально, глубоко дышать.       — Это… необычно, — шепнул он, когда в конце концов понял, что меня слишком сильно захватили эмоции. — И приятно. Я бы хотел сделать это снова.       Воздух наполнился сладким запахом валяшек. Альбедо с радостью уплетал сладкие блинчики, а котенок, принюхавшись, задрал голову: аппетит у крошки растет не по дням, а по часам. Правда, Альбедо в вопросах его диеты был непреклонен: опытным путем выяснилось, что обычное молоко, которое продает Бланш, ему не подходит, а масло с яйцами делают смесь жирнее и питательнее. И большие жалобные глаза на парня не действовали.       — Приходи ко мне почаще, — сказал он мне на прощание, держа за руку. — Я знаю, что у тебя в Гильдии есть дела, но… Я буду рад в любое время.       Я обещала постараться и, обнимая его, вдруг подумала о том, что, может, порой люди привязываются друг к другу и из-за вкусных блинчиков.       А может, блинчики просто становятся еще вкуснее.