Genshin Impact (сборник драбблов ОЖП)

      — Убери руки! Тронешь меня еще раз — и я буду кричать!       Я прижимала ладони к горящей щеке. Неконтролируемые слезы беспорядочно стекали по пальцам, в глазах темнело от боли. Еще секунда — и он вновь тянется ко мне, злобно рыча, зарывается в мои волосы, дергает до хруста в шейных позвонках. С губ непроизвольно слетает судорожный всхлип. Вопреки угрозам, кричать не получается. Мне страшно, больно и мучительно обидно.       — Повтори еще раз, шлюха. Что ты сказала?!       Я изо всех сил игнорирую этот голос и унизительные слова, зажмурившись до ярких пятен перед глазами. Я не любила его. Никогда. Все, что мне мерещилось прежде, было всего лишь слепым наваждением, ответом на нездоровый контроль, который я доверчиво принимала за заботу. Теперь же я испытывала лишь отвращение. Раньше это чувство выветривалось, стоило ему только попросить прощения и обнять меня — впрочем, не преминув напомнить, что это моя вина и я должна быть благодарна за то, что он так сильно за меня переживает.       — Я повторю еще раз, — голос звучал отнюдь не твердо, но все же достаточно громко и убедительно, несмотря на то, как болезненно ныла кожа под натянувшимися на затылке волосами, — убери руки или я закричу.              Я неловко теребила края своей домашней рубашки, избегая пронзительного взгляда ярко-голубых глаз — хотя эти глаза сейчас гораздо больше были заинтересованы тем, что происходило на моей скуле.       — Что он с тобой сделал? — голос Дайнслейфа упал до пугающих низов. Я поежилась, хотя никакой угрозы в мою сторону от него не исходило.       Его растерянный, заспанный вид испарился за секунду, как только он увидел меня на пороге своей квартиры. Он схватил меня за руку, дернул, втаскивая внутрь коридора, будто за мной кто-то гнался. Его внимание тут же привлекли расцветающее на щеке фиолетовое пятно и покрасневший белок левого глаза. Теперь он, бесцеремонно обхватив мое лицо ладонями, оценивал масштабы бедствия, а я разглядывала обои на стене, которые сама же клеила два года назад.       — Прости, — бездумно пролепетала я и, заметив, как он замер, наконец встретила его взгляд.       Дайн притянул меня к себе, крепко прижал, не давая отстраниться, и мне понадобилась примерно минута, чтобы полностью расслабиться, вспомнив наконец, каково это — быть в его объятиях.       Я прибегала сюда не впервые. Я прекрасно понимала, что мучаю его и с каждым разом заставляю все сильнее ненавидеть своего нового парня, но в минуты кризиса единственным местом, дорогу к которому помнило мое тело, был дом, в котором я прожила так много лет. В этой квартире я провела всего год. Но рядом с Дайном — шесть.       Я думала об этом, сидя на мягком ковре нашей бывшей спальни, отмечая, что за время моего отсутствия Дайн все же кое-что поменял здесь. Все еще уютно. Все еще привычно. Теплая кружка коснулась моих пальцев. Благодарно улыбнувшись, я приняла ее из рук парня.       — Ты и вправду прибежала сюда в домашней одежде? Ночью, в такой холод? — вопрос был риторическим: очевидно, что именно это я и сделала.       — Я успела только запрыгнуть в ботинки, прежде чем хлопнуть дверью. Даже телефон не взяла, чтобы предупредить…       Я виновато потупилась в чашку, делая вид, что сдуваю с поверхности горячий пар. Боковым зрением я все еще видела, как Дайн следит за моими действиями, и в свою очередь наблюдала за его: он придвинулся поближе, отбросил с лица светлую прядь волос, помедлил, затем все же решился прикоснуться ко мне. Я подняла глаза.       — Неужели ты снова вернешься к нему? Как в прошлые разы?       Я сжала зубы и чашку в руках до побелевших костяшек. Дайнслейф был моим первым парнем. Мне было всего восемнадцать, когда он впервые поцеловал меня, и больше мы не расставались. На тот момент наша разница в возрасте представлялась мне значительной. Теперь она такой больше не казалась: мне было почти тридцать, ему — чуть за тридцать. Что напугало меня тогда, спустя шесть лет прекрасных отношений? Сейчас я уже не могла себе ответить на этот вопрос. Выросшая без отца, я неосознанно искала любви и принятия от любого мужчины, встречавшегося мне на пути. В двадцать четыре мне вдруг показалось, что в восемнадцать лет я была недостаточно опытной, чтобы отличить любовь от травматичной привязанности к отцовской фигуре в лице своего парня. Как бы глупо это ни звучало, я сбежала от Дайна, потому что чувствовала, что не могу без него жить.       Внезапное осознание того, что это — все еще правда, рухнуло на меня со всей своей невыносимостью, и я нашла себя в опасной близости к лицу Дайна… В следующее мгновение я целовала его, целовала медленно, и в сложившейся ситуации это было скорее надрывным криком души, чем проявлением нежных чувств. Поначалу растерянный, Дайн постепенно все же начал реагировать: обвив рукой мою талию, он притянул меня ближе, его губы начали двигаться, аккуратно скользя по моим. Я растворялась в ощущениях, таких знакомых, будто вновь перенеслась в тот самый момент, когда мы, вымазанные мукой и сладким кремом, целовались на полу кухни, окруженные результатом наших попыток испечь праздничный торт. Все, что происходило сейчас, для нас обоих тогда казалось далеким и невозможным.       Когда я уходила от Дайна, я сказала, что не люблю его. Всегда спокойный и сдержанный, он на моих глазах стал разрываться, рассыпаться на окровавленные куски: уверена, именно так он себя и чувствовал. Он почти ничего не говорил, наблюдая, как я собираю вещи. Его искаженное гримасой боли лицо за дверью, которую я захлопнула в последний раз, преследовало меня в мучительных воспоминаниях. Я больше никогда в жизни не хотела видеть его таким…       Я опомнилась, поспешно вскакивая с его колен. И как меня угораздило? То, как я с ним поступила тогда, не заслуживало оправдания и прощения. Я обещала ему, что он никогда больше меня не увидит — я действительно хотела облегчить ему задачу, позволить ему себя забыть. И все же я прибежала к нему в слезах один раз. Босиком — во второй. Под проливным дождем, промокнув до нитки — в четвертый. Каким по счету был этот раз? Я мчалась к двери, изо всех сил стараясь опередить Дайна, чтобы он не успел преградить мне путь, но именно это он и сделал, у самого выхода.       — Пожалуйста, остановись, — отчаянно выговорил он, — делай, что хочешь, только не возвращайся к нему. Клянусь, я больше к тебе не притронусь, только останься до утра, чтобы все обдумать…       Я беспомощно разрыдалась, опускаясь перед ним на пол. Теперь он считает, что я не хотела его целовать и сделала это исключительно под влиянием эмоций. Разумеется, так и было. Но это были не те эмоции, о которых он подумал. Я хотела его поцеловать. Я солгала ему, когда сказала, что не люблю. Но он все это время искренне в это верил и уважал это.       Действительно ли я собиралась бежать к нему? Нет. Больше нет. Не в этот раз. Однако идти мне было больше некуда, и Дайн это отлично знал.       Он попытался меня поднять и, когда ему это не удалось, сел передо мной. Я чувствовала, что обязана объясниться. В его голове я плакала от любви к парню-насильнику. В своей голове я плакала от стыда перед Дайнслейфом и от любви к нему.       Все слова, которые должны были прозвучать в моей подробной речи с объяснением всех поступков и решений, на выходе слились в одно тихое и неуклюжее:       — Я люблю тебя. Я люблю тебя.       Дайн смотрел на меня глазами, полными непонимания, замешательства и медленно загорающегося счастья.       — Повтори еще раз, родная. Что ты сказала?       Уже почти забытое обращение всколыхнуло что-то в груди, заставив меня улыбнуться. Я рассмеялась сквозь слезы, собирая всю решимость, которая потребуется, чтобы заставить его поверить мне снова.       — Я сказала, что я люблю тебя. И я никуда не уйду.       Он обхватил меня руками, крепко стиснув в объятиях. Дрожь в его конечностях ощущалась всем телом. Чувство вины осело в груди пылью долгожданного облегчения. Я прижалась крепче, будто говоря: я здесь, не бойся, я больше тебя не брошу.       Тишина невысказанным грузом наваливалась на плечи. Я остро чувствовала необходимость нарушить ее, пряча лицо в теплых складках чужой футболки.       — Не отпускай меня никогда больше, ладно?       Дайн усмехнулся, обдавая мою макушку теплым дыханием.       — Я не могу тебе этого обещать.       Я улыбнулась.       — Тогда не отпускай без объяснений.       Тишина — теперь уже комфортная — продлилась всего несколько мгновений, прежде чем Дайн уверенно ответил:       — Это мне подходит больше.