Genshin Impact (сборник драбблов ОЖП)

      Тонкая соломинка в коктейле покрылась пузырьками от газировки. Лед почти растаял. Почему стакан казался мне интереснее всего, что происходит вокруг? Вероятно, потому, что я по-прежнему до конца не понимала, что здесь делаю. Я надеялась, что алкоголь поможет рассеять гнетущие мысли и скрасит вечер хотя бы ничтожной каплей веселья, но чем больше я пила, тем более гадко становилось на душе. Теперь осталось лишь прикончить этот бокал — ведь я все-таки за него заплатила, — прежде чем я смогу наконец пойти домой и признать проваленной свою попытку развеяться в одиночку в подозрительном ночном клубе.       — Неужели здесь так скучно? — до меня не сразу доходит, что приземлившийся на соседний стул парень обращается ко мне.       — Да нет, — я неопределенно пожала плечами, — просто здесь настолько громко, что я не слышу своих мыслей. То, что нужно.       — О-о. Кажется, у нас тут кто-то заказывал экзистенциальный кризис. Бармен, больше не наливать! — он заливисто рассмеялся над собственной шуткой, так громко, что к нам обернулось несколько человек. Я невольно скривилась.       — Знаешь, у меня есть способ получше. Можешь провести время со мной. Обещаю, я не дам тебе прислушиваться к своему подсознательному.       Он наклонился так близко, что я чувствовала на лице его теплое дыхание, пропитанное парами явно не самых легких напитков. Я беспомощно огляделась по сторонам в поисках другого свободного места — безуспешно.       — Знаешь, у меня тоже есть способ получше, — буркнула я, прежде чем залпом осушить остатки своего Лонг-Айленд. На этом, в принципе, я и решила закончить предложение, встав из-за стойки и уверенно развернувшись в сторону выхода. Да, идея и вправду была скверной. Никаких больше клубов на отшибе.       Я искренне считала свою попытку уйти успешной до тех пор, пока дорогу мне не преградил еще один персонаж с примерно таким же ореолом алкогольных ароматов вокруг себя.       — Торопишься куда-то, куколка?       Я попятилась всего на шаг и уткнулась спиной в чью-то грудь. Еще до того, как я обернулась, я уже могла сказать, кто именно стоит сзади меня. А это могло означать две вещи: либо из-за меня они сцепятся — очевидно, не самый плохой вариант, который даст сбежать исподтишка, — либо они в сговоре. И чем сильнее они вжимались в меня своими телами, тем больше я теряла надежду на удачный исход.       — Пусти, — от жары и выпитого коктейля начинала кружиться голова. Я пыталась оттолкнуть от себя то одного, то другого, но от двоих сразу отделаться не получалось. Яркие пятна перед глазами раздражали все сильнее, казалось, будто свет из разноцветных прожекторов бьет меня прямо по глазным яблокам. Танцующие люди начинали двигаться все более неестественно, они замедлялись, дрожали, словно запись на испорченной пленке, растягивались вдоль комнаты. Я жадно глотала остатки воздуха, чувствуя, как чужие руки проходятся по моему оголенному бедру, по животу и груди, по лицу, шее и под юбкой — прямо между ног. В дурманящей дымке казалось, что этих рук гораздо больше, чем всего четыре. Трясущиеся колени никак не могли удержать меня в вертикальном положении: не будь я зажата между потными, грузными телами, я бы повалилась на пол безвольной куклой. Язык не слушался, голосовые связки отказывались воспроизводить звуки громче шепота. Из последних сил одними глазами я пыталась найти поддержку в окружающих людях, но встречала только взгляды, полные отвращения или жалости. Они лишь отходили подальше, когда я задевала их, словно я прокаженная, и продолжали извиваться в толще плотного воздуха.       — Эй, по-моему, вам сказали отвалить!       Меня снесло внезапным импульсом: перед глазами замелькала рыжая макушка, растолкавшая двух неприятных незнакомцев. Потеряв опору, я покачнулась, но парень ловко поймал меня, невесомо придержав за плечи.       — Чайльд, — с трудом пробившееся сквозь затуманенный рассудок осознание вырвалось именем: оно всплыло в памяти сразу, как только я увидела лицо своего спасителя.       — Я сказал, отойди. Повторять еще раз не буду.       Ситуация не сулила ничего хорошего, однако парни тут же отстранились, подняв руки в примирительном жесте. Краем уха я услышала нечто вроде «не знали, что занято» и лишь понадеялась, что мне это показалось в потоке больного воображения.       — Пойдем отсюда, — бросил он мне на ухо, подталкивая вперед к выходу.              От свежего вечерного воздуха поначалу стало чуть легче. По крайней мере, мне перестало казаться, что я задыхаюсь. Тошнота и головокружение, впрочем, никуда не делись: напротив, чем больше я дышала, тем сильнее мне хотелось выблевать все, что было у меня внутри. Меня било крупной дрожью и прошибало холодным потом. В попытке усмирить свои конечности я села прямо на холодный асфальт.       — Эй, эй, — забеспокоился Чайльд и попытался было поднять меня обратно на ноги, но, заметив мое состояние, тут же осекся.       Я начинала догадываться, что здесь виноват не только алкоголь.       Чайльд подумал о том же.       — Ты что-то принимала?       Я отчаянно разглядывала свои ладони в попытке уловить четкую картинку, но они упорно продолжали смазываться.       — Я…я не знаю… — проговорила я, изо всех сил превозмогая рвотные позывы.       Парень опустился рядом со мной на корточки, приподнял мое лицо за подбородок. Его взгляд выражал искреннюю озабоченность. Это меня немного успокоило.       — Ублюдки, — прорычал он сквозь зубы и попытался подняться на ноги. Внутри меня заклокотала тревога.       — Чайльд… Чайльд, не бросай меня, — запричитала я, цепляясь за широкий рукав его кофты. Он вновь сел передо мной.       — Я не бросаю тебя, слышишь? Я здесь.       Я схватилась за его предплечье, пытаясь прийти в чувство. Чайльд не возражал, просто молча сидел рядом и отгонял случайных зевак одним своим взглядом.       — Я вызову такси, а ты пока выпей воды, хорошо?       Он заботливо открыл для меня бутылку и достал из кармана телефон. Обыкновенная вода показалась мне живительной жидкостью, я за несколько секунд добралась до дна, пока Чайльд бросал на меня то ли удивленные, то ли сочувственные взгляды.       Машина приехала быстро. Решив, что мне придется ехать одной, я снова забилась в тревоге и буквально повисла на парне, отказываясь его отпускать.       — Тише, успокойся, я еду с тобой, я никуда не денусь, — он терпеливо разговаривал со мной до тех пор, пока я окончательно не убедилась в правдивости его слов.       Таксист не задавал лишних вопросов, лишь иногда косясь на меня в зеркало заднего вида. Я отвернулась. Его отражение меня бесило, но гораздо больше меня беспокоил вопрос, как бы не испачкать салон машины рвотными массами.       Несмотря на все опасения, добрались мы без особых приключений — хотя я едва помню, как именно оказалась в своей квартире.       — Не уходи, пожалуйста.       Я сидела на полу у дивана. Чайльд неловко потоптался на месте, пытаясь решить, послушаться или все же уйти.       — Пожалуйста, — снова попросила я. Сработало. Он тяжело вздохнул и опустился на пол возле меня.       — Как я могу тебя оставить, когда ты делаешь такие глупости. Мы почти не знаем друг друга, и ты впускаешь меня в свой дом в таком состоянии?       Он изменился за эти несколько лет. Когда мы были знакомы, мы все еще были детьми, хотя оба уже преодолели двадцатилетний рубеж. Нас и тогда практически ничего не связывало: даже друзьями нас назвать было сложно. Но кое-что общее у нас было. Незримое, незаметное для других, но все же ощутимое. Если бы я верила в существование родственных душ, я бы с уверенностью заявила, что это — он. Когда ничего не могло помочь, только его присутствие приносило долгожданное облегчение. Ко мне он пришел в тот момент, когда был на грани. Один поцелуй, разделенный в момент отчаяния, остался тем единственным, что все-таки связало нас на долгие годы — даже несмотря на то, что до сих пор это было нашей последней встречей.       Он прав: мы почти не знаем друг друга. Но если и ему я сейчас не могу довериться, значит, я не могу доверять даже себе.       Я придвинулась к нему ближе, и он совершенно не противился, когда я положила голову ему на плечо.       — Просто останься. Я не хочу переживать это одна.       Казалось, даже тошнота понемногу отступала, когда Чайльд гладил меня по голове, осторожно перебирая волосы пальцами. Я была готова уснуть у него на руках, но тревожная мысль о том, что по пробуждении я не обнаружу его здесь, неприятно скребла на задворках сознания.       — Скажи, — заплетающимся языком заговорила я — по большей части просто для того, чтобы не провалиться в сон, — ты ведь помнишь меня?       Он долго молчал. Лишь чуть сбившееся после моего вопроса дыхание давало понять, что он меня услышал. Я не торопила, ибо все равно знала ответ, а его реакция только убедила меня в этом.       — Сначала я не был уверен. Не пойми меня неправильно, но если бы я тебя не узнал, я бы вряд ли подошел помочь…       Я задумчиво закусила губу. В какой момент он все же узнал меня? До того, как подошел, или когда я назвала его Чайльдом?       — Чайльдом меня в последний раз называли в университете. Никто с тех пор не упоминал это имя.       — Только поэтому? — небольшое разочарование кольнуло меня куда-то в область шеи, судя по тому, как голос чуть надорвался на вопросе.       — Я ведь сказал. Я бы не подошел, если бы не узнал тебя.       Я не нашлась, что сказать на это. Не могла решить, расстроил меня такой ответ или нет.       — Пообещай мне, что больше никогда и ни при каких обстоятельствах не окажешься в таком месте.       — Почему? — я подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза, и он запнулся. В полумраке было трудно понять, насколько близко на самом деле находится его лицо, тем не менее, я ощущала, что нас разделяли сантиметры. Живое воспоминание накрыло мои губы, с привкусом слез и сожаления, тоски и облегчения. Я закрыла глаза, подалась вперед, желая вновь испытать это. Мягкие, влажные губы коснулись моих буквально на долю секунды, и Чайльд тут же отвернулся. Я выдохнула в пустоту.       — Я не буду этого делать, — даже сквозь шепот можно было прочувствовать, как тяжело ему даются слова.       — Я не нравлюсь тебе?       Обида отвесила мне легкую пощечину, на пару мгновений отрезвляя. Чего я ожидала, когда делала это?       Я не успела отодвинуться, когда Чайльд снова повернулся ко мне и сгреб меня в охапку.       — Дурочка. Ты же не в себе.       Я блаженно уткнулась ему в плечо и потянула носом новый и одновременно знакомый запах. Может, память играет со мной злую шутку, однако я могла поклясться, что тогда, в двадцать один, он пах точно так же.       — Я не могу так поступить. Не могу воспользоваться моментом.       — Но ты хочешь?       Что-то неизвестное продолжало циркулировать по моим венам, заставляя сердце колотиться в бешеном темпе. Или это были объятия Чайльда — трудно разобрать.       — Обещаю, как только к тебе вернется ясное сознание, ты все еще будешь мне нравиться.