Один счастливый час

Темно-синие горные пики розовели в лучах восходящего солнца. Человек, из окна наблюдавший за восходом, улыбнулся. Разве способно что-либо задержать солнце? Легенда об Иисусе Навине — всего лишь легенда. Дамблдор думает, что остановил его. Как же он ошибается… Солнце движется по орбите, которую могут вычислить, предсказать и использовать в своих расчетах даже маггловские ученые. Но разве это делает его менее свободным? Разумеется, нет; как бы умело не приспосабливали астрономы свои вычисления к видимому миру, истиной оставалось то, что Солнце — неподвижно. Это Земля вращается вокруг него. Таким образом, комета, именуемая Альбус Дамблдор, временно захваченная в плен солнечным притяжением и затем с немалым трудом из него вырвавшаяся, никак не могла повлиять на светило. Геллерт Гриндевальд улыбался солнцу, заглянувшему в высокое нурменгардское окно. То лето не было великим мгновением его жизни. Вся его жизнь была одним великим мгновением. И тот поединок не был проигрышем. Геллерт знал, что Дамблдор не сможет убить. Слабости Альбуса всегда были как на ладони: честолюбие и человеколюбие. Вечная противоречивость этого человека, безумно притягательная для многих — и для него в том числе. Альбус не может убить. Но может заставить других пойти на убийство. Во имя общего блага. Гриндевальд с неизменным удовольствием заново переживал в памяти те месяцы. Юный пытливый ум нового друга — и юная нераскрытая чувственность. Они обменивались записками — и поцелуями; и в жаркие неспешные послеполуденные часы Геллерт нарочно замедлял ритм, подстраиваясь под произносимые им фразы о планах грядущего мироустройства, в то время как Альбус под ним почти плакал, задыхаясь от силы собственных эмоций, которые становились только острее от осознания того, что их поступки, идеи и разговоры — неправильны, уродливы и греховны. Правильные постулаты были впитаны им с молоком матери. С молоком грязнокровки Кендры Дамблдор. …Когда всходило раннее июльское солнце, в каштановых волосах Альбуса вспыхивали золотистые искры. Это было красиво. Геллерт был уверен, что никому, кроме него, не доводилось этого видеть. В качестве прощального подарка он оставил Альбусу возможность считать себя невиновным. Хотя, насколько он знал Дамблдора, тот вряд ли принял этот подарок. В ответ Альбус преподнес другу юности не менее, на его взгляд, ценный дар — жизнь. Геллерт Гриндевальд жизнь любил — свою, разумеется. Поэтому он не боялся смерти. И если бы сегодня кто-нибудь сказал нурменгардцу, что это его последний восход и что он умрет этой ночью, Гриндевальд не изменил бы обычного распорядка дня. Разве что на минуту дольше наслаждался бы восходом. И, возможно, не стал бы тратить на сон ночные часы, перебирая вместо этого приятные воспоминания о долгой и яркой жизни. Ни Дамблдор, ни его новый враг не поняли бы этого. Альбус не представлял, как можно ни о чем не жалеть, полукровка Риддл — как можно не бояться смерти. Глупцы… Геллерт рассмеялся, отходя от окна. Еще один счастливый час на восходе, заполненный размышлениями, уютно лег в копилку его жизни… Он смеялся и ночью, когда истеричный недоучка пытался угрожать ему, и когда зеленоглазая риддловская Авада, вырвав душу из немощного тела, отправила ее в новое путешествие по бесконечным неизведанным мирам.