Один счастливый час

А вот Беллатрикс Лестрейндж образца 1998 года на Визенгамот было глубоко плевать; для нее теперь существовало лишь два варианта будущего: либо в круг власти, вместе с Темным Лордом, либо — в битве под Аваду, также вместе с Лордом, как она надеялась. Тем же, что происходило на пути к одному из этих двух возможных исходов, она искренне наслаждалась. Как в данный момент наслаждалась тонким рисунком своих пыточных заклятий, сияющим и безупречным. Ей было совершенно не до мыслей о том, что происходит в подвале. Зато Гермиона, если бы не орала как резаная под отточенными Круциатусами Беллатрикс, непременно бы оценила спокойствие и сосредоточенность Луны Лавгуд, которая единственная в темноте подземелья будто не слышала ее криков, целеустремленно распутывая узлы на руках Гарри. Гермиона давно знала, почему Шляпа не отправила ее, всезнайку и умницу, в Рэйвенкло. Мозги одиннадцатилетней мисс Грейнджер идеально соответствовали «вороньему» факультету, но горячее и чересчур беспокойное сердце увлекло ее на Гриффиндор, а затем — в лидеры ало-золотых и в компанию Гарри Поттера. Противоречия, возникавшие между ее сердцем и рассудком с неизменной и удручающей регулярностью, приводили Гермиону в отчаяние и сомнения, и она стала мучительно и непозволительно завидовать Луне Лавгуд еще за некоторое время до того, как столь же мучительно и непозволительно разрешила себе с ней спать. Причем Гермиона не сомневалась ни секунды, что все терзания и неловкости этой ситуации достаются именно ей, потому что Луна очевидно не тяготилась ни странностью, ни последствиями такого союза. Луна вообще не тяготилась странностями — ни своими, ни чужими, тогда как Гермиону неизменно смущали до гордых слез любые признаки собственной непохожести на других, будь то маггловская кровь, растрепанные волосы или крупные резцы. Она мечтала выделяться только в учебе. Когда она представляла, что подобно Луне может оказаться объектом постоянного насмешливого внимания, то внутренне приходила в ужас. Луна Лавгуд не приходила в ужас никогда. Не для того она слишком долго выстраивала для себя защиту от мира, бывшую, возможно, даже не хуже поттеровской, замешанной на магии крови (и любви, конечно). Любопытно, что в обоих случаях отправной точкой послужила смерть матери. Иногда Гермиона всерьез размышляла над тем, смог бы Тот-Кого-Нельзя-Называть причинить действительно значительную душевную боль ее рэйвенкловке. Такие размышления возникали у Гермионы после особо неудачных встреч с Луной, которые она компенсировала воспоминаниями о том, что является лучшей ученицей Гриффиндора, что танцевала на балу с самим Виктором Крамом и что ее очень любит Рон Уизли. Луна-то ее не любила; с таким же успехом Гермиона могла поверить в любовь к себе со стороны одноименного ночного светила. Кстати, Гермиона тоже, кажется, не любила Луну. Их не-любовь тянулась весь четвертый, пятый и шестой курсы. Возможно, виной тому были выпуклые глаза Лавгуд, на взгляд которых Гермиона неизменно натыкалась в толпе, или ее светлые, паутинные волосы, или тихий голос, говоривший невозможные вещи. Гермиона задумывалась, почему Луна не отпускает ее, но не спрашивала. Если бы она решилась сделать это, Луна объяснила бы ей, что это Земля удерживает Луну силой естественного притяжения, и нужен некий мощный катаклизм, чтобы подобное положение вещей изменилось. А катаклизмы случаются нечасто. Со всем же остальным справляться очень просто, думала Луна и страшно жалела, что не была ровесницей профессора Снейпа. Гермиона во многом походила на него — она тоже была умницей и не такой, как все. Но ей гораздо больше повезло с друзьями. Несмотря на то, что эта дружба сейчас привела их всех в Малфой-мэнор в качестве пленников, — размышляла Луна, проржавевшим, но острым гвоздем ковыряя веревки на руках Гарри; несмотря на то, что их шансы на спасение, даже учитывая гвоздь, были не слишком велики — их дружба продолжала оставаться такой же ценностью, как диадема Ровены Рейвенкло, к примеру. Ведь, окажись сейчас профессор Снейп в Мэноре — разве был бы он здесь свободен более, чем они? У него было бы даже гораздо меньше свободы, потому что он мог бы уйти, но не мог сбежать. Конечно, если бы Луна училась с ним вместе, она научила бы его — как понемножку учила Гермиону — видеть мир по-настоящему, а не глазами. Но, к сожалению, в свои юные годы Северус Снейп не знал Луну Лавгуд, а теперь было определенно поздно… Он попал в плохую компанию.