Ворон и Сокол

- Мариша, он не женат! - сказала Александрина, усаживаясь рядом со мной за стол. Маленькую вечеринку решили устроить все в том же конференц-зале. Немного раздвинули горшки, поставили стол, включили музыку и пустили под потолок мерцающие цепочки фонарей. - Кто не женат? - я специально прикидывалась непонимайкой, зная страсть своей начальницы к сводничеству. Одна и та же история повторялась с приездом каждой иностранной делегации. Тихомирова находила там неженатых мужчин и по очереди знакомила их со мной. - Григоров, кто ж еще?! Остальные уже староваты для тебя, а этот - молоденький, ладный, серьезный. - фыркнула женщина, подливая в рюмку новую порцию самогонки на миндале, которую гнала Валентина Семеновна в свободное от работы время (если бы я знала это в школе!) Я промолчала, ковыряясь вилкой в тарелке с салатом. - Еще с утра у него спрашивала, и про тебя сказала, мол, ты у нас сердечно не занятая. - со значением добавила начальница. - Ну, Александрина Валерьяновна, это уже слишком! - возмутилась я. - Если уж сватаете, то делайте это аккуратно. - А чего аккуратно-то? Дело молодое! - почти пропела Тихомирова, закусывая кружком колбасы. - Время сейчас неспокойное, поэтому и тянуть с этим не надо. Влюбились - поженились, и все. Видела я, как он на тебя смотрит. Уж поверь, глаз у меня наметан! - У вас с каждой делегацией глаз наметан. - отмахнулась я от Александрины. - И каждый раз говорите мне вы примерно одни и те же слова. Поверьте, я сама разберусь. - Ну и вредина ты, Маришка. - шутливо заворчала она, вставая с места. - Заноза! Пойду я танцевать. Я улыбнулась вслед женщине. Зазвучал ее любимый Меладзе, которого она включала и на праздниках, и просто так, пока работала бок о бок со всеми нами в теплицах. Слова Александрины растревожили меня, пусть этого я и не хотела. “Знаю, что не будет в сердце любви иной” - пел грузин о своей любви к цыганке Сэре, а мне в этот момент казалось, что он выражает вслух не выговоренное моим сердцем. Я прыснула парадоксальности своих мыслей и состояний. Сижу тут за столом такая унылая с рюмкой недопитой самогонки, а в голову лезет всякая безнадега пополам с надеждой. Давай, Марьяша, соберись. Надо уже прийти к какому-то выводу и понять чего ты хочешь. Я откинулась на спинку стула и задрала голову в потолок, откуда, сквозь стеклянный купол виднелось чёрное звёздное февральское небо. Звучала музыка, мигали огни, все вокруг кружилось, и мне невольно вспомнился школьный маскарадный бал в пятнадцатый год моей жизни. "Тематический бал был ежегодной традицией Колдовстворца ещё с семнадцатого века. Каждый год в течении первого учебного месяца выбиралась тема торжества, а потом студенты готовили к нему костюмы. Они могли быть парными, если дама и кавалер договаривались об этом заранее, но таких людей было мало. Обычно студенты тянули с выбором партнёра до последних недель перед балом, а потом судорожно искали, с кем бы пойти, пока не разобрали самых симпатичных. - Вишневская, пойдёшь со мной на танцульки? - голос Толи Меньшикова вывел меня из медитативной задумчивости над тарелкой с супом. Я подняла глаза на парня, сидящего напротив за обеденным столом. Он чуть качался на стуле, сложив на груди руки, и смотрел в сторону, делая вид, что ему все все равно. - Я уже иду кое с кем. - ответила тихо. - Нашел когда звать, Меньшиков. - фыркнула сидящая рядом Зойка. - Бал уже завтра, а ты только проснулся. - Замолчи, Красникова. - хмыкнул Толя. - Ну и с кем ты идёшь, Вишневская? - Тебя это не касается. - сказала я твёрдо, отламывая пальцами кусочек ржаного хлеба. - Да с Григоровым она идёт! - звонко хихикнула слышавшая наш разговор Катерина. - Такой черноволосый с серьгой в ухе, из Дурмстранга. Мы с девочками его вчера с тренировки подкараулили, хотели, чтобы он кого-то из нас пригласил, а он уже Марьяшкой занят. Сам сказал. Я покраснела и опустила глаза. Было неприятно от того, что Катя так просто разбалтывает то, что чувствовалось мне личным и сокровенным. Конечно с Григоровым мы не договаривались скрывать, что идём на бал вместе, просто я думала, что этим вопросом интересоваться мало кто будет, да и сама не рассказывала никому кроме Зойки. Её тоже кстати один из друзей Борислава пригласил. Драгомир, кажется. - Они же против нас соревнуются на Больших Играх на Дубравной! - возмутился Меньшиков. - Ты за их команду, что ли, болеешь? Из своих вообще-то выбирать надо. - Захлопнись, Меньшиков. - Катерина закатила глаза. - У курицы мозгов больше, чем у тебя. То, что Марьяша с дурмстрангцем идёт, не значит, что она - предательница. Тебе просто обидно, что не ты первый ее пригласил. Сам и виноват, а на девушек валить нечего. Мы просто знаем толк в настоящих мужчинах. Я была благодарна старосте за то, что она вступилась и не дала обиженному Толе и дальше обвинять меня в предательстве своих. - Да они ж только тёмное чародейство и изучают в своем Дурмстранге! - взъерепенился Меньшиков, задетый словами Кати. - У них там каждый третий выпускник - чёрный маг в розыске! А вы с ними яшкаетесь и слюни пускаете как дуры. - Ты хоть мозгами думай, Меньшиков. - испуганно зашептала Зойка. - Дурмстрангцы тебя на дуэль за такие слова вызвать могут. Это было последней каплей. "Да чтоб перекосило тебя, Меньшиков!" - вспыхнула я, мигом позже осознавая, что вновь сглазила одного из своих одногруппников. Толя замер на полуслове своей гневной тирады. Голубые глаза его вдруг сошлись на переносице, а возвращаться в нормальное положение не захотели. - Эй, Вишневская, ты что наделала! - возмущенно закричал перекошенный одногруппник. - Расколдовывай теперь! Зойка с Катей и другими девочками, сидящими рядом, прыснули в кулаки. - Вот как извинишься перед всеми нами, поклонишься в ножки и скажешь, что мы - умницы-разумницы, так и сниму. - бросила я. - Да идите вы… ! - окосевший Толя вскочил и, врезаясь в углы столов и идущих на встречу учеников, выбежал из Обеденной залы: самостоятельно убирать сглаз или найти того, кто его снимет. - Повезло тебе, Марьяша. - томно вздохнула Катерина, когда девочки отсмеялись. - С Григоровым идёшь. Он же такой высокий, широкоплечий, черноглазый. Конечно с Красисветом нашим не сравнится. - кивок в сторону статного белокурого старшекурсника, сидящего за соседним столом. - Но все равно хорош. Сима по нему сохнет уже неделю, а он все вокруг тебя ходит. Я молча покачала головой. Борислав и правда часто встречал меня в коридорах и библиотеке, вежливо открывал двери, провожал до столовой или гостиной. То, что он нравится другим девочкам, я тоже знала. Дурмстрангцы заходили к нам в гости несколько раз за те две недели, что гостили в Колдовстворце, и каждый раз девушки окружали немного хмурого Григорова, зазывая его играть, угощая чаем и пряниками, но через некоторое время отставали, так и не получив ответной реакции от молчаливого парня. Сима конечно больше всех старалась обратить его внимание на себя, заплетала ленты в косы, щеки румянила, садилась недалеко, если он приходил. Я даже почувствовала уколы ревности, пусть и не хотела себе в этом признаваться. Неприятно было смотреть на поведение Симы. Наверно потому что она поняла, чего хочет и делала для этого все, что умела, а я все ещё разбиралась в себе. Поэтому, когда приходили дурмстрангцы, я уходила в библиотеку. Но Борислав через некоторое время тоже появлялся там, осторожно садился за один со мной стол и занимался по своим предметам. Это делало меня счастливой, пусть виду я подавать и не хотела. *** День торжества в Колдовстворце был официально назначен выходным, поэтому к балу мы с Зоей начали готовиться ещё с утра. Доделывали наряды, нанося чары, чтобы костюм или его детали выглядели ожившими, настоящими. Я оделась мавкой, потому и венок с цветами на голову зачаровала так, чтобы они распускались, двигались и росли, как будто живые, а над ними порхали бабочки и висели мерцающие светлячки. Платье выбрала белое, с длинными струящимися рукавами и подолом, чуть стелющимся по полу. Оно не было похоже на свадебное, скорее больше напоминало бальное, старинное. Волосы я прополоскала с зельем, от чего они сделались совсем гладкими, волнящимися, а еще совсем не путались. Эффект длился примерно сутки, но ингредиенты к зелью были дорогими, потому прибегала я к его помощи не часто, обычно оставляла волосы пушиться, заворачивая в узел или же заплетая в колоски. Вечером мы с Зоей, одетой в нежно-голубое платье и мерцающую накидку, вышли в коридор и спустились по лестнице, ведущей на второй этаж. Наши кавалеры условились, что будут ждать нас там. Я волновалась на самом деле очень сильно. Временами хотелось спрятаться или надеть балахон с капюшоном и маской, чтобы никто не видел моего лица, но храбрость внутри все же нашлась, и я продолжила свой путь, внутренне замирая от понимания того, что сейчас увижу Григорова, а он увидит меня. - Ты прекрасна, Марьяша. - почти прошептал Борислав, беря мои руки в свои и целуя тыльную сторону ладони. Я впервые увидела его суровое спокойное лицо таким… растерянным, уязвимым. Наверно я сама была растерянной. В своей алой, огненной парадной форме дурмстрангнец выглядел великолепно, статно, стройно, по-военному подтянуто. И коротко стриженная тёмная голова меня не пугала, а лицо виделось красивым… с тех самых пор, как он сидел рядом в тот вечер в гостиной, пока я писала эссе по теургии. Борислав мне нравился очень сильно, и признавать это было совсем страшно, наверное потому что раньше я представляла того, в кого однажды влюблюсь, совсем другим. - Спасибо. - я смущенно улыбнулась и опустила глаза, не в силах выдержать его взгляд, обретший надо мной неведомую теплую силу. - Я приглашаю тебя на все танцы, если ты согласна. - произнес Борислав, пока мы в числе других шагали в сторону Обеденной залы, переделанной под бальную в честь праздника. - Да. - я кивнула, глядя в сторону, хотя знала, что сейчас парень то и дело бросает на меня долгие жгучие взгляды темных глаз. Какой это был бал! Самый лучший бал в моей жизни, никакие другие праздники в последующие годы не смогли его затмить. Я чувствовала себя красивой, расцветшей, желанной, обожаемой, самой счастливой на свете, купаясь в теплом внимании и спокойной заботе Борислава, которой тот меня окружил. Я была пьяной без грамма медовухи, смеялась, смело брала своего партнёра за локоть, а он не отходил от меня ни на шаг. Как же хорошо мне было. А после мы с Бориславом, устав от шума, медленно гуляли по коридорам школы, рассматривая стены, усыпанные вкраплениями драгоценных минералов. В Аметистовом коридоре парень остановился, мягко притянул меня к себе и осторожно поцеловал в уголок губ, а потом прижался виском к виску и прошептал: - Марьяша… люблю тебя… Кажется, у меня хватило сил только на то, чтобы ответить "да…" , сердце неистово колотилось, земля уходила из-под ног, мир кружился." Я вздрогнула, услышав громкий стук в окно своей комнаты, и очнулась от воспоминаний. С вечеринки ушла около получаса назад, наевшись и заскучав среди всеобщего веселья. Я поднялась с кресла и направилась к окну. Кому понадобилось отправлять почтовую галку в такое время? На подоконник забралась далеко не галка, а самый настоящий огромный чёрный ворон, держащий в клюве письмо. Я пустила птицу греться, а сама с удивлением распечатала конверт. "Почему тогда ты мне не написала, Марьяша?" И подпись: Борислав Григоров. Он думал об этом. Он сидел, вспоминал и думал об этом. Я вздохнула и судорожно стала шарить по письменному столу в поисках бумаги и перьевой ручки. Что мне ему ответить? Что я потеряла адрес как распоследняя дура, а потом просто обиделась, когда не дождалась от Борислава первого письма, подумала, что забыл меня после того, как спешно уехал через неделю после бала по просьбе своей семьи из-за проблем с братом. Какие мне мысли тогда в голову только не лезли. Прострадала я несколько месяцев, то злясь, то испытывая нежность, то ругая Григорова по чем свет стоит, то просыпаясь среди ночи и в сотый раз перерывая все вещи и книги в надежде найти потерянный адрес и высказать свою боль дурмстранговцу. "Потому что я - Марьяшка-растеряшка. И в свои пятнадцать лет отлично умела выдумывать обиды и долго их помнить. Ты ведь тоже не писал". Отдала ворону письмо и выпустила птицу на улицу. Ответ пришёл спустя десять минут. Ворон возмущенно косился на меня чёрным глазом и наверное думал о том, почему люди такие дураки, раз не могут поговорить с глазу на глаз, хотя живут совсем рядом. Общежитие для сотрудников "Живы" находилось в другом крыле здания, через длинный коридор от гостевого. "Давай поговорим прямо сейчас. Воронислав проснулся и читает книгу. Он не против, если я уйду на время. Жду тебя в холле первого этажа". Я несколько раз перечитала письмо. Потом села. Потом встала. Руки дрожали, сердце билось. Я закусила губу, направилась к двери, потом вернулась, переоделась в свитер, джинсы и выскочила наружу. Шла быстро, даже не замечая, что на ногах домашние тапки вместо ботинок. Заметила только тогда, когда в холле споткнулась об один из порожков. - Марьяша. - Борислав, оказавшийся рядом, тут же подхватил меня за локоть, почти как в первую нашу встречу семь лет назад. Я прыснула и засмеялась. - Нет, ну самогонка у Валентины Семеновной конечно хороша. - добавила со смешком, откидывая распущенные волосы назад. - Как Вороненок? - Сказал, что ему снились горы и красивая девушка с заплетенной вокруг головы косой. - в голосе Борислава послышалась улыбка. - Обещал мне, что когда вырастет, женится на ней*. - Отлично. - я довольно улыбнулась, усаживаясь на диванчик для посетителей, стоявший за двумя пальмами у окна. Григоров сел рядом, и некоторое время мы молчали, оба видимо не зная как начать разговор. - Я тебе написал. - наконец произнес мужчина. - Спустя месяц, не дождавшись твоего письма, когда с делами семьи удалось разобраться. Но ты не ответила. - Мне ничего не приходило. - я удивленно качнула головой и посмотрела на Борислава сбоку. - Я даже в птичник с утра раньше всех наведывалась. Ни одного письма. Мужчина вздохнул и потёр переносицу. - Мне кажется, я теперь понял, в чем было дело, хотя тогда разобраться не мог. Из твоей школы мне пришло только одно письмо, спустя три месяца после отъезда. От девушки с фамилией Федорова. Она интересовалась, как у меня дела, но о тебе не упоминала совсем. - Федорова? - я задумалась, нахмурившись. - Федорова… Федорова… Ааа… может ФедОрова, а не ФЕдорова? Сима Федорова… Понятно теперь. Она по тебе сохла, ты не знал? Не удивлюсь, если она и адрес твой стащила, пока я отвернулась. - я раздраженно двинула бровями. - Подумать только, сколько всего… - хотела сказать "упущено", но не смогла. - Из-за какой-то змеюки. - Да. - Борислав кивнул, и я заметила, как уголок его хмурой губы дернулся вверх. - Я написал ей, прямо спросив про тебя, но она больше не отвечала. Но я не понимаю, каким образом она перехватывала письма? Они зачарованы, а птицы возвращались целыми, невредимыми, но пустыми. - У нее дар родовой. С птицами особая связь. Они её любят, на руки садятся, даже дикие. - вспомнила я, грустно улыбнувшись от осознания того, как все было на самом деле. - Мне жаль, что подобные таланты люди используют с нечистым умыслом против своих же братьев и сестер. - хмуро сказал Григоров, чуть пристукнув сжатой в кулак рукой по колену. - Я на следующее лето приезжал в Колдовстворец. Но ты тогда уже уехала, а адреса твоего мне не дали. Сказали - личная тайна. - продолжил он уже более спокойным голосом. - Я понимаю. - покачала я головой. - Ты не обязан оправдываться передо мной. Кто угодно, но не ты. Пусть я на тебя злилась из-за непонимания происходящего, но где-то внутри себя знала, что ты - далеко не легкомысленный человек, Борислав Григоров. Я рада просто встретить тебя и узнать, что с тобой все в порядке. - Марьяша... - почти шепотом произнес мужчина, и вновь в его черно-кофейных глазах появилось до щемящей нежности знакомое мне тепло. Хочется плакать. Со стороны конференц-зала неожиданно что-то хлопнуло, прерывая наш диалог, а потом вдруг раздалось громкое пение Александрины: - Что ж ты милая смотришь искооооса, Низко голову наклоняааа? Трудно высказать и не высказать Всё, что на сердце у меняАаа*… Ой! - кажется женщина споткнулась. - Е**ть тебя налево да через экспеллиармус, Валера! Валеееера, люблюююю тебяяяя! Я огромными глазами уставилась на Борислава, еле сдерживая смех, а потом нырнула за диван и посигналила мужчине, чтобы последовал моему примеру. Если Александрина увидит нас сейчас вместе, то тут же устроит сватовство Бальзаминова на минималках. - Она нормальная, правда. - прошептала я директору Дурмстранга, присевшему на корточки рядом со мной. Григоров был высоким, и ему даже пришлось наклониться, чтобы его не заметили из-за спинки дивана. - Сээээра! Были твои губы сладкие как виноо! - звучно голосила Александрина Валерьяновна, топая по коридору в сторону своего кабинета. - Сэээраа… Я закрыла рот ладонью от смущения за поведение начальницы напополам с попытками не заржать, пока лицо Григорова, сидящего почти вплотную, постепенно меняло свое выражение от удивленно-хмурого до пораженно-растерянного в ритм мелодии, которую выводил голос Тихомировой. Песня Александрины постепенно стихла. Я выдохнула и взглянула на Борислава. Он был совсем близко. - Она нормальная, честно. - вновь повторила я. - Я знаю. - ответил наконец мужчина, пряча улыбку. Мы некоторое время сидели молча. Никто не хотел вставать и уходить. Я не знала, что ещё сказать, и просто рассматривала красную диванную обивку. Григоров же смотрел на меня. - Марьяша… ты любила кого-то потом, после… нашей встречи? - тихим голосом спросил он. Я собрала всю свою смелость, повернулась лицом к мужчине, и глядя в его тёмные кофейные глаза, произнесла: - Никого другого я не любила после тебя, Борислав, и не хотела любить. Ты был лучшим, по тебе я равняла остальных, но никто из них и рядом не стоял. Его глаза расширились, и он еле слышно проговорил: - Я только тебя любил, Марьяша, и люблю до сих пор. (начало магического флешбэка) “Я стояла, уткнувшись лбом в грудь Григорова, и кусала губы, стараясь не заплакать. Не хотела плакать, когда ему уже через полчаса уезжать. Новость… а скорее требование главы рода Велизаровых навестить семью в ее непростые времена, застало Борислава спустя неделю после бала, и отказаться он не мог. Даже директор Дурмстранга не смог отказать столь известному роду. - Марьяша, пиши мне. Я буду ждать. - прошептал на ухо парень, тихо отстраняясь, а потом вдруг наклонился и жарко приник к моим губам”. (конец магического флешбэка) Не знаю, кто из нас потянулся первым, наверное, мы оба, завершая прерванный семь лет назад поцелуй и начиная новый. Я обхватила Борислава за плечи, чуть ли не наваливаясь на него всем своим телом, а он сел, прижимая меня к себе за талию так, будто бы нашел нечто, казавшееся давно безнадежно утерянным. Буквально вцепился как утопающий за спасительную веревку. Жар его горячих рук чувствовался сквозь тонкую ткань свитера. И мы целовались долго-долго. Кажется, я даже дала волю застарелым, глубоко внутри спрятанным слезам, сквозь всхлипы гладя ладонями лицо мужчины, целуя каждый сантиметр его кожи и шепча: - Люблю… люблю… люблю...люблю… Долго мы так сидели, долго, совершенно забывшись и словно бы вернувшись в тот миг, когда были юными, влюбленными, словно бы пытаясь долюбить за все те годы, пока жили порознь. Я свернулась клубочком прямо на коленях Григорова, обхватила его за талию и, уткнувшись носом в грудь, дышала дорогим родным мне запахом, запахом моей амортенции - сосновый дым, кислинка кизила и аромат мокрых озерных камней. Так всегда пахло от Борислава, что в школе, что сейчас. Первым нас обнаружил дурмстрангский лекарь Станев, возвращавшийся с вечеринки Александрины в гостевое крыло. Мужчина виновато почесал голову, чувствуя неловкость от того, что застал директора института в подобном виде. - Я Марьяшку свою нашел, Венц. - объяснил Григоров, улыбаясь и прижимая меня к себе. - Поздравляю вас. - кивнул понимающе лекарь, кажется немного расслабившись. - Желаю вам обоим счастья и надеюсь, что теперь, после нескольких бокалов коньяка, Боря, ты перестанешь мне рассказывать про свою первую любовь, потому что она уже рядом с тобой. А то надоел хуже горькой редьки, ей-богу. Вы уж, Марья, позаботьтесь о нем. - Станев вежливо мне поклонился и удалился, что-то насвистывая под нос. Я прыснула и мягко пихнула Григорова в бок. - Всего-то три раза рассказал. - усмехнулся мужчина, а потом встал, поднимая меня, взял за плечи, посмотрел в глаза и серьезно проговорил. - Ты вот о чем подумай, Марьяша. Я через два дня возвращаюсь обратно в Болгарию. Там у меня есть дом, не родовое гнездо, а мой личный дом, в котором живем только мы с Ворониславом. Я зову тебя с собой, потому что больше не хочу расставаться, теряться и искать. Я даже сейчас тебя отпускать не хочу, но ты почти спишь. Подумай над моим предложением. Я знаю, что у тебя здесь интересная работа, но и там, дома… я обещаю, что ты сможешь заниматься всем, чем хочешь. У меня сад есть, запущенный немного, и теплицы тоже есть, там ничего не растет. Я тебе подарю их, твори там что угодно, хоть мандрагору разводи. Я очень хочу, чтобы ты отправилась со мной, но я также хочу, чтобы ты была счастлива. Я, пораженная его словами, его предложением, просто смотрела на мужчину, пока он ждал ответа, а потом потянулась на цыпочках и поцеловала его в щеку, у губ. - А ты не думал о том, что для меня быть с тобой и быть счастливой - это почти одно и то же, это пересекающиеся, соединяющиеся понятия? Спокойной ночи, Борислав. - я крепко-крепко обняла Григорова и прошептала. - Я буду завтра в теплицах работать, приходи сам, как освободишься, и Ворона приводи, я найду ему занятие, чтобы мальчик один в комнате не сидел. А потом отпустила его и совершенно окрыленная, обогретая внутри, ушла в комнату. Уехать с Григоровым я была готова хоть сегодня. *** Ворона в теплицу Борислав принес в районе десяти утра. Немного смущаясь, поцеловал меня в щеку и ушел вместе со Станевым обучаться у Александрины работать с артефактом. - Ну, что? - спросила я бодрого мальчика, с интересом оглядывающего помещение. - Пойдем на экскурсию, а потом будешь помогать мне обрезать драконий рододендрон, а то он злится, если его не гладить. - Идем. - Вороненок как ни в чем не бывало ухватился за мою руку, и мы потопали по теплице, останавливаясь у особо интересных растений, про которые я подробно рассказывала своему маленькому помощнику. Рододендроны усмирять ребенку понравилось. Он вообще был в восторге от всяких опасных штуковин, из-за чего несколько раз мне приходилось оттаскивать мелкого от разбушевавшихся змеиных лиан, к которым он без страха лез вновь. Племянник Григорова оказался тем еще фруктом. - Так, Вороненок. - я в очередной раз ухватила за шиворот восторженного ребенка, тянущего руки к дьявольским силкам в защищенных горшках. - Запомни одну вещь. - я внимательно посмотрела в черные глаза мальчика. - Если ты хочешь что-то потрогать или куда-то залезть здесь и вообще в жизни в целом, то прежде всего тебе нужно знать, какую опасность оно несет и как с этим справиться. Иначе можешь быстро оказаться на том свете весьма глупым способом. - Я не глупый! - Ворон насупился, сложив на груди руки. - Я знаю. - я кивнула. - И как себя ведет не глупый Воронислав? - Спрашивает о растениях, прежде чем их потрогать. - ответил мальчик, разглядывая свои коричневые ботиночки. Сегодня он был одет в светлую рубашку, кофейную куртку и темные брюки. - Вот. - я двинула бровями. - Это очень умный Воронислав. И вот этому умному Ворониславу я дам возможность удобрить одно из самых опасных растений нашей теплицы - цапающий ландышепастник. Вся хмурость разом слетела с ребенка, а черные глаза засияли восторгом. Ох, чувствую, в будущем Григорову племянник доставит немало хлопот. Ландышепастник - огромный зубастый цветок, окруженный зачарованными цепями, Ворониславу удалось подкормить не с первого раза, но мальчик был просто счастлив и обещал похвалиться своему дяде, на что я про себя цыкнула, представив реакцию Борислава, когда тот узнает, что я таскала маленького ребенка к опасным растениям. Потом мы с Вороном готовили удобрение для прыгающих кактусов, а после отобедали и вновь вернулись в теплицы. Мальчик за время пребывания здесь очень оживился, прыгал по тропинкам, оставив свой притворный образ взрослого, который надевал в присутствии дяди, видимо, чтобы тот воспринимал его серьезно и на равных. *** Вечерело. Февральское солнце размытым оранжевым пятном виднеющееся сквозь зачарованные стекла теплицы, почти доползло до горизонта. Я стояла возле котла с почти готовым антигрибковым отваром. Благо к концу обучения в Колдовстворце я все же научилась сносно варить некоторые зелья, последовав совету Григорова и взяв упор на то, что мне действительно интересно. Ворон мирно листал Энциклопедию опасных магических растений, временами восхищенно охая, а я, помешивая варево в котле, думала над вчерашним предложением Борислава. Конечно в тот момент я была под эмоциями и этот отъезд вместе с Григоровым буквально завтра казался мне очень простым, но на деле требовалось решить множество вопросов от увольнения до письма родителям, в котором их предстояло убедить, что неизвестный им Григоров - нормальный мужчина. Да и сама я о Бориславе сейчас знала откровенно говоря мало, но … почему-то ему доверяла. Это было нелогично, неосознанно, на уровне первобытных животных инстинктов и древней чуйки мага. Я знала, что этот мужчина меня любит и выбрал заботиться обо мне. Знала ещё тогда, в школе, встречаясь с ним взглядом, чувствуя его тепло, твердую руку на своей руке и мягкую уверенность: "ты - моя". И о этого чувства подкашивались ноги, а внутри все скручивалось, танцевало, расширялось в сладком волнении. БА-БАХ! Грохот раздался со стороны кабинета Александрины, стекла теплицы тоненько задребежали, а воздух вокруг наполнил визг сирены. Воронислав вздрогнул и с тревогой уставился на меня своими черными глазами. - Так… - во рту пересохло. Я прекрасно знала этот звук ещё с учений, которые проводила начальница каждые полгода. Александрина предупреждала, что если мы услышим вой сигналки, то нужно не думая сразу же аппарировать куда подальше от "Живы" и больше сюда не возвращаться, а ещё лучше - затаиться на несколько лет. Александрина Валерьяновна Тихомирова входила в группу ученых, занимающихся разработкой довольно сложных и опасных артефактов. Обогревающий стационарный усилитель для теплиц был воплощением одной из ее идей. Десять лет назад за женщиной охотились неизвестные черные артефакторы, но потом их попытки резко прекратились, аврорам удалось найти и обезвредить организацию, но её главарь сбежал, а три года назад, когда в Великобритании начались волнения, вновь пошли слухи о возрождении забытой организации черных артефактеров, поэтому Тихомирова всегда была настороже и нас предупреждала о возможности нападения. Аппарировать с чужим ребёнком на руках я не могла. Сначала надо было найти Григорова. Ну или он найдет нас сам. - Вороненок, все хорошо. - я взяла за руки растревоженного мальчика, уронившего книгу на пол. - Скоро придёт твой дядя, а пока мы с тобой спрячемся. Он молча кивнул. Я уронила на бок стол, на котором обычно пересаживала мелкие растения и посадила за него Воронислава, попутно вспоминая все боевые заклинания, которые знала. - Сиди здесь. Я тебя защищу, если что… Вот даже договорить не успела, как дверь в теплицу слетела с петель, разбиваясь на мелкие куски, и в комнату запрыгнули две фигуры в темных плащах. Мысленно проклиная свой волшебный язык, я, не думая, тут же бросила в вошедших огненным заклинанием, на давая им опомниться. Потом ещё и ещё, все, что могла вспомнить со школы и все, чему наставляла Александрина в рамках учебной тревоги. Руки дрожали, я чувствовала смесь паники с адреналином и одновременно какое-то прохладное спокойствие. Видимо моя истерика и спасла нам с Вороном жизнь. У нападавших просто не было шансов самим произнести заклинание, я не давала им времени даже на взмах рукой, и они ушли в глухую оборону. А потом все разом вдруг прекратилось. Фигуры бесформенными кучами свалились на пол, оставляя в воздухе все ещё тлеющие щитовые чары, о которые разбился мой последний только что пущенный огненный шар. На развороченный режущим заклинанием порог шагнул… Борислав с поднятым в руке посохом. Кудрявые черные волосы мужчины были немного подпалены, лицо в саже, края мантии обуглились. Но бледный и встревоженный вид Григорова уступил место некоторому облегчению, когда он заметил меня с занесенной на автомате в позе атаки рукой. Я медленно её опустила и выдохнула. - Борислав… Слава богам…. - Дядя! - голова Ворона вынырнула из-за укрытия. Григоров опомнился. Он со всех ног подбежал ко мне с племянником, обхватил нас, осматривая внимательно лица, и прижал к себе. Я уткнулась носом в плечо мужчины, вдыхая родной успокаивающий аромат, пока Ворон взволнованно лопотал о том, какая тётя Марьяша была крутая, как настоящий боевой маг. Ага, безрассудство напополам с адреналином, настоящий боевой маг. - Мы уходим прямо сейчас. - только и сказал Григоров, подхватывая племянника на руки, а меня за ладонь. - Куда? - наконец смогла хоть что-то сказать я, следуя за мужчиной к выходу из теплицы мимо обездвиженных фигур. - Домой. Со мной домой, Марьяша. - объяснил он, кинув на меня быстрый внимательный взгляд. - Я тебя здесь больше не оставлю ни на минуту. - Тогда идем. - просто кивнула я, чувствуя, что силы постепенно оставляют. Мы почти бежали к конференц-залу, где серебристым светом сиял портал. - Нападавших мы обезвредили, - доложил Станев, стоящий рядом с переходом, держа посох наготове. - Тихомирова скрылась, предупредив о том, что скоро прибудет отряд авроров. Документы все уничтожены, никто имён сотрудников не узнает. Но искать могут. Остальные уже аппарировали. - Ясно. - Григоров коротко кивнул. - Костров где? - Скоро будет. Валентину Семеновну в ближайший город перенёс. Я вздохнула, надеясь, что с профессором Тихомировой все в порядке. Руки немного тряслись, да и ноги были ватными, хотелось сесть. - Марьяша…? - Борислав с тревогой взглянул на меня, когда я покачнулась. - Коньяк есть? - спросила тихо, облокачиваясь на его подставленный бок. - Я наверно дюжину боевых чар залпом выпустила, сейчас в обморок упаду. - Держите. - Станев вытащил из кармана своей коричневой рубахи маленькую флягу. - Не коньяк, а мое усовершенствованное укрепляющее напополам с самогоном. Сейчас самое то. - Венц, возьми Ворона. - Борислав, вручил успокоившегося ребёнка лекарю, забрал у того флягу и развернул меня лицом к себе, придерживая за плечи. - Пойло оставим на крайний случай, оно слишком непредсказуемое. - мужчина капнул немного жидкости на свои пальцы, потом аккуратно растер мои виски и закрутил флягу, убирая её в карман. Дальше он обхватил меня обеими руками и прижал к себе, прошептав. - Закрой глаза на минуту, сейчас станет легче. Я расслабилась, полностью доверившись его словам, и очутилась будто бы в невесомости. По телу заструилось тепло чужой силы, принадлежавшей Бориславу. Моя его не отторгала. Григоров действовал очень бережно, не нарушая границ, и мне казалось, будто бы его сила является в какой-то мере продолжением моей. Похоже я все-таки упала в обморок, но лишь на долю мгновения, которое позволило сознанию перезагрузиться, переключиться и заработать вновь. Когда вернулся Костров, я уже вновь стояла на ногах, держа Григорова под локоть. Мы все молча переглянулись, а потом шагнули в портал. Перед уходом я на миг остановилась и посмотрела на мирный конференц-зал в последних лучах заходящего февральского солнца, осознавая, что та часть моей жизни, когда я работала здесь, окончена целиком и полностью, а какой будет новая - неизвестно. Немного поежилась, но теплая ладонь Григорова сжала мою, а черные глаза мужчины, в которые я заглянула мигом позже, лучились уверенностью и спокойствием. Просто доверяй. Думать здесь некогда. Я кивнула Бориславу и синхронно с ним сделала шаг вперёд, в свою личную неизвестность. Туман, некое ощущение сосущей пустоты внутри и головокружение, а потом вновь твёрдый пол под ногами. Я проморгалась, избавляясь от подступившей предобморочной темноты под веками, и оглядела помещение, в котором мы находились. Освещенный несколькими помигивающими волшебным фонарями подвал, а скорее винный погреб, выглядел немного запущено, с налетом старины. Каменные темно-коричневые стены, рядом с ними бочки с вином, поставленные друг на друга, и целая полка разнокалиберных бутылок. Размер погреба небольшой, мы с Григоровым и Вороном как раз туда поместились, а вот Кострова со Станевым не было, они видимо отправились в другое неизвестное мне место. - Пойдем. - Борислав аккуратно за ладонь потянул меня к виднеющейся в темноте лестнице, посох из его рук давно исчез, видимо трансформировавшись в нечто менее габаритное. Мы некоторое время поднимались вверх, потом мужчина остановился, отпустив руку, поставил молчаливого Ворона рядом с собой, на что-то нажал, и кусок стены перед ним исчез. Нас перенесло сразу в дом. Это я поняла уже позже, когда уселась на диван в уютно обставленной гостиной с окнами, выходящими на лес и виднеющиеся за ним пики высоких гор. Все было как в тумане и казалось сном. Мы сидели с Вороном в обнимку, пока Борислав готовил кофе. Мальчик уже совсем спал, утомившись от впечатлений и переживаний дня. Я же старалась бодриться, не хотелось уплывать в сон, не поговорив обо всем с Григоровым. Мне важно было посоветоваться о том, как жить дальше, как он вообще представляет нашу жизнь и мою в частности именно здесь. - Он уснул. - тихо проговорил Борислав, заходя в гостиную и прикрывая за собой дверь, пока я, грея руки о горячую глиняную чашку, полную ароматного кофе, бездумно осматривала стены, увешанные полками с книгами и маленькими географическими картами. Мужчина только что отнес сонного Ворона в кровать. - Ты как, Марьяша? - Григоров мягко опустился рядом и беспокойно на меня взглянул. - Не могу сказать. - я пожала плечами. - Как будто во сне. Мне видимо понадобится гораздо больше времени, чтобы осознать произошедшие так резко перемены и принять их. А еще надо написать письмо родителям и рассказать им. Без адреса конечно, без имен… пока что. Они будут переживать. - Я хочу написать им отдельно, объяснить обстоятельства. Мне жаль, что я не могу это сделать напрямую - познакомиться с твоими близкими и поговорить, прежде чем привести тебя в дом. Но и ждать годы, пока все успокоится… больше не могу, теперь, когда ты рядом. - Борислав не отводил от меня кофейного взгляда, еще более темного и глубокого, чем остывающий напиток в чашке. Как будто бы спрашивал разрешения. - И я не хочу ждать. - более уверенно ответила я. - Но Борислав… давай по-честному. Как ты представляешь нашу совместную жизнь? Это не угроза или попытка дать задний ход, просто я хочу знать твой взгляд. Я чувствую тебя как своего, но одновременно мы с тобой катастрофически мало знакомы. Месяц в школе и спустя семь лет всего лишь сутки общения. И вот я уже здесь в твоем доме готовая на все и ни о чем не жалеющая. Но я хочу знать, куда иду и на что иду. Дай мне эту почву, на которую я смогу опираться первое время, вновь знакомясь с тобой и выстраивая будущее. Нам ведь придется заново знакомиться, эти семь лет могли глубоко нас изменить.

***

Как же уверенно и спокойно она говорила. Его голубка, его девочка, сероглазая пятнадцатилетняя Марьяша выросла. Про себя Борислав всегда называл ее голубкой, с тех самых пор, как увидел впервые на приветственном празднике в Колдовстворце в день приезда их дурмстрангской делегации. Взгляд упал, притянулся к тихой русоволосой красавице, сидящей от него через стол и о чем-то беседующей с рыжей подругой. Такое мягкое прекрасное лицо, наполненное внутренним светом, живое, без капли жеманности, без масок аристократов, от которых Григорова по долгу знатности его фамилии уже давно тошнило. Он думал, что в Колдовстворце все такие, другие, живые, но нет. Марьяша была для него одна, сияющая. Даже когда повисла от своего же неудачного заклинания над лестницей, а Борислав ее мягко поймал на руки, хотя мог бы просто устойчиво опустить прямо, но пожелал прикоснуться, ощутить, что девушка - настоящая. Даже когда молча сидела в одиночестве за поздним ужином и, пряча глаза, назвала ему свое имя. Григоров знал, что она его побаивается, потому и подходил к ней со всей возможной мягкостью, чтобы плавно войти в ее жизнь, не потревожив. Живая, с сияющими глазами, мягкими нежными руками, не знающими битв и мозолей. Пусть ее руки и дальше остаются такими… счастливыми, свободными от всего, через что пришлось пройти Бориславу во время учебы и жизни бок о бок со своей семьей. Пусть они будут чистыми, неоскверненными, а Григоров постарается сделать все, чтобы уберечь эту чистоту. До тех пор, пока дышит, и даже там, дальше, если такому как он, Борислав Григоров, темный маг, черная птица, есть место рядом с такой как она, нежной Марьяшей Вишневской, природной теплой ведьмой, светлой голубкой с горячим сердцем. Как он ее любил, ни на миг не переставая. Как он хотел ей это высказать. - Я всегда этого хотел. - начал мужчина медленно, подбирая слова. - С тех самых пор, как впервые заговорил с тобой. Я хотел, чтобы ты была моей, чтобы мы были вместе. Я хотел защищать тебя, оберегать и видеть, что ты счастлива. Это то, за что я несу ответственность, то, что могу тебе предложить сейчас и … в будущем. Мой дом теперь и твой дом, если ты захочешь. Будь здесь полноправной хозяйкой, осваивайся. У тебя есть столько времени, сколько пожелаешь. Я ни на чем не настаиваю, не тороплю. Девушка молчала, глядя в чашку, на поверхность недопитого кофе. Потом медленно поставила напиток на пол, у ног, повернулась к Бориславу и мягко приблизилась к нему, обхватив за плечи. Она стояла на коленях, чуть возвышаясь над мужчиной, почти как вчера, когда они целовались, сидя на полу. Марьяша осторожно взяла его лицо в свои ладони и гладила большими пальцами, рассматривая каждую черточку со странным блеском в глазах. Борислав млел словно прирученный волк. Одурманенный ее запахом - сушеные травы, спелые яблоки и свежая горечь розмарина, Григоров боялся пошевелиться, не моргая глядя в ее серые глаза. - К черту эти мои страхи. Я знаю, что все у нас получится, и буду вкладываться также сильно, открыто и искренне, как и ты, Борислав. - вдруг четко проговорила Марьяша и приникла к его губам.