Новые неудачники

Вот как это начинается: француз откусывает парню щеку. Нет, не так. Это то, что Мигель запомнил, потому что сейчас ему трудно фиксировать события, и в памяти остаются только самые яркие вещи. Эта вещь определенно была чертовски яркой. Но если восстанавливать события, то сначала лягушатник возвращается из Дыры. Парень все еще числится в одной капсуле с байкером, и Мигелю немного интересно, чем это закончится. (Потом, спустя месяцы, Мигель вспоминает это и понимает, что тот день был первым за долгое время, когда он смог почувствовать интерес. Тогда он все еще считал, что с приглушенными эмоциями жилось легче, но когда он наконец что-то почувствовал, это оказалось чертовски хорошо). Казалось бы, МакМанус должен был чему-то научиться со времен Бичера и Шиллингера, но посмотрите, что он делает снова и снова. Конечно, Мигель не сравнивает лягушатника с Бичером. Новенький уже показал, что он не дастся просто так и может за себя постоять. Но он все равно мелковат, чтобы тягаться с любым из байкеров, которые сейчас живут в Изумрудном городе. Мигель думает, что со стороны МакМануса было разумнее подселить француза хотя бы к самому Мигелю, например. Но есть и другой взгляд на все это. Мигель знает, что МакМанус на самом деле не идиот. И белых мальчиков селят с белыми мальчиками не просто так, а из соображений безопасности. Потому что расовая напряженность никогда не уходит полностью, и даже после всех бунтов, войн и чертовой сибирской язвы — их ненависть друг к другу все еще здесь, всегда с ними, тихо дремлет под кожей. Возможно, МакМанус думает, что в этой ситуации Альварес большее зло. Мигель не знает, как к этому относиться. К тому же Мигелю все еще нравится его одиночество (у него есть стеклянные стены, он может видеть других людей вокруг, но при этом на самом деле не контактировать с ними), поэтому Мигель не вмешивается и не предлагает себя в качестве соседа. В свободное время он тихо наблюдает за лягушатником из своей капсулы и часто засыпает, потому что его лекарства все такие же отстойные. Мигель не обманывается, когда день проходит спокойно. Он здесь давно, он знает, что тишина предвещает еще большие неприятности, что тишину сохраняют, когда планируют что-то. Ночью Мигель просыпается от воплей. Люди в аквариумах вокруг него тоже вскакивают, все прилипают к стеклам, чтобы выяснить, что происходит, чтобы успеть насладиться зрелищем, чтобы понять, насколько серьезна проблема, и как она их коснется. Мигель видит возню в капсуле лягушатника и, ну, он ожидал этого. Но это не похоже на обычное изнасилование, потому что парни, которые оказываются снизу, обычно молчат. Кричать себе дороже. Привлечь внимание все равно что подписать свой смертный приговор. Охранники разнимают темный клубок в камере. Байкера вытаскивают, и Мигель видит, что на лице у него огромное влажное пятно, которое кажется черным в ночном освещении. Следом выводят лягушатника. Половина лица у парня залита черной кровью, и он улыбается, пока его тащат наружу. Подробности про откусанную щеку Мигель узнает на следующий день во время работы в лазарете. Байкера увезли на операцию в город и не вернут еще несколько дней. Лягушатник снова в Дыре, его ждет суд. Мигель знает, что такие штуки работают чертовски несправедливо. Парня пытались изнасиловать, а теперь ему добавят несколько лет к сроку и отодвинут условно-досрочное. Так это обычно происходит. Потом Мигель узнает, что француз подал в суд на тюрьму.

***

Вот как это начинается: этот парень подходит к нему и называет его сумасшедшим. — Серьезно, ты чокнутый, даже больше, чем я, — вот что говорит этот парень. Ален не знает, кто это и что ему нужно. Самое смешное, что Ален вообще никого здесь не знает, хотя торчит в тюрьме уже месяц. Сначала он сидел в Дыре, а потом он — сидел в Дыре. И только сегодня выбрался на встречу с адвокатом. Когда Стив узнает про маленький акт каннибальской самозащиты, он не отказывается представлять его в суде. Если честно, Ален чувствует облегчение. Да, Стив защищал его, когда он убил того санитара, но там была... другая ситуация. В этот раз он откусил кусок от человека. Хотя Ален понимает, что у него объективно не было других способов защитить себя, но тем не менее — у всех свои пределы. Для Стива это могло оказаться последней каплей и, черт, Ален бы его понял. Но Стив обнимает его и осматривает (не врач, но за годы работы уже многое успел перевидать), и спрашивает, взяли ли у Алена анализы, потому что, да, друг, ты можешь столкнуться с неприятными инфекциями, если откусываешь кусок человеческой плоти. — Нет, я даже в лазарете еще не был. Они сразу бросили его в Дыру, едва Ален отмыл лицо от крови. В Дыре он тут же кинулся к ведру, сначала его рвало, потом он лежал в другом углу и пытался игнорировать кислый запах блевотины, и пытался игнорировать призрачные прикосновения чужих рук... Стив щелкает пальцами у него перед лицом, и Ален вздрагивает. — Друг, тебе надо будет поговорить с психотерапевтом, — говорит Стив. — Да. Здесь есть женщина, сестра, она занимается психологической поддержкой. Я не... в целом я в порядке, но все равно встречусь с ней хотя бы раз. Стив фотографирует синяки, хотя это скорее формальность, потому что часть пятен сошла, пока Ален был в Дыре. Но они все равно это делают, потому что Стив хочет заявить на суде обо всех фактах пренебрежения. Алена, в первую очередь, должны были отправить к врачу. — Тебя вообще не должны были сажать в изолятор. Это была самозащита, и мы это докажем. Потом Ален рассказывает Стиву все. Как сосед скрутил ему руки и навалился, и Ален понял, что не может двигаться, совсем. Он мог только крутить головой, потому что мужик отпустил его волосы, когда полез стягивать трусы. Ален повернулся и увидел чужое лицо прямо перед собой: ухо, пятно из татуировки и бороды. Мужик что-то говорил, губы шевелились, зубы блестели в темноте, но Ален ничего не слышал, кроме гула в ушах, он не мог двигаться. Это был единственный вариант, единственный шанс, и если бы у него не вышло, его бы наверняка убили там. Так что, прежде чем чужой член оказался в нем, Ален вцепился зубами в кожу, которая была рядом, сжал и не отпускал, не отпускал, а потом все стало громко и кроваво, и вот те моменты он едва помнит. Стив спокойно записывает, и эта сосредоточенная профессиональность успокаивает Алена. — Ты должен объяснить все это на предварительном допросе, — говорит Стив. — И не опускай подробности, нам нужно, чтобы все были в ужасе и сочувствовали тебе. Все эти вещи про беспомощность, про страх... Я знаю, что ты не из тех, кто давит на эмоции, но мне нужно, чтобы ты хорошо это отыграл, понимаешь? — Блядь, Стиви, — Ален смеется, — боюсь, в этой ситуации мне не придется играть. Если честно, каждый раз, как вспоминаю, я просто в ужасе. Мне пиздец как страшно. Мне страшно возвращаться в блок, страшно увидеть нового соседа, к которому меня подселят, страшно лечь в кровать и закрыть глаза, когда я знаю, что в той же комнате есть еще один человек, и стеклянные стены ни хуя меня не спасут, мне, блядь, честно, из Дыры не хотелось выходить. Там я по крайней мере знал, что я один. Алену немного неловко, что он вываливает все это на Стива, в конце концов, он ему адвокат, а не психотерапевт. Но. Что ж. Это не первый раз, когда Стив работает с жертвой нападения. Потом они еще полчаса просто сидят и тихо болтают на отвлеченные темы (потому что Стив хороший человек), вспоминают общую работу, общих друзей. Когда приходит время возвращаться, Ален чувствует, как к горлу ненадолго подкатывает тошнота. (Он не жалеет о том, что привело его в тюрьму. Нет. Но это все равно сложно). Следующая ночь проходит тихо. Ален не спит, и его новый сосед не спит тоже. Они сидят каждый на своей койке, и в какой-то момент Ален понимает, что не только ему страшно, что этот парень тоже его боится. К сожалению, это не помогает расслабиться и уснуть, потому что Ален знает, что страх тоже может толкнуть людей на ужасные вещи. На следующий день его сосед просит перевода. Эта история повторяется еще раз, с новым парнем. И еще раз. Это нелепо, и даже было бы забавным, если бы Ален не вымотался настолько сильно. Он не может спать с новыми людьми. Каждую чертову ночь новый человек. Каждую чертову ночь он лежит и пялится в темный потолок, паникует от мысли, что он не уснет и точно так же паникует от мысли, что он уснет. Ален смотрит в зеркало и видит бледное измученное лицо, воспаленные от недосыпа белки и синие тени под глазами. В таком виде он и приходит на первый допрос. Он идет по коридору очень медленно, потому что плохо соображает, и его постоянно подталкивают в спину, грубо, ощутимо. Ален понимает. В конце концов, он судится с тюрьмой, из-за его иска несколько охранников скоро потеряют работу. (Он верит в Стива. И, нет, он не чувствует себя виноватым. Эти люди должны были обеспечивать его безопасность, и они не справились, так что — скатертью дорога. Как ни наивно, Ален верит в закон. И если закон не работает, как должен, ну, это просто надо исправить). В комиссии, которая его опрашивает, один мужчина (намного крупнее Алена) и две женщины. Они ждут его показаний и смотрят на него насторожено, и это Ален тоже понимает, потому что он откусил кусок от человека, и это такая вещь, которую сложно принять в цивилизованном обществе, даже если она оправдана. Поэтому Ален говорит: «Посмотрите на этого мужчину, сидящего между вами. Вы видите, насколько он сильнее нас всех? Представьте, что он держит ваши руки своими руками, стреноживает ваши ноги своими ногами, придавливает вас к полу своим телом, и под его весом вам тяжело даже дышать». На этом месте его прерывают, мужчина из комиссии заявляет, что это оскорбление, начинаются крики и взаимные обвинения между адвокатами. Ален тихо пережидает, наблюдает за женщинами в комиссии и видит, что они поняли, о чем он говорил. Потом Алену разрешают продолжить. (Вступительную часть вырезают из протокола, но это уже не имеет значения. Они уже на его стороне). — Это будет даже легче, чем я ожидал, — говорит Стив, когда они прощаются перед железной решеткой. Потом Ален отворачивается и смотрит на темный коридор. Пора возвращаться в Изумрудный город. На этот раз Алена переводят в камеру на втором этаже. Он затаскивает туда свои вещи и видит этого парня. Того самого, который назвал его сумасшедшим. Нового соседа. (Вообще-то, этот парень пока был единственным заключенным, который с ним заговорил). — Если ты тоже собираешься попросить, чтобы меня перевели, лучше сделай это сразу, потому что я устал переносить вещи каждый день, — говорит Ален. Парень смотрит на него и хмурится, и Ален понимает, что в этой камере его не боятся. Он испытывает смешанные чувства по этому поводу. С одной стороны, это облегчение. С другой, это немного нервирует. Если этот парень его не боится, то он может попытаться сделать какое-то дерьмо, и Алену снова придется защищаться. (Как? Как ему защищаться?) Этот парень сидит без рубашки, и он весь шрамы, татуировки и мышцы — очевидно, в честной драке у Алена не будет ни шанса. — Кинь вещи наверх, — говорит парень. — Я не люблю спать на верхней койке. Это неожиданно. Ален уже обратил внимание, что все здесь стремятся занять место сверху. — Ты проглотил его щеку? — внезапно спрашивает новый сосед, когда Ален заправляет свою постель. — Нет, выплюнул. — Когда-то давно я жил здесь с чуваком, который съел свою мать, — говорит этот парень. — С ним было неплохо. И Ален думает — черт, возможно, они поладят.