Притяжение влюбленных сердец

Яков всегда себя считал человеком с крепкими нервами. От перенесенных неудач, потрясений он никогда не раскисал. Наоборот, Яков внутренне подбирался и старался отключить все ненужные эмоции. Этим и спасался, как бы не била его жизнь. Анна была другой, более чувствительной, более мягкой. Нет, его жена тоже была человеком сильным и цельным, вовсе не кисейной барышней. Но он знал, что ее душевное состояние изменилось. Женщины, они в принципе другие. Любимая, беременная его ребенком, тем более. Яков был с ней настолько деликатен эти дни после чудесного спасения, насколько мог. Они не были близки все то время, как вернулись из Маймачина, ограничиваясь объятиями и поцелуями. Он решил дать Анне время и наблюдал. Аня восстанавливалась неплохо. Хорошо ела, хорошо спала. Часто она поглаживала свой беременный живот и блаженно прикрывала глаза, когда он делал это вместе с ней. Все бы может и наладилось, но она все еще ничего не рассказала. Ни- че-го. Обещала, но не стала. Яков один раз вернулся к разговору, но Аня промолчала. Он же чутко ловил все изменения, произошедшие с ней с момента исчезновения. В ту же ночь, по возвращении домой, Анна словно осторожничала, возведя между ними тонкую, но вполне ощутимую стену. Яков очень соскучился по жене и она, казалось, тоже. Сигналы подавала, во всяком случае, вполне недвусмысленные. Он обрадовался, но в постели, едва он накрыл ее собой, Аня вдруг содрогнулась, а Яков испугался. - Что, родная? Тебе плохо? - Нет, Яшенька. Просто... Не знаю, отвыкла, наверное. - Можем не продолжать. Тебе нужно восстановиться. - Ну уж нет. Я слишком скучала по тебе... Она выгнулась ему на встречу и ласково поцеловала. Яков не стал спорить. Он был очень чуток и давно научился различать малейшие оттенки настроения жены. То, что Яков почувствовал сегодня, насторожило его. Страсть, но страх. Желание любить, не открываясь до конца. Яков был нежен и старался как мог. Ему все время казалось, что Анна была не совсем с ним. Она что-то скрывала. Он не подал вида, что переживает. Ночью жена уснула, доверчиво дав ему руку. Она переплела его пальцы со своими, и Яков полночи поглаживал их, собираясь с мыслями и ощущениями. Вдруг он понял, что его беспокоит более всего. Ни разу по возвращении он не видел ее обнаженной. Даже сейчас, под предлогом того, что она заснет и замерзнет, Аня попросила назад свою сорочку. Он лежал, замерев, но иногда тер лицо, пытаясь рассуждать здраво, куда там! Якова так поразило это неожиданное осознание, что он сейчас же захотел зажечь свечи и посмотреть на жену. Усилием удержался. Вихрем проносились мысли, Яков от них взмок и не сомкнул глаз до самого утра, продолжая беспокойно обнимать жену. Вдруг она сказала ему неправду? А кто бы вообще рассказал о подобном? Могла ли Аннушка умолчать? Рой вопросов в голове не давал ему покоя весь следующий день. В бытность свою полицейским он знал, что преступление над женщиной всегда оставляет специфические следы. Сколько экспертиз он перечитал. Прежде всего кровоизлияния, следы пальцев. Яков боялся их увидеть, но и игнорировать настойчивые мысли больше не мог. Сколько можно молчать! Они молчат взаимно и не проговаривают ничего. Письмо этого негодяя содержало вполне недвусмысленные угрозы. Он никогда не будет любить ее меньше, что бы там не случилось, но носить такую душевную травму в одиночестве? Аня закутывалась в домашнее платье и сорочку с длинным рукавом так истово, как не пряталась от него и в первые недели после свадьбы. Он смотрел, а она отводила глаза и отвлекала его. Через несколько дней, в субботу, Яков решился. - Пойдешь со мной в баню, Анечка? - спросил он, пристально заглядывая жене в глаза. - Нет, сейчас очень жарко. Ты иди, а я пойду вечером, когда жар помягче станет. - Одна? Аня пожала плечами. Яков взял ее за плечи. - Ты бегаешь от меня? Она опустила глаза и хмуро кивнула. Пусть так. В жаркой бане он хлестался веником изо всех сил, и думал, думал о себе и об Анне. Как вернуть ее доверие? Нет, с него довольно. Он придет к ней и все сам увидит. Она что-то скрывает, но он муж, и в любом случае все поймет. Недоверие, как и неизвестность, не менее болезненна, чем самая страшная правда. Аня такого коварства от Якова не ожидала, как и не догадывалась о мрачном направлении его мыслей. Она дождалась мужа из парной, велела подать ему чая и морса, посидела с ним и дядей в гостиной. Уже много позже, ближе к вечеру, она тихонько выскользнула из дома. Парилка сияла чистотой. Трудолюбивая горничная все прибрала и почистила к приходу хозяйки. Таня навела для барыни полную ванну теплой воды с отваром трав, и Анна с наслаждением легла и закрыла глаза. На улице было морозно, а тут так хорошо. Она с удовольствием погладила свой упругий живот. Красота! Как хорошо дома... Аня вытащила из воды ногу, разглядывая пальчики. Тут-тук! - требовательно постучали в дверь. А когда она замешкалась, с досады закусив губу, в дверь постучали уже основательно, кулаком. - Иду, иду уже. - недовольно крикнула Аннушка и нехотя вылезла из ванны, на ходу запахиваясь в банный халат. Она уже знала, кто пришел. Яков с нетерпением ждал, когда Анна откроет дверь. Он взял с собой мазь от синяков, предполагая, что именно их он обнаружит. Что еще можно было прятать? Через пару минут Анна наконец отворила дверь, выпустив из предбанника клубы пара. Яков хотел зайти, торопясь не заморозить жену, но не тут-то было. Анна куталась в плотный халат, выжидательно смотря на мужа, кудрявая, мокрая и злая. Очень красивая. - Я просила не приходить. - заявила она. Яков аккуратно отодвинул ее, зашел, и прикрыл за собой дверь. - Я тебя умоляю, показывай все, как есть, - сказал он. Аня покачала головой. - Что ты себе напридумывал, Яша? - сердито сказала она. - Я неплохо уже знаю тебя, Аня. Она вздохнула и развела руками: - Тогда раздевайся. Опять будем мыться. Аня даже помогла мужу раздеться, сердито дергая его рубашку. Яков смотрел на нее и ничего не понимал. Он пошел за женой в парилку. Аня смотрела на него тихо и серьезно. Яков сглотнул и осторожно отнял ее руки от халата, развязывая узел. Ткань упала к их ногам. Яков застонал, увидя застарелые кровоизлияния. Уже бледно-желтые, но такие обширные! Один располагался на внешней стороне бедра, и еще один он обнаружил на плече. Аня огорченно села на лавку. Она не хотела ему показывать, вот как раз для того, чтобы муж не причитал над ней. - Откуда это? - Это жеребец Разумовского постарался. Гадкий зверь. Он меня кусал несколько раз, а сила челюсти у него огромная. Вот поэтому она так зажималась и вздрагивала! Ей все еще неприятны прикосновения в этих местах. Взяв мочалку, Яков начал осторожно мыть жену, отмечая все изменения в ее теле. Их, к счастью, было немного. Яков требовательно развел ее ноги, надеясь покончить со всеми сомнениями сразу и бегло осмотрел ее бедра и голени. Облегченно проведя мочалкой по внутренней поверхности, он не увидел ничего подозрительного. Яков боялся найти кровоизлияния и ссадины. Но нет. На душе отлегло до такой степени, что даже дышать стало легче. Анна из-под прикрытых век наблюдала за мужем, позволяя ему делать все, что он хочет. Вел себя Яша странно. Если он так настаивает, пусть разглядывает все ее боевые раны. Не такие уж они и страшные. - Почему ты скрывалась от меня? - Думала, так лучше будет, чтобы ты себя поедом не съел за все это. Я пыталась беречь тебя. Синяки зажили бы через неделю. - Аня, ты не представляешь, что я передумал за эти дни. - Что? - с вызовом спросила она, нахмурившись. - Лучше мне промолчать. Но ты расскажешь мне каждую секунду из того, что происходило с тобой. - требовательно просил он. Слушая рассказ жены, Яков тихонько мыл ее все той же мочалкой. Может быть, и не мыл даже, а просто гладил, поливая теплой водой. Он слушал о ее быте в доме Разумовского, их совместных трапезах и прогулках. Яков задавал множество вопросов. Где, когда, как. Аня рассказывала ему все, ничего не скрывая. Он деликатно сполоснул ее, а после достал мазь от синяков. Ему всегда помогало это простое средство. - Маленькая, надо было мне все показать... - Яша, давай забудем и все. Я не показывала, потому что хотела, чтобы все поскорее закончилось. Мне самой страшно смотреть и вспоминать. Он покачал головой. О письме Разумовского Яков умолчал, твердо решив, что она ничего не узнает о тех угрозах. Он хотел защитить ее хотя бы от этой мерзости. Довольно уже страданий. Яков для начала поцеловал каждый дюйм ее розового, душистого тела, а после тщательно обработал мазью все отметины. - Теперь можно не прятаться. Все равно будем мазать каждый день, пока не сойдут. - приговаривал он. Анне так нравились умелые настойчивые прикосновения заботливых рук. Яков был очень нежным и внимательным мужчиной. Ей было так комфортно от того, что он принимал ее любой, она чувствовала себя любимой. Анна всегда хотела вернуть ему всю эту любовь, поэтому помывка затянулась. Сколько бы муж не отфыркивался, что он и так чистый, а женщинам и детям пора отдыхать. Яков получил свою порцию ласк, теплую расслабляющую ванну, куда он немедленно затащил и Аню. В дом они ввалились уже много позже, уставшие, но разрумяненные и абсолютно счастливые. Расчесывая жене уже почти подсохшие локоны, Яков заметил: - Прошел почти год со дня венчания. Какая длинная стала твоя коса. - Сильно отросли? - улыбнулась Аня. - Восхитительно. Длиннющие волосы. Дюймов на 6, наверное, отросли. Никогда такого не видел. - Сейчас нельзя, а вот после родов волосы стоит подстричь. - Нет, Аня, пожалей такую красоту. Хотя бы для меня. - Яша, мы чуть-чуть. До пояса. - успокоила она супруга, - тяжеловато стало их носить... В девичестве я укорачивала волосы каждый год, совсем понемногу. Она отняла у мужа локоны, перекинула их через плечо и принялась заплетать косу на ночь. Яков задумался, разглядывая жену. Как можно быть такой очаровательной? Тонкая сорочка так красиво облегала небольшой холмик живота, словно обрисовывая его, и мягкую, округлую, чуть пополневшую грудь. Аня проследила за его взглядом, подошла и обняла. - Ну, все, пойдем спать, любимый. - поцеловала она мужа в шею. После этого вечера больше они почти не говорили о том, что произошло в этом страшном месяце, оставив князя и все, что с ним было связано, в прошлом... *** Мария Тимофеевна, погрузившись в позднее материнство, с письмами и телеграммами поутихла и подуспокоилась, окончательно отпустив от себя старшую дочь. Ей стало вдруг очевидно, какая взрослая и самостоятельная у неё Аня, уже светская дама и мужняя жена. Ей даже стало неловко перед дочкой за ту чрезмерную опеку, которой Аня последние лет пять сердито сопротивлялась. Теперь мама поняла, что за эти годы совсем позабыла, как выглядят маленькие и беспомощные дети. Уж точно не так как ее взрослая и самостоятельная Анна! Госпожа Миронова сосредоточилась на уходе за малюткой Ванечкой. Вот кто нуждался в ней круглосуточно. Она подолгу разглядывала его, и ее сердце переполняли умиление и восторг. В молодости ей никогда не хотелось быть матерью мальчика. Она, в тайне от мужа, мечтала о дочке, лентах и рюшах, нарядных платьицах и маленьких розовых туфельках. Дочкой и наградил ее Господь, да еще какой! Аня была прекрасным ребенком, отлично училась, была очень одаренной девочкой. Мальчишки Марии Тимофеевне всегда представлялись несносными хулиганами и озорниками, подобными Петру Ивановичу, но теперь... Все ее помыслы сосредоточились на сыне. Она благоговела перед малышом. Целый мальчик! Носик, рот, головушка, пяточки. Будущий мужчина. Мальчик - это вам не девочка! С дочерью они теперь переписывались не так часто. Мария Тимофеевна очень любила Аннушку, но ее вдруг отпустила вечная, терзающая душу тревога за судьбу единственного ребенка. Теперь за дочь женщина только радовалась. Перестав ревновать ее к господину Штольману, она оценила любовь, заботу и деликатность надворного советника. Яков Платонович был всегда очень порядочен и добр. В октябре, когда госпожа Миронова, покормив Ванечку, вдруг вспомнила, что давно не получала писем от дочери, ей принесли телеграмму, в которой Аня сообщила, что они Яковом Платоновичем едут в поездку и просила не терять ее. (На деле телеграмму отбил Петр Иванович, который не хотел, чтобы жена брата переживала, и у нее пропало молоко. Взял на себя ответственность) Сегодняшнее длинное, обстоятельное письмо от Аннушки вызвало у родителей слезы радости и бурю восторга. Дочь сообщала, что беременна, чувствует себя очень хорошо, и они с Яковом Платоновичем ждут рождения первенца в конце апреля-начале мая. - Витя, снимай деньги в банке. Я хочу заказать побольше приданого для малыша. Ты же помнишь, часть они потеряли в дороге. Виктор Иванович усмехнулся, глядя на свою мадонну с младенцем на руках. - Поеду в контору и распоряжусь. Машенька, ты, главное, не беспокойся. Еще почти полгода, все успеем. - Как ты не понимаешь, Витя! Там же медвежий угол! Ни тканей, ни мастериц порядочных. У Анны просто не хватит опыта все как следует организовать. Нет, нужно подумать обо всем заранее! Виктор Иванович только диву давался, как еще вчера расслабленная жена вдруг преобразилась, затребовав у прислуги бумагу и карандаш. - И потом, май! Все у них не слава богу. Родится в мае, всю жизнь маяться будет! - Душа моя, оставь ты уже все эти суеверия. Чепуха все это. В мае природа расцветает, все распускается, птицы прилетают. Вот так и дитя нашей дочери будет самым что ни на есть здоровым и счастливым. А его родители приложат все усилия. За Якова Платоновича и нашу дочь я уверен... Доктор Милц заполнял больничные документы, когда и ему почтальон принес письмо с печатью нерчинского каторжного округа. Друзья писали не часто. Александр Францевич очень скучал. Он поставил солидный конверт перед собой, прислонив его к карандашнице и с удовольствием поглядывал на послание, не смея бросить больничные бумаги. Сначала доктор обстоятельно доделал всю текущую работу, убрал документы, переоделся, а уж потом сел в кресло и принялся за чтение. Писал сам Яков Платонович, но он предусмотрительно оставил в тексте место, и Анна Викторовна проиллюстрировала послание очень интересными рисунками, запечатлев их нехитрый быт. Так доктор прочитал письмо и посмотрел на дом семьи Штольман, домашних животных, здание тюрьмы, каторгу и многое другое. От письма веяло таким счастьем и любовью, что Александр Францевич усмехнулся, вспоминая. Он всегда все знал про этих двоих... Барышня и сыщик могли дуться, неделями не разговаривать, но в их глазах доктор всегда видел такую любовь к друг другу, какая случается лишь раз в жизни. Да и то, не с каждым. Он видел, как хмурый следователь смотрит на Анну Викторовну, как ловит каждое ее слово. Теперь эта любовь дала всходы, а совсем скоро даст и плоды. Яков Платонович сетовал, что не может найти толкового доктора, чтобы он нанялся и приехал в такую глушь. Александр Францевич задумался. В тех краях жил его знакомый. Он решил похлопотать о своих друзьях. *** К Рождеству в Забайкалье ударили такие морозы, о существовании которых Анна даже не подозревала. Нет, МОРОЗЫ. Трескучие и безжалостные. Когда Яков приезжал домой, брови его и ресницы нередко покрывались инеем, и она смеялась, быстро сцеловывая все снежинки. Он все беспокоился за ее здоровье, приговаривая, что холодный и ему сперва нужно отогреться, а уж потом принимать в объятия любимую женщину. Но Анну его вялое сопротивление не останавливало. - Минус сорок по Реомюру. - удивился Яков утренней температуре (-50 C). - кажется теперь я понимаю, почему тут все вымерзает. Он разглядывал через оконное стекло уличный термометр. Снег к Рождеству так и не выпал. Теперь утро перед рассветом стало длинным и темным. Природа замерла, терпеливо снося суровую полугодовую зиму, которая казалась бесконечной. Но в их большом доме было тепло и уютно. Вся семья благоговейно ждала рождения малыша. - Первое Рождество без снега. - улыбнулась Анна, отпивая горячий чай. - Хочется поиграть в снежки? - усмехнулся Яков. - Очень! - Аня пододвинула мужу горку оладий. - А еще первое Рождество без настоящей елки. Как оказалось, в Забайкалье сибирские ели не растут. Слишком сухо. До Рождества Яков не задумывался над этим. Вопрос высветился перед ним со всей очевидностью, когда казаки принесли из леса пушистый кедр с длинными иголками. Такое чудо он еще не украшал. Его теща по прозорливости могла дать фору самому надворному советнику и Яков искренне был благодарен Марии Тимофеевне, когда, получив очередную посылку, они увидели в ней елочные игрушки. Родители Анны были чудесными людьми и очень о них заботились. Цепкому уму Марии Тимофеевны можно было только позавидовать. Для семьи дочери Мироновы выписали самые дорогие и модные елочные шары, балеринок, ангелочков и другие украшения. Несколько дней супруги Штольман украшали елку, подключив к процессу всех, включая прислугу. Гостиная преобразилась. Однажды, перед самым Рождеством, придя домой, Яков не узнал их окна, с удовольствием разглядывая чудесное произведение рук жены. Дело в том, что сибиряки всегда на зиму ставили двойные рамы в окна, для сохранения тепла, а между стеклами размещали оригинальные композиции, кто на что горазд. Анну посетило вдохновение и она разместила меж стекол рождественские сюжеты, миниатюрные елочки, снежинки и другие украшения. Она подсмотрела в модном журнале идею украшения окон и теперь, вооружившись кистью, расписывала пастой из зубного порошка одно стекло за другим. Их окна украшали белые домики, белый лес, белые сказочные сюжеты. - Красиво. - оценил Яков, - а ты разве не устала, принцесса? Не много ли усилий на один день. Давай завтра закончим? Дети должны отдыхать. Да-да, я читал. Аня вопреки всяким советам из разных умных книг отдыхать отказывалась. Ее переполняла энергия. Живот стал быстро расти, но Анна была такой неутомимой! - Яша! Я вовсе не устала. Во мне столько сил... Завтра мы у Бондаренко будем окошки раскрашивать. - Пусть сами красят. - нахмурился Яков. - Лиза не умеет, потом, у нее малыш на руках. И из прислуги только старенькая кухарка. А я после дел в приюте буду абсолютно свободна. Ты лучше приходи к нам после службы? - Я приготовил для тебя кое-что... Так что завтра не получится прийти. Но мы с Ильей Андреевичем за вами зайдем думаю, Елизавета Петровна тоже оценит подарок. На следующий день Илья Андреевич и Яков Платонович пригласили жен выйти на улицу. Что же они увидели? На пригорке за домом семьи Штольман рабочие за полдня собрали большую горку из крепких кубиков льда. Прозрачную, и такую красивую. Бело-голубой лед переливался на ярком забайкальском солнце. Яков только улыбнулся, получив благодарный поцелуй жены. Какая мелочь, право. Подумаешь, горка! Его была только идея. Стройку организовал по просьбе начальника умница Бондаренко. Якову так хотелось каждый день радовать свою Анечку, что он был готов на гораздо большие свершения. Теперь они еще катались с горки, в основном с обеда, когда мороз хоть немного отступал. *** На Рождество они получили еще один подарок. Ровно в 20 недель Аня почувствовала, как их малыш впервые пошевелился. Она сидела в кресле, читала и вдруг потянулась к сидящему неподалеку мужу, вздумав погладить его по щеке. Очень уж хмурился, разбирая свои бумаги. - Ой! - засмеялась она и прижала руку к животу. - Ой! - Что такое? - спросил Яков, улыбнувшись. Глаза его жены засияли восторгом, обращенным внутрь себя. - Яша, он пошевелился! Словно маленькая рыбка. Это очень приятно. Просто чудо. С тех пор их сын часто давал знать о себе. Яков гладил живот жены, Аня немедленно чувствовала толчки и рассказывала ему об этом. Они оба очень ждали рождения малыша. Вскоре и сам будущий отец стал ощущать, как сын стучит ему в руку. *** Свадьбу Хорошкины постарались организовать по всем правилам. Венчание и последующее торжество должно было пройти в Сретенске. Ради младшей дочери губернатор расстарался и пригласил почти всех коллег и подчиненных. Алексей Юрьевич ему нравился и дочь стала такой взрослой, разумной. Дело сладилось. Супруга его была очень озабочена пошивом и пересчетом приданого. Даже к январю она не успевала с задуманным. С будущим зятем Хорошкины даже условились, что часть вещей они приготовят к свадьбе, а часть вышлют чуть позже. Алексей Юрьевич отнекивался, говорил, что не нужно так много, но натыкался на суровый взгляд будущих тестя и тещи. Им было обязательно, чтобы все было как полагается. Перед самой свадьбой Арина Владимировна вдруг засомневалась в том, что же происходит. Она перестала спать, ее начало трясти от возбуждения и неуверенности. Вдруг Алексей Юрьевич не любит ее и никогда не полюбит? Что она тогда будет делать? Он никогда не говорил ей о любви. В тех книгах, которые она читала, мужчины говорили красивыми словами и вставали на колени перед возлюбленными. Арина так волновалась, что даже с лица спала. У нее пропал аппетит. Алексей Юрьевич приходил к ней вечерами. Часто. Это немного утешало Арину. Ее жених был таким веселым и настойчивым, независимым, а его поцелуи в тайне от родителей, такими сладкими. Голова у барышни плыла от восторга и становилась восхитительно пуста... Вот и сегодня Алексей осторожно постучался в окно. Когда девушка открыла жениху, он дерзко залез к ней в спальню. - Родители меня убьют, Алексей Юрьевич! - в шутку отбивалась от объятий Арина. Ей было очень приятно его внимание. Алексей принес ей конфеты. - Скажите, Алексей Юрьевич. Вот Вы жениться собрались, но вы ни разу не говорили мне самого главного. Вы меня любите? Лебедев не ожидал подобного вопроса. Он был сложным по натуре человеком. Арина взрослела на глазах. - А Вы сомневаетесь? - осторожно спросил он. - Да. - потупила глаза его невеста. - Видите ли, Арина Владимировна, у меня сложные отношения с любовью, я не уверен, что знаю это чувство. Но я очень хорошо к Вам отношусь. Арина с ужасом заплакала и отвернулась, махнув рукой. Он не любит ее, и она будет всю жизнь жить без любви. Да что же я за негодяй такой! - разозлился на себя Лебедев. Свою сложную душевную организацию можно оставить и при себе. Зачем вываливать все барышне? - Люблю я Вас, Арина, ну простите меня. Я никогда не задумывался о любви. Я же не просто так Вам предложение сделал, не просто так хожу вечерами. Хочу порадовать Вас, чтобы не скучали до свадьбы, не грустили. - Точно любите? - недоверчиво спросила Арина. - Точно. Я Вас люблю. Только я иногда веду себя как дурак, но я исправлюсь. - Обещайте, что не обидите меня. Что не будете иметь отношений с другими женщинами, что не покинете меня никогда. - потребовала барышня с мокрыми от слез глазами. - Обещаю. - Алексей поцеловал ей руку. Арина Владимировна, кажется, успокоилась. Алексей целовал ее, сильно, страстно и сладко, но продолжать не стал, более ничего себе не позволив. Да и с поцелуями увлекаться не стоило. - Я не буду Вас спрашивать о любви. - прошептал на ухо барышне Алексей. - спрошу на утро после свадьбы. Будет самое подходящее время. Когда он выскальзывал из окна, Арина была счастлива. Он сумел утешить ее. У Алексея было очень непривычное ощущение сильной ответственности. Жизнь его менялась на глазах. Он серьезно относился к происходящему между ним и Ариной. Такое странное чувство, когда от того, как ты себя ведешь, какие поступки совершаешь, теперь будет напрямую зависеть будущее другого человека. Женщины. Лебедев невольно подумал о семье дяди. Он восхищался Анной. Тетушка тоже казалась очень молоденькой, но она была совсем другим человеком, нежели Арина. Стойкой, очень умной, очень целеустремленной. Во многих вопросах супруга дяди была ему ровней, взрослой, мудрой женщиной. Счастье, что Анна ждала малыша. Он был очень рад за родственников. В случае с барышней Хорошкиной, Алексей чувствовал, что ему придется быть взрослым за двоих, быть очень понимающим и подтягивать Арину до своего уровня. Она была такой наивной. Озорной, смешливой и довольно милой, но такой юной. С его подачи барышня Хорошкина стала много читать, Алексей Юрьевич озаботился ее образованием. Арина была неглупой, недаром они с Анной дружили. По вечерам Алексей часто обсуждал с ней книги. Конечно, чтобы хоть немного отвлечься от нескромных мыслей об ее алых губах, о которых, что скрывать, он думал очень часто. Сразу после Крещения Господня было назначено венчание. Алексей, в отличие от Хорошкиных, не очень стремился соблюсти все ритуалы. Исповедоваться у священника, говеть и заниматься иной религиозной ерундой ему не хотелось. Он искренне хотел жениться и жить с Ариной Владимировной долго и счастливо. У него было много работы, и поэтому он просто договорился с батюшкой и за небольшую мзду избежал всех ненужных ритуалов. Ему было совсем не стыдно так пренебрегать правилами. Он был не особенно религиозен. Лебедев считал себя современным человеком. Условности тяготили его. Покупать сорочку и сюртук он ездил с родственниками. Дядя и Анна Викторовна окончательно простили его и махнули рукой на все безумства племянника. Лебедев подозревал, что все это оттого, что супруги были слишком увлечены друг другом и ожиданием ребенка. Будущие родители каждый раз намечали большой список покупок. Алексей, слушая их разговоры, с удивлением осознал, что не пройдет и полгода как он сам будет озабочен тем же самым. Яков переживал, что Анну однажды растрясет по дороге в одной из их многочисленных поездок, и ей станет плохо, поэтому он еще осенью распорядился перебрать экипаж, чтобы ход был как можно мягче. Успокаивало только то, что Аня прекрасно себя чувствовала. Сани зимой в этих краях не использовали, разве что в тех ситуациях, когда ехали по реке. Снега почти не было. Сегодня в день свадьбы в экипаж набилось аж шестеро человек, и все они с ветерком ехали в церковь. За ними ехало еще несколько экипажей. Хорошкины ночевали в Сретенске. Петр Иванович еще утром соблазнил жениха пропустить по рюмочке коньяка. Штольман сильно подозревал, что и не по одной. - Вам очень идет, Алексей Юрьевич. - ласково одобрила Анна наряд племянника. - Спасибо. Вот только меня что-то потряхивает от волнения. - Это все нервы. Вам полегчает только тогда, когда выйдете из церкви женатым человеком. По себе знаю. - философски изрек начальник тюрьмы Львов. - Вспоминаете свою свадьбу, Анна Викторовна? - вдруг спросил Лебедев. Яков напрягся. У них и свадьбы толком не было, только срочное венчание. - Часто вспоминаю. Я была в тот день очень счастлива, даже не верилось. - засмеялась Анна и взяла мужа за руку. Приехав в церковь, они тут же отправили гонца к Хорошкиным, чтобы сказать, что жених ожидает невесту. Арина с родителями приехала немного позже. Гостей собралось видимо-невидимо. Две сотни человек не поместились в церкви и часть из них остались дожидаться молодых на улице. Алексей, глядя на нарядную будущую супругу, вдруг весело подумал, что Арина в свадебном платье напоминает пирожное. Украшенное красными розами и очень вкусное, очень красивое пирожное. Он ласково улыбнулся невесте. - На нашу с Вами свадьбу, наверное, собрался бы весь Затонск, если бы мы позвали. - шепнула Аннушка мужу, переглядываясь с веселыми супругами Бондаренко. - Я каждый раз жалею, Аня, что наше венчание прошло так, как прошло. Без твоих родителей, без белого платья. - Яков улыбался, но глаза его были серьезными. - Яша, забудь о всех сомнениях. - поцеловала его в запястье Анна, - мне дороги все наши воспоминания. Платье, розочки на фате, это все мелочи. - Но все другие платья будут в твоем распоряжении. - улыбнулся Яков. - Я даже знаю, какое мне понадобится следующим. - Какое? - На крещение Вашего сына, господин надворный советник! С некоторых пор вечерами супруги Штольман были заняты чрезвычайно сложным и ответственным делом. Яков выписал месяцеслов, или святочный календарь. Теперь в гостиной, а то и в постели Яков и Анна обсуждали имя для сына. Святцы были засмотрены почти до дыр. Мальчику полагалось давать имя, выбирая наиболее благозвучное из тех имен святых отцов, что были упомянуты на нужных датах святочного календаря. Ориентироваться нужно было на ближайшие ко дню рождения дни. Они перебрали множество имен, обсуждая достоинства и недостатки каждого. Сына хотелось назвать по-особенному. Иногда Анна сдавалась, и, так ничего и не решив, просто лежала, прикрыв глаза. Она с досадой дергала ногой, брыкаясь, на все предложения мужа. Иногда бессильно засыпала. - Яша, давай завтра подумаем. - просила она. Яков смеялся. - Тяжелая умственная работа? - гладил он ее по голове. - Очень. Ты даже не представляешь, насколько. - вздыхала Аня. Думать не хотелось. Штольман всегда любил наблюдать за такой трогательной и непосредственной женой. Ее животик подрос. Анну иногда словно выключало, особенно к вечеру. Она не желала ничего соображать, и доверяла думать своему многомудрому мужу, а сама дремала. Это было время блаженного ничегонеделания. - Мама просит назвать нашего сына Виктором. - Тебе хочется? - поднял бровь Штольман. - Не очень. Я, конечно, люблю папу, но хочется чего-то иного. Тетя Липа попросила назвать Тимошей. Яков округлил глаза, а Анна засмеялась. - Супруги Штольман! Не следуйте ничьим советам. Выбрать имя нужно по сердцу. - вмешался Петр Иванович. Имя пока к ним так и не пришло... Приближалась весна. Яков был очень счастлив. Без устали наглаживая славный маленький живот жены, он безошибочно начал различать, когда малыш икает. Даже Аня не могла понять, как ему это удается. - Опять икает. Может замерз? - улыбнулся Яков, и в уголках его глаз собрались тонкие лучики-морщинки. - Как ты понимаешь, что именно малыш делает? - поинтересовалась Анна. - А вот смотри. Когда он икает, движения становятся другими. Легкими и ритмичными. Она накрыла его руку своей. - А ведь, верно. Какой ты хороший, Яша. Так много знаешь. Так любишь нас. Мы тебя тоже очень любим. Штольман обнял ее, укрывая одеялом. - Да как же вас не любить. Долгожданный ребенок от любимой женщины, которую я ждал всю жизнь... За объяснениями последовали настойчивые ласковые поцелуи. Аня так изменилась. Он все замечал. Из налитой груди по капельке выделялось первое молоко - молозиво. Яков аккуратно целовал чуть потемневшие вершинки и пробовал капельки на вкус, еще больше возбуждаясь от этого. Когда его сын родится, все лучшее достанется ему, ну а пока его папа немного насладится молоком любимой женщины. Аня была по-прежнему очень чувственной. Он дарил ей ласки, с осторожностью подводя к пику наслаждения. О бурных страстях пришлось на время забыть, но Якову все нравилось. Всему свое время. *** Ближе к марту в Кару приехал протеже Александра Францевича с его же рекомендацией. Молодого доктора звали Федор Петрович Лобас. Все было бы ничего, но взяв его на работу, Штольман нарушал закон. Дело в том, что доктор Лобас был ссыльным, да еще по политической статье. Он пробыл на каторге совсем недолго и после отбытия наказания жил в Николаевске. Даже оказывая помощь бесплатно, он нарушал закон, прямо запрещавший ссыльнопоселенцам работы по отдельным профессиям. В Николаевске на Федора Петровича, практикующего на дому, донесли после того, как он провел срочную операцию по выниманию пули из ноги женщины. Доктор Лобас в наказание провел в тюрьме еще два месяца. Яков Платтнович имел в каторжном районе широкие полномочия. Он решил прикрыть доктора от жестокого закона. Каторге, да и ему самому, нужен был специалист, а Федор Петрович был хорошим врачом. Начало его работы оказалось не простым. В каторжном районе три месяца не могли найти медика, и фельдшеры наделали много ошибок, упустили несколько сложных пациентов. Федор Петрович буквально разрывался, каждый день совершая множество поездок в близлежащие тюрьмы и рудники. Он привозил весьма запущенных больных. Больница была переполнена. Узнав, что супруга Якова Платоновича беременна, он тут же позвал ее на прием. Госпожу Штольман следовало немедленно осмотреть. Когда Анна робко вошла в кабинет молодого врача, Федор Петрович буквально остолбенел. Он никогда не видел таких прелестных девушек, женщин... Судорожно вздохнув, он принялся за прием. Госпожу Штольман давно не осматривали. Не без волнения положив Анну Викторовну на кушетку, Федор Иванович посмотрел на стройные ухоженные пальцы и лодыжки, отмечая про себя, что отеков нет. Бывают же такие прекрасные женщины... Дойдя до живота и измерив дно матки, он нахмурился: - Полежите спокойно, госпожа Штольман, мне нужно определить предлежание. У Федора Петровича, несмотря на сравнительно молодой возраст, были золотые, очень чуткие руки. Он сходу определил все, что нужно. - К сожалению, Анна Викторовна, плод пока находится в ягодичном предлежании. Вы знаете, что это такое? - Да, доктор, я читала. - Хорошо. Для родов положение не очень удачное. Но до срока еще два месяца, дадим Вашему малышу время перевернуться. Если не повернется, то постараемся сделать наружный акушерский поворот. Доктор Лобас помог выучить супруге господина Штольмана несколько простых упражнений. За этим занятиями и застал их Яков Платонович. Федор Петрович ввел начальника в курс дела, объяснив риски для матери и ребенка. - Ну как тебе доктор, дорогая? - спросил Яков, когда они вышли из больницы. - Понравился. С ним было легко и не страшно. С этого дня Аня каждый день делала особую гимнастику, уговаривая сына перевернуться. Доктор смотрел за положением ребенка дважды в день, заходя к ней до и после службы. Он очень аккуратно слушал сердцебиение плода маленькой трубочкой, затем недолго давил на живот, нащупывая его головку все в том же месте. - Не волнуйтесь. - ласково говорил он перепуганной Анне. - Я не пущу Вас в роды в таком положении. Это большой риск. Подождем несколько недель. Если у Вас не выйдет с упражнениями, я переверну малыша. Однако время шло, живот рос не по дням, а по часам, и это означало, что места для малыша оставалось все меньше, и шансы на то, что он перевернется самостоятельно, таяли с каждым днем. Видя, как тетушка нервничает, супруги Лебедевы предложили свозить Анну в дацан к ламе. Арина вообще, как человек, выросший в Забайкалье, с детства наблюдала переплетение культур, обрядов и веры. Все местные жители, будучи в большинстве своем православными, охотно спрашивали совета у буддистских астрологов и лечились у лам-врачевателей, находя это дело вполне естественным, а мистическое лечение крайне эффективным. Якова в этот день дома не было, поэтому посоветоваться о поездке с супругом она не смогла. - Ладно, едем. - решилась Анна. Хамбо-лама Жимба принимал посетителей в небольшом домике около дацана, неплохо зарабатывая на этом. Будучи еще молодым пареньком, он, принимая посетителей, напускал на себя необычайно суровый вид, чтобы уважали. Но когда дверь открылась, и монах увидел прелестную молодую фею, он счастливо рассмеялся, забыв про церемонии. - Маленькая шаманка! - воскликнул он и кинулся пожимать руки гостье. Он зацокал, разглядывая ее хрупкую фигуру с круглым выделяющимся животом. - Я ждал тебя этим летом, не приехала! Аня кивнула, улыбаясь. - Но это ничего, мы с тобой еще увидимся. Садись. - Жимба указал на широкую лавку. Монах зажег ароматические свечи, сам налил чай гостье из большого железного чайника и неторопливо начал обряд-поправление. Анна с любопытством смотрела, как Жимба наливает в пиалы молоко и ставит на алтарь. Сюда же он выкладывал фрукты и сладости. Одну конфету он, улыбаясь, отдал гостье. - Съешь. Это для ребенка. - Спасибо. - Нельзя бояться, маленькая шаманка. Тебе мешает страх. Испугана ты сильно злым духом. От того и ребенка от себя не отпускаешь. Не перестанешь бояться, роды тяжелыми будут. Сама посуди, как человек рождаться будет, если его мать с ним расставаться не желает? Жимба окуривал ее сладкими благовониями. Он нараспев читал молитву о благополучии ребенка. - Доедай конфету. - попросил он. Аня съела угощения и выпила чай. - Очень вкусно. - улыбнулась она. - Дома сразу ложись спать, укройся шерстяным одеялом. Пока спать будешь, я буду читать молитву. Страх твой уйдет к злым духам. Через полчаса экипаж вез ее обратно в Кару. - Как это спит четвертый час? Анна ездила в дацан? Кто сопроводил? Лебедев ездил с ней. Ну, я с ним еще поговорю! - кипятился Яков. Он застал доктора с Петром Ивановичем в гостиной. Дядюшка флегматично слушал возмущения зятя и пил чай. - Проснулась барыня! - доложила Татьяна. Федор Петрович с удивлением отметил перемены. Живот пациентки стал более мягким. Ушел излишний тонус, так беспокоивший его. Сердечко плода стучало хорошо. Доктор обрадовался. Когда посторонние покинули спальню, Яков нахмурился и сердито сказал жене: - Аня, ну что за ребячество. Какие могут быть поездки менее чем за два месяца до родов. Не делай, пожалуйста, больше так. - Не буду. - улыбнулась Анна, - если ты не будешь ругать Алексея Юрьевича, он старался для нас. -А кого мне ругать? - Меня. - Ну уж нет, я женщин и детей не обижаю. Яков уложил любимую как можно удобнее и начал читать ей книгу. - Малыш, ну в самом деле, пора перевернуться, дорогой. Я очень волнуюсь за твою маму. - шептал Яков, поглаживая живот спящей жены. Сон не шел. Он тихо рассказывал сыну сказку. Неожиданный звук заставил его улыбнуться. Яков мог поклясться, что услышал весомый такой БУЛЬК. У Анны даже форма живота изменилась. Этой же ночью сын впервые толкнул ее под ребра. До этого малыш пихался только в бока. - Анна Викторовна, Ваш супруг прав, ребенок перевернулся. Я прошу Вас соблюдать легкий режим, не нервничать, не наклоняться, чтобы, не дай Бог, ребенок не перевернулся обратно. Доктор Лобас говорил с обоими супругами. - Настраивайтесь, первые роды будут долгими, часов 12. И поспать успеете, и поскучать. Последующие будут быстрее. Он рассказал, как считать схватки и промежутки между ними. Шла 37 неделя, и рожать Аня пока не собиралась. Федор Петрович объявил, что ближайшие недели будут абсолютно спокойными. К доктору они ходили с мужем вместе. Яков настаивал, чтобы осмотр проходил в его присутствии. Аня не возражала, так действительно было спокойнее и ему, и ей. В середине апреля Федор Петрович взвесил пациентку и нахмурился. - Вы хорошо питаетесь, Анна Викторовна? Ребеночек у Вас небольшой, а Вы еще килограмм потеряли. Яков Платонович укоризненно посмотрел на жену, которая еще недавно дома расстраивалась, что стала совсем неповоротливой. А по факту Анна была довольно стройной. Она всю беременность летала как бабочка. - Впрочем, организм мудрее. Небольшой плод рожать легче. Я навещу Вас дня через три, после того как приеду из Зарентуйской тюрьмы. Нагуливать жирок ребеночку еще не меньше десяти дней, а то и все двадцать. Если будет живот потягивать, как при ежемесячных очищениях, это даже хорошо. Значит, организм готовится. Супружескую жизнь доктор, смутившись, просил отложить. Яков все-таки старался следить за режимом жены. Они много гуляли, делали легкую гимнастику. Даже если что-то Анне не нравилось, например пить отвратительную витаминную микстуру с маслом морских рыб, прописанную доктором, с обстоятельством "для ребенка" она послушно делала все, что нужно и находила это даже приятным. А как иначе? Благополучие малыша зависело от ее благоразумия. Легко доктору было сказать "отложите супружескую жизнь". Если Яков, сжав зубы, отодвигался от любимой, то в ответ он получал надутые губы, а потом и ее уверенные шаловливые руки, ласкающие его абсолютно везде, где только вздумается. Аня соблазняла его столь успешно, что он не мог устоять. Это было даже забавно. Чем сдержанней был Яков, тем страстней Анечка. Как тут устоишь? Они махнули рукой на все меры предосторожности. Природа послушала и все решила за них.