Притяжение влюбленных сердец

Утро было волшебным. Ласковое июньское солнышко со всей своей безудержной силой быстро нагревало остывшую за ночь веранду. Яркие красочные занавески чуть шевелились от легкого ветерка. Аня ждала всю свою маленькую семью к завтраку. То и дело на веранду прибегала ловкая Татьяна, все время добавляя на стол новые предметы сервировки, а все для того, чтобы хозяевам было удобно трапезничать - то сахарницу поставит, то щипчики для сахара-рафинада или ложечки разного назначения подаст. Аня любовно оглядела стол. Она была абсолютно уверена в том, мама гордилась бы успехами дочери. Мария Тимофеевна всегда была убеждена, что все семейные чаепития, особенно завтраки, за которыми собиралась вся семья – дело чрезвычайно важное. Утром за столом все желали друг другу доброго утра, папа обращался домочадцам с неизменной насмешливой внимательностью, интересовался самочувствием и планами на день. Никогда Аня, будучи девочкой, не обращала внимания на этот их домашний уют в особняке родителей, все хорошее казалось неизменным, незыблемым и даже привычным. Казалось, она всегда будет единственной балованной дочерью, всегда за ее спиной будут родители, все также каждое утро ласковая Прасковья будет подавать завтрак. За полгода все изменилось. И хотя Анна была очень рада всем переменам, что с ней произошли, она неожиданно для себя заскучала по родительскому дому. Чем больше проходило времени со дня отъезда, тем больше скучала. По тому ощущению уюта, семейного тепла, уверенности в завтрашнем дне и радости от того, что каждый день видишь родные любящие глаза родителей. Чем больше Анна тосковала по особняку на Царицынской и его обитателям, тем с большей страстью она наводила уют в их с Яковом новом доме. Неосязаемо и незаметно, день за днем. Анна быстро всему училась, ведь когда есть большое желание научиться, то любая наука оказывается впрок. Надо признаться, у нее получалось. Анна стала всем сердцем тянуться к благородному женскому обществу. Проведя несколько месяцев в путешествии до нового места службы мужа и общаясь зачастую лишь с Яковом и Алексеем Юрьевичем, она стала очень ценить возможность пообщаться с подругами. Анна старалась завести новые знакомства. Раньше женская дружба вовсе не казалась ей привлекательной, достойной внимания и усилий. Все ее потребности в общении с лихвой покрывали мама, папа, дядюшка, с готовностью развлекавшие любимую дочку и племянницу. Теперь же Анна открыла в себе новые грани своей личности. Она поняла, что хочет и может много дать, рассказать, поделиться чувствами, не только с мужем, как его возлюбленная, но и с окружающими, как преданный и чуткий друг. Анна замечала, что и подруги тянутся к ней. Каждая по-своему. Арина была словно младшей сестренкой, которая с обожанием смотрела на старшую, и во всем стремилась подражать ей. Младшая губернаторская дочка стала сооружать те же прически, заказывать похожие платья, читать выбранные Анной книги и страстно разучивать новые произведения для игры на фортепьяно. Арина так тянулась к ней, словно не знала другой ласки и другого внимания. Душевной теплоты Анна находила для девушки с избытком и всегда привечала барышню. Дав племяннику Алексею Юрьевичу небольшую отповедь по поводу письма, она прежде всего защищала нежные чувства неопытной молодой подруги. Племянник казался ей таким уверенным в себе мужчиной, легко заводящим новые необременительные знакомства и связи. Несколько поверхностным. Сколько раз Анна невольно наблюдала за его похождениями. Он мог, возможно сам не ожидая подобного варианта развития событий, вскружить голову Арине, благодаря своей харизме, обаятельности и легкому нраву. Поэтому Анна дала понять племяннику, что беспокоится за репутацию девушки. Елизавета Петровна, супруга архитектора Бондаренко, была подругой старшей. Совсем недавно ей исполнилось двадцать три года, но она казалась гораздо рассудительнее и взрослее многих степенных дам. Елизавета радостно ждала уже второго ребенка. Анна тянулась к доброй, но справедливой и отчаянной подруге, потому что чувствовала в той несокрушимую женскую силу. Старшая подруга очень любила своего мужа и своих детей: и отправленную на лето к бабушке трехлетнюю девочку, и того малыша, появление которого на свет они ждали осенью. Анна находила особенное удовольствие посмотреть на мягкую округлую фигуру Елизаветы, внимательно слушала ее рассказы о доме, ведении хозяйства, рождении старшей дочери и уходе за ней. Все незамысловатые подробности казались ей интересными. Анна впитывала как губка новый для себя опыт и находила его очень полезным. Своим маленьким женским обществом они часто собирались в доме у семьи Штольман и располагались в гостиной или на веранде. Супруга архитектора и Арина шили, либо вязали, в то время как Анна читала вслух или рисовала. Иногда, поддавшись непонятному для себя порыву, она тоже рукодельничала вместе с подругами. Было уютно и радостно, и даже компаньонка барышни Хорошкиной не могла испортить веселья. Накануне Анна отправила приглашения на праздничный обед, посвященный своему дню рождения. Каждое послание было написано на свой лад, было особенным, сердечным и радостным. Вместе с приглашением она отправила адресатам по небольшому сладкому пирогу со сливками и свежими ягодами клубники. Аня готовилась к празднику и была счастлива от возможности организовать все так, как она хочет и порадовать близких. *** Сегодняшний завтрак был просто чудесен. Белая накрахмаленная скатерть и салфетки сияли чистотой. В изящном фарфоровом сервизе весело отражалось яркое забайкальское солнышко. В нескольких метрах от веранды росли плотные заросли кустов шиповника. Наступала пора цветения и яркий розовый аромат смешивался с запахами леса. Совсем рядом с домом высились крепкие столетние сосны и маленькие елочки-подростки. Аня заметила, что у домочадцев утренние привычки разительно отключаются, как и кулинарные пристрастия. Яков Платонович вначале их семейной жизни не завтракал вовсе, у него частенько не было аппетита до самого обеда. Аня, бывало, даже краснела от смущения, потому как она, после ночных объятий, к утру была голодна как молодой волк. Супруг, к счастью, не находил в этом ничего необычного и с удовольствием ухаживал за ней, подкармливал и вообще всячески заботился. Постепенно Яков вошел во вкус хороших семейных завтраков. Он начал с удовольствием пить утренний чай или кофе, предпочитая в качестве первого блюда что-то сладкое - кусок пирога с вареньем, венские вафли или слойку с яблоком. Если он выбирал чай, то пил крепкий и сладкий с ложечкой домашнего варенья. Также Яков любил иногда вместо выпечки поесть самый свежий творог с густыми сливками и сахаром. Аня с большим удовольствием хлопотала о том, чтобы все, что могло ему приглянуться, было на столе. Алексей Юрьевич мучным не наедался, яйца и творог не любил. Он со скоростью завидевшего добычу хищника мог в одно мгновение уничтожить горстку блинов или проглотить десяток оладий, но его взгляд неизменно оставался разочарованно-голодным в противовес невозмутимому и внимательному взгляду своего дяди. Еду Анны Викторовны он тоже отвергал, всегда весело махая руками и заявляя что "кашурку не ест, в училище наелся". У племянника была совершенно другая физиология, и Анна, на правах хозяйки, распорядилась добавлять к завтраку одно мясное блюдо - биточки, жареную в сметане печенку или котлеты. Дело пошло на лад, аппетит у Алексея Юрьевича наладился и стал умеренным. Сама Аня следовала здоровым привычкам, привитым дочери основательной Марией Тимофеевной с самого детства. Молодая супруга начальника каторги ела мало, выбирая, в основном, простую качественную пищу. Сегодня утренняя трапеза пошла не так, как обычно. Чуть домочадцы заняли свои места и начали азартно разбирать заготовленные для них тарелки, как во двор зашел конвойный казак Ефим Денисович и, кланяясь, передал письмо для госпожи Штольман. Объёмное письмо было положено в простой белый конверт. На нем, помимо указанного имени адресата было выведено: "лично в руки", "пожалуйста, прочтите в одиночестве". Анна сразу поняла, что письмо не очень приятное. Она решила не портить завтрак и отложить чтение на потом, убрав послание на небольшой столик для сервировки. Яков внимательно посмотрел за ее действиями, задумался, однако ничего не сказал. Все продолжили завтрак, обсуждая предстоящий праздник. Домочадцы очень ждали этот день и готовились к нему. - Дядя обещал приехать из Читы, прервет свои спиритические выступления. - улыбаясь, сообщила Анна родственникам. - Никогда бы не подумал, что люди за столь неоднозначные сеансы могу отваливать столько денег. - хмыкнул Алексей Юрьевич. - Так Ваш дядя скоро станет богатым человеком. - Петр Иванович совершенно не умеет хранить и копить деньги. - пожала плечами Анна. - Боюсь, все, что он зарабатывает, утекает у него как песок сквозь пальцы. - Я надеюсь, он не попадет в неприятности. - заметил Штольман. - Очень неоднозначное ремесло выбрал себе Ваш дядя, Анна Викторовна. - Я ему говорила, но он слышать ничего не хочет. У него новая возлюбленная. - виновато вздохнула Анна. Повинилась она потому, что знала - Якову на новом месте службы уже пришлось пару раз вызволять родственника из неприятностей. Карточные игры, женщины, драки и алкоголь не оставляли Петру Ивановичу возможности остепениться. — Это же Ваш дядя, Анна Викторовна. Вы его так любите и переживаете, да и я, признаться, к нему привык. - мягко улыбнулся Штольман. - Поэтому сделаю все, что смогу. Терпим и любим, как полагается. Пусть почаще к нам приезжает, с нами он в беду не попадет. - Ну это вряд ли. Ему с нами скучно. - развела руками Анна. - Дядя сказал, что готов терпеть Кару только ради нас, да и то недолго. Она вздохнула. - Однако пределов каторжного округа Петр Иванович не покидает. - заметил внимательный Алексей Юрьевич. Яков мысленно с племянником согласился. Нужно было проверить, чем занимается на досуге Петр Иванович. - Анна Викторовна, откройте пожалуйста письмо при мне. - неожиданно попросил Штольман. Его развитая интуиция заявила о себе тянущим чувством тревоги и беспокойства. Яков надеялся, что его просьба не очень удивит и расстроит супругу. Нет, конечно, ей дозволено иметь от него тайны. Наверное. Но сейчас он был не готов позволять ей читать таинственное послание одной. - Ну хорошо. Извольте. - коротко согласилась Анна и подала знак Татьяне, чтобы та принесла ей конверт. Письмо было достаточно объемным и первым, что она увидела, развернув лист бумаги, был большой рисунок, выполненный красной тушью. На нем была изображена круглая безоконная двухэтажная башня с расположенной на нижнем этаже мукомольной мельницей. Рядом были нарисованы рыдающие женщины в кандалах. Анна похолодела от нехорошего предчувствия. Изображение было подписано: "Топчак". На втором рисунке была нарисована все та же странная башня, только изнутри. Прямо над мельницей, на втором этаже башни был спроектирован наклонный пол, который, едва на него ступали арестантки, тотчас начинал вращаться, приводя в движение ворот мельницы. Чтобы устоять на ногах, по всей видимости, женщинам приходилось бежать вверх по наклонной плоской поверхности пола. Подумав, Аня поняла, что и остановиться пленницы башни не могут. Вход был расположен на половинной высоте пола, к тому же неподвижные перила не позволяли отступить назад. Те женщины, кто входил в дверцу башни, должны были все время подниматься в гору, все ускоряя шаг, подобно белкам в колесе. Рисунки были сопровождены поясняющими надписями и просьбами. Просим госпожу Штольман прислушаться и поверить нам, презренным арестанткам. В тюрьмах каторги творится настоящий произвол и беззаконие. Нас, несчастных женщин, мучают и унижают, заставляя по семь потов сгонять на этом дьявольском устройстве. Пожалуйста, заклинаем Вас, попросите супруга прекратить издевательства над нами. Далее были написаны дни и часы, сколько человек подвергалось подобному наказанию. По всему выходило, что каждый день в башню загоняли по двенадцать-пятнадцать каторжанок молоть муку. - Яков Платонович, что такое топчак? - подняла на него глаза Анна. Супруг тем временем терпеливо дожидался, пока она ознакомится с посланием. Штольман задохнулся, однако взял себя в руки, глаза его сузились, как бывало всегда, когда он искал разгадку к интересовавшему его вопросу. -Дайте письмо, Анна Викторовна. - требовательно протянул руку он. Анна отдала, внимательно наблюдая за мужем и ожидая его ответ. Яков пробежался глазами по письму и сжал зубы. Лицо его напряглось. - Я велю завести журнал, в котором будут отмечать, когда и от кого в наш дом приходят послания самого разнообразного рода. Признаюсь, я упустил из виду, что письма — это прекрасное средство манипуляции. И, что самое главное, не такое очевидное. - Вы что и письма будете теперь мои цензурировать? - не поверила Анна. - Нет, лишь приложу все меры, чтобы быть уверенным, что я не пропускаю в наш дом никакого безобразия, которое, по моему упущению, может попасть Вам в руки и навредить. - заявил Штольман. Анна всплеснула от досады руками. - Ну, положим, я могу отличить правду от лжи, - сказала Анна, пристально глядя на мужа. - Правду можно подать под разным углом зрения. - покачал головой Яков. - Я это письмо забираю. Алексей опустил голову, помешивая чай. Он был в смятении от тона и направления беседы. На его глазах такое произошло в первый раз. Так же все хорошо начиналось, и завтрак подали вкусный. Теперь родственники забыли о выставленных с любовью угощениях и метали в друг друга молнии. Анна Викторовна поменьше, дядя побольше. - Яков Платонович, так это правда? Топчак? - растерянно спросила Анна. - Чистая правда. - мрачно подтвердил Штольман. - Какое странное и обидное наказание. - ужаснулась она. - Вы об этом, Анна Викторовна, недостаточно осведомлены, чтобы судить. - отчеканил Яков Платонович. Завтрак был испорчен. Якову казалось, что она разглядывает его так, словно не узнает. Ему стало больно и холодно от ее взгляда. - Вы полагаете гуманнее подвергать женщин другим физическим наказаниям? – едко поинтересовался он. -Так вот, если Вы не знали, пороть можно только мужчин. Для женщин существует только два серьезных наказания — это карцер и топчак. - Но помилуйте, зачем вообще наказывать этих несчастных! - всплеснула руками Анна. - Я не могу поверить. - За кого Вы меня принимаете? Это так Вы, супруга моя, обо мне думаете? - оскорбился Яков. Анна опустила голову. Якову тут же сразу стало неловко за свой гнев. - Способы и меры наказания прописаны во внутренних документах. - вздохнув, объяснял жене Штольман. - Не я их придумываю. К тому же, если все-таки желаете знать мое мнение, я считаю топчак весьма гуманным наказанием. Это не камни таскать и не тележку с горной рудой толкать. Анна хватала ртом воздух, не зная, как ей быть с полученной информацией. Ее хорошенькое розовое личико вспыхнуло. Яков абсолютно не понимал, как достучаться до супруги. Он продолжил: - Здесь, в Забайкалье, несколько облегченная каторга. Ее условия считаются хорошими, особенно для женщин. Арестанток не так много, на весь каторжный район едва наберется всего пара тысяч человек. Большинство женщин отправляют на Сахалин. Вот там ужас. Даже не спрашивайте почему. - Почему? - тут же спросила Анна. Лебедев закатил глаза, страстно желая убраться с веранды подальше, только чтобы не смотреть на разворачивавшуюся драму. Тетушку было жаль. Он бы говорить правду не стал. Не для ее ушей все это. - Да потому что им по жребию, или по выбору назначают мужей и селят семьями, чтобы они и их, рожденное на острове потомство заселяли каторжный край. - припечатал Штольман, добив супругу окончательно. Анна растерялась. Она беспомощно крутила в руках чайную ложечку. - Но в Ваших силах же какие-то наказания не применять? - с надеждой спросила она. — Это же унизительно для женщин. Их используют как лошадей. Это противоестественно, когда мужчины так издеваются над женщинами. - Да противоестественно людей убивать и вести себя потом так, словно ничего не произошло! - возмутился Штольман. Анна отвернулась. Ее лицо пылало. Яков быстро встал, застегивая сюртук - Вечером Вы остынете, и мы поговорим - сухо сказал он. - А обед? - растерянно спросила Анна, изучая его рассерженное лицо. - Я прямо сейчас уезжаю в Усть-Кару на рудник. Затем ко мне в управление должна нанести визит депутация иноверцев, очень просили принять. - с кажущимся безразличием перечислил Штольман. Анна промолчала. - Хорошего дня, Анна Викторовна! - кивнул он и стремительно вышел, не дожидаясь ее ответа. Он сел в экипаж раздраженным и несчастным. Анне хотелось крикнуть мужу вслед, что ей жаль. Чтобы он не уходил так резко, ведь она не хотела ничего плохого и обидеть его не хотела! Но Анна сдержалась. Кричать и бурно выражать свои чувства на глазах других людей было недопустимым. Она потерпит. Эх, Яков Платонович, куда же Вы. - подумал племянник. - Обижаете Вы сейчас Вашу драгоценную. Оказавшись на воздухе, проехав пару сотен метров, Штольман тут же остыл. Ну не злиться же в самом деле на свою вторую половинку! У нее такое горячее сердечко, а он, раздражаясь и злясь, обижаясь не смог объяснить, в чем она ошибается. Яков пожалел, что оставил жену одну на целый день, растерянную и опечаленную. Он в очередной раз нелепо взбрыкнул, потому что ему казалось, что еще чуть-чуть, и она наговорит ему множество неприятных вещей. Расскажет, какой он нехороший человек... Хотя, возможно, она и права. Он стал черствым. Анна всегда жалела даже самого отъявленного преступника. В то время как ему было зачастую совершенно не жаль. Они все получают наказание по своим заслугам. Однако это не вина Анны Викторовны, что она не понимает местных реалий. Так зачем же он злится на нее? Зачем он сейчас так сердито охолодил ее? Анна не читала сотен личных досье этих прелестниц. На каторгу попадают отъявленные злодейки. Тех, кто попал в Кару волею судьбы и желающих искупить совершенное, таких арестанток видно сразу, они совершенно другие. Именно таких женщин и видела Анна в Каре. Хороших работниц. Исправляющихся женщин переводят в вольную команду, и каторга проходит для них с серьезными послаблениями. Отъявленных злодеек, а таких не мало, за ворота тюремного палисада не выпускают. Он же прекрасно знает, какая Анна Викторовна чувствительная. Зачем он с ней так? Яков огорченно оглянулся назад, он готов был повернуть и ехать домой, но сдержался, сжав трость. Впереди была дальняя дорога. Оставалось только досадливо размышлять над своими некрасивыми поступками и морщиться. Ну зачем он все испортил и обидел ее? Несчастлива была и Анна. Она надулась, облизнула губы и вздохнула. Затем подперла кулачком огорченное лицо и отпила немного чая, глядя куда-то в пустоту. В голове стучали мысли, образы, сказанные сгоряча ей самой и мужем слова. Все это произошло на глазах у Алексея Юрьевича, которому хотелось ее ободрить, только он не знал как. Может быть, доводами рассудка? - Тетушка, при всем моем к Вам уважении, Вы неправы. - помолчав, сказал Алексей Юрьевич. Анна сердито взглянула на Лебедева. - Аня, не злитесь Вы так... - Анна Викторовна! - она тут же поправила племянника. - Анна Викторовна, поймите Вы Якова Платоновича, да и всех остальных причастных тоже. В тюрьмах служат отнюдь не звери, а вот охранять приходится зачастую диких зверей. Вы не сталкивались с основной массой заключенных, Вы их в глаза не видели, тетушка. Свободно по поселку ходят лишь арестанты из вольной команды - самые работящие и благонадежные каторжники. А меж тем среди заключенных встречаются поистине настоящие чудовища. Не просто душегубы, а хладнокровные злодеи и злодейки, для которых убийство это просто и обыденно. У меня просто язык не повернется пересказывать их злодеяния... К Анне явился дух мальчика и бесстрастно показал картину своей гибели от рук одной из таких злодеек. Зрелище было настолько тяжелое, что она закрыла рот рукой и бросилась в уборную. Вернулась Анна к племяннику умытая и печальная, с красными заплаканными глазами. Алексей Юрьевич продолжил: - Яков Платонович старается беречь Вас и никогда не рассказывает откровенного ужаса. Вот с такими людьми приходится иметь дело тюремной администрации. Как принудить их к труду и послушанию? Топчак - хорошее изобретение. После полутора часов напряженной физической работы даже самая отъявленная мегера становится мягкой и послушной. Ваш супруг сталкивается с отвратительными сторонами службы отнюдь не по своей воле и его вины в происходящем нет. - Наверное. - вздохнула Анна. - Но мне все равно жаль, что женщины мучаются на этом самом топчаке. Алексей смотрел на нее и не знал, как исправить ситуацию. Анна неожиданно спросила: - Алексей Юрьевич, а можно я посмотрю на топчак? У Вас же есть разрешение для проезда в женскую тюрьму... Лебедев чуть не подавился слойкой. - Ну нет, тетушка, на такую авантюру Вы меня не подобьёте. Я даже если бы согласился, такое в тайне не оставишь. Меня Яков Платонович после ряда неприятных промахов просто вышвырнет из каторжного района, если узнает. У Вас завтра день рождения, занимались бы лучше приготовлениями и не лезли, куда не следует. - Но письмо же мне написали арестантки? - с вызовом спросила Анна. - Вам. Да только с какой целью? Топчаки в тюрьмах лет сто как стоят. Неужели написавшие письмо думали, что Вашего слова будет достаточно, чтобы мукомольные башни убрали? Сдается мне, Вас просто расстроить хотели и поссорить с супругом. - Им это удалось. - печально согласилась Анна. - Да ну, Аня... Анна промолчала. Племянник после паузы продолжил: - Бросьте, Яков Платонович отходчивый, он никогда на Вас обиды не держит. - Так Вы отвезете меня? Я в экипаже посижу и тихонько в окошко посмотрю. Меня не увидят. Ну пожалуйста! Я посмотрю на этот самый топчак, и можете оставить без меня завтра без подарка. - улыбнувшись, предложила Анна. - Вы меня без ножа режете. - сверкнул глазами Алексей. - Особенно с подарком. Я похож на жмота? Могу и обидеться. - Я не то хотела сказать. - нахмурилась Анна. Она совсем расстроилась. - Ну ладно. Положим, попытка подкупа у Вас не прошла. Съездим. Только из возка ни ногой. Тетушка, Вы во всем слушаетесь меня, хорошо? Дамы там, откровенно говоря, весьма опасные. Оденьтесь попроще, и я жду Вас. Анна ушла переодеваться, а Алексей только головой покачал. Вот тряпка! - подумал Лебедев о своем разрешении для тетушки. Дядя наверняка бы сдюжил и не поддался на уговоры. *** К барышне Арине Хорошкиной сегодня принесли сразу два письма. Одно от Анны Викторовны с долгожданным приглашением на праздничный обед. Вместе с посланием принесли нарядный красно-белый пирог, украшенный невиданной в начале июня роскошью - свежими крупными ягодами клубники. Клубнику Арина любила. На грядках ароматная ягода поспевала только к концу июля, но местные сретенские купцы в своих больших зимних теплицах умудрялись выращивать клубнику с марта. Правда цена на нее была огромной. Господин начальник каторги для своей супруги денег не жалел. Арине покупали только ягоды по сезону, принципиально не желая баловать. Крупной сладкой клубники хотелось ужасно. Семья Штольман Арине нравилась. Анна Викторовна с Яковом Платоновичем были удивительными людьми - взрослыми, интересными и свободолюбивыми. Если маменька все время чего-то боялась - осуждения общества, замечаний мужа, то Анна Викторовна смотрела на окружающий мир дружелюбным радостным взглядом. Она своим оптимизмом и любовью заражала окружающих. Господин Штольман относился к жене очень трепетно, супруги жили душа в душу, и барышня Хорошкина мечтала, что ее будущая семья будет такой же. Второе письмо Арине передал мальчик Петр, он крадучись вручил послание. - Анна Викторовна сказала, больше не будет передавать, она не может. - доложил Петя. - Наверное, Вашу злую госпожу боится! - Да уж, наша госпожа Пегова хоть кого испугает! - дернула плечом барышня, втайне понимая, почему подруга отказалась быть почтальоном. - А ты можешь Алексею Юрьевичу сам письма относить, Петр? От меня будешь монетку получать. Письма нужно будет на службу к господину Лебедеву в управление приносить. - Отчего же не передать, барышня. Дело немудреное, ходить близко, а копейка не лишняя. Вы только не выдавайте меня, если злая госпожа прижмет. Вас то она может пожалеет, Вы из благородных, а с меня шкуру спустит. - Не выдам! - пообещала Арина. Петр убежал, а Арина спрятала письмо, запечатанное в строгий голубоватый конверт в карман, и побежала в дом, чтобы скорее прочесть. - Куда Вы, Арина Владимировна? - возмутилась компаньонка. - Иргу на варенье кто перебирать будет? Я? - А мне дурно. - тут же нашлась барышня. Компаньонка исхитрилась и дернула Арину за косу, нахлестала по щекам и за шиворот силком оттащила к тазу с ягодами, злобно усадив на стул (вполне обычное поведение в среде воспитателей и гувернанток, даже в императорской семье, хотя, к к.19 века несколько архаическое. Но что делать - провинция). Арина села за ягоды. Щеки горели, сквозь слезы барышне казалось, что ирга расплывается в одну чернильную массу, и только долгожданное послание, прочесть которое хотелось неимоверно не давало отчаиваться. Алексей Юрьевич написал ответ! Она обязательно чуть позже прочтет письмо, когда наконец останется одна. Мадемуазель Пегова бдительно смотрела за тонкими пальцами девушки, наблюдая за ее работой и не давая отвлекаться. После обеда Арина наконец осталась одна на волшебные два часа отдыха. Компаньонка спала после обильного кушания как правило долго, крепко и храпела на весь дом. Поэтому Арина не боялась неожиданного визита, нужно было только прислушиваться, чтобы не пропустить окончания пронзительных трелей. Не помня себя от восторга, она наконец вчиталась в строки. Милая А.В! Спасибо Вам за теплые слова, за доброе сердце. Я был очень тронут Вашим письмом. Должен признаться, дружба с Вами уже давно предел моих мечтаний. Пожалуйста, умоляю Вас не оставляйте меня. Пишите все, что хотите и когда хотите. Я буду очень рад получить весточку. Наверное, Вам бывает также одиноко, как и мне, буду старательно и вдохновенно отвечать. Я надеюсь, не оскорбил Вас подобным ответом, и вы сочтете мое письмо не слишком вольным. С сердечным теплым приветом, А.Ю. Арина вытаращила глаза от неожиданно ласкового и оптимистичного тона послания и несколько раз перечитала его. Кровь ее бешено стучала в висках, румянец залил щеки, глаза заблестели. Все потому, что так по сердцу пришлось ей каждое слово. Завтра у Анны Викторовны будут именины и какое счастье, что они с Алексеем Юрьевичем увидятся! Арина забегала по комнате, распахивая шкафы, чтобы выбрать самое лучшее платье. Пожалуй, надену вот это, бледно-желтое. - решила она. Платье выгодно подчеркивает талию и высокую грудь. Алексею Юрьевичу непременно понравится, как она выглядит. Он захочет не только дружить и переписываться, а влюбится в нее сильно-сильно, так, что жить без нее не сможет! *** - И зачем, позвольте узнать, Вам лично смотреть на топчак в женской тюрьме? - Лебедев пытливо смотрел на Анну Викторовну. Тетушка в дорогу собралась добросовестно. Надела невзрачное дорожное платье, волосы убрала под платок, сняла все украшения. Природную красоту не спрячешь, поэтому Алексей пообещал себе, что из возка на территорию тюрьмы Анна Викторовна у него не выйдет. Он не разрешит. - Я хочу посмотреть на все своими глазами. На людей, на то, с какими лицами и в каком состоянии женщины в этот топчак заходят, как себя чувствуют после наказания. Потому что в письме, которое они мне передали, все описано просто ужасными красками и процесс вращения мельницы женскими силами похож на средневековую пытку. - Анна Викторовна, мне можете верить. Топчак - гениальное изобретение для обуздания строптивиц. - усмехнулся племянник. - Довольно, не продолжайте. - остановила его Анна. - я хочу убедиться сама. Часовые без особых вопросов пропустили экипаж чиновника на территорию женской тюрьмы. Анна внимательно смотрела на окружающую обстановку, на высокий палисад из толстых бревен. Двор тюрьмы был большим, метров двести шириной, но высокий забор из крепких столбов столетних сосен закрывал весь обзор. Она подумала, что, наверное, тоскливо видеть небо только над тюрьмой, а другое, вольное небо не иметь возможности рассмотреть месяцами, если не годами. Наверное, это очень удручает и сводит с ума. Топчак Анна увидела сразу. Заурядная деревянная башня высилась посередине двора. В это самое мгновение арестантки на тачках завозили туда мешки с зерном. Другие арестантки занимались стиркой белья. Часть каторжанок демонстративно развалились на траве и курили, не принимая участия ни в какой работе. - Анна Викторовна, можете смотреть, я выйду, поговорю с начальником тюрьмы, раз уж выдалась такая возможность. Пожалуйста, никак не обнаруживайте свое присутствие. Анна кивнула, пристально наблюдая в окно за всем, что могла рассмотреть. Она обратила внимание, как основная часть каторжанок при виде Алексея Юрьевича встали, приветствуя его, но часть проигнорировала приветствие чиновника, а пара арестанток и вовсе с разбойничьим видом встали на четвереньки, задрав подолы (я не придумываю, пишу по историческому источнику). Анна покраснела и вжалась в сиденье экипажа. Племянник даже в лице не изменился, из чего она сделала вывод, что подобные происшествия периодически случаются. Тем временем каторжанки что-то не поделили, и в толпе женщин, занимающихся стиркой, начался шум, с одной стороны крики и ругательства, с другой хохот и подначивания. Казаки побежали разнимать дерущихся. Анна поняла, что пора действовать по намеченному дома плану. Если она задержится в экипаже чуть дольше, то ничего у нее не получится. В топчак запускали группу арестанток. Анну, хоть она и была в стареньком невзрачном платье Татьяны, женщины заметили сразу. - О, новенькая. Ладненькая такая и сразу на топчак? Что натворила то? За что так тебя? - грубо спросила одна из каторжанок. Анна промолчала. Врать она не умела, да и не хотелось обманывать. - Ладно, не боись, тут все по-простому, главное дружно шагать в ногу и не злиться, тогда за час вся мука будет смолота. - объявили ей женщины. Анна боязливо прошла чуть дальше по наклонному полу, потому что позади нее прибывали все новые и новые арестантки. Они бесцеремонно подталкивали ее в спину. - Новенькая. - смеялись они. - Хорошенькая, беленькая. Ой, тяжко тебе придется. Это не жемчуга с бриллиантами белыми рученьками перебирать! - Ой, бросьте бабоньки пугать девку. Может и справится. Главное, что не жирна. Толстым тут больно тяжко. Ты знаешь, милая, я вообще всегда стараюсь на топчак попасть. Час побегал, и можно больше ничего не делать. Главное здесь погромче кричать казачкам, что ноженьки болят. Мужиков конвойных разжалобить легко. Под весом все прибывающих женщин топчак пришел в движение, и пол у Анны Викторовны начал странным образом уходить из-под ног, голова закружилась от страха, и она упала, сразу пожалев о своей безрассудной выходке. Ее быстро, грубовато подняли. - Шагай в ногу, иначе ничего не выйдет! - крикнули ей, больно хлопнув по бедру и толкнув в спину. Делать было нечего. Анна сжала зубы и зашагала быстрым шагом, наравне с остальными. Получалось так, что каторжанки шли все время в гору, без передышки. Алексей Юрьевич издали наблюдал за мукомольной башней. Гомон арестанток быстро стих, слышно было лишь топот ног да движение механизма. Он с опаской покосился на возок, где сидела Анна Викторовна. Подойдя к нему, он негромко сказал родственнице: - Я Вас уверяю, тетушка, все не так страшно, как кажется. Час работы и все наказание будет кончено. Анна промолчала, но он не винил ее. Ему было понятно, что супруга дяди родилась в обеспеченной дворянской семьи и знать не знала о подобной изнанке жизни. Лебедев хотел заглянуть к ней, но ему почудился всхлип, и он оставил Анне возможность побыть одной. По истечению полутора часов (хотя Анне казалось, что прошла целая вечность) платье, что она взяла у прислуги, стало мокрым и тяжелым от пота. Очень хотелось пить, а более того немедленно остановиться и упасть на пол, и чтоб более никто не ее трогал. Воздух был плотным, душным, жарким. Дверь мельницы наконец открыли и женщины толпой стали высыпать одна за другой из башенки. Анна опять упала. Ее подняли две сердобольные товарки. - Ниче, ниче, ты привыкнешь. По мне так тяжелее весь день белье стирать да одежду чинить. Здесь воля. Потоптался на мельнице тяжелый час и свободен. Одеревеневшую покрасневшую Анну, дрожащую от усталости, посадили на траву и сунули в руку дымящуюся самокрутку с табаком. — Вот видите, Анна Викторовна, все выходят из топчака вполне живыми и здоровыми - бодро сказал Лебедев, запрыгивая в экипаж. К своему ужасу, Анну он там не нашел, обнаружив лишь небрежно брошенное дорожное платье. - Ваше Высокоблагородие! - к нему стучался казак. - Там женщине плохо. Конвойный показал на траву, где Лебедев с ужасом увидел тетушку в окружении каторжанок. Он не мог поверить своим глазам. Одни арестантки махали на нее тряпками, создавая ветерок, другие дали воды. Анна Викторовна тяжело дышала. Одна из неисправимых мегер с жалостью протягивала Анне самодельную папиросу. - А ну-ка разойдись! Не помня себя от злости, крикнул Лебедев. Он подскочил к Анне, рывком поднял на ноги и, взяв за плечи, встряхнул. - Как понимаю, для Вас вообще ничье слово не авторитет! - возмущенно кричал он. — Ирод бессовестный! - заголосили каторжанки. - Так это Вы, барин, ее туда поместили! Гад! Упырь! Нехристь! - А ну-ка, бабы, тихо! Мне может новый список на топчак составлять? - прикрикнул часовой Алексей старался не слушать доносившихся до него ругательств. Он молча уволок родственницу в экипаж. Обратная дорога прошла почти в полном молчании. Выходка Анны Викторовны настолько шокировала племянника, что он не нашелся, что сказать. Алексей разглядывал Анну словно в первый раз. Он помнил, конечно, обстоятельства их знакомства, вызов, брошенный ему при поиске картин у Третьякова. Самое главное, Алексей помнил, как нашел Анну Викторовну в нищенском одеянии, отброшенную взрывом, у разрушенного дома бомбистов. При тетушке тогда оказались ценные документы и револьвер. За прошедшие полгода ему начало казаться, что те выходки совершила какая-то другая женщина, а не эта благодушная фея, которая с радостью заботилась о нем. Этой Анне он улыбался, рассказывал истории, чинил ее пианино. Эта фея нуждалась в защите, и они вместе с дядей оберегали ее как могли. Кто же сейчас перед ним? Алексей не знал, что сказать, так тетушка обескуражила его. - Как Вы себя чувствуете? - наконец нашелся он. Анна потупилась. Благовоспитанная фея вернулась. Надолго ли? - Хорошо. - вздохнула она. - Только нужно привести себя в порядок. Зато теперь я знаю, что была неправа. Вы простите меня. Алексей покачал головой. - Я прощаю конечно, но... не нужно так пожалуйста со мной. Я переживал. - Мое предложение оставить меня без подарка в силе. - невинно предложила Анна. Откровенно говоря, она не чувствовала за собой особой вины, лишь неловкость за обман. - Да я бы с удовольствием так и поступил, но... не могу по объективным причинам. - Почему? - заинтересовалась Анна - Потому что это кот. Обещает быть огромным, как и его родители. Кот живет у моего товарища и скорей всего стесняет его. - пояснил племянник. - Вы решили подарить кота? Почему? - изумилась Анна. - Потому что у Вас его нет. Кто мышей ловить будет? На этот аргумент Аня не нашлась, что ответить. Котов Анна любила, но личного, домашнего, у нее никогда не было. *** В кабинете начальника каторги стоял переполох. К нему, как и обещали, явились бурятские посланцы с дарами, однако такого действа Штольман не ожидал. Дело в том, что губернатор Хорошхин собирался заставить служить все иноверческие народы Забайкалья в русской армии, планируя призывать молодых мужчин раз в три года. Штольману эта идея не нравилась. Хотя бы потому, что она противоречила давним договорам, заключенным с туземными народами еще во времена Екатерины II. Согласно этим договорам, они добровольно присоединялись к России, но взамен русские власти оставляют им самоуправление и безраздельное владение своими землями. Генерал-губернатор фон Кейзерлинг вообще отказался рассматривать проект губернатора Хорошкина, пока хорошенько не изучит этот вопрос. Он поставил перед начальником Нерчинского каторжного округа Штольманом непростую задачу - четко изучить представления о жизни, порядках и образе мыслей этих народов. Нужно было внимательно познакомиться с ними и по возможности объективно исследовать все относящиеся сюда проблемы. Буряты жили специфическим родовым строем и отрывать молодых мужчин от самобытного уклада казалось Штольману затеей преждевременной, а то и вовсе опасной. Долгое время инородцы жили в мире и согласии с российскими властями, успешно осуществляли самоуправление и Яков затруднялся ответить, нужно ли коренным образом менять уклад их жизни. Интуиция подсказывала, что нет. Нужно было по меньшей мере предметно разобраться, как живут эти народы, организовать наблюдение за ними ученых, чтобы понять, можно ли вообще поставить славных представителей племени иноверцев под ружье. Депутации бурятских старейшин такие идеи губернатора Хорошкина явно пришлись не по вкусу. Поэтому перед начальником каторги они пали ниц, умоляя принять их дары. - Да вы встаньте. - поморщился Штольман. - что за средневековые порядки? Воистину, чем дальше от Петербурга, тем экзотичнее местные реалии. Яков знал, что единственными русскими чиновниками, с которыми часто сталкивались бурятские старейшины, были местные полицейские, осуществляющие дознание по редким уголовным преступлениям. Уж не по их ли поведению, депутация сделала вывод, что все русские чиновники продажны? Нужно было тряхнуть эти доходные синекуры. (Здесь Яков мысленно язвит. Синекура - в средневековой Европе чисто административная должность в католической церкви, не связанная с пастырской деятельностью, заботой о душах прихожан) Начальник каторжного района разглядывал визитеров. Разодетые в национальные одежды они, словно три волхва, держали в руках свертки, обернутые красными шелковыми хадаками (ритуальные шарфы). - Господин Штольман, просим Вас сделать доклад губернатору Хорошкину, что наш народ к воинской службе не способен. - обратился к Якову глава депутации. - Вы можете рассчитывать, что никакой несправедливости с вами не случится. - заверил Штольман. - Но нанести несколько визитов в ваше поселение мне придется. - Господину начальнику каторги мы принесли ПОДАРКИ! - улыбнулся старейшина. В кабинет к Штольману постучались, и младший помощник доложил: - Господин Штольман, к Вам пришла Анна Викторовна. Он так соскучился. - Немедленно пропусти. - распорядился Яков. Вообще, все его подчиненные знали, что супруге можно к нему заходить во всякое время, но в приемной до этого времени находился Намжин, который и был в курсе всех вопросов. Анна осторожно зашла в кабинет, и Яков расплылся в улыбке. Словами не передать, как он был рад ее видеть. Штольман с тревогой вновь и вновь всматривался в ее глаза, словно пытался убедиться, что супруга не разлюбила его за долгие часы разлуки, не разочаровалась, и вновь ему улыбается. Анна действительно приветливо улыбалась. Она прошла и села за соседний стол, чуть в стороне от мужа. - Так на чем мы остановились? - спросил он у депутации. - На ПОДАРКАХ! - воскликнул старейшина. В хадаках оказались деньги. Огромная куча денег. Штольман крякнул с досады, пригласил старейшин и помощника к столу и приказал аккуратно деньги пересчитать. В шелковых шарфах оказалось ровно тридцать тысяч рублей. - Возьмите деньги. - обратился он к помощнику, - идите и сдайте в кассу на нужды Нерчинской каторги. Слушая распоряжение начальника каторжного района, депутация заулыбалась. Лица их посветлели, а их предводитель и вовсе сиял торжеством. - А теперь ожидайте в коридоре. - распорядился Яков Платонович. Когда депутация вышла, Яков вздохнул и сел за стол писать бумагу. Из канцелярии был вызван переводчик. Анна во все глаза наблюдала за происходящим, не понимая, что задумал супруг. Она помалкивала, памятуя об утренней ссоре. Когда бумаги были составлены, делегацию вновь пригласили в кабинет. Яков Платонович встал со своего места и сказал: - Я очень рад, что буряты столь зажиточны, что могут делать такие подарки, однако ни я ни мои помощники подарки не принимают и вам следует это крепко запомнить. Здесь расписка о получении мною тридцати тысяч рублей пожертвования на нужды нерчинской каторги от четырех бурятских дум. Деньги будут лежать в банке до разрешения порученного мне вопроса, и если вы еще раз попробуете подкупить кого-то из администрации, деньги будут от вашего имени согласно документу вручены по назначению. Если препятствий более не будет, то по выполнению мною задания генерал-губернатора, вы получите все денежные средства назад. Посланцы вышли из кабинета начальника каторги весьма подавленные. Представление и попытка подкупа не удалась. - Ну что, домой? - спросила Анна, помогая мужу собирать бумаги. Яков остановился, собираясь с мыслями. - Анна Викторовна, Вы простите меня за утреннюю сцену. - сказал Штольман, беря жену за локоть. Ну конечно прощаю! - сказала Анна. - И Вы меня простите, Яков Платонович, за эмоции и глупость. Я была неправа! - Вас не за что прощать. - покачал головой Штольман. - Вас просто обманули, воспользовались Вашей добротой. Яков подошел и обнял жену, прижимая ее к груди. Затем нашел ее губы и долго, с упоением целовал, не желая отпускать. Анна отвечала ему тем же. День был долгим, и она так соскучилась! Яков выглянул в приемную и никого не обнаружив, вернулся и закрыл дверь на ключ. - Мы одни. - весело прошептал супруг. Он усадил Анну на подоконник, вклиниваясь к ней бедрами. - Яша! - тяжело дышала Анна, прерывая поцелуй. - Ты только пожалуйста обещай мне, что больше не будешь так поступать. - Как? - не понимающе спросил Штольман. Он плохо соображал, сходя с ума от близости любимой женщины. - Не убегай, пожалуйста, больше, когда мы ссоримся. Не лишай меня возможности помириться. Это больно. Я сегодня готова была бежать следом за твоим экипажем, только чтобы ты не уезжал вот так на целый день. - Обещаю. - кивнул Яков покаянно. — Это был последний раз. Я сам много думал об этом и понял, что не нужно так поступать. Это все мой несносный характер. Ты же простила меня? Анна кивнула, блаженно прикрывая глаза от ласки мужа. - Я люблю тебя, Яшенька, прошептала она, целуя его в лоб. - И я тебя, Анечка, шепнул он, азартно запустив руки ей под юбки. - Нет, Яша, это же рабочий кабинет. - начала отбиваться Аня. - Вот именно, это всего лишь кабинет. - возмутился супруг. - Обычный кабинет, и я тебя не отпускаю. Он жадно целовал ее, награждая сотней быстрых нетерпеливых ласк. Еще надеясь остановить мужа, Анна спрыгнула с подоконника, но он подхватил ее и унес на диван. - Не сопротивляйся, прошу тебя, - шептал он. - Я ужасно соскучился за этот день. Я переживал. У меня сердце не на месте. Вот когда я возьму тебя, вот тогда и успокоюсь окончательно. *** День рождения супруги представлял для Якова Платоновича совершенно особый праздник. Не каждый день его своенравной, но прекрасной принцессе исполнялось двадцать лет, да и прошлые ее именины он бездарно пропустил, находясь, как обычно, в размолвке и ссоре. Двадцатилетняя Анна Викторовна прекрасно выглядела на свои замечательные года и уже совсем не была похожа на того сорванца на велосипеде, которого ему довелось узнать осенью 1888 года. Барышня Миронова в образе сорванца была безумно хороша, но сегодняшняя госпожа Штольман просто блистала. На имениннице был чудесный туалет из ярко-голубого крепа с кружевами, который выделял необычайно приятный цвет ее лица, белокожесть и неповторимый румянец юности. С подарками Яков определился давно. Он готовился, выписывал литературу, консультировался. Столь неповторимой женщине следовало дарить не менее запоминающиеся подарки. На поляне близ их улицы был заложен фейерверк. Мастера, помогающие запускать праздничные огни, были выписаны из губернской столицы. С собой они привезли пять ящиков реактивов и приспособлений. Несколько дней в строжайшей тайне мастера готовили свое представление. Наконец наступил вечер праздника и Яков, хитро улыбаясь, пригласил Анну Викторовну и всех гостей на улицу. Посмотреть на диковинное зрелище сбежалось, как казалось ему, все население Кары. Яков обнял жену за плечи и приготовился вместе с ней смотреть представление. Пока кудесники замешкались, еще раз проверяя готовность снарядов, он спросил именинницу: - У нас появился кот? - Это Алексей Юрьевич подарил. Обещает, что кот будет очень большим и пушистым. Он особой породы. - Только с нами в кровати кот спать не будет. - предупредил Яков. - Ну конечно же нет. - заверила мужа Анна. - Ничего такой зверь. - согласился супруг, вдыхая аромат новых французских духов, подаренных Анне ее дядюшкой. Запах Якову понравился. У Петра Ивановича был отличный вкус, и он умел баловать племянницу. По команде господина Штольмана, мастера фейерверков начали поджигать свои поделки одну за другой. Первыми изделиями, что они подожгли, оказались ракеты. Взлетая на значительную высоту, они образовывали в воздухе яркие огненные ленты. Достигнув предела своего вертикального полета, ракеты взрывались, образуя букеты ярких звездочек. Анна смеялась от восторга, иногда вздыхала от опаски, а Штольман все плотнее прижимал ее к себе. Благо, взгляды окружающих были направлены в небо. Деревенские бабы охали и визжали, некоторые крестились, но все без исключения смотрели на диковинное зрелище. После того, как мастера запустили все свои ракеты, настал черед римских свечей. - Яша, а что это? - негромко поинтересовалась именинница у мужа. - Смотри, сейчас сама все увидишь. - прошептал муж. - Не страшно? - Страшно. - с улыбкой подтвердила Анна. - Тогда я буду тебя защищать. Прячься за меня. - сказал Яков. - Ну нет уж. - не послушалась жена и встала рядом, крепко схватив мужа под локоть. Римские свечи представляли собой длинные палки. Горели они медленно. Время от времени раздавался выстрел, и свечи выбрасывали в воздух, на значительную высоту огненные шары, напоминающие звезды. Шары долго горели цветным огнем и позже беззвучно затухали, вызывая разочарованные вздохи. Штольман посмотрел вокруг. Старухи крестились, ребятишки смеялись и показывали пальцами на светящиеся огни. Мастера-химики были довольны, что все их изделия сработали как полагается. Алексей Юрьевич на правах одного из хозяев дома приглядывал за гостьями - барышней Хорошкиной и ее воспитательницей. Арина Владимировна была сегодня чрезвычайно оживлена и даже не думала бояться громкого представления. Ее компаньонка же, напротив, весьма театрально повизгивала и то и дело хваталась за руку своего добровольного защитника. Лебедев вздохнул. Взялся за гуж не говори, что не дюж. Мадемуазель Пегова его раздражала, но он держался. Не то что ее юная хорошенькая воспитанница! Барышня Хорошкина была разительным контрастом своей воспитательнице - сдержанна и очень мила. Под завершение представления мастера-пиротехники раздали присутствующим гостям и имениннице пятнадцать толстых бенгальских свечей, которые немедленно были подожжены. Пока зрители завороженно смотрели на искрящийся огонь в своих руках, мастера запустили свою особую придумку - рой пчел. Это была очень кропотливая поделка. Из устья большого фонтана сквозь маленькие отверстия взрывы пороха выкидывали в воздух множество искр. Небо над поляной сияло. - Вы довольны, моя ненаглядная? - улыбаясь, спросил Штольман. - Очень. Спасибо Вам, Яков Платонович. - Анна провела пальцами по лицу мужа, даря ему нежную ласку. Яков схватил ее руку и поцеловал. - А ведь это еще не все... Он рассмеялся, глядя на вопрошающие глаза жены. Наклоняясь к ее уху он зашептал: Через несколько дней мы с Вами уезжаем на большие бурятские скачки в Агинское. Мне нужно туда по делам службы. Поедем только мы вдвоем. Будем жить в шатре и смотреть по ночам на звездное небо, даже подзорную трубу возьмем. - Спасибо, такое путешествие - это замечательный подарок! - воскликнула Анна. - Как это чудесно! Она чрезвычайно оживилась. - Это не подарок. - покачал головой Штольман. - Нет? - Нет. - подтвердил он. - То, что я хочу подарить Вам, дожидается нас в Агинском... Гости прощались и разъезжались. Последними остались супруги Бондаренко. Мастера фейерверков разожгли небольшие костры. Пока господин Штольман с супругой были на поляне, приглашенный скрипач продолжал играть все новые мелодии. - Потанцуем, Анна Викторовна? - спросил Яков. - Или может уже спать хотите? - Ну конечно танцуем. Чудесный вечер. - согласилась Анна. Муж дал ей руку. В свете огней Яков был очень красивым. Она залюбовалась им. Мужественная красота супруга была такой настоящей и такой редкой. Аня не знала мужчин красивее. - О чем задумались, Анна Викторовна? - с улыбкой спросил Штольман. - О Вас, Яков Платонович. Какой Вы замечательный... и привлекательный. - Не продолжайте. - тут же воспротивился муж. Он так и остался чрезвычайно скромным и чувствительным к ее оценкам, хотя ему безусловно было приятно. Так приятно, что Яков начинал нервничать. Уж лучше танцевать и славно кружить Анну в медленном вальсе. Без слов оно как-то проще. Костры медленно затухали. Скрипка замолчала. Он поймал ее губы и с удовольствием поцеловал. С Днем рождения, любимая!