Притяжение влюбленных сердец

В этот раз дух к Анне Викторовне пришел в тот момент, когда они с Татьяной отправились на примерку к швее. Девушки шли по поселковой центральной улице, как вдруг госпожа Штольман остановилась, почувствовав холодное дыхание сумеречного мира. Призрак выглядел плохо. Конечно, если сказать откровенно, они все были довольно пугающими, но дух этого мужчины выделялся своим видом даже среди жертв насильственных смертей. Судя по всему, он перед смертью получил жуткие травмы, которые и стали причиной его гибели. Похоже выглядели жертвы кузнеца, выдававшего себя за затонского оборотня. Но дух топографа, того самого топографа (а это был он), которого разыскивали люди Разумовского, выглядел еще хуже. Глаз вытек, правая рука оторвана, череп с одной стороны смят, а на туловище было множество непонятных рваных ран. В левой ноге зияла дыра и из нее было видно гладкую белую, будто вылизанную, кость. Аня остолбенела и пристально вгляделась в те повреждения, что он получил в момент смерти. - Пойдемте, барыня! - потянула за рукав Татьяна. - Подожди, Таня. - кивнула ей Анна. Чтобы не удивлять внимательную глазастую горничную, которая и так уже замечала за барыней разные необычные происшествия еще больше, Анна отвернулась и шепотом попросила дух ученого прийти к ней попозже. Топограф кивнул и исчез. Дома Анна наконец осталась одна. Заперевшись в своей комнате, она села за стол и сосредоточилась. - Дух топографа явись. Дух, что ко мне приходил утром, явись! Потянуло холодом. Дух скромно стоял у двери и кивал на свежепобеленную стену. На ней проявилась надпись: "Забери бумаги". - Кто Вас убил? - спросила она. Бумаги бумагами, но человек то мертв! Дух ощетинился, фыркнул, и прыгнул вдруг на Анну, порядком испугав ее. Духовидица вскрикнула и упала на пол. К счастью, ее домашние происшествия не заметили. Аня встала, сердито поправив платье, и сказала в воздух: - Ну, знаете ли, господин ученый! Вы бессовестный! Помощи просите и так пугаете! Вот возьму и больше Вас не вызову! *** Разговор с Яковом о поездке в Сретенск на заседание женского клуба с самого начала не задался. Напрасно Аня коварно дожидалась, пока разомлевший от ночных ласк муж откинется на подушку. Хитрость не удалась. Штольман никак не хотел отпускать супругу в общество охотника за головами Ларина и его супруги, не взирая на предполагаемый приезд дядюшки. Расслабившийся было Яков вновь весь подобрался и нахмурился: - Анна, ну поймите же Вы. В пятницу у меня есть важные мероприятия на службе и сопроводить Вас в Сретенск я никак не могу. И отпустить одну к этим людям не желаю тоже. К тому же Вы новый там человек, никого не знаете. Вдруг кто обидит? - Яков, так на заседание дамского общества, как правило, без мужей дамы приезжают. Разве не так? Или мне везде только с Вами? - улыбнулась Анна. - В Тулу со своим самоваром не ездят, да, Анна Викторовна?! Да я отпустил бы Вас, но не в этом конкретном случае. Вы же знаете, там целая шпионская шайка подобралась. Они ищут топографа и документы на месторождение. Почему Вам обязательно нужно лезть в пасть к крокодилам...? - сердился Штольман. - Топограф Ильковский, кстати, пропал. По нашим данным, он хотел зимовать у родственников в Омске, чтобы с началом весеннего судоходства вновь отправиться на геологические изыскания на Дальнем Востоке. Теперь его коллеги говорят о том, что на связь в положенное время Ильковский не вышел и к месту сборов не явился. - Убит он, Яков. - вздохнула Анна. - Сегодня я видела его дух. - А как убит? - тут же переменился Штольман. - Не знаю, он не сказал, только напугал. Толком вообще ничего не сказал. Прыгнул на меня и исчез. А повреждения такие на теле, как будто его на части рвали. Он о бумагах беспокоится своих. - Где топограф, там и бумаги. Правильно беспокоится. Если документами завладеет английская партия, они сами подпишут с китайскими властями концессионное соглашение. Жаль убитый не намекнул Вам, где искать его. - задумчиво сказал Штольман. - Я думаю, шайка Разумовского сейчас бросит все силы на поиски тела и бумаг. - А почему они засели именно в Сретенске? - спросила Аня. - Потому что это ближайший крупный город перед китайской границей. Большой оборот капитала. Много купцов с беспошлинным товаром. К тому же в реки Забайкалья в основном не судоходны, а в Сретенске великолепный речной порт и есть возможность после вскрытия реки отправиться речным путем далее на Восток. Тот же охотник за головами, супруге которого Вы хотели нанести визит, держит в городе крупную судостроительную верфь и обслуживает весь Дальний Восток. Поэтому располагать в Сретенске агентурной сетью очень удобно - собирать слухи, выслеживать отдельных путешественников, использовать как перевалочную базу и место для явки. - И у Вас она там есть, агентурная сеть? - улыбнулась Анна. - Ну конечно, Анна Викторовна. А как иначе. Помимо филеров, в Сретенске находится небольшое, но вполне вменяемое полицейское управление со своим полицеймейстером, но общий надзор осуществляю я. - Тем более, Яков Платонович, что со мной там случится может? - с надеждой на то, что Яков вдруг согласится ее отпустить, опять спросила Анна. Но не тут-то было. - Все, что угодно. - отрезал супруг. Это ведь даже не уголовники, у тех хоть какие-то неписанные законы присутствуют. Это предатели Русского государства, у них вообще никаких нравственных ориентиров нет, только хозяин, и тот заморский. - Но ведь туда дядя приезжает! - привела очередной неубедительный аргумент Анна. - Особенно рядом с дядюшкой небезопасно. Сам в беду попадет, и Вас затащит. Петр Иванович, Аня, еще непонятно с какими целями приехал. В Москве его дамой сердца была Елена Корф, а она ближайшая сторонница князя Разумовского. Если он к Вам направляется, то почему телеграмму не дал? Дядя может к нам и сам заглянуть, если вдруг соскучился за четыре месяца. Сорок верст до поселка, это небольшой крюк. - убедительно спорил с ней Яков. - Мне Вас совсем никак не задобрить? - коварно спросила Аня. - Мои мысли невольно приобретают нескромный оттенок, но нет, Анна Викторовна! - сказал Яков. Он пододвинулся к жене за продолжением своих нескромных мыслей, раз уж они возникли. - Ну тогда давайте с Вами вместе поедем в субботу, пропустим заседание женского клуба, но дядю я увижу. Заодно разузнаю, зачем он приехал. - предложила Анна. - В субботу, Анна Викторовна, я еду туда один по делам службы и привезу Петра Ивановича к нам, если он, конечно, захочет поехать со мной. - предложил свой вариант супруг. - Как Вы не понимаете, Яков Платонович! Ну это же все связано! Елена Корф, приезд дяди, поиски бумаг на месторождение... - воскликнула Анна. - Ну, признались, наконец, сударыня! А то все дядя, дядя. Авантюристка Вы, дорогая. Тем более не пущу. Я боюсь за Вас. Там деньги огромные на кону из-за этого месторождения. За них и убить могут. - Насколько огромные? - спросила Аня. - Ну, скажем так, если выводы топографа подтвердятся, то денег от разработки жилы будет достаточно, чтобы наша страна покрыла расходы в небольшой войне. Сотни миллионов рублей. - Тм более, Яков Платонович, Вы же не хотите, чтобы эти бумаги к англичанам попали, и они сами оформили на него концессию! А я могу помочь узнать важные сведения! - воскликнула Анна. Полковник Варфоломеев был бы в восторге от такой прыти Анны Викторовны, но не я. - мрачно подумал Яков. - Нет, Аня. Я против. Вам крокодилов в Каре не хватает? Что же Вы за несносная такая... Яков еще не придумал жене кары небесные за ослушание, но Анну уже понесло: - Да Вы... Вы... Вы... тиран домашний. Я поеду безо всякого разрешения. Я не Ваша крепостная крестьянка. Нет такого закона в Российской Империи, чтобы свободного человека невинно взаперти держать! - На самом деле у меня, как у мужа, все права на это как раз таки есть. И это тот самый случай, когда стоит этим правом воспользоваться. - возмутился Яков. - Да Вы меня провоцируете! Я не потерплю такой несправедливости! - яростно сказала Анна, невольно провоцируя мужа сама. - Вы без моего разрешения и пределов Кары не покинете! - повысил голос Яков. - Яша! - Аня! - Вам ли не знать, что кроме официальной дороги из поселка, есть и другие?... - едва успела сказать запальчиво Анна, как ей по обнаженным ягодицам, доверчиво выставленным в потолок, прилетел довольно ощутимый и увесистый хлопок, а затем еще один. У Якова от усердия аж ладонь загорелась. - Ай! - негромко вскрикнула Анна. - и тут же села на постели. После всего, что между ними сегодня было, он с ней вот так?! - Знаете что?! - взвилась она. - Что?! - разозлился еще сильнее Яков. - Идите.. идите... - пораженно хватала воздух ртом Анна, но воздерживалась от ругательств. - Идти к черту? Опять? Я сейчас повторю то что сделал. - Яков зажмурил глаза, чтобы справиться с раздражением. Естественно, он повторять ничего не собирался. - Я думала, - ядовито сказала Анна, собравшись наконец с мыслями и порядком обидевшись, - что честь дворянина, Вам, Яков Платонович, не позволяет поднимать руку на женщину. - У меня аргументы закончились. Вы просто несносны. - насупился Яков. — Это последний довод. И потом, Вы не просто женщина, Вы моя жена. Ради Вашей безопасности я попущусь, пожалуй, толикой чести. Оно того стоит. Аня шумно втянула воздух и спрыгнула с кровати. - Куда?! - рыкнул Штольман, он даже растерялся. - Никуда! - крикнула Аня. - Куда отсюда денешься?! - Она нашла сорочку, домашнее платье, быстро натянула и легла с самого дальнего края кровати. Через какое-то время Яков, успокоившись, захотел укрыть ее, но Аня скинула одеяло и отползла еще дальше. Они опять поссорились. - Сами спите под своим одеялом, Яков Платонович. - буркнула она и завернулась в плед. *** Привратник Вацлав, помогающий Якову с утренними процедурами, недоумевающе поглядывал на хмурого хозяина. На обычно невозмутимом господине начальнике каторги лица не было. Вацлав с готовностью принес горячую воду для умывания, подготовил и подал утренний костюм, на который кивнул поджавший губы барин, почистил весеннее пальто и котелок. По коридору мимо своего супруга хотела было пробежать горничная Татьяна, однако, подумав, она остановилась и негромко сказала ему: - Не в духе уже с утра барынька, причесываться да одеваться меня звать отказалась. Я пришла, она сказала, что сама все сделает, и сидит себе в комнате, пригорюнилась. Анна Викторовна обычно веселая такая встает, улыбается! И мне самой сразу на душе радостно, когда хозяйка довольна. А сегодня я больно тревожусь за нее. Завтрак, правда, барыня распорядилась все-таки накрыть, хоть и с опозданием. Пожаловалась, голова, говорит, болит. В тазике попросила на умывание воду принести, и не выходит из комнаты. Я таз унесла, а она все сидит. Боюсь, не прихворала ли барыня. - Кошка черная между господами пробежала, не лезь, Танюшка, разберутся. - подумав, шепнул Вацлав. - Господь с тобой, Вацик, я и не лезу, куда мне! - всплеснула руками Татьяна. - Жалко барыньку только, хорошая она такая, милая, добрая, а сегодня лица на ней нет. - А барина тебе не жалко? Он такой смурной ходит, а барыня из комнаты не выходит. Яков Платонович уже два раза интересовались, выходила ли Анна Викторовна. - говорил Вацлав. Так бы и препирались муж с женой, если б их не прервала подслушавшая беседу Ефросинья. Кухарка пошла разыскивать слуг, всполошившись, что Якову Платоновичу завтрак запаздывает. — Вот сороки! Вот шельмы! - ругалась бывшая отравительница, уперев руки в бока. Да где ж это видано, чтоб слуги барина обсуждали. Да еще самого господина начальника. Уж я ему на вас нажалуюсь! Татьяна, барыня никак велела завтрак накрывать, а ты только языком молоть горазда. Я Якову Платоновичу чайку заварила, такого душистого, чистый медок, а не чай. Неси скорей на стол. Да блинки с пылу с жару, может и соблазнится Яков Платонович хоть на один. Барину на службу ехать скоро. - Да бегу я, Ефросинья. - сказала Таня. Кухарка любовно наложила полный поднос еды и вручила его с горничной, крайне довольная своей безупречной стряпней. Яков Платонович будет доволен. Завтрак проходил при молчании двоих, косившихся друг на друга и активной болтовне третьего. Алексей Юрьевич дюже любил блины, хоть с икрой, а хоть и с вареньем. Он с восторгом ел их один за другим. Горка стремительно уменьшалась в размерах. В перерывах между поеданием блинов, он рассказывал истории. - Анна Викторовна, Вы любите анекдоты? - намазывая блин вареньем, спросил племянник. - Люблю. - мрачно сказала Анна, отпивая чай и глядя перед собой. Штольману было неловко. Вроде бы ничего такого не сделал, просто шлепнул, как неразумное дитя для острастки, но Анна вела себя так, будто он всю радость из нее выбил. Притворяться и лукавить она не умела. Яков потянулся за ее традиционным утренним сваренным в крутую яйцом, чтобы почистить, как и всегда, однако с неудовольствием отметил, что супруга положила его подальше от него, с другой стороны тарелки. Наверняка специально. Лебедев изо всех сил развлекал домашних. - Ну тогда, послушайте тетушка, вот такой анекдот: - Пушкин и Лермонтов пошли на бал. Сидят и кушают арбузы. Лермонтов съест ломоть, а корку подкладывает Пушкину. А потом и говорит: "Господа! Вы посмотрите, какой Пушкин обжора! Вон сколько у него корок!" А Пушкин отвечает: "Господа! Вы гляньте, какой обжора Лермонтов! Он даже корки свои съел!". Татьяна, прислуживающая за завтраком, так и закатилась от смеха. Анна отпила чай и сдержанно улыбнулась. Анекдот был забавным, но недостаточно. - Не смешной? - огорчился племянник. - А вот еще такой: - Андрей Болконский и Пьер Безухов рассуждали о верности да... - А Вам не пора на службу, Алексей Юрьевич? - перебил его Яков, раздраженно подняв бровь. Анна нахмурилась. Нет, Яков положительно любит хамить своему родственнику! - Пора-пора, - миролюбиво согласился племянник, привставая и запихивая в себя еще один блин на ходу. Штольман проводил Алексея глазами и решился. Задобрить Аню могло теперь только одно. Была ни была. Он взял жену за руку и сказал тихо: - Анна Викторовна, я подумал, мы можем сделать так. Вы в пятницу поедете в Сретенск с горничной. Мой филер за Вами присмотрит. Сходите на заседание женского клуба. Больше, кроме магазинов, пообещаете мне, что ходить никуда не будете. А в субботу я за Вами приеду. Анна пожала плечами, вновь отпила чай и сказала: - Как скажете, Яков Платонович. Лицо Анны Викторовны, если и оттаяло, то ненамного. Она все еще обиженно отворачивала свой нос и разговаривала через губу. Руку убрала. Яков разозлился. Он вновь перехватил руку жены и зашептал: - Да что мне сделать, чтобы Вы вновь стали нормально разговаривать? Может извиниться, сказать как гимназисту, что я больше так не буду? Я даже почти не раскаиваюсь. Вы просто несносны, ведете себя как капризное дитя. - напористо говорил Штольман, впрочем, едва уловимо, чтобы затаившаяся в недрах дома прислуга ничего не расслышала. Анна вспыхнула и не менее злобно и обиженно ответила. - Я и не сомневалась, что Вы не раскаиваетесь. Еще скажите, что Вам понравилось! - она ткнула в него пальчиком. Яков промолчал. Он думал об этом. Это действительно был ммм... интересный опыт. Рука до сих пор помнила этот волнующий резонанс между ее мягкими полушариями и его ладонью. Жалко только, что Аня обиделась. Но и он переборщил, пожалуй. - Говорите, как капризное дитя себя веду? А Вы вчера меня как кого ударили? Неужто как взрослую? - тихонько горячилась Анна, сверля его синими глазами. - Как взрослую. Не сомневайтесь. - улыбнулся Яков. - Анна Викторовна, давайте не будем опять ссориться. Он погладил ее пальчики. - Нет, не так просто Яков Платонович. Слышали о мести и все такое? Око за око, зуб за зуб. Моя честь требует отмщения, и пока я не сделаю тоже самое, я не успокоюсь. - Никогда? - с улыбкой спросил Яков. Он понял, что если Аня уже шутит, то дела у них налаживаются. - Никогда. - согласилась Анна. - Всего то? - выдохнул Штольман и притянул ее к себе для поцелуя в висок. Анна дала себя поцеловать, но лицо сохранила суровое. - Вечером исполните свою угрозу, мстительница, так и быть. Сейчас никак не могу, тороплюсь на службу. - хитро улыбнулся Яков. - Два раза. - холодно согласилась Аня, - за мной два удара. Она встала из-за стола и гордо задрала подбородок вверх. - Хорошего дня, Яков Платонович. Штольман покачал головой и допил последний глоток чая. Вот чертовка! Но какая... - Таня! - заглянула Анна в баню, где горничная занималась стиркой. - Через неделю мы едем в Сретенск на заседание дамского общества. Вещей берем на двое суток. - Через неделю? Успеем, барыня, долго ли собраться, если умеючи. - хохотнула Татьяна. Горничной очень нравилось работать у начальника каторги и его супруги. Рядом с нею служил любимый муж, и они с Вациком были счастливы как никогда. Пусть они живут в этом холодном и неуютном краю, но ведь не умерли же! А вот рядом друг с другом. Две комнатки у них отдельные. Работа не трудная, хозяйка добрая, жизнь сытная, да еще и помощников ей присылают! В помощь Татьяне приходили подсобить по хозяйству еще несколько женщин. В понедельник, когда наставало время стирки, приходила молодая работящая Грушенька. Анну в Затонске до стирки не допускали. Мария Тимофеевна не спешила донести до дочери тонкости выведения пятен, сама управляясь с распоряжениями прислугой. "Совсем не варило бабу постарило, а возня с грязными сорочками и портками..." - говаривала Прасковья, выгоняя барышню Миронову из прачечной и вручая ее няне на руки. Анне всегда было так жаль! Казалось, она пропускает уйму всего интересного. Это было несправедливо. В прачечной хранились загадочные приспособления, банки с неведомыми химическими веществами, было очень жарко и интригующе плохо видно из-за клубов пара. В Каре Анна стремилась во все вникнуть, узнать все секреты хорошей хозяйки, а книга "О ведении домашнего хозяйства" помогала ей в этом. Недавно Аня дала Якову целый список химических веществ, попросив достать все как можно быстрее. Яков Платонович читал список и хмыкал. - Вы никак, Анна Викторовна, подпольную химическую лабораторию решили организовать? Могу Вас познакомить с парой бывших бомбистов, из вольной команды. Они тут дорогу строят, недалеко от нашего дома. Поделятся опытом. - Яков Платонович! - возмутилась Анна. - этот арсенал мне нужен исключительно в мирных целях. Решать проблему глубоких пятен при стирке. - Я догадался, - засмеялся муж, притянув Анну к себе, - просто подразнить хотел. Вот и сегодня Грушенька и Татьяна, под руководством последней, занимались перебором хозяйской одежды. В больших плетеных корзинах возвышались груды белья. Главное же место в прачечной занимал громадный чан с горячей водой и щелоком для замачивания. - Стой, Груша, вот видишь, тут чернила на манжете! - ахнула Татьяна. - Сейчас мы замочим пятно в молоке, и оно вытянет все чернила. Она отнесла сорочку в сторону, достала небольшой тазик, крынку и щедро полила дорогую ткань. Молоко немедленно стало серым. Книги Анну учили, что моющие средства нужно экономить, а ткани беречь, поэтому с пятнами нужно работать точечно, не подвергая действию химических веществ всю одежду. Пятна от фруктов девушки натерли жиром и замочили в смеси нашатыря и соды. Воск выводили скипидаром. В день стирки прачки начинали работу с раннего утра, перебирая и замачивая одежду. Это отнимало уйму времени. Книга "О ведении домашнего хозяйства" вообще рекомендовала прачке приниматься за работу в два часа ночи, но Анна была против таких мучений прислуги. Ночью все спать должны! С подобной лояльностью молодой хозяйки выходило так, что стирать более одного раза в неделю не получалось. Стирка растягивалась на несколько дней и заканчивалась лишь к выходным, чтобы с понедельника начаться вновь. Для лучшей очистки белья было много приспособлений. Лучшее из них и самое простое - валек. Узкая толстенькая деревянная дощечка с ручкой. Ею предполагалось крутить белье, катать, стирать и выколачивать. Вся эта работа требовала от прачки недюжинной силы. Сильная ловкая Грушенька крутила валек по нескольку часов без устали. Анна первое время боязливо жалась к стене, пока служанка, стиснув зубы, молотила белье. Потом барыня набралась смелости и решилась попробовать поработать вальком сама. - Барыня, ручки испортите! - заохала Татьяна, точь-в-точь как Прасковья, и кинулась было коршуном защищать хозяйку от чана с бельем. Однако Анна так воинственно приготовилась работать вальком, что горничная засмеялась и отошла. Сил хватило минут на десять, а после этого взмыленная запыхавшаяся Анна Викторовна смущенно сдалась, отдав валек. - Ой, барыня! - смеялись девушки, оно и понятно, что сразу не выйдет. Тут мышцы нужны! Аня поняла, насколько тяжелая работа - стирка. Она всегда старалась платить работящей Грушеньке чуть больше, чем нужно, жалея девушку за красное от пара лицо и вечные цыпки на руках от соприкосновения с щелочью. Да и работала служанка с таким с усердием. Для отжима у семьи Штольман имелось настоящее чудо, последнее достижение промышленности. Еще в Екатеринбурге Яков выписал по совету одного лавочника чугунную машину. Агрегат состоял из двух вращающихся валов. Мокрую одежду укладывали между валиками и приводили устройство в движение при помощи ручки. Одежда прокатывалась между валами, отжимаясь и разглаживаясь. Яков Платонович вообще любил изобретения. Он постоянно выписывал технические журналы и каталоги промышленных машин, интересовался всеми техническими новинками. Одни только станки для работы ссыльнопоселенцев чего стоили. Мелкие вещи отжимали вручную, разглаживая рубелем - узкой дощечкой с вырубленными на ней зубчиками-желобками. Аня задумчиво посмотрела на легкий деревянный валек, и взяв его, со свистом рассекла им воздух. Она наконец придумала, что делать с невозможным, но все-таки любимым мужем. Идея ей понравилась. - Барыня! Анна Викторовна! У караула рядом с воротами маячил чумазый мальчишка. - Чего тебе? - спросила Аня. - Записку начальник каторги передал, велел госпоже Штольман лично в руки. Анна дала посыльному монетку, парочку конфет и довольный мальчик убежал. Записка, выведенная твердым, красивым мужским почерком, принадлежащим Якову Платоновичу сообщала: "Драгоценная Анна Викторовна, завтра, в три часа по полудни в управление прибудет главный губернский архитектор, о чем решил сообщить Вам заблаговременно. Помимо чертежей вспомогательных помещений для тюрьмы, он привезет проект, а также смету на строительство зданий школы и пекарни. Приглашаю Вас завтра посетить тюремное управление и принять участие в обсуждении, на правах лица, осуществляющего главный благотворительный взнос на строительство. Ваш супруг Штольман Я.П." Следом был нарисован небольшой цветочек, схематично, но довольно мило. Анна разулыбалась и спрятала записку в карман. Ну, дорогой супруг, погодите... Вечером Яков Платонович отправился мыться в баню в гордом одиночестве. Анна Викторовна, в ответ на его приглашение помыться вместе, опять вздернула подбородок и сказала, что она и так купалась после обеда, и вообще чистая. А с драчунами она в баню и подавно теперь не пойдет. Да, похоже супруга вчера обиделась не на шутку и все еще жаждала мести. - Жду Вас в комнате! Вы обещали. - сказала она с холодком в голосе. - Да помню я! Вы меня с ума сведете. - поморщился Штольман. Попарившись и выпив чашку подсунутого Ефросиньей душистого чая, он с опаской направился в супружескую спальню. Аня была непресказуема. Но Яков слишком хотел помириться и вообще сделать все, чтобы супруга прекратила дуться. В спальне Анна Викторовна уже переоделась и была, на взгляд Якова Платоновича подозрительно розовощекой и возбужденной для предстоящей процедуры экзекуции. Что же она задумала? - Раздевайтесь и ложитесь, Яков Платонович. - закусив губу, сказала Аня. Супруг про себя отметил, что спокойствие ей давалось тяжело. Аню явно обуревало веселье. Она угрожающе вытащила заготовленный валек и поиграла им в руках. - А почему вот этой штукой для стирки? - напрягся Яков. -Такого, насколько я помню, условия не было. Вы смеетесь надо мной? - Я восстанавливаю равновесие и справедливость. Потому что, по ощущениям, рука у меня вовсе не такая тяжелая как у Вас, сударь! Потом так и быть, Вы проверьте, может у меня и синяк уже на ягодицах проявился. - Я уверен, никакого синяка там и в помине нет. Я не мог. - обезоруживающе улыбнулся муж. Но если Вы хотите, чтоб я убедился, я вовсе не против... - Оставьте! - нахмурилась Аня. - Может не надо? - хотел пойти на попятную Яков. Штука для стирки его озадачивала все больше и больше. - Иначе не прощу. - поджала губы Аня и отвернулась. - Что же Вы со мной такое делаете. - вздохнул Яков, разделся и лег на живот. Аня подошла ближе, поигрывая вальком, как заправский разбойник дубиной. Яков напрягся и даже закрыл глаза. - Готовы? - спросила Аня. - Да. - решился муж. - Точно готовы? - усмехнулась мучительница. - Ну бейте уже. - выдохнул Яков. Черт возьми. Он зажмурился. Вместо хлесткого удара ягодицы и поясницу надворного советника ласкали нежные теплые легкие поцелуи. Один, второй, третий. Водопад поцелуев. - Эх Яков Платонович-Яков Платонович..Какой же Вы...наивный. Обнаженная супруга села ему на бедра и целовала его широкую спину, не забывая массировать пальчиками налитые мышцы. Штольман очень удивился и обрадовался. Вечер становился все более сносным. А ведь когда мылся в бане, он переживал, корил себя за очередную несдержанность и думал, куда же могут завести их ссоры... Вот значит куда! - Аня, ты меня с ума сводишь! - усмехнулся Яков. - Как и ты, Яшенька - шепнула Аня, разминая пальчиками мужу мышцы. - ну неужели ты поверил, что я тебя стукну... вальком? - - Ты была очень убедительна. - улыбнулся муж и уткнулся в подушку. Он за этот вечер чего только уже не подумал. Аня в очередной раз обезоружила его. Яков почувствал расслабляющий запах хвои. Аннушка капнула ему на спину немного теплого пихтового масла. Этот запах напомнил Якову летний день в сосновом лесу. Он живо представил, как гуляет на опушке и рассматривает зелень, бликующую на ярком солнце. Ощущение было таким ярким и таким приятным. Волнительная обнаженная тяжесть супруги восхитительно сдавливала его бедра. Не хватало только пения птичек, но тут Аня, словно догадавшись, тихонько запела, продолжая массировать плечи. Она плавно покачивалась, стараясь промять спину мужу посильнее. У Ани был глубокий, чистый и светлый голос. Казалось, когда она поет, то обращается напрямую к его душе. Аня любила супруга и просила его о том же. Слова романса были просты и безыскусны, но от этих слов у Якова защипало в носу. Приголубь меня, Моя душечка, Полюби меня, Мое солнышко. Лишь с тобой одной Позабуду я Все ненастие Дней былых моих. Аня рисовала на спине Якова причудливые узоры. В какой-то момент ему показалось, что она касается не только его кожи, не только массирует мышцы, но дотрагивается до всего, что есть в нем, до его души. Напряжение ушло и осталось ощущение полнейшего счастья. Романс лился из нежных уст любимой, усиливая чувства. Без тебя не жить Добру молодцу; Без тебя не знать Ему радостей. Лишь в твоих речах, Его счастие И в твоих очах Все сокровище. И не взял бы я Дней блаженства там; Мир отрадный мой Лишь в тебе одной. Полюби ж меня, Моя душечка, Отогрей меня, Мое солнышко. Я ужасный человек. - думал Яков, судорожно дыша в подушку. Его накрыл стыд и сожаление. Сколько я говорил ей сарказма? Сколько насмешничал? Уходил, отворачивался, обижал. Аня ни разу не обидела меня. Ночью что я делал? Зачем огорчил ее? Ведь она так любит меня. Аня почувствовала, что Яков напрягся и вновь начала целовать ему спину, стараясь не пропустить ни одного участка. - Расслабься, Яшенька. - сказала она тихо. Дыхание мужа постепенно выровнялось. Аня опять дала волю пальчикам, лаская и массируя его широкую спину снова и снова. Время вдруг стало тягучим, как расплавленный воск, и Яков не понимал, прошла минута, или же прошел целый час. Одно только желание осталось в расслабленном теле: пусть эти мгновения длятся как можно дольше. Мысли ушли, и в какой-то момент Яков ощутил себя словно дитя внутри тела матери. Он был здесь и не здесь. Теперь ему стало очевидным, сколько великих тяжестей он нес на себе каждое мгновение своей жизни. Яков забылся. Он слушал своё ровное дыхание и осязал потоки теплого воздуха, делающего его причастным к миру живых. Аня налила еще немного теплого масла, разнося его мягкими плавными движениями по всему телу мужа, от шеи до пят. Затем она ласково попросила перевернуться и вновь массировала каждый участок кожи, от кончиков пальцев до лба. Все мысли, что блуждали у Якова где-то по уголкам сознания, унеслись без следа. Открывать глаза или шевелиться абсолютно не хотелось. Ему казалось, он слышал шелест деревьев и запах леса. Сегодня так пахло счастье. - Готово. - сказала Анна, улыбаясь. Понравилось? Яков вытер вдруг набежавшие слезы. Глаза по-прежнему щипало. - Как ты меня терпишь? Я тебя не достоин. - вдруг сказал он. - С чего ты взял. - нахмурилась Аня. - Я бы не ждала полтора года любви недостойного человека. А я очень тебя ждала. Каждый день. - Ты ждала. - покачала головой Яков. - А я все ходил кругами. - Ты хороший человек. - поцеловала она его руку, растерла пальцы и еще раз поцеловала, приложив его ладонь к своей щеке. - Просто то плохое, что случалось с тобой, заставило забыть тебя об этом. И я буду все время повторять тебе, Яша. Ты самый лучший человек. Мой муж, моя поддержка и опора. Яков прижался носом и губами к ее виску в попытке надышаться. Аня целовала все, до чего успевала дотянуться. Ей не хватило ощущений, и она дотронулась языком до его шеи. Пряный, горький-сладкий вкус счастья и покоя накрыл ее. Затылок Анны вдавился в постель первым, за ним спина, ягодицы, бедра, ступни. Яков уверенным движением развел ее бедра. Аня дрожащей от нетерпения рукой ласкала его ягодицы. Все ее силы и ощущения сосредоточились между ног. Яков почувствовал это и быстро вошел в ее лоно. Аня выгнулась и затрепетала. Их поцелуи лились нескончаемым потоком, плавно перетекая из одного в другой, вторя плавным вторгающимся движениям. Они тонули в вечной реке вожделения, в которой брал начало и весь человеческий род. Сердце у Якова колотилось так быстро и сильно, словно хотело вырваться из груди. Уже совсем близко, сейчас... Аня чувствовала дыхание мужа на своем лице, а его большой палец гладил ей верхнюю губу. Ее тело сдалось первым, потеряв контроль и выдавая спазмы наслаждения. Яков еще несколько раз толкнулся и затих. Спустя несколько секунд Анна почувствовала, как внутри нее растеклась горячая волна. - Я люблю тебя, дорогая. - прошептал ей на ухо муж, прежде чем лечь рядом. Яков сгреб жену в объятия и смотрел, как она засыпает после взаимных ласк, откровений и близости. Сегодня она ему еще раз показала, как можно любить и как можно прощать. Вот так просто и легко, даря в ответ на обиду и разочарование любовь и заботу. Ну что за прекрасное создание. Как можно быть в свои неполные двадцать такой трогательно-беззащитной, но в тоже время такой сильной и мудрой. Его прелестная девочка. Вот только как не хочется отпускать ее. . Что за вечное стремление у этой души искать, помогать, защищать? Но ведь он и полюбил Аню именно за это. За искреннее желание сделать мир лучше, за доброту и сострадание. Но как же страшно за нее. Еще поездка эта... далась же ей... Просто вырвала свое право поехать, но и он конечно, хорош. Яков вздохнул. Он отправит за Аней еще и Алексея, пусть присмотрит. - Не спишь, Яшенька? - сонно прошептала Анна. - Я беспокоюсь за тебя, дорогая. Будь пожалуйста, осторожна с этими людьми. Отпустить я отпустил, но сердце у меня не на месте. - Спасибо тебе, родной. Я буду очень внимательна. Обещаю. А ты просто верь. Я знаю, впереди у нас столько хорошего. Ты, я, наш малыш... - прошептала Аня и погладила кудри мужа, вновь успокаивая. - Я надеюсь ожидание ребенка отвлечет твое внимание от проблем всего мира и направит на нашу маленькую семью. - решился Яков проговорить свое затаенное желание. - Конечно отвлечет, Яша. Невозможно делать все одновременно. Ты прав, я сосредоточусь на нашем малыше. Но ты должен знать, нам многое предстоит сделать. И сейчас, и потом. Наша жизнь — это большой путь. Он не будет пологим, но я могу тебе обещать, что все будет хорошо и я буду рядом, я не покину тебя. Яков улыбался ее словам. — Значит это судьба у нас такая, мир менять? - спросил он. - Да. - просто сказала Аня. - Главное, чтоб к лучшему. - прикрыл глаза Яков. - А спой мне еще раз ту песню, у тебя такой волшебный голос, Анечка. Он продолжал обнимать ее, поглаживая плечи. - А я так люблю петь для тебя, Яша. Мне иногда кажется, что песней можно ласкать прекрасней поцелуев. - Так и есть... Приголубь меня, Моя душечка, Полюби меня, Мое солнышко. Лишь с тобой одной Позабуду я Все ненастие Дней былых моих. Без тебя не жить Добру молодцу; Без тебя не знать Ему радостей. Лишь в твоих речах, Его счастие И в твоих очах Все сокровище. И не взял бы я Дней блаженства там; Мир отрадный мой Лишь в тебе одной. Полюби ж меня, Моя душечка, Отогрей меня, Мое солнышко. И тогда пойдет Вся жизнь жизнею; Горе брошено – Позабудется; И как радостно Мы обнимемся, В поцелуях мы Зацелуемся.