КиЛ: Загнанные

Когда чертова повязка оказывается на земле, ласкаемая единственной нежностью в местности — песком, плотоядная ухмылка показывается на лице потрясающе красивой блондинки, устроившейся на самодельном троне из бамбука. Она высоко поднимает свой подбородок, и взгляд Коула невольно скользит по маслянистой загорелой коже. Словно солнце любит ее каждый день, любит во всех позах и неустанно одаривает поцелуями каждый миллиметр рельефного тела. Парень сглатывает, вспоминая свои шесть тяжело заработанных кубиков, и неловко думает о заеденных пирожными еще двух. Блондинка без стеснения разглядывает Коула — жадно, с интересом, почти позабыв о приличиях. Ее загар оттесняет солнце, и любовник с беспокойством светит с новой силой, прожигая черные волосы соперника-пленника. Девушка встречается пустым взглядом с темно-карими, невинно-потерянными, и все очарование тут же тает под натиском холода. — Ну и ладно, лишний аппарат для тренировок нам не помешает. Коул знает, чувствует всем нутром, что эта не та, от чьего присутствия его колени готовы были разбиться в кровь, а уши взвыть диким зверем. Эта не та, кого встречали с копьями, создавая песчаную бурю. Он знает потому что чувствует адское пламя слева от себя — там, где вплотную к Тартару мучается Ллойд Монтгомери Гармадон. Тот самый блондин из бара, из-за которого все началось, но змеиные глаза возомнившей себя дикой Артемидой блондинки пришивают Коула к месту, и тот не смеет даже повернуть голову. — Как дела, малыш Ллойд? Низкий, пробивающий железо одним ударом голос шепчет на ухо соседу, но Коул слышит все, и удушье нестерпимо подступает к горлу. Сглотнуть приходится через силу, и мужество первой волной накрывает нагретую черную голову, когда кашель вырывается из легких. Десятки полуобнаженных женских тел паутиной обволакивают одно мужское, и парень медленно отбивается от запущенных глазами стрел. Он поднимает голову, с вызовом оглядывая каждую: низкую брюнетку с акульей улыбкой, упорно подбивавшей Ллойда к совращению в баре, фиолетововолосую подругу с прической из восьмидесятых, рыжую ведьму в одном купальнике, вымазанную токсично-зеленой косметикой девушку-панка, и наконец сталкивается с псевдо-Артемидой. "Выбор девушек получше чем в борделе" — мозгов Коулу достаточно, чтобы сделать вывод молча. Блондинка делает едва заметный кивок, и дикарки по команде начинают бродить вокруг смелого узника, откидывая Ллойда подальше. Они ходят по кругу, не стесняясь разглядывать все достоинства брюнета, и чувство изнасилованности настойчиво пульсирует в сознании. — Какие мускулы! — Давно не встречала подобного образца. — Давайте проверим его ширинку! Густые брови сводятся на переносице, и Коул невольно сжимает ноги вместе. Слышится смех, да несчастные остатки пропотевшей футболки одним взмахом разлетаются в разные стороны. Острие копья оставляет неглубокую царапину на спине, и парень шипит, с кровью закусывая припухлые губы. — Ой, я не люблю кровь! — противный визг предшествует звонкой пощечине. Коул упрямо кусает губу сильнее, и вот небольшая струйка крови уже вырисовывает свой узор на четком мужском подбородке. Рыжая закатывает глаза, издавая нечто, похожее на рык. Она, в безупречно подчеркивающем фигуру купальнике, показывает Коулу "фак" и отворачивается, снимая бикини. Кровь перемешивается со слюной, и брюнет давится, выпучивая глаза по пять копеек. Парень старательно отводит взгляд, стараясь не всматриваться в упругости попы и красоту ног. — Он еще и джентльмен! — хохочет искупанная в зеленой кислоте, — чего ты так пугаешь мальчика, Скай! — Как разберете товар — свистните. Я пошла купаться. И приведите мне моего котенка. Когда Скайлор уходит походкой от бедра, Коул давится, а девушки смеются все громче. Их смех, объединенный единой целью, напоминает крики гарпий, и становится жаль, что руки все еще связаны, чтобы прогнать противных птиц. Все же досадно, что предложению Зейна Коул отказал, и навыки агента теперь лишь несбывшиеся мечты. Пока брюнет погрязает в размышлениях, рядом слышится возня, но голову сзади держат несколько — и увидеть происходящее оказывается не под силу. Однако сопротивления Ллойда, его бесполезную борьбу, и дикие вопли девушек удается расслышать даже с зажатыми пальцами ушами. Коул хочет спасти парня, но любые сопротивления подавляются большинством, включая крики. Буквально через минут пять ветер перекрикивает шумы людские, и снова шуршание песка с любовью пригревает Коула. — Гармадона в камеру. А этим я займусь. Звук тела, которое безжалостно тащат по песку — лучше не думать об ожогах на спине и криках боли, звучит лучше драматической нотки страсти, что впивается Коулу между ног и вызывает озноб. Лучше бы иммунитету не справиться с местными вирусами, чем телу быть закопанным в могиле похотливых дикарок. — Акита, Камилла, как так получилось, что данный образец оказался у нас? Сначала показываются ноги. Удивительно длинные, бледные, излюбленные смертью. Ноги стражницы врат Ада, постыдно неприкрытые ничем, кроме сходящих татуировок. Сила, которая исходит от них, может придушить одним лишь обхватом, и Коул даже сомневается, что окажется выше обладательницы по росту. Темное боди, делающее акцент на том самом месте, которое девушки старательно прикрывают, ускоряет анализ, и взгляд перемещается на талию, свирепо оккупированной прессом. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь. Парень молча чертыхается — что за исчадие ада, вобравшее в себя все восемь кубиков. — Он помешал загрузить Монтгомери в автозак. Пришлось тащить его с собой. — Интересно. Исключительный отбор, вознесенный шармом — голос с хрипотцой отбрасывает Коула на миллиметр. Словно Аид снизошел на землю, чтобы наказать провинившихся в своих грехах людей. Как в тумане Коул поднимает голову выше, на торчащие соски, будоражащие фантазию. Быстрее наверх, быстрее… Огромные черные глаза и красная помада на искусанных губах — она выглядит как демон, который сорвал джекпот. Собранный высоко черный хвост на полубритой голове создан для причинения боли, и обладательница жестко затягивает его потуже, не жмурясь даже на секунду. Почему она не вызывает испуга или отвращения? Скорее что-то, чего не объяснишь словами, и Коул упорно подбирает нужное слово. Она широко скалится, наклоняя вперед в совершенном равновесии, и спина остается идеально ровной. Мысль о сосках, теперь недоступных для разглядывания, вытесняется открытому виду груди сверху. Дикарка приближается еще ближе и разъяренно кусает мужское ухо до крови. Она тут же отстраняется, прищуривая глаза цвета бездны. Мама говорила что девушек обижать нельзя, но что если эта девушка как необузданное животное — гиена? Коул лишь с издевкой слегка наклоняется назад. Туман сексуальности набрасывается на него, и странное мазохистское влечение дарит самую очаровательно-равнодушную улыбку, на какую парень способен. Со всех сторон слышатся испуганные вздохи, но брюнет неторопливо открывает темные глаза с карим просветом, и дрожание пушистых ресниц — единственное трепетание в округе. — Понравилось, сладкий? — Думаю тебе стоит обратиться к врачу. Его голос, низкий, эротично пробивающий на стриптиз, лишь обманный маневр, и дикарка не ведется. Она дико хохочет, наклоняется и слизывает кровь с уха, уже оставившую следы на песке. Когда огонек сумасшествия во взгляде загорается с новой силой, амазонка интересуется: — Как тебя зовут, мой советчик? — Коул Баккет. И поспеши не присваивать себе людей, детка. — Ультрафиолет. Я Ультрафиолет, и никак иначе, — Коул готов поклясться, что будь у нее нож, она бы приставила его к мужскому горлу, — а ты теперь мой, Баккет. Бросьте его в темницу. И сделайте что-нибудь с кровью. Мне он нужен здоровым. Экстаз. Слово врывается в сердце само собой, когда Ультрафиолет присасывается к изувеченным песчаным губам, и безобразно оставляет на них отпечаток его собственной крови.