КиЛ: Загнанные

Голова Коула убийственно ноет, и время спутывается с местными отвратительными условиями содержания пленников. Темница, огражденная бамбуковыми решетками, полностью открыта, и парень выставлен на обозрение как эксклюзивное животное в зоопарке. Хочется выть, царапать землю и разрывать тягучую боль наручников зубами — но это именно то, чего они добиваются, и Коул расслаблено облокачивается на псевдо-решетку. — Как дела? Блондинка фыркает, явно раздраженная гробовым спокойствием. На улице темно, и только зеленые глаза хищницы извергают пламя лютого презрения. В руках она держит шприц, уже наполненный какой-то жидкостью. Вены на лице пленника напрягаются, равно как и руки, но слабость, противно побеждающая организм, тянет в сон. — Одной дозы тебе было маловато я смотрю, — холодный голос оседает на пахе, и парень собирает все силы, чтобы усмехнуться. — Не можете справиться со мной без помощи? — Не льсти себе. Не хватало еще, чтобы ты разрушил что-нибудь, Кинг Конг. — А ведь я сравнивал тебя с Афродитой. Ярость, пропитывающая каждую частичку ее тела, вырывается наружу, когда, позабыв об осторожности, девушка со шприцем бросается в угол темницы, не заботясь о месте куда воткнется лекарство. Когда она уже близко, Коул совершает резкий переворот, и содержимое шприца теперь наполняет землю, грубо ковыряя ее острием. — Сука. Блондинка с силой вырывает иглу, медленно надвигаясь на Коула. Привитая слабость давит, но парень изо всех сил старается не закрывать глаза. Девушка подходит не спеша, издалека направляя уже не стерильный шприц в загорелую грудь. Когда она нависает над парнем, озабоченная лишь идеей мести и сладко облизывая губы, Коул тяжело выдыхает. Прежде чем блондинка успевает издать хоть звук, парень с сожалением ногой сбивает ее вертикальное положение, отпинывая иголку куда подальше. На удивление девушка вырубается сразу, и пленник чувствует укол вины за жестокие методы по отношению к слабому полу. Но времени на сожаления нет, и Коул ощупывает блондинку ногами, не чувствуя рук совсем, в надежде найти ключ. Когда ничего не выходит, он зубами приподнимает майку, и натыкается на пресс — навязчивая идея посчитать кубики снова возникает в голове, но сейчас не до этого. Взгляд утыкается в бейджик с именем "Харуми", но и его парень обходит мимо, жадно пытаясь оттянуть карманы. Ему стыдно до горечи, а ведь он просто пытается отыскать чертово освобождение. Жуткий неконтролируемый смех, какой не показывают даже в фильмах ужасов, оглушает на секунду. Он все продолжается, оставляя пламенные поцелуи на спине, сжигая кожу до ожогов. Коул садится на колени, мученически заставляя себя встать на ноги. Хватит с него сабмиссивного положения. Голова кружится, когда он натыкается на ту, что прищуривает темные глаза. — Какой ты нехороший мальчик, Коул. — Не разговаривай со мной как с собакой. Удивление скользит на ее лице, грубо обрамляя татуировки, затем — неотесанная усмешка. Ультрафиолет встает напротив, в миллиметре от поцелуя, и по-змеиному высовывает язык, заставляя парня поморщиться, отодвинув голову в неприязни. Впервые в жизни она встречает человека, который хоть и на пару сантиметров, но все же выше ее. — Какой у тебя рост? Коул закатывает глаза — какое счастье, что он оказался выше. Парень молчит, фыркая даже когда ее рука опускается на ширинку. — Ты не слышал вопрос? — Я не в настроении разговаривать, детка. Кажется, последнее было зря, потому что пинок, подобный удару кенгуру, отбрасывает Коула назад, и он с грохотом валится на землю, больно сталкиваясь о мягкую землю. Дикарка уже сверху — сидит прямиком на пахе, мучительно начиная тереться тонким слоем своего боди, и сдерживать стон приходится сильнее, чем головную боль. — Я задала тебе вопрос. Парень стискивает губы в тонкую линию, когда блаженные ощущения током бьют снизу. Ультрафиолет слегка приподнимается, затем снова садится сверху, и поток желания адреналином ударяет в голову, но упрямство лишь приподнимает мужскую грудь. — Хотя это уже не имеет значение. Ты же лежишь. Хочется столкнуть эту мерзкую ухмылку куда-нибудь в пропасть, но когда тяжелое тело привскакивает, Коул чувствует душноту сжимающих джинсов. Надо досчитать до десяти: раз, два, три, четыре… Ультрафиолет встает прямо над лицом, дико танцуя низом туловища. Вверх же скользит все ниже, и лямки от боди падают на берда, обязывая пленника прикрыть глаза. Изогнутые ресницы подрагивают, когда лица касается что-то липкое. О нет. — Какого хрена! Она стоит абсолютно голая, обмазывая губы Коула соленой жидкостью с пальца. Парень поворачивается на бок и тут же сплевывает, готовый лизать землю, чтобы перебить вкус. — Понравилось, сладкий? — Ты больна! — Спасибо что подметил. Все вы мужики одинаковые. — Чего тебе надо? Обнаженное ее тело кажется куда отвратительней — бледность мертвого, запах сырости вызывают тошноту, и Коул в который раз пытается прочувствовать свои руки. Татуировки нагло высасывают жизнь, и вся ситуация напоминает кладбище. Рядом недвижимое туловище Харуми, тошнотворно-сладкий запах, ночной сжирающий воздух и бледное тело Ультрафиолет — может это смерть? — Разве не этого ты хотел, лапая Харуми? Так получай же. Сумасшедшая. Она явно сумасшедшая — парень бросает взгляд на решетку, где находится чья-то тень, подсматривающая за происходящим. Ну уж нет, надо быстрее вырваться отсюда. Но каждое усилие приподняться тянет вниз сильнее, и Коул ложится на землю, продолжая считать. Пять, шесть, семь, восемь… Неожиданная свобода в области паха скорее пугает, чем радует. Когда его брюки с трусами оказываются стянуты вниз, хочется кричать, но Коул не успевает даже вздохнуть полной грудью, пока что-то сжимает основание его достоинства. Короткий взгляд вниз — и резинка, что ранее была завязана на длинных волосах, теперь не дает спуску парню. — Отпусти меня, Ультрафиолет. Я не понимаю чего ты хочешь. — Ох, не понимаешь? Когда она садится сверху — жестко, без предупреждения, Коул сжимает губы сильнее. Он не может пошевелиться, не может даже столкнуть эту психичку, а дергание подобно рыбе на суше окажется жалким пособничеством наслаждения. Ультрафиолет прыгает на нем, позабыв о резинке, прыгает со скоростью гепарда, доставляя обоим бешеное удовольствие и боль. — Резинка не даст тебе кончить, Баккет. Поэтому просто доставь мне наслаждение, будь хорошим мальчиком.