Вечное лето

Иди ко мне, солнце Расплетай косы Игорь смеется, когда Юля крутит бёдрами, зажатая между ним и Бустером. Белая рубашка надувается на её худеньком теле парусом от свежего утреннего ветерка, красные волосы падают на лицо без косметики, расслабленное и всё ещё немного сонное. Встали они, конечно, рано, Петю тоже потряхивает от недосыпа и дикого желания выпить кофе и закурить прямо сейчас. Но с кофе придется подождать, Олег только начал выгружать их сумки и пакеты со всеми закупленными продуктами. Петя спохватывается, подскакивает, помогая, перехватывая пакеты из рук Олега и занося их в дом, туда, куда махнул рукой Игорь. Остальные слишком заняты: Игорь с Бустером на танцующую Юлю залипают, Танюха с Персиком уже унеслись в сад, их не видно, только слышно как всегда: Танюха орёт “За мной!”, а Персик тявкает, на всё заранее согласный. – Малину не помните там! Тёть Лена ругаться будет! Танюш, Персику не давай с кустов есть, даже если попрошайничает! – запоздало кричит очнувшийся Игорь и тут же сам идёт за ними, потому что веры обоим нет. Длинные смуглые ноги в тёмных шортах по колено, белая футболка с красным пятном на вороте (Танюха уже успела с утра сок на него пролить в машине), волосы на затылке топорщатся. Петя вспоминает, как утром с ним на кухне пересеклись, когда Олег с Танюхой ещё спали. Игорь вышел в трусах, похлопал Петю по плечу и возвестил, что, если надо, может ему чай сделать. Петя сказал, что и сам может сделать. Игорь зевнул и ушел ванную, а Петя ещё долго стоял, обдумывая их высокоинтеллектуальный диалог. – Ма, ну ты даёшь! – ржёт Бустер, дергая Юлю на себя, и они вместе смеются в обнимку, пока трек из распахнутой машины дотлевает последними умирающими звуками и растворяется в чистом прозрачном загородном воздухе. – Как всегда, – говорит Олег, отдавая Пете последние пакеты и, схватив несколько сумок, идёт в дом вместе с ним. – Организовывать отдых не хочет никто, зато отдыхать хотят все. Стол в общей комнате заставлен, Петя роется, выуживая упаковку растворимого кофе, Олегу показывает. – Будешь? – Буду, – соглашается Олег, первым делом выкладывая все скоропортящиеся и мясо в холодильник. Он один среди них собранным и выспавшимся выглядит. Тоже в шортах, футболке, рубашка на бедрах повязанная болтается, очки темные солнечные на лоб сдвинуты. – Там чайник в шкафчике нижнем, в самом углу, сразу увидишь. А кружки в верхнем, со стекляшкой. Петя ставит чайник, пока Олег раскладывает всё по шкафам и вытирает пыль со столешниц розовой тряпкой. С улицы музыка продолжает литься, но до них доносятся лишь отголоски легкомысленного бита. Чашки смешные, синие в белый горошек, чайник свистит, выплевывая струи обжигающего пара. – Мне без сахара. – Молоко? – Нет. – Ладно. Позже они на крыльце курят, поставив чашки на перила. Юля с Бустером уже куда-то в дом смылись, Игорь Танюху раскачивает на качеле, подвешенной к большой яблоне, а она вопит “Выше хочу, как в космосе!”. Свежо до сих пор, птицы на деревьях чирикают, щебечут. Петя ветровку на себе застегивает до горла. Всё во сне будто, Пете до сих пор не верится, что взаправду. Где-то там осталась их московская квартира с любимой кухней и промозглыми одинокими ночами, Танюхин сад и тренировки, отдел, рейды, Паша и отчеты, процедуры. Далёким таким кажется, как старые фото из другой жизни. Здесь только лето, смех и болтовня ни о чем. От кофе теплей становится, Петя немного расслабляется, затягиваясь сигаретой. Смаргивает лениво, трёт глаза, шмыгает. – Процедуры, получается, в пролете? – вдруг спрашивает Олег, будто мысли его читает. С места в карьер, он первый, кто вот так напрямую спрашивает. Но Петя уже и сам допёр, что Олег понимает больше, чем показывает. Просто не всегда озвучивает. Петя с его головы очки хватает, на нос себе нацепляет, дым выдыхает показушно. Олег спокойно ждёт ответа, ухмыляясь в сторону, разглядывая играющего с Танюхой Игоря. Вот уж парочка спевшаяся мгновенно, будто всю жизнь друг друга знают. Пете от этого и хорошо и плохо одновременно. Стрёмно ужасно, хочется спрятаться, отшутиться. Почему-то кажется, что с Олегом такое не сработает. – Врач отговаривал, но скажи, какая хер разница, если всё равно умру? Он редко вслух это слово произносит. За всё время всего несколько раз и говорил: когда родителям и Паше сообщал, когда с доктором обсуждал, и Юле по телефону, с юристом и нотариусом по разу проговорил тоже. Про себя да, постоянно прокручивает: мёртвый, труп, смерть. Чтобы свыкнуться и привычней звучало, не так шокировало, как в первые дни после того, как на него эти новости вывалили. – Ты молодец, Петя, очень смелый. Слова поддых бьют, в самое солнышко куда-то, и Петя едва дымом не закашливается. Олег в его сторону не смотрит даже, продолжает на Игоря с Танюхой глядеть. Персик деловито в кустах что-то вынюхивает, только хвост торчит. Юля вроде начинает кастрюлями и тарелками греметь на кухне под бесконечный бубнёж Бустера. В чем смелый-то? Трус самый настоящий, всю свою жизнь проебал. – Загнул ты, дядь. Олег к нему наконец поворачивается, забирая у Пети свои очки. В глаза его красные с полопавшимися сосудами смотрит внимательно. Во рту пересыхает, хочется отвернуться, но Петя себе не позволяет. – Смелый, – веско припечатывает Олег так, что спорить больше не тянет. – Петь! Танюшка штаны испачкала, гони запасные! – зовёт Игорь. Петя вздрагивает, глаза в пол. Снова колотить как-то начинает. Он уже несколько дней без порошка, а хочется вмазаться до внутренностей сжимающихся. Петя, потупившись, вжимает окурок в пепельницу в виде ракушки и идёт в дом за вещами. Краем глаза ловит, как Игорь тащит Танюху на руках на крыльцо, и они встают рядом с Олегом. Танюха тут же что-то возбужденно рассказывать принимается, а Игорь опять выдает своё размазывающее так по больному Петю (и с какой, блять, стати?): – Олеж… Петя торопится уйти, чувствуя себя невыносимо лишним.

***

Музыка негромкая, гирлянда над беседкой с желтыми лампочками мерцает мягко и приятно. Петя с Таней на руках за столом, она в планшете играет, в первый раз за целый день вспомнила. Игорь прав был: ей здесь круто. И малины с кустов наелась, и в бассейне накупалась, и ветки для мангала помогала носить, и на качеле укачалась так, что голова закружилась. Под вечер, видно, устала, поэтому тихо попросила в игру поиграть. Петя видит, как она носом клюет, но не спешит укладывать, потому что Танюха твёрдо заявила, что намерена стейков дождаться. На новом месте всё равно сразу не уляжется, еще долго будет вертеться, болтать. Игорь и Олег над грилем колдуют, Юля рядом овощи нарезает и выкладывает в глубокое керамическое блюдо. Персик на траве валяется, радостно подставляя брюхо каждому, кто проходит мимо по каким-то своим делам. Бустер в гамаке дрыхнет, громко всхрапывая, из-за чего Олег с Игорем периодически ржут, а Юля на них шикает. – Пап, а мне Юля нравится. Петя замирает. Спину её гладит осторожно, волосы за уши заправляет. Он её специально не спрашивал, торопить не хочется. Поэтому сейчас особенно ценно, что Танюха сама эту тему заводит. – А Бустер? – Хороший, – всхрюкивает Танюха, поставив игру на паузу и поворачиваясь к Пете, чтобы обнять его за шею. – Смешно разговаривает и вроде добрый. – Останешься с ними, если мне надолго уехать придется? – А к Игорю с Олегом можно будет приходить? К Персику? – Можно. Петю колотит, он пытается дрожь в руках унять, Танюху к себе крепко прижимая. Да что же такое, да когда же отпустит наконец. Ну да, он умрёт, а она останется. Но останется же. С людьми хорошими. Всё в порядке будет. Будет же? Должно же быть. Особенно без него. Он-то всё портит всегда. Танюха думает недолго, жарко дыша ему в шею. От неё ягодами пахнет, костром, Юлькиными духами. Ладошки теплые, на коленке ссадина от куста колючего, пластырь с динозаврами, который ей Игорь криво налепил, отклеился почти. – Тогда останусь. Но ты вернёшься же? Не возвращаются оттуда. Игорь смеется хрипло, Юля подпевает любимой песне: “Там ревели горы, мама”, пританцовывая у гриля, волосы наверх собрала в пучок, футболка безразмерная как платье, с одного плеча спадает. Смешная, молодая. Нинку очень напоминает, та тоже любила крутиться вот так под музыку, кривляться, широко и солнечно улыбаясь и всех вокруг своим настроением заражая. Вот и Игорь уже не жмется, как дед, а тоже двигается немного рядом с Олегом, а тот от него отмахивается щипцами, ухмыляясь и из игоревых пальцев сигаретой затягиваясь с прищуром. – Вернусь. – А когда? – Не могу сказать, Танюш. – Хорошо. Только возвращайся обязательно, я ждать буду крепко. Петя улыбается тому, как она иногда слова путает. Большая такая уже, ещё немного - и в школу пойдет. За ужином Игорь рассказывает курьёзные случаи из своих ментовских будней, Олег иногда что-то самое безобидное о службе, разомлевшая от вина Юлька почти спит на плече у Бустера. Танюха сытая и довольная, но жутко сонная, по Пете распласталась как маленький лягушонок. – Пойдем спать. Она кивает. – Петь, возвращайся потом, кальян замутим, – спохватывается Юлька, глаза трёт. – Ты любишь? – Люблю. – Ну вот приходи, – улыбается Юлька, кутаясь в плед, который ей на плечи накидывает Бустер. – Я в этом деле мастер, такой тебе забью – закачаешься. – Договорились. Помыв и переодев Танюху, Петя укладывает её в выделенной им комнате (самой дальней, чтобы шум с улицы не мешал). Она вырубается практически сразу, крепко обняв любимого жирафа, которого Игорь почему-то назвал Сеней. Петя смотрит на экран смартфона. Почти час ночи. Осторожно встает, поудобнее её голову на подушке устраивает, одеяло поправляет. Пока все снаружи болтают, а он один в доме темном – есть немного времени. Две дорожки Петя раскатывает прямо на старом трюмо под мерное сопение Танюхи, вдыхает медленно, не торопится. Внизу живота сразу истомой наливается просто от самого факта, что он это наконец-то делает. Вставляет почти мгновенно, Петя губы языком лижет, остатки пальцем собирает с поверхности, по деснам растирает. Распрямляется, потягивается. Сладость пронизывает, в руках и ногах покалывает, словно пузырьками от газировки всё залило. В голове легко так сразу становится, туман рассеивается. И мысли лишние выветриваются будто, и ярче всё вокруг, лучше. И сам Петя лучше. Хотя, на самом деле, хуже, конечно же. Хуже всех. Да и похуй. Ему со всеми не по пути. Он не замечает даже, как Олег вошел. – Волч, – растягивает губы в улыбке Петя. Он слышал, как Игорь пару раз так Олега называл и самому тоже хотелось до ужаса, но было как-то неловко. Пробует слово на языке, буквы перекатывая. Вкусно. Испугаться не успевает, да и чего бояться? Осуждения? К нему привык уже. Что в морду заедут? И это не ново. Разочарования? Всё равно рано или поздно случилось бы, Петя знает. Так что смотрит на Олега расслабленно в полумраке, нагло даже, с вызовом. – Меня потерял? Олег хмурится. Он в шортах до сих пор, хотя вечерний воздух быстро выхолаживает кожу. Но поверх футболки худи натянул. Сам Петя давно в ветровке и спортивках, еще и жилетка сверху теплая дутая. – Что принял? – Порошок. – Давно употребляешь? – Чё за допрос? – Отвечай давай, не юли. – Ну давно. Менту только своему не говори, я перед смертью в каталажку загреметь не горю желанием. – Идём, – говорит Олег и, не дожидаясь ответа, отворачивается, уходить начинает. Петя плетется за ним, чувствуя вибрацию внутреннюю каждой клеткой тела. На кухне Олег, не зажигая свет, ставит чайник. Петя задницей и ладонями о столешницу опирается, голову назад откидывает, залипает в потолок и лыбится как придурок. Музыки хочется, басов. Кальян Юлькин тоже сейчас хорошо пойдет. – Ну чё, давай, когда там воспитательная беседа будет? Олег дёргает плечом немного раздраженно. – Не будет. Петя резко отрывается от созерцания потолка, на Олега во все глаза смотрит. Тот шарится по полкам, достаёт чайник, чашки вытаскивает, заварку. – Совсем что ли? – Совсем, – говорит Олег, насыпая заварку в чайник с пузатым боком. – Но Игорю лучше не попадайся так тупо, он правда не поймет. – А ты чё, дохуя понимающий? Язык развязывается на раз. Всегда так. Просто Петя давно вмазанный ни с кем не общался, всё один, по кухне, по квартире, пока Танюха дрыхнет. А тут Олег. Олежа. Слишком крутой, слишком идеальный. Подначивает сцепиться, кровь по венам разгоняется с бешеной скоростью. – Я детдомовский, – спокойно отвечает Олег. Кипяток льется в чайник с приятным журчанием, от этого звука почему-то веет домашним уютом. – Видал дерьмо и похлеще, так что меня этим не удивить. И потом, ты же из наркоконтроля, а про вас анекдоты рассказывают… Звякает чайник, кипяток немного проливается на стол, когда Петя подскакивает и хватает Олега за капюшон, притягивая к себе. Олег не сопротивляется, наблюдает с интересом исследователя. – Ты чё себе позволяешь… – Отпусти, а то руку сломаю. А до ближайшей больницы час по убитой дороге. – Ну сломай, первую помощь сам и окажешь. Вас же учили. – Много тебе чести. Рукой его руку перехватывает, к себе дергает. Петя ему в лицо дышит, зрачки огромные, радужку затопили. Олег рассматривает его внимательно, дыхание губами ловит горькое. Пете кажется, он даже слышит, как у Олега сердце бьется в унисон с его бешено заходящимся. Но это глючит просто. На самом деле, только его сердце у него в ушах и стучит, с надрывом, будто из последних сил вывозя. – Сосаться будем? – ухмыляется Петя, облизывая губы. Это задумывалось как шутка, но тело неожиданно отзывается на слова, в штанах горячо становится, тяжелеет, по загривку мурашки бегут. От Олега словно полынью тянет, ещё травами какими-то. Волч. Волчара натуральный, скалится очень похоже, кажется, что и зарычать может глухо, утробно, если его совсем из себя вывести. В уголке губ ссадина небольшая, серебро цепочки теряется в складках капюшонки. У Пети в ушах гудит. – Не будем. – Ж-а-алко, – притворно тянет Петя, когда Олег его отталкивает от себя. – Жалко у пчёлки. Просто не забывай, что ты не дома. И тут люди, которым это всё сложно объяснить будет. Ну разве что Игнат врубится, но Юлька с Игорем не оценят. Мне похер, что ты принимаешь, я сам не ангел и такое делал, что гореть мне за это, но я за них переживаю. – Да понял я, – отмахивается Петя. Ему скорее на улицу хочется, подальше от Олега, потому что близость его внезапно терпеть становится до фатального невозможно. Нужно или подраться, или в самом деле вжаться в него всем телом, жадно ко рту припасть. Олег фыркает. – Ну раз понял, иди в беседку и не хами. Поднос вон бери, Игорю чай под кальян захотелось. В беседке Юля пускает дым, передавая трубку Игорю, и тот тоже прикладывается, затягиваясь. Петя на миг подвисает даже от того, насколько это красиво, как в кино. В колонке "Вечеринка" Скриптонита, Петя узнает, потому что Спотифай ему этого лениво бормочущего мужика часто подкидывал. Видно, Юлька специально ждала, пока Танюха спать уйдет, чтобы поставить плейлист погорячее. Персика вообще нигде не видать, вот у кого лучшая жизнь началась на лоне природы. – Тридцать три суки и ни с одной не нужна резинка? – смешно хмурится Игорь, выпуская клубы дыма, которые тут же окутывают сизым его лицо, липнут к скулам. – Бред какой-то… Давай Би-2 включим? Юля пихает его в плечо, забирая трубку. Пете очень интересно, как нелепый простоватый Бустер себе такую Пчёлкину отхватил. Это же пожар, а не девчонка. – Это метафора, Горь, 33 суки – это буквы алфавита, а резинка – это ластик. А Би-2 на пенсии будешь слушать. – Дерзкая у меня, – говорит Бустер гордо, приобнимая Юлю за плечо и целуя в волосы. – Ценю. Петя садится рядом, стараясь не смотреть никому в глаза, чтобы не спалиться. Олег к Игорю подсаживается, разливает чай по чашкам, поднимающийся от них пар смешивается с кальянным дымом. Шумит ветер в темных кронах деревьев вокруг, колышется гирлянда, страстно облепленная мошкарой со всех сторон. Игорь разморенный весь, чай прихлебнув, к Олегу спиной приваливается, и тот перехватывает его поперек живота. Петя не хочет смотреть, как его рука теряется где-то под складками Игоревой кофты, нежно поглаживая, но не выходит. Олег будто мстит, припадая губами к шее Игоря. Целует медленно, продолжая под кофтой шарить и не сводя с Пети вязкий темный взгляд. Впервые так откровенно перед Петей, не стесняясь и не краснея. Игорь пьяненький уже, поэтому, видимо, про Петю забыл, глаза прикрыл блаженно, кайфует, и нет ему дела ни до кого. Что ж, Петя еблан, сам виноват и, пожалуй, месть за своё поведение на кухне заслужил. Чего он так завелся? В чем Олег неправ был? Конечно, он служебным положением пользовался. Конечно, барыжил и сам употреблял. И с катушек срывало не раз. Много их таких там, в структуре насквозь прогнившей. Лучшее место работы для наркомана - наркоконтроль. Кормушка неиссякаемая. Так что строить из себя оскорбленную невинность так-то немного поздно. Юлька Петины размышления прерывает, передавая ему одноразовый мундштук и трубку от кальяна. Черника, мята, что-то такое. От первой затяжки так хорошо, что даже на Олега, который целует Игоря уже в губы, глубоко, с языком, смотреть становится легче. – Мужики, ну вы шо творите, – пихает их Бустер. Раскрасневшийся Игорь тяжело дышит, пытаясь сфокусировать поплывший взгляд. – Ладно мы с Юлькой привычные к вашим порывам, но вот Педро смущаете наверное. – Педро, мы тебя смущаем? – хрипло спрашивает Олег, широко улыбаясь. Вот гандон. Петя улыбается в ответ и получается почти не криво. Затягивается, выдыхает облако дыма. По телу тепло волнами разливается. Как ему не хватало, оказывается, всего этого. Ведь это моя вечеринка Все наши улыбки как с чёрного рынка Сожалений нет, как шнурков на ботинках – Порядок, Олежа, – Олег на это только хмыкает. Игорь даже не замечает ничего, он вообще похоже спит с открытыми глазами. – Бустер, можно с женой твоей потанцевать? А то все парами, а моя пара спит и про коней крылатых сны смотрит. – А шо бы нет, танцуйте, если она не против. Ей разве запретишь? Пчёлка моя сама кого хошь запретит и отменит, а я не смертник. – Люблю тебя, – улыбается Юлька. – И я тебя, краса моя, – Бустер целует руку, которая она кладет ему на плечо прежде, чем схватиться за Петю. Плед сползает на скамейку, Петя смотрит на худое голое плечо, стаскивает с себя теплую жилетку и отдаёт Юле. Она такая горячая, когда к нему прижимается, грациозно двигаясь под сменившийся трек. Этот пободрее звучит, снова что-то легкое и позитивное, как сама Юлька. Петя себя отпускает с нехитрыми движениями, растворяясь в музыке, в Юлькином запахе. Ненадолго можно о смерти забыть, что над ним нависла, строго глядя, в спину подталкивая, на часы постоянно показывая. Нахуй смерть, сегодня они танцуют.