Вечное лето

Петя запихивает сумки на полки, пока Танюха восторженно прилипает к окну и кричит “Смотри!”. Смотреть там, конечно, не на что, они ещё не тронулись даже. Ну, люди ходят с унылыми лицами туда-сюда, толкутся, извиняются, матерятся, курят, плюют себе под ноги, с кем-то прощаются. Стандартная картина. Но у Танюхи такой восторг дикий, потому что впервые едет вот так куда-то далеко, да ещё не на машине, а на поезде. Вибрирует вся, нетерпеливая, игрушку любимую к себе прижимает. Потом начинает располагаться на сиденье: из маленького рюкзака печеньки свои достает, поильник розовый с единорогом выкладывает рядом, книжку с лабиринтами. Дико важная и деловая, Петя улыбается, когда на неё смотрит, пытаясь игнорировать головную боль. Зря он вчера так упоролся, нужно было ложиться пораньше. Но он для настроения решил, а потом ещё обезболивающие свои коньяком полирнул, ну и понеслась душа в рай. Так и слонялся всю ночь по квартире неугомонным призраком, к стенам припадая, словно пытаясь сквозь них пройти, затеряться там и не вылезать никогда больше. – Вас встретить? – спрашивает Олег по телефону, когда Петя, ухом трубку зажимая, варит Танюхе манную кашу с утра. Едва не в транс впадает, бесконечно помешивая горячую дымящуюся массу, которую научился уже мастерски готовить без комочков, а самого тошнит. – Давай заберу вас с вокзала, сразу домой поедем, Танюшке наверное обедать уже пора будет, у нас суп есть со вчера... Чечевичный она кушает? – Если можешь, то давай, конечно. Суп ест, да. Она не привередливая вообще. Танюха скачет рядом, как маленький мячик, говорит, что готова уже, и когда они поедут-то. Петя думает, что зря про Персика растрепал, теперь она ему не даст покоя, пока мохнатую жопу не увидит и не затискает до полусмерти. Он ей делает страшные глаза, рукой машет, показывая, чтобы отошла. Танюха, насупившись, топает к столу и демонстративно резко бухается на стул. Тут же начинает остатки какао со дна стакана из трубочки тянуть жутко громко. Вот язва. – Ты если что говори, не стесняйся, я могу и заказать что-нибудь. Игорь вот суп не жалует, но я его заставляю, для желудка полезно иногда, не всё же шавуху поглощать. Петя фыркает. В голову лезет издевательское, скабрезное “Ты, значит, за жену, да?”, но он себе не позволяет ступать на эту скользкую дорожку. Тем более Олег, когда не улыбается лучезарно своему Игорю и не тискает Персика, похож на человека, с которым Пете не хотелось бы пересечься ночью в темном переулке уж точно. Веет от него чем-то неуловимо тёмным, иногда читается во взглядах случайных, когда он будто забывается, куда-то внутрь себя погружаясь. И чего там в глубинах этих Пете, конечно, невдомёк. Но что-то подсказывает: лучше пока не будить лихо, сначала поближе узнать и хоть немного в нём разобраться. – Всё в порядке, дядь, не напрягайся так. Время помнишь? – Помню. Буду вас ждать. В дороге дремать тянет. Петя, закинувшись колесами, пытается так и сделать. Танюха спокойно на планшете в игру играет. Сон не идёт, только мутная дымка в голове, дурная тошнота подкатывает, у него словно землетрясение в черепной коробке. Чтобы как-то себя успокоить, начинает мысли об Игоре и Олеге гонять, как пластинку заезженную. Понравится ли у них Танюхе? А Юля с Игнатом? А вдруг нет? Как же сложно всё, как же хочется простого человеческого, чтобы все проблемы как-то решились сами. Он уже завяз в этом по уши, тащит на себе то, что по всем параметрам для него тяжелое слишком, давит собой и пока преуспевает в том, чтобы в лепешку кровавую превратить. Отвлечься никак не получается. Петя глаза открывает, видит, что Танюха задремала, привалившись к его плечу и смешно раскрыв рот. Забирает мягко из её рук планшет, блокирует, закрывает и засовывает в рюкзачок, стараясь не дернуть случайно плечом, чтобы не потревожить.Танюха чуть ниже сползает, к локтю, и во сне цепляется руками за его руку, крепко прижимаясь. Потихоньку видео включает, в сотый наверное раз уже смотрит на Игоря, на Олега, на собаку, слушает смех Юли. Почему-то в последнее время именно это его и успокаивает. На них посмотреть немного, почувствовать, что жизнь есть, пусть не в нём, пусть в других, но есть она. Настоящая, красивая, пульсирующая, яркая иногда настолько, что глаза хочется закрыть, отвернуться. И все равно ведь смотрит, нет сил не смотреть. Только вот слишком херово понимать, что у него такой не будет уже. Много чего не успел, но, как в рандомной песне, так цепляющей за живое, которую он ночью слушал на повторе, зациклившись: “Зато знаешь толк в удовольствиях иного сорта”. Так обреченный на медленную мучительную смерть смотрит на солнце из ямы. Переломаны конечности, и уже понятно, что рано или поздно откинешься, но солнце напоминает, что жизнь будет и дальше идти своим чередом. Ты закончишься, а всё остальное – нет. Проснувшаяся Танюха сонно трёт глаза и спрашивает: – Мы приехали? Петя гладит её по растрепавшимся волосам. На секунду кажется, что на него не Танюха смотрит, а Нина. Паникой накрывает, плечи начинают мелко трястись. – Немножко осталось. В туалет хочешь? Она кивает, доверчиво всовывая свою теплую ладошку в его холодную руку. *** – Ты в душ? – Я в душ, – кивает Игорь, обнимая Олега сзади и смыкая длинные пальцы в замок у него на животе. Подбородок кладет на плечо, трётся носом о шею. – Иди. Мне ехать скоро. – А я думал, ты со мной в душ сходишь, – разочарованно тянет Игорь, многозначительно двинув бедрами вперед, вжимаясь в обтянутую мягкой тканью задницу, из-за чего Олег, этого явно не ожидавший, давится воздухом и спотыкается. – А то гости, ребенок… Неудобно потом будет. – Какой ты стратег. – Ну не зря меня повысили, – тихо хрипло смеется Игорь, жарким дыханием обдавая чувствительную кожу за ухом. Олега прошивает мурашками где-то между лопаток и медленно волной обжигает в паху. – Я умный. И много. Чего. Умею. На каждое слово Олег отзывается рваным вздохом, когда Игорь языком проходится за ухом, спускается ниже к шее, прихватывает губами у позвоночника прямо через ткань футболки. Олег за его руки на своем животе хватается, пока Игорь пытается их ниже спустить, чтобы оттянуть резинку черных спортивных штанов и пробраться под них. Напор непреодолимый, но Олег, по правде говоря, не слишком сопротивляется. Потому что тело истосковалось. Потому что это Игорь, а Игоря ему всегда мало. Его прикосновений чуть грубоватых, иногда слишком резких, но таких правильных. Его поцелуев, когда щетиной обжигает кожу, но хочется ещё ближе притереться до ожога. Его языка, его рта невозможно горячего, его голоса низкого, которым он на ухо шепчет что-то ужасно глупое, но Олега всё равно это заводит, возбуждением прошивает, словно электрическим разрядом. – Игорь. – А мы быстро. Я соскучился. И не скажешь ведь ничего. Игорь весь последний месяц со своими швами после ножевого, напрягаться нельзя было, чтобы не разошлось, поэтому перебивались как школьники. Тело реагирует, вопреки всем метаниям мозга, когда Игорь всё же побеждает в этой небольшой схватке: ласкает член через ткань белья, потирая своей большой горячей ладонью, так что Олега немедленно ведет, и он вплавляется будто спиной в грудь Игоря. Хочется, чтобы уже нормально коснулся, и вообще, вроде обещал быстро, и всё равно не может удержаться, чтобы не подразнить. Олег ему мстит: – Персика запереть надо. Игорь раздраженно цыкает, с трудом отлипая от Олега. Персик возмущен, но Игорь быстро бросает “Не бухти, потом с тобой погуляем” и без лишних угрызений совести щелкает замком в двери. – Ты дурной? – Олег мягко стонет, когда Игорь, встав перед ним на колени, без прелюдий берет в рот крепко стоящий член, тут же запуская свободную руку в собственные штаны и начиная себе дрочить. – У нас столько времени нет. Игорь не отвечает, отсасывает ему с упоением, с диким азартом, широко открывая рот. Невозможный такой, до звона в ушах, до слабости в коленях. Макушка размеренно двигается, хорошо и стыдно слушать в тишине квартиры мокрое пошлое хлюпанье. Чуть разогревшись, Игорь расслабляет горло и пропускает член в глотку, и тогда Олег, наконец, отключает голову, позорно сдается, запуская пальцы в короткие волосы, массируя. Слишком жарко, невыносимо хочется большего. Когда Олег случайно толкается ему в рот черезчур резко, Игорь давится немного, и он чувствует, как мышцы глотки спазмом сжимаются вокруг члена, так обалденно хорошо, туго, что стонут уже оба: Олег от ощущений, а Игорь от того, как сильно дёргают за волосы, и как ведёт от чувства того, что Олег с ним вот так забывается. Игорь беспощадно облизывает собственные пальцы, заводит руку назад и пропихивает в Олега сразу два, снова начиная сосать, втягивая щеки и двигая пальцами в такт, нажимая, разводя в стороны. Потом уже, в спальне, Игорь смотрит восторженно, как Олег на нём двигается, зажмурившись. Руками его придерживает, сам толкается навстречу, бедра вскидывая. Олег дышит рвано, постанывая от особо сильных толчков, кулон с каждым движением бьется по вспотевшей коже. Персик запертый лает и скребется, норовя выломать дверь. Музыка, которую они включили погромче, чтобы соседей не смущать, сливается с его скулежом и их громкими стонами. *** Петя толкает плечом какого-то мента в форме, и тот вроде косится на него, что-то собираясь сказать, но вовремя замечает Танюху, которую Петя крепко держит за руку. Наверное, потом и сумки видит, и перекошенное Петино ебало, поэтому просто проходит мимо, предпочитая не связываться. Ну и хорошо. Ну и чудно. Пете всегда до жопы неудобно при Танюхе с кем-то языками сцепляться, потому что она потом каждое матерное запомнит и выдаст в самый неподходящий момент. Например, когда они к отцу с матерью заезжают в гости на пирожки (“Пиздец, бабуль, так вкусно!” – Петя давится чаем под тяжелым взглядом матери и пытается сделать вид, что ему срочно нужно кому-то позвонить, чтобы избежать лишних вопросов). – Папа, ты меня крепче держи, – просит Танюха. Он знает, что она не очень хорошо чувствует себя в большой беспокойной толпе. Сам он, в общем-то, тоже в последнее время не особо любит в таких местах бывать. Совсем домоседом стал, ну кто бы подумать мог. Петя Танюхину ладошку крепче сжимает, смотрит по сторонам, пытаясь сориентироваться. Давно он в Питер не выбирался, непривычно как-то всё. Они как потерпевшие кораблекрушение со своими шмотками посреди вокзала, и кто бы их сейчас спас. Удивительно, но спасителя Петя выцепляет из толпы довольно быстро. Олег уже их увидел, навстречу идёт решительно: черная рубашка, кожанка, темные джинсы, растрепанные волосы. Сталь цепочки поблескивает на смуглой шее, Олег поднимает руку, показывая, чтобы стояли на месте. Подходит к ним, без лишних вопросов забирает у слабо сопротивляющегося Пети сумки. Нихуя, Петя больной, но не инвалид же. Он открывает рот, чтобы громко и отчетливо возмутиться. – Ну, здравствуй, Петя! Рад личному знакомству! – отбривает Олег все возможные Петины бульканья, тут же переводя взгляд на Танюху. Ловко. – Привет, Таня! Я Олег. Люди обтекают их, вставших на пути, а у Пети сердце к глотке подкатывает и ладони потеют. Не верится всё ещё, что они здесь, что он решился вот так просто. Трусливо хочется схватить Танюшку и убежать, бешено хохоча, но Танюха уже Олегу ручку свою протянула, и он пожал её крепко так и серьезно, совсем как со взрослой. – Привет, Олег. А когда Персика можно посмотреть? С места в карьер, простая как пять копеек. Олег улыбается ей. У Пети от этой улыбки что-то внутри переворачивается, потому что даже родители его так на Танюху никогда не смотрят, а тут чужой человек. – Он дома тебя ждёт вместе с Игорем, скоро увидитесь. – Мы с папой ему вкусное привезли. Это она про собачье печенье, которое Петя в зоомагазине недалеко от дома перехватил. Танюха настояла, что Персика обязательно надо угостить, чтобы он её полюбил. Пете уже заранее страшно от этого союза, там точно будет эффект разорвавшейся бомбы, по ходу Олег и Игорь пока не знают, на что подписались, но узнают очень скоро. И тогда Петя от души над ними поржёт. Он ловит на себе внимательный взгляд темных глаз, чуть со смешинкой, но не обидной, так, скорее, шутливо-доброй. Олег как бы говорит, что всё, пора расслабиться и получать удовольствие. Как бы говорит “тут я решаю”. Это пиздец как странно. Это пиздец как быстро. Петя к такому не готов. – Бери ребенка на руки, так быстрее до машины дойдем, а то толкучка ужасная. Отлично, теперь ему ещё говорят, как с Танюхой надо. Да у него опыта больше, чем у Олега, раз в тысячу. Мысленно Петя уже всё Олегу высказал, но на деле он, конечно, молчит. Успеется, наверное, ещё свою натуру дерьмовую показать. А пока он послушно берет Танюху на руки, и она тут же обнимает его за шею. В машине ещё сюрприз – детское кресло. Петя неверяще глядит на Олега. – Ты откуда такой заботливый взялся, дядь? – Там, откуда взялся, таких больше нет, – тихо отвечает Олег, усаживая и пристегивая Танюху. – О, да вы юморист. – В свободное время бывает, да. Она просит мультик включить, Петя подрубает планшет, отдает ей в руки. Трясет как-то, некомфортно очень, ну точно себя не в своей тарелке чувствует. Как-то за это время одичал вроде, только дом, клиника, работа и те бесконечные моменты полного бессилия, когда он на кухне упарывается. А тут в человеческое взаимодействие надо. Впечатление произвести, что-то правильное сказать, чего там от него ждут. Это тебе не Пашка, который ко всем Петиным заебам давно привык и не обращает внимания. Олег дверь машины закрывает, оставляя Танюху наедине с мультфильмом. Пете руку на плечо кладет, сжимает несильно. Петя на него вскидывается с опаской, но Олег смотрит спокойно, без подвоха вроде. – Ну что, папа Петя, курить будем? А то я вижу тебе не особо нормально. – Будем, – кивает Петя, ухмыляясь внезапному обращению. Ладонь теплая с него сползает, когда Олег лезет за сигаретами в карман. Пете еще холоднее становится. Они курят крепкие сигареты Олега, чуть отойдя от машины. Петя на движения Олега смотрит: медленные, неторопливые, но в каждом уверенность прямо-таки стальная. Как он сигарету держит, как затягивается, как дым через нос выпускает, и лицо его тонет в завитках, которые медленно тают в воздухе. У Пети зато руки ходуном ходят и непроизвольно уголок губ то и дело дергается, какая-то побочка от колес (очередная, Петя уже сбился со счета и в принципе начал привыкать к тому, что его организм выдает предательство за предательством). Шутка про косого-кривого уже давно не шутка. – Петь, я понимаю, что может для тебя это всё слишком быстро, – говорит Олег. – Но ты успокойся, ладно? Всё хорошо будет. Ты пьешь? Вот сейчас дома поедим, выпьем, за знакомство. И прекращай на меня волком смотреть, я не укушу, обещаю. – Я сам кого хочешь покусаю, – бормочет Петя, выбрасывая окурок. Стрёмно до жути, что с ним как с маленьким, но сил, чтобы сопротивляться практически нет. Куда-то их выветривает вместе с дымом сигаретным и со всеми словами, что сказал Олег. – Но за поддержку спасибо. И что встретил – тоже. – Без проблем. Дома их встречает Игорь: влажные после душа волосы, клетчатая рубашка с закатанными до локтей рукавами, джинсы, из под которых выглядывают босые ступни. В ногах скачет мохнатый Персик, заливаясь громким радостным тявканьем. – Уйди, балбес, наступят же случайно, – гонит его Игорь, но Персик уже нацелился на Танюху, и она счастливо смеется, падая перед ним на коленки и давая облизать лицо шершавым мокрым языком. – Папа, давай вкусняшки для пёсика! – Танюха, да погоди ты, руки надо помыть! И это… Ну ёб… Игорь вовремя обырвает Петю на полуслове, хватая за руку и втаскивая в прихожку. Петя немедленно голову задирает, чтобы взглядом его прожечь, но вместо этого моргает только, натыкаясь на мягкую немного неловкую улыбку. Приплыли. Уши вдруг пылают, пиздец, и дышать становится тяжело. На лестнице устал, наверное, пятый этаж не шутки, конечно, а он уж точно не в лучшей своей форме. – Петя, – Гром держать продолжает, крепко, и улыбается. – А я Игорь. Что ты за чудо в перьях, Игорь. И голос этот низкий, хриплый, барабанные перепонки приятно щекочет, словно большой кот в ухо мурлыкает. Петя хочет шуткануть как-нибудь удачно, но в голове только белый шум. Сознание куда-то уплывает, видимо, бессонная ночь в наркотическом угаре даром не прошла, теперь рубит последствиями. – Игорь, мне бы в ванную. Губы облизывает, отворачивается, моргая. Глазные яблоки будто черепную коробку царапают, настолько сухо там и противно. – Вон там, – кивает на белую дверь справа. – Танюш! Ну наконец-то ты приехала, принцесса! Иди ко мне! Петя, уже скрываясь за дверью ванной, видит, как Танюха без малейших раздумий бросается к Игорю обниматься, вслед за ней прискакивает и наваливается на них двоих Персик, едва не повалив всех на пол. Это странно, но у Игоря с Танюхой сразу щелкнуло, как только они по видеосвязи в первый раз поговорили. Танюха тут же ему всех своих пони показала и представила, с жирафом познакомила и что-то из "Рок-н-ролльщика" процитировала, вызывая взрыв хохота. Обещала мармеладки любимые привезти и угостить. Петя на пару секунд подвисает, глядя, как Игорь Танюху держит бережно, стараясь не пережать, больно случайно не сделать. Как руку немного выставляет, удерживая на расстоянии слюнявую пасть восторженного Персика, чтобы не врезался в неё. Помыв руки, Танюха с разомлевшим от печенья Персиком, убегает играть в спальню. Оттуда то и дело доносится её счастливый смех и оглушительное щенячье тявканье. – Мохнатый на постель залезет, – тихо говорит Игорь Олегу. – Ну пусть залезет, ладно уж, – ворчит Олег, расставляя на столе стаканы и фужеры. – Наиграются зато, Танюшка ждала. Петю усаживают на диван, всовывают в руки стакан с соком. Тихо играет спокойная ненапряжная музыка. Квартира большая, просторная, видно, что ремонт свежий и мебель новая. Интересно, есть ли для Танюхи комната. А шкаф? У нее же одежок столько, что Петя уже заебался развешивать и раскладывать, да и блестяшки эти с платьев и пачек балетных вечно на его костюмы осыпались, поэтому Петя просто заказал ей отдельный собственный. О чем он думает вообще? Может Танюхе и не понравится. Или ему самому. Но Танюхе, конечно, нравится, она же редко так к людям тянется, по крайней мере, не ко всем подряд. А к этим вот тянет её, и почему-то Пете кажется, что не только в собаке дело. Петю же самого тянет тоже непреодолимо и как-то безысходно. Непривычное ощущение, словно сначала кино смотришь, а потом вдруг в него попадаешь и видишь, что это не декорации, не актеры, всё взаправду. – Танюш, иди поешь, – зовёт Игорь. – Не хочу! – вопит Танюха из комнаты, Персик как заправский подпевала ей подтявкивает, зараза. Банда в деле. – Подружились, – улыбается Олег. – Скорее, спелись, – хмыкает Петя, зевая и прикрывая рот ладонью. – Скоро всем нам пиздец. – Устал? – спрашивает Игорь. – Да, ночью не поспал, бессонница мучила, а теперь откат пошёл. – Ну иди в спальню, полежи немного. А банду мы сюда передислоцируем, – предлагает Олег. – Накормим, пообщаемся. Ещё Юлька обещала зайти, чтобы познакомиться. Так что скучать твоя принцесса точно не будет. – Блин, мужики, да неудобно как-то. Но Игорь уже приводит Танюху и Персика в гостиную, о чем-то с ними воркуя, а Олег провожает Петю до спальни. Кровать большая, темно синим покрывалом застелена, шторы на окне в тон, несколько картин на стенах. Петя ложится в чужую постель, но так поебать сейчас. Главное, что подушка мягкая, и пледом Олег накрывает теплым, мягким, потому что Петя постоянно мерзнет как сволочь, даже сейчас, когда на улице тепло. От подушки пахнет приятно. Петя ловит себя на мысли, что это, наверное, место Игоря, похоже на запах его шампуня, точно также от влажных чуть вьющихся волос пахло, когда Петя ненароком ему в висок ткнулся, запнувшись об перевозбужденного Персика в прихожей. Давно ли Пете вот так помогали не за деньги? Ну да, мать с отцом (чаще, конечно, мать), но там из чувства долга так-то, всё-таки внучка. Пашка помогал иногда, разрешал Танюху у них оставить, когда нужно было в клинику съездить или очередные какие-то анализы сдать. Как крошки скудные со стола, а в остальное время только няньки бесконечные, ну и сад. А тут вот так запросто, как в сказку попали. Но они с Танюхой хоть немного сказку заслужили, нет разве? Она уж точно. Петя в сон проваливается, слушая гул голосов за дверью, звон посуды, как Таня смеется и говорит “Хватит щекотать! Я папу позову!”, а Олег ржет вместе с ней. Потом вроде скребется кто-то, долго, а подошедший Игорь говорит шепотом: – Ты куда лезешь, бандит? Дай отдохнуть человеку. Но Персик скулит и скребется еще более усиленно, так что Игорь сдается, хоть и обругав его немного нарочито строгим голосом, в котором и строгости никакой нет на самом деле, смех один. Дверь открывается, лапы цокают по паркету, а потом Петя чувствует, как прогибается матрас рядом, под бок приваливаются теплым мягким пушистым телом. От Персика даже псиной не пахнет, тоже шампунем каким-то травяным аптечным. Петя руку на него закидывает, тут же чувствуя на ладони шершавый язык. Окончательно сном придавливает, а он и рад сдаться, наконец, этой темноте: уютной и спасительной.