Вечное лето

– Давай, чмок в пупок, беги переодеваться! Танюха ослепительно улыбается и резво уносится к раздевалкам. Гомон стоит такой, что голова, гудящая с утра, начинает болеть с утроенной силой. Таблетки, конечно, остались в машине. Мимо несутся дети, энергичные, резонирующие, родители их целуют в щеки, треплют по лохматым макушкам, улыбаются. Кто-то провожает молча, не отрываясь от экрана смартфона, и тогда Петя видит поникший детский взгляд, думая, когда же он успел стать таким наблюдательным. Раньше не заметил бы точно, но теперь как-то обрывается внутри от одной только мысли. Всем всегда кажется, что всё впереди, успеют ещё побыть мамой и папой, а пока то, что в лентах социальных сетей – важнее в разы. Петя тоже так думал. Кайф, работа, упругие молодые тела, чувственные наслаждения всех сортов, важные люди жмут его руку, хлопают по плечу и с нетерпением ждут в своих кабинетах. А в итоге… В итоге весь смысл сжимается до оранжевого дивана, на котором он ждёт Танюху с тренировки по каратэ. Смысл вот он – в бумажном стаканчике с черным чаем из автомата, в почти бессмысленных процедурах в клинике, в колесах, которые облегчают боль, в Танюхином звонком смехе и в том, как Паша предлагает им прийти в гости, ну, пусть мелкие друг с другом поиграют. Какая-то другая жизнь всё это время существовала будто в параллельном измерении, Пете недоступном, и вдруг она открылась всей своей неказистой полнотой. Как Пашина жена Ира смотрит на него печально, подливая чай в красивую чашку из нарядного сервиза и подкладывая на тарелку кусочек торта. Как Танюха с близнецами играет в индейцев, носясь по квартире и устраивая штаб в их двухэтажной кровати (“А можно мне тоже двухэтажную, пап?” – “Это для тех, у кого брат есть или сестра”. – “Ну давай тоже заведем! Сестру! Здорово будет! Только, чур, я наверху!” – “Танюх, ты в лужу наступишь, под ноги смотри давай-ка!”). Петя смотрит на чужой домашний уют с неясной тоской, потому что у Танюхи с ним такого не было бы никогда. Но, может, будет ещё, у неё вся жизнь впереди, в отличие от Пети. Времени у них совсем мало, а семья подходящая не находится. Ждать больше часа, поэтому Петя залипает в смартфон, продолжая читать форум. Интернет – удивительное место, и Петя давно уже перестал понимать, как его заносит в то или иное место в этих поразительных океанских глубинах, но вот уже вторую неделю он читает темы об усыновлении однополыми парами. Сначала просто прикольно, ну, каких только людей не бывает на свете, и чем они там живут – это как “ В мире животных” смотреть, какие там нравы, какие там чаяния. Юля, его новая подруга по переписке, если так можно сказать, как всегда активничает: Петя читает её полные праведного гнева ответы и улыбается. Про саму Юлю он знает немного, ну, замужем за каким-то мужиком, блогерша вроде известная, активистка, у самой детей нет, и Петя точно несколько её видосов смотрел. Последний пост Петя, сидя на оранжевом диване, изучает особенно внимательно. Там какой-то “Самурай056” в очередной раз высирается, что пидорам нельзя детей доверить. Юля его крошит в щепки, да ещё в конце припечатывает, что у неё есть знакомые, прекрасные люди, которые могли бы сделать счастливым любого ребенка абсолютно, вот столько у них любви этой безграничной, но по засранским законам им этого сделать официально никак нельзя. Зато всякие придурки детей забирают и издеваются потом над ними, собственное эго почесывая и самоутверждаясь, ну, зато традиционная семья и скрепы. Петя хмыкает, к себе прислушивается. Что-то в нём отзывается, поэтому он в личный чат с Юлей переходит. “Не выспалась что ли, чё такая злая?” Юля сразу не отвечает, минут через десять только мелькает троеточие, и Петя ждёт, пока она напишет, прихлебывая чай из бумажного стаканчика и поглядывая на большие круглые кварцевые часы на стене. Таньке ещё половина тренировки осталась, потом можно домой, на сегодня они всё запланированное сделали. “Здороваться не учили, Хазин?!... И да, злая, потому что заебали. Сколько бьешься с ними, а они всё одно талдычат, как заколдованные” “Они и есть заколдованные. Сказочные долбаебы!” - набивает Петя и улыбается от смеющихся смайликов, прилетевших в ответ. “Ладно я, а ты чего залип?” “Дочку с тренировки жду. Слушай, Юль, а что за знакомые там у тебя, которые любовь вот так всем дарят?” “Надеешься, что тебя третьим возьмут?” Петя кашляет, подавившись чаем. Рукой машет девочке с ресепшена, ринувшейся ему на помощь с салфетками: – Ничего, всё нормально! “Я не по этой части, Юлёк. Просто у меня есть на примете люди, которым очень нужно, чтобы их ребенок попал в семью, которая любить будет просто так. Они уже много кого посмотрели, но не никто не нравится, а времени там мало, позарез совсем” “Петь, ты меня пугаешь. Что за люди?” “Нет, ты мне сначала про своих знакомых расскажи. Кто они, почему ребенка хотят?” “Да я не знаю, хотят или нет! Просто вспомнила о них, когда ответ писала. Петь, ты не заболел?” “Давай после отбоя созвонимся? Поговорить надо” Танька выбегает с вспотевшей головой, и Петя старательно натягивает на неё шапку, а потом ещё и капюшон поверх, потому что им предстоит дойти до машины, и ему точно не нужно, чтобы она простыла. Недавно только из последних соплей вылезли, Петя чуть не разорился на нянек, походы к врачам и лекарства. У отца в очередной раз кукуха улетела, они посрались как бешеные, ну и чтобы ребенка оставить или мать позвать, конечно, речи уже быть не могло. Теперь время нужно, остыть обоим. – Пап, а можно к Паше в гости? – Нельзя, нас не звал никто. Танюха дуется ожидаемо, но Петя на это только глаза закатывает: Паша, конечно, сказал, что приходить можно когда захочется, только позвонить предварительно хотя бы за час, но таким макаром они там пропишутся, а это неловко. Когда вся вечерняя рутина выполнена, книжка на ночь прочитана, и Танюха спит крепким сном, Петя выключает ночник в детской. Стоит немного в темноте, словно он в компьютерной игре, в которой следующий уровень пока не прогрузился. Выпадает из реальности на несколько мгновений. Но потом за окном кто-то громко и смачно матерится, Танюха смешно всхрапывает во сне, и реальность возвращается, наваливается на плечи теплыми сумерками, легким холодком из приоткрытой форточки, мёртвыми стеклянными глазами мягких игрушек, устроившихся в рядок на комоде. Прогрузилась графика, можно дальше выполнять квесты, и Петя выполняет. Привычно на кухне чайник ставит, пару дорожек раскатывает, вдыхает, прикрыв глаза. Какой-то хитровыебанный китайский чай ему Паша подогнал, недавно из отпуска вернувшийся. Раньше бы Петя занюхал и отвисал в компании стриптизёрш в клубе, засовывая банкноты в блестящие стринги, а потом и снюхивая порошок с покрытых глиттером задниц в привате. Но теперь просто смотрит на дым, поднимающийся от кружки, залипает на то, как он тает, растворяясь в мягком свете кухни. Верхний свет включать не стал, горит только подсветка над плитой и раковиной, и колонка светится на подоконнике, готовая по призыву восстать из мёртвых, подкидывая очередной трек о пацанской жизни, которая давно уже не про Петю. Его музыкальная подборка – это случайный плейлист от Спотифая и песенки из “Холодного сердца” и “Моаны”, которые Таня выучила наизусть, ну, как выучила, поёт как слышит, дико смешно, но Петя уже научился не ржать как идиот, потому что Танюху это обижает. Она вообще ранимая очень, тонкая такая, как бы не сбить эту чудесатую настройку. Петя с ней учится понемногу, но пока ещё плохо преуспевает, всё равно нет-нет, да и заденет где-то несдержанным смехом или резким словом, и тогда начинаются рыдания, перед которыми Петя практически бессилен. Юля отвечает сразу, и Петя с удивлением ловит себя на мысли, что он же впервые слышит её голос. Приятный очень, дико идёт к её красным волосам и озорному взгляду, будто паззл складывается. Они разговаривают долго, пару раз линия обрывается, и тогда Юля перезванивает сама. Петя как на духу ей свою историю вываливает, всё, как есть, потому что таиться в такой ситуации себе дороже: про Нину, про болезнь и Танюху. Умалчивает только о том, что после рехаба снова употреблять стал. Юля там чего-то шмыгает носом, а в конце вроде и вовсе плачет, и Петя уныло думает о том, что женские слёзы – это какой-то его личный бич и крест. Как оно всё сложно устроено. Но Юлю есть кому успокоить, Петя слышал про её мужа Игната. И друзья есть, судя по тому, как она о них отзывается, очень хорошие. Вот снова та самая реальность параллельная, изнанка какая-то, куда Петю затягивает невольным наблюдателем, словно он смотрит в пипхол в элитном клубе с элитными шоу: чья-то чужая жизнь, где есть всё, чего у него никогда не было. И не будет уже, судя по всему. Интимней, чем порно. Стыднее, чем самая развратная сцена. – Петь, давай завтра созвонимся? Я… Поговорю с ними. И я… Сочувствую тебе очень, правда. Никто, никто такого не заслуживает, слышишь? Петя смотрит на мигающую колонку, делает глоток из чашки, жмурится. Подкатывает у самого к горлу, щиплет в глазах предательски. Почему-то именно с Юлей вот так получилось открыться и раскиснуть: Пашке, родителям сообщал с шутками-прибаутками о своей скорой возможной смерти, чтобы не почуяли слабость, не поняли, как страшно это и больно. Отцу так и вовсе в лицо скалился, словно поимел его, словно он в этой схватке – победитель на лихо гарцующем коне. Юрию потом с сердцем плохо стало, мать звонила чего-то. Петя ехидно сообщил, что не знал, что у Хазина-старшего всё ещё сердце имеется, на том разговор и закончился. – Спасибо, Юль. Буду ждать звонка. Колонка оживает наконец, очень тихо, случайным треком из подборки Спотифая. Ещё две дороги на скорую, и это конец очередной заначки, завтра нужно будет ещё достать. Интересно, как там Танюха, может укрыть надо? Раскрывается же вечно, из одеяла вылезает, если не проверить, так и будет до утра мёрзнуть. Но Петя только на стуле откидывается, ноги в стороны разъехались, поза изломанная. Глаза закрыть, улыбнуться. Бит, голос, вибрация будто через всё тело проходят, но это только кажется. Я стен недобитый портрет Либо манекен, либо человек Этому - не верь, этому - не верь Этому - не верь, этому - не верь, этому - никогда не верь *** Петя в десятый раз, наверное, уже видео прокручивает, стоя в курилке. Звук в эйрподсах прыгает, шуршанием отзывается. На экране мобильного двое мужчин и пёс. Возятся, смеются, сплошная куча-мала из тел на большом диване, а у Пети в очередной раз ощущение, что он чужое домашнее порно смотрит, но оторваться нет сил. – Персик, слезь с меня, жопа мохнатая! Олег, забери свою собаку! – Ой, значит когда он лапу научился давать и тапки приносить – он твоя собака, а когда жопой тебе на лицо уселся, всё? Моя сразу? Персик, иди ко мне, он тебя не ценит! За кадром женский смех, камера трясется, точно Юля снимает, Петя её голос узнает. – Вы три собаки, нашли друг друга, – говорит она. – Давайте инсту Персику заведем? Он будет звездой социальных сетей! – Тебе лишь бы сенсацию, – выпутавшись из-под мохнатой псиной задницы, говорит высокий темный мужик в белой футболке и серых трениках. Петя уже знает, что его зовут Игорь. – Не для соцсетей ваших бесовских Персика роза цвела, понятно? Хватит снимать! – Ну ты дед, – фыркает Юля и, убирая фокус с уходящего из кадра Игоря, приближает другого мужика, на которого Персик своё внимание переключил. Петя сглатывает, потому что на секунду ему кажется, что мужик, оторвавшись от лобызания с псиной, вдруг смотрит прямо ему в глаза через камеру. Бред, конечно, но прошивает от этого, и во рту становится сухо. Он весь в черном, окладистая борода, а на шее на блестящей цепочке болтается что-то серебряное, не разглядеть, вроде амулет какой-то. – Олег, что вы можете сказать в оправдание вашего деда? Олег улыбается. Широко, искренне, так, как Петя от подобного типа ни за что бы не ожидал. Пёс с него соскакивает наконец-то, потому что видимо закадровый Игорь показал ему что-то вкусное, слышится воркование его низкого хриплого голоса и счастливое тявканье Персика. Олег садится, распрямляясь, с темной футболки шерсть начинает отряхивать. – Могу сказать, что любовь зла, полюбишь и такого… – Эй, а я всё слышу вообще-то! – орёт Игорь. Юля и Олег вместе прыскают со смеху, а потом Олег что-то неразборчиво говорит по поводу ужина, и что пора за стол, и видео обрывается. Петя выныривает будто, из тепла домашнего в холод курилки. Чувства, конечно, смешанные. И четкой позиции у Пети по поводу всей этой повестки актуальной как-то не было времени сформировать. Но цепляет. Ещё больше – когда он вечером говорит с Олегом и Игорем по видеосвязи. Они просто рядом сидят в кадре, плечом к плечу, но сразу видно, что пара. Это интересно. Игорь подполковник в питерской ментуре, Олег военный на пенсии. Меньше всего от таких ожидаешь, что окажутся… Петя в себе слово “пидоры” пытается на корню выжечь, потому что их ну точно так не назовешь. Просто люди. Живут, любят, как умеют. Танюха у бабушки с дедушкой сегодня ночует, поэтому Петя спокойно разговаривает, не пытаясь быть тише. – Если что, мы не торопим. – Да я сам тороплюсь, мужики, врач говорит, прогнозы неутешительные, так что конфетно-букетный могу и не пережить. Когда приехать можно? У меня как раз отпуск назревает, могли бы к вам прикатиться. Конечно, после того, как Танюху по видео посмотрите. Олег хмурится, Игорь как-то смущается будто, смотрит в сторону. Забавный такой, реально как большая псина, Юля правильно заметила. – Петь, да вы просто приезжайте. В гости. А чем там оно кончится, ну, дело десятое. Развеешься немного. Ты Юлькин друг, а мы её друзьям всегда рады, – говорит Игорь. Голос у него такой… Петя улыбается невольно. Друг. Петя слов таких сто лет не слышал. Они же чужие друг другу вроде, но вот Юля над ним шефство взяла, видимо, так это в их глазах выглядит, так что они ему сразу безгранично как-то авансом доверяют. Откуда они такие вообще взялись, где подвох. Стук в дверь от мыслей отвлекает. Машка на пороге стоит: пальто у неё новое приблатненное, сапоги на высоком каблуке красивые. Они сколько не виделись-то? – Ну, заходи, мать. – А Танюшки нет? – А я думаешь тебя на Танюшку смотреть позвал? Разувайся, у меня стафф свежий, ты такого не пробовала ещё, сразу до луны и обратно. Захочешь, продам немного. – Какой ты мелочный. – Не мы такие, Машуня, жизнь такая. Давай давай, постелька стынет. Пете кажется, он свихнулся совсем, но когда через час, набитая порошком и умасленная вискарем Машка раздевается и сверху садится, потираясь о его бедра, его вдруг будто паралич разбивает. Тело не отзывается вообще, даже мимолетно, словно он труп уже. Холодно, противно. Она смотрит на него обеспокоенно, руками щеки трогает, лоб щупает, как ребенку. Вообще, это был запланированный раз в месяц отгул от отцовства, чтобы натрахаться как следует, но отчего-то всё идет совсем не так, как запланировано. Он вдруг думает, зачем её позвал. Зачем она пришла, почему вообще ходит к нему каждый месяц как на работу? – Петь, ты чего? – Ничё, Машка, приболел наверное. Слушай, слезь-ка, в туалет надо. В итоге Машка уходит, одаренная зиплоком со стаффом совершенно безвозмездно, так сказать, в качестве извинений. Она долго в прихожке сапоги надевает, потом Петю в лоб целует, снова смотрит очень серьёзно. – Петь, не знаю, что с тобой, но по-моему тебе очень и очень плохо. Сходи к специалисту. – Какая ты мудрая, пиздец, срочно запускай в инсте марафон, миллионы срубишь. Маша хлопает дверью демонстративно, обиженно. Что ж, пусть катится. По ходу, у него в организме очередная настройка сбилась и очередная функция отказала. Так и помирает – медленно, незаметно, у всех на виду. Разлагается потихоньку еще со смерти Нины, и сейчас это как-то особенно чувствуется. Петя на диване сидит, босой, без футболки, басы в колонке долбят каким-то техно, которому только среди потных тел на Ибице место, никак не в их квартире, заваленной куклами, мягкими игрушками и Танюхиными ободками, чашками, платьями, игрушечными музыкальными инструментами и книжками всех мастей. Петя в который раз уже видео на телефоне подрубает, глядя на выученную наизусть картинку, новые детали подмечая. Как Олег на Игоря смотрит, когда тот с дивана встает. Как Игорь мимолетно рукой по руке его проводит прежде, чем уйти. Раньше на порнхаб дрочил, а теперь вот, смотрит, как люди живут и счастливыми бывают. Заебись. Петя отключается только ближе к рассвету, уронив телефон на пол, а утром безбожно опаздывает на работу. – В Питер? В отпуск? Ну ты нашел место для отдыха, конечно. Что, к культуре приобщиться захотелось? - шутит Пашка, когда Петя ему о своих намерениях сообщает. – Да иди ты, – пихает его в плечо Петя. – Сигареты есть? Я свои забыл. Приобщиться. С кем-то общее иметь. Кому-то поверить, или всё-таки правда: “Этому - не верь, этому - не верь, этому - никогда не верь”? Почему-то в этот раз верить хочется. Петя думает, что кто-то перед смертью, доведенный до отчаяния, к религии припадает, а он вот, с азартом исследователя хочет проверить, правда ли так хорошо всё бывает, идеально. И любят просто так, и помогают бескорыстно, и есть ли жизнь на Марсе… Последнее, впрочем, он не узнает точно. Не в этой версии своего прохождения, может, на следующем круге, если он, конечно, будет.