Вечное лето

Олег улыбается, когда Игорь тормозит перед витриной зоомагазина. Вечер выдался погожий, небо чистое, и хоть он устал, как сволочь, прогуляться вот так с Олегом всегда приятно. Они просто рядом идут, немного плечами касаясь друг друга, и Олег рассказывает, что днём делал, куда ходил, что видел. Сегодня вот поздно встал, с Серегой встретился, машину в мойку свозил, ужин приготовил. И Игоря с работы встретил, чтобы немного пройтись. – Лазанья – это типа запеканка? – Типа увидишь, когда домой придем. – Да просто названия всегда такие, как из фильмов этих американских, а можно перевод? Олег смеется, снимает с Игоря кепку и, взъерошив ему волосы на макушке, нахлобучивает обратно. Игорь в ответ своим делится, заставляя Олега то и дело прыскать со смеху: подполковника ему дали совсем недавно, и пока Игорь обживается в новой роли, курьёзы и конфузы с ним происходят буквально на каждом шагу. За стеклом витрины – коробка с щенками. Мохнатые комки, не разберешь, что за порода, переваливаются друг через друга, тявкают. Игорь на них во все глаза смотрит, а Олег – на Грома только. Как тот мягко улыбается, разглядывая щенков, и сразу будто лет на пять молодеет. Олег давно заметил, что Игорь живность всякую любит, и про Мухтара своего с таким теплом всегда рассказывает. Федор Иваныч тоже Олегу на какой-то недавней посиделке у четы Прокопенко как на духу выдал: Игорек постоянно зверушек разных домой таскал в детстве. То котенка без хвоста, то пса с диким затравленным взглядом и перебитой лапой. Всех выхаживал, устраивал потом в хорошие руки. Не мог мимо слабых и раненых просто так пройти. Когда в деревню гостить к бабке ездил, даже медвежонка, угодившего в капкан, в лесу нашел и помощь привел. Олег осторожно спрашивает: – Хочешь возьмем? Пауза. – Кого? – Собаку. Я всё равно почти всегда дома. – Правда? И вроде Игорь мужик под два метра, суровый мент, подполковник вот уже, а всё равно как маленький на Олега смотрит с неподдельным восхищением. Улыбается, светится аж. – Ну, да, – смущается от такой пылкой реакции Олег. – Ну, хочешь, не здесь, можем и в приюте. – А тебе не сложно? С ним ведь гулять и всё такое. – Не сложно, Игорь, я же сам предлагаю. – Хорошо. На выходных тогда может? Я у Юльки спрошу, она вроде в какой-то приют постоянно волонтером ездит. – Спроси. У Игоря с бывшими никогда вот этого взаимопонимания насчет любви к животным не было. Сашка собак не любила и от Мухтара шарахалась, потому что её в детстве дворовой пёс цапнул: сорок уколов в живот и прочие неприятные последствия. Другие тоже не горели особо, ну может были кошатницы какие, но там очень недолгие отношения, даже речь о совместных питомцах не заходила. Да и образ жизни у Игоря не располагал, конечно. Но с Олегом по-другому, с ним во многом легко сразу, буквально нескольких простых слов и взглядов хватает, чтобы друг друга понять. Игорь к этому до сих пор привыкает, но ведет его сильно: ни с кем никогда такого не было. Сейчас даже странно вспоминать, как долго они вокруг да около ходили, и сколько Игорь с собой боролся, прежде чем довериться окончательно. Как он у Олега под дверью стоял, думая, ну, может, пошло оно всё. Как к Серёге ревновал, потому что они с детства вместе и так переглядываются, и без слов понимают, и Олег с таким теплом о нём всегда, а Игорю до пылающих ушей и сжатых кулаков завидно было. Уже потом, очень стараясь не смеяться, Олег ему подробно объяснил, какие у них с Сережей отношения. Игорь до сих пор помнит, как Олег в первый раз его в машине зажал. Металлика фоном на магнитоле, они до этого ехали и подпевали тихо, а когда во дворе игоревого дома припарковались, Олег потянулся с водительского, ладони свои теплые ему на скулы положил, посмотрел серьёзно. Вроде как говоря, что всё, что хватит, им не по пятнадцать давно. Олег умел вот так: одним взглядом многое сказать. Или Игорь слишком хорошо его читать научился. Губы сухие, горячие, пальцы на щеках, лицо его удерживают, словно не давая снова в самоедство провалиться. У Игоря голова кружится, старина Хетфилд душевно задвигает свои прописные истины, Хэммит соло пилит, Олег его целует, требовательно и настойчиво. И Игорь расслабляется наконец, впервые за долгое время, как гора с плеч, сразу хорошо так и легко, и ни о чем больше не нужно беспокоиться. Лицо держать не нужно, быть тем, кем он не является на самом деле – тоже. Игорь ещё раньше знал, что пропал, но в тот момент совсем ясно это понял. Олег его долго целовал, по волосам гладил, Игорь в ответ прижимался, думая, как хорошо, что в машине стекла тонированные. Потом вывалились лохматые и помятые, аккурат к конгрессу старушек на лавочке у подъезда. Игорь себя школьником почувствовал, но Олег так невозмутимо со всеми поздоровался и справился о давлении, последних сплетнях и спокойно выслушал довольные наперебой ответы, что Игорь понял: это полная капитуляция, даже если кто слухи про них начнет распускать, бабульки сразу всех на место поставят за Волкова. Да Игорь и сам готов, чего уж там. Кого в приюте взять у Игоря сомнений не возникает. Он только спрашивает у Олега: “Можно?”, и тот кивает, мягко улыбаясь. Юля, которая с ними за компанию поехала, пса какого-то огромного лохматого тискает, сюсюкает с ним, как с дитем малым. А Игорь щенка на руки берет. Рыжий, смешной, нелепый, уши торчком. Он Игорю чихает в лицо. – У него глаз только больной, левый. Вчера только подобрали, подлечить не успели, – говорит кто-то из дежурных. Шерсть грязная, комками, ребра как ксилофон, пересчитать можно. Бок опаленный, будто жег кто-то, но пёс очень дружелюбный, сразу как-то к Игорю ластится, пальцы ему лижет. Игорь смеется. – Подлечим, – говорит. – Откормим. Всё нормально будет. Да, Персик? – Персик? – Олег щелкает зажигалкой, прикуривая. Щурится на Игоря с улыбкой. – А ему подходит! – встревает Юля. – А мужикам своим можете говорить, что он Перс. Чтобы побрутальнее. – Хорошо, что не барс, – хмыкает Олег. – Ну, Персик, привет. Поехали домой, значит? Персик тявкает, когда Олег его за ухом чешет. – Да он блохастый. Игорь, где там у нас зоомагазин поблизости? И ветеринарки адрес у Юли возьми. Хорошо, что есть Олег, потому что Игорю иногда до ужаса надоедает всё решать. Дома решает Олег. У Игоря каждый раз колени слабеют от этого осознания, но он никому такое не скажет. Волкову – тем более. Переноска стоит пустая на заднем. Игорь Персика на коленях везет, уложив поверх своей куртки, а тот и спит уже. Вечером отмытый, обработанный всеми средствами и накормленный вкусной домашней едой Персик будет с лаем носиться по квартире под дикий смех Игоря, а Олег будет цитировать Довлатова: – Царь в ужасе кричит - что я наделал?! Зачем основал этот блядский город?! *** На экране огромного телевизора “Рок-н-ролльщик” Гая Ричи. Танюха смотрит с огромным увлечением, это вообще её любимый фильм. Перед ней огромная упаковка мармелада, и она периодически шуршит ею оглушительно на всю комнату, вылавливая из кучи разноцветных зверей своих любимых мишек. Петя постоянно предлагает купить пакет, где одни только мишки, но Танюха упорно не соглашается: так не интересно. Вот и доедает Петя за ней динозавров, лягушек и червяков, тихо матерясь. – Только в садике не говори, – просит Петя, когда она снова просит включить фильм. Раз в третий наверное уже пересматривает. Удивительный для пятилетки вкус. Петя очень надеется, что она не начнет цитатами оттуда разговаривать, потому что это будет кабздец. Он собирается, надевает рубашку и джинсы, слышит, как Джонни толкает свою проникновенную речь про сигареты. Петя слушает вполуха, хотя сам смотрел столько раз, и с Танюхой в том числе, что уже почти выучил наизусть. Всё, что тебе нужно знать о жизни в этих четырех картонных стенках. Заметь, что одна сторона твоей личности соблазнилась иллюзорным величием: здоровой золотистой пачкой с королевским гербом — привлекательный намек на гламур и богатство. Нам тонко намекают, что сигареты наши верные и благородные друзья, а это неправда. Другая часть твоей личности привлекает внимание к обратной стороне вопроса: там жирным текстом, черным по белому, написано, что эти опрятные маленькие «солдатики смерти» на самом деле хотят тебя убить… И это — правда. О, этот соблазнительный зов смерти. Как можно противиться её сладкому шепоту. Сладкое всегда становится горьким, а все горькое станет когда-нибудь сладким. Вот почему мы с тобой любим наркотики и вот почему, Пит, я не могу вернуть картину обратно. А теперь, пожалуйста, передай зажигалку. У них выходной, а значит в планах – знакомство с очередной семьей. У Пети нет времени предварительно встречаться с кем-то, поэтому на каждую встречу он едет вместе с Таней. Она не понимает пока, почему они каждые выходные ездят по незнакомцам, и почему чужие тёти и дяди смотрят на неё и папу с сочувствием, гладят её по голове, разрешают осматривать дом, всё трогать, угощают сладостями, разговаривают слишком ласково и вообще ведут себя странно. Пете не хватает духу сказать, что он ищет для неё семью, с которой Таня будет жить, когда его не станет. Нужно будет, наверное, признаться в какой-то момент. Тем более, что Танюха уже замечает, как он морщится от боли, жрёт таблетки горстями. Слышит, наверное, как его выворачивает над толчком по ночам. Чувствует что-то, потому что когда Петя прямиком из клиники после процедур едет в детский сад, чтобы её забрать, Танюха слишком крепко его обнимает и даже гладит по небритым колючим щекам ладошками, целует в нос и говорит: – Поехали скорей домой. – Давай. Ты поужинала? Могу омлет забабахать по-быстрому. – Поужинала, – очень серьёзно отвечает Танюха. – Голубцы не люблю, но поела. Петя не знает, как ей сказать. Отцу и матери со временем сообщил (было много стонов и попыток договориться, но Петя все их отбрил), Паше вот недавно признался. Но Танюха. Она же маленькая совсем. Как ей такое сказать? Тем более сейчас, когда у них жизнь более менее наладилась. Петя, по крайней мере, очень старается, чтобы у Тани о нем напоследок нормальные впечатления остались. В силу возможностей. Употребляет, конечно, но в меру. Бывает всё равно закидывает её к матери на пару дней, чтобы отвиснуть, потому что невозможно без этого продолжать жить как ни в чем не бывало. Невозможно постоянно думать о том, что умрёшь. В любой момент. И загадать не можешь на год-два вперед, потому что счёт идёт на месяцы. Петя быстро нюхает, закрывшись в туалете, а потом в прихожей сосредоточенно надевает на Танюху куртку, сапоги и шапку с шарфом. – Я сама умею! – возмущается Таня. – Пап, а можно не идти? Я не хочу. Сердце больно сжимается. Дело почти дрянь. Главное, чтобы не расплакалась прямо на пороге. – Нельзя, Танюха, – Петя поплотнее шапку на нее натягивает. Смотрит на смешного розового единорога, расплывается в улыбке. Кровь бежит, щеки горят. На минуту можно забыть, что его конечная – это морг, и что он может даже не переживёт грядущее лето. – Такая у нас с тобой сейчас работа, не бухти. Но я тебе потом коробочку куплю, ну эту, с пинкипаями твоими. Пронесло, не плачет. Жирафа Петя устраивает на приборной под её строгим взглядом. Когда-нибудь он сдастся и не будет его убирать, наверное, но пока держится. Встреча с семьей проходит довольно гладко, потому что у них есть кошка, и Танюха практически сразу включается в игру, пропуская мимо ушей взрослые разговоры. Петя и сам толком не знает, чего ищет для Тани. Им попадались разные люди, но все они производили довольно приятное впечатление. Приятное, но совсем не то, которого Петя ждал. Он будто наперед видел: вот эти будут гонять Танюху по спортивным секциям до изнеможения, а вот эти просто гештальт закрывают, потому что так надо. Он не идеальный родитель, конечно, дерьмовый даже, и они все его намного лучше. Но чуда не случается. Да и Таня ко всем настороженно как-то, ни с кем у неё совпадения не случается. Все зовут снова в гости прийти, но она ни к кому не хочет и не просится. Может, есть смысл всё же ей рассказать, зачем они это делают? – Я тебе ванну набрал, давай. Поздно уже, первый час ночи. Режим они безбожно нарушают по выходным, почему-то всё вовремя ну никак не получается. Петя крошки со стола вытирает, отрубает айпад, на котором Танюха в Миньонов гоняла. Слышно, как она в ванной играет со своими любимыми конями, разносит их в чисто Хазинском стиле, потом ещё песни какие-то поет. Слух у неё хороший. Интересно, кем станет, когда вырастет. Пете этого не узнать. Он же летом отпуск собирался брать, свозить её куда-нибудь, ну хотя бы в Турцию. Но этого лета у них уже, скорее всего, не будет. Если и будет где-то отвисать его Танюха, то точно не с ним, а с новыми мамой и папой. Только бы успеть, не проебаться, не подвести её. Ночью, когда Танюха уже седьмой сон смотрит, Петя сгибается над унитазом, методично выблевывая нехитрый ужин. Нет ни сил, ни желания вставать после, поэтому он просто лежит на холодном кафеле до рассвета, то проваливаясь в сон, то снова приходя в себя. Ну ничего, скоро у него вечное лето начнется, персональное. Еще потерпеть немного.