Колдун и Бабочка

      Мирабель пытается держать себя в руках, но это очень сложно. Раз, другой, третий — она все чаще замечает эту женщину, Леонору Кастилльо, дочь сапожника Родриго Кастилльо. Но, если учесть, что на весь Энканто это единственный сапожник, то без дела они не сидят, да и труд их уважаем — у самой Мирабель на ногах сандалии мастера Кастилльо, и они теперь жгут ей пятки, словно огонь.       Она невольно сравнивает себя и ее, и злится еще сильнее. Леонора прекрасна. Почти как Исабелла, разве что цветы не создает. И глаза у нее зеленые. Ей двадцать восемь, она красива, она достаточно молода для замужества и уже достаточно взрослая, чтобы выбирать себе мужа не считаясь с отцовским мнением — и Мирабель ее почти ненавидит. Особенно, когда замечает взгляды, которые Леонора бросает на Бруно. Tío Бруно, не забывай об этом, Мирабель. Он tío Бруно, ты его sobrina, и Церковь не одобрит, Мадре Мадригаль не одобрит, семья проклянет тебя и его, если узнает, что ты таишь в своем сердце, чей образ горит у тебя перед глазами день и ночь, чье имя ты шепчешь в лихорадке, извиваясь на земле, словно грешница в пекле.       Она терпит, молчит, кусает губы — и видит эту женщину каждый день. Она приходит к Касите — еще недостроенной, но уже узнаваемой, держа в руках выпечку и кружки с кофе, холодно здоровается с Мариано — чужой жених ей не нужен, напрочь игнорирует Диего, хоть тот и напрягает мышцы, надеясь завладеть ее вниманием. Она смотрит только на tío, черт побери, Бруно.       Единственное, что не дает буйному темпераменту Мирабель выйти из-под контроля — это то, что Бруно сеньориту Леонору игнорирует. Он проходит мимо, рассеянно здоровается, случайно роняет кружку с кофе, которую она ему подает… И от этого на сердце становится немного легче.       Правда, после слов мамы в душу словно втыкаются вилы:       — Ох… кажется, скоро мы будем справлять не одну, а две свадьбы.       — Неужели Камило нашел себе невесту? Или в сердце Исы расцвели не только кактусы? — деланно хмыкает Мирабель, нарезая овощи. Джульетта улыбается, покачивая головой.       — Нет-нет, думаю… следующим будет мой брат.       Нож соскальзывает с круглого помидора и она режет себе палец.       — ¡Hostia puta ! — вырывается у нее, и Джульетта смотрит на дочь округлившимися глазами.       — Мирабель!       — Прости, мамита, больно.       Джульетта, покачав головой, помогает обработать царапину и дует на нее.       — Ты, кажется, не очень рада за своего tío, — говорит она с неодобрением. Курица шипит на плите, и Джульетта помешивает ее лопаткой. — Я знаю, что вы близки… Очень близки, но ты же понимаешь, что он — не Камило, и, тем более, не твой приятель из города? Брунито долго был один, и пора бы ему уже, наконец, остепениться. Он еще видный мужчина и, я думаю… — Джульетта слегка смущается, вспоминая, что говорит с дочерью. — Думаю, он вполне привлекателен для женщин.       Ох, мама, если бы ты только знала, насколько ты права.       Сеньориту Кастилльо привечает Альма, и вопрос о судьбе Бруно кажется решенным. Кто же решится спорить с матриархом семьи? Ну, кроме, разве что Джульетты, которой в юности хватило мужества отстоять свою любовь с Агустином. Мирабель рассуждает об этом, занимаясь привычной ежедневной рутиной — обойти стариков, которым не хватает сил участвовать на всеобщей стройке, кому-то помочь, с кем-то просто поговорить… Она навещает молодых матерей с детьми, играет с ребятней, следя, чтобы они не забрались куда подальше в джунгли: ведь теперь Долорес их не услышит, если они попадут в беду, и Антонио не сможет позвать своих зверей на помощь.       Возвращаясь к ужину, она останавливается и чувствует себя так, будто ей в лицо швырнули грязную тряпку. Ее пересадили. Подальше, между Луизой и Камило, а возле пустовавшего пока стула Бруно сидит Леонора, воркуя о чем-то с Альмой.       «Спасибо, абуэла»       Мирабель садится рядом с Камило, чувствуя его долгий и задумчивый взгляд.       — Что? — огрызается она. Это несправедливо — Камило ведь всегда был ей приятелем, только что-то в их общении сломалось, после того, как она вернула своего tío (не забывай об этом Мирабель, помни об этом, потому что скоро, кажется, у тебя появится еще одна tíа).       — Ты выглядишь так, словно у тебя стащили изумруд и вместо него подсунули раскрашенную фольгу.       — Ты очень проницателен, primo.       Бруно выходит из дома, на ходу отряхивая воду с ладоней, останавливается и смотрит на стол. Ему хватает секунды, чтобы все понять. Он недобро усмехается, подходит к стулу Камило и опускает руку на спинку.       — Ясно. Кому-то изумруды, а кому-то — фольга, — понятливо бормочет ее кузен, вскакивая со стула и пересаживаясь на соседний.       — Брунито, милый, ты, кажется, перепутал места, — говорит Альма, и только опытный слух представителя la familia Madrigal слышит стальную нотку недовольства.       — Нет, — коротко отвечает Бруно и смотрит на Мирабель. — Так-так, Марипосита, и почему ты еще не уплетаешь ужин за обе щеки?       — Аппетита нет, — отвечает она, понимая, что камень с души если не упал, то немного сдвинулся.       — Мне покормить тебя с ложечки, как в детстве? — поддразнивает ее Бруно. — Давай-ка воздадим должное трудам сестрички.       — Бруно. Сядь. На. Свое. Место. — Леонора нервно переводит взгляд с матери на сына. Бруно смотрит на Альму чуть прищурившись.       — Хотелось бы узнать, какое именно место мое. Может, за стеной Каситы? Так она еще не достроена…       — Довольно! — Альма бросает салфетку на стол. — Ты позоришь семью перед гостями…       — Мне не привыкать, мамита, — Бруно пожимает плечами. — Прошу прощения, видимо, мне и правда лучше уйти. Одичал, знаете ли, за десяток лет с крысами в приятелях, — доверительным шепотом добавляет он, и сеньорита Леонора слегка бледнеет.       Он действительно уходит, и над столом повисает тишина. Сеньорита Леонора, скомканно извинившись, сбегает, Альма сжимает вилку в руках так, что она, кажется, сейчас согнется в бараний рог. Мирабель без аппетита съедает пару кусочков курицы и немного риса с овощами, и, едва дождавшись, пока ужин закончится, подхватывается с места, помогая матери убрать со стола. Джульетта долго смотрит на нее, а потом молча протягивает корзинку, в которой лежит горшочек с Arroz con pollo.       — Спасибо, — шепчет Мирабель, быстро поцеловав маму в щеку.       Она выходит из дома сеньоры Гонсалес в опускающиеся сумерки и идет… куда глаза глядят. Она осознает, что не знает, где именно ночует tío Бруно и лишь надеется, что не в разрушенной Касите, потому что если да — ей самое время пойти и повеситься от стыда.       Она находит его в лесу за домом. Бруно, кажется, не удивлен ее приходу, только пристально смотрит на корзинку в ее руках и молитвенно складывает ладони на груди.       — Благослови Боже мою сестру Джульетту и мою Марипоситу.       Мирабель смеется, садится рядом и обхватывает руками колени, глядя как он ест.       — Давай-ка, присоединяйся. Один я эту порцию не одолею, а у тебя слишком голодные глаза, чтобы я поверил, что ты сыта.       Горшочек пуст, и ей бы, наверное, пора уйти, но ноги отказываются ей служить. Они сидят, бок о бок, и ей нестерпимо хочется положить голову ему на плечо, но это ведь будет слегка… слишком.       — Она мне не нравится, — вдруг говорит Бруно, словно продолжая разговор. — Так что можешь не метать молнии из глаз, моя грозная Марипосита.       Мирабель, вздрогнув, заливается краской.       — А кто… тебе нравится? — спрашивает она, боясь услышать ответ. Желая услышать ответ.       — Понятия не имею, — отвечает Бруно и ложится на траву, закинув руки за голову. — Лети домой, Мирабель. Твоя мамита уже ждет тебя.       Перед тем как уйти, она все-таки бросает на него быстрый взгляд из-под ресниц. Все-таки, при всех его многочисленных достоинствах, ее tío совсем не умеет врать. А значит, в городе есть такая женщина, которая ему действительно нравится, и эта мысль вгрызается в ее сердце, словно змея.