Хисын чувствует, как его насильно вырывают из сна. Расплывчатые образы и лица становятся поломанными фрагментами и неразборчивым каледойскопом под его веками. Последним, что он может разобрать перед тем, как проснуться окончательно, становится лицо Чонсона и витающие вокруг него в воздухе буквы: смесь из древних рун, нумерологии и трансфигурационных формул.
— Хисын, — шепчет кто-то настойчиво, прикасаясь к его плечу.
Ли с тихим стоном разлепляет глаза, и образ Чонсона растворяется в воздухе. Вместо него Хисын обнаруживает склонившегося над ним Чонвона. Даже в полумраке комнаты он может увидеть, как дрожит побледневший младший. Остатки сна мгновенно вылетают из хисынового сознания, и он тянет руку в темноту, чтобы взять холодную ладонь Чонвона в свою.
— Кошмар? — спрашивает старший, и Ян иступлённо кивает.
Хисын отодвигается к краю кровати, приподнимая одеяло, под которое младший тут же ныряет. Его тело под руками Хисына продолжает мелко подрагивать. В тишине спальни Ли тихо и ласково шепчет Чонвону успокаивающие слова, поглаживая по чуть влажным спутанным волосам. Дыхание младшего спустя несколько минут приходит в норму, и Хисын слепо целует его в макушку.
Успокаивать Чонвона после очередного кошмарного сна стало для Хисына почти что обыденностью. Страшной обыденностью, с которой им приходится мириться.
Младший в таких своих снах видит одно и то же: перманентный застывший ужас на лице магглорожденной девушки и их прадедушка, стоящий над ней с поднятой в руке волшебной палочкой, применяющий непростительное заклинание круциатус.
Однажды Чонвон, приехав домой на рождественские каникулы на третьем курсе, заглянул в приоткрытую дверь отцовского кабинета. Там было ожидаемо пусто, все члены его семьи, в том числе и Хисын со своими родителями, собрались на первом этаже в нарядно украшенной гостиной. Чонвон, ведомый неуемным любопытством, решил зайти внутрь. Он редко бывал в отцовском кабинете, это место всегда навевало на него липкое чувство страха, но в тот день что-то тянуло его к рабочему столу.
На столе среди папок с документами, книг, блокнотов и ежедневников, лежал старый дневник в потёртой и изношенной тёмно-зелёной кожаной обложке. Он выбивался из общей картины, сразу же притягивая к себе внимание. Открыв первую страницу, слизеринец обнаружил на форзаце написанное аккуратным почерком "Ян Чонвон". Чонвон с малых лет знал, что его назвали в честь его прадедушки, но несмотря на это по его позвоночнику всё равно пробежала дрожь.
В своём дневнике прадедушка описывал какой прекрасной стала жизнь при новом министре магии. К тому возрасту у Чонвона уже были достаточные познания в истории, чтобы понять, о каком временном промежутке шла речь. В истории магии было темное время, когда на пост министра взошел человек радикальных антимаггловских взглядов. Его руководство совпало с периодом антимаггловских настроений в магическом сообществе, настроений, набиравших силу из-за развязанной магглами Первой мировой войны. Магглорожденным было небезопасно выходить из дома, многие исчезали без вести, некоторых находили убитыми. Чонвон, сопоставив известные ему факты о том времени с записками прадеда, с внутренним содроганием продолжал читать страницы дневника.
Вдруг захлопнув дневник, Чонвон поспешно положил его на стол дрожащими руками и выбежал из кабинета. Шарахаясь от собственной тени, Чонвон летел по коридорам в свою комнату. В тот вечер он не смог спуститься обратно к гостям, попросив Ханну сказать родителям, что плохо себя чувствует. Чонвона трясло и знобило всю ночь, заснуть он не мог до самого утра, а когда наконец смог, его сновидения состояли сплошь из одних кошмаров.
В дневнике прадед Чонвона в чудовищных подробностях описывал, как мучил магглорожденную девушку и её родителей-магглов вместе со своими "коллегами по работе", мучил до тех пор, пока девушка сама не попросила о прекращении своих страданий. Они избавились от тел и не понесли за содеянное никакого наказания. Даже когда министра свергли, даже когда новый министр начал проводить расследования по делу пропавших без вести магглорожденных и полукровок. Прадед умер за несколько месяцев до рождения Чонвона, подарив правнуку своё имя.
Чонвону пришлось рассказать обо всём Хисыну, когда он, не выдержав очередного ночного кошмара, впервые пришел к старшему. Иногда Чонвону снилось, что вместо прадеда девушку и её родителей мучил его отец, иногда вместо отца и прадеда снился он сам. Хисын, услышав всё это, мог только сгрести младшего в объятия, поглаживая по волосам.
Любопытство сгубило кошку, часто говорил ему Чонсон, когда они были маленькими и Чонвон вечно лез к Хисыну и его другу, норовя узнать, во что они играют. Теперь Чонвон часто вспоминает об этой поговорке. Если бы не любопытство, он бы никогда не заглянул в отцовский кабинет и никогда бы не подошёл к столу. Никогда бы не взял тот дневник в руки.
— Сегодня всё было по-другому, — вдруг шепчет Чонвон, и Хисын, вздрогнув, пугается, уже было подумав, что младший успел заснуть. — Сегодня вместо той девушки был я, а вместо прадеда папа.
— Твои страхи проецируются на кошмары, Чонвон-и, — негромко проговаривает Хисын в ответ, покрепче сжимая младшего в объятиях. — Это всего лишь сны.
— Что если он найдет нас и сделает то же самое, что делал наш прадед с магглорожденными?
— Ты же его сын, Чонвон. Он никогда так с тобой не поступит.
— А с тобой? — вырывается у Чонвона, и Хисын вздыхает. Вопрос резонный.
— Постарайся уснуть, — шепчет Ли, успокаивающе почесывая кожу головы младшего. — А то завтра на матче будешь сидеть полудохлым флоббер-червем.
А со мной? Думает Хисын, когда Чонвон наконец начинает тихо сопеть.
Отец Чонвона, зная о деяниях своего деда, продолжал его поддерживать, с восхищением упоминать в разговорах и ставить в пример. Он не только поддерживал антимаггловские взгляды своего предка, но и закрывал глаза на его преступления, описанные в дневнике, несмотря на то, что сам он был судьей Визенгамота. Такой человек, как отец Чонвона, был опасен, и не стоило недооценивать его решимость вернуть сына обратно в семью. Кто знает, на что способен человек, с таким упоением защищающий убийцу.
Хисын сдерживает внутреннюю дрожь, жмурясь и пытаясь отогнать от себя тревожные мысли, с завидной назойливостью жалящие сознание. Ему необходимо быть сильнее страха, необходимо ради мирно сопящего в его руках Чонвона, иначе у них ничего не выйдет.
Просыпается Хисын в одиночестве, как всегда проспавший до обеда в свой законный выходной. По пути в Большой зал слизеринец замечает в толпе знакомый затылок и припускает бегом.
— Сегодня смотрим матч вместе, — полуутвердительно-полувопросительно проговаривает Хисын, взяв Чонсона за запястье. Пак от неожиданности дёргается.
В последнее время Чонсон дёргается... часто. Дёргается, рассеянно бегает глазами, не смотрит прямо, отводит взгляд, порой даже избегает прикосновений. Хисын с тихим вздохом и резким уколом тревоги разжимает свои пальцы на чонсоновом запястье. Иногда слизеринцу становится страшно, что Чонсон догадался о его чувствах и теперь ему противны те вещи, которые раньше не вызывали в нем
подобной реакции. Хисын надеется, что он всего лишь ошибается и что ему всё это кажется.
— Да, — тянет Чонсон.
— Жду тебя с Чонвоном в вестибюле после обеда? — снова уточняет Хисын и получает короткое "угу". На этом они и расходятся.
Чонсон, несмотря на громкие протесты Хисына, покупает ему и Чонвону по ведёрку попкорна, обделив при этом самого себя, объяснив это тем, что он "уже и так наелся всякого во время обеда". Они присаживаются на лавку квиддичной трибуны втроём, с Чонсоном посередине, и спустя минуту, как по мановению волшебной палочки, вокруг них материализуются их команды. Ичжуо, Эри и Минджон садятся позади, вооружившись плакатами с изображением играющей сегодня Чимин; рядом с Чонвоном — Тэхён, Сонхун, Николас и Бомгю, кидающий на нарушившего правило "сначала братаны, потом мотыги" Чонсона кричащие недовольством взгляды; под ними расположились их младшенькие члены команды: Рики, Хикару и Бахи. Сону садится рядом с Рики прямо под Хисыном и Чонсоном, подальше от Сонхуна, сидящего с противоположного края их большой компании.
— Все собрались? — Чонсон окидывает их всех взглядом, пересчитывая в уме, словно мама-утка. — Давайте сразу к ставкам перейдём, а то матч начнётся и не успеем.
— Рейвенкло, — почти хором выкрикивают сидящие над ними девушки.
— Вау, как неожиданно, — саркастично тянет Бомгю. Минджон показывает ему язык.
— Хаффлпафф, — пожимает плечами Хисын. Чонсон повторяет то же самое.
— Рейвенкло, — кивает Чонвон.
— Я тоже за Рейвенкло, — произносит Сону, вскинув ладонь вверх и повернувшись к Чонвону с улыбкой на губах. Ян улыбается ему в ответ.
— Рейвенкло, — уверенно повторяет Рики.
— Да что с вами такое? — вскидывается Бомгю. — Вы точно помните, что это матч Хаффлпафф против Рейвенкло, а не матч Рейвенкло против кучки недотёп?
— Ты слишком сильно веришь в Шим Джейка, — произносит Ниннин с лёгкой усмешкой. — Не превозноси его так, а то деньги потеряешь.
— Объективно сейчас Джейк лучший игрок на поле, — поддерживает Хикару, повернувшись к ребятам. — Я за Хаффлпафф.
— Я тоже за Хаффлпафф, — согласно кивает Бахи.
— Там твой брат, — фыркает Чонвон под аккомпанирующий ему смешок Рики. — Конечно, ты за Хаффлпафф.
— Хаффлпафф, — проговаривает Бомгю под громкое улюлюканье Минджон.
— Вау, как неожиданно, — передразнивает его девушка.
— Да, Ким Минджон, в отличие от тебя я поддерживаю нашу двоюродную сестричку.
— Я тоже поддерживаю Рюджин, но это не мешает мне болеть за Рейвенкло.
Хисын чувствует себя так, словно они с Чонсоном вывели неугомонных детей на прогулку. От этой мысли Ли начинает тихо посмеиваться, привлекая к себе внимание повернувшегося к нему Чонсона. Пак улыбается ему в ответ, также забавляемый происходящим.
— Рейвенкло, — произносит Тэхён, взъерошивая волосы Чонвона. — Доверюсь мелкому в этом вопросе.
Николас вымученно стонет, разрываемый между играющим за Рейвенкло Ыйджу и играющим за Хаффлпафф Джеюном.
— Рейвенкло, — наконец произносит он под драматичный вздох Бомгю.
— Подкаблучник, — шипит Чхве.
— А ты, Сонхун? — поспешно спрашивает Николас, стремящийся поскорее перевести внимание Бомгю на кого-нибудь другого.
— Хаффлпафф, конечно, — фыркает слизеринец.
— Предашь свою невесту и не поставишь на её факультет? — безобидно спрашивает Бомгю. В конце концов, уже почти всей школе известно, что Пак Сонхун и Шин Юна помолвлены. В этом нет никакого секрета.
Хисын тихо охает. Чонсон рядом с ним напрягается, стреляя глазами в сторону Сону. Хисын прослеживает за направлением его взгляда. Он может видеть только выпрямленную спину Кима. Голова Сону повернута в сторону поля, словно ему нет дела до разговоров ребят, но Хисын видит, что его тело натянуто как по струнке. Слишком идеально.
Сонхун заметно теряется, бросает испуганный взгляд на Сону, невозмутимо сидящего рядом с Рики, по-хозяйски сжимающим колено Кима.
Чонсон тянет Хисына за рукав, привлекая к себе внимание. Лицо гриффиндорца настолько близко, что Хисын может разглядеть каждую веснушку на его покрасневших скулах. Чонсон шепчет одними губами "
ты знаешь про них?". Хисын открывает рот в немом шоке. "
Ты тоже?".
— Вы слишком недооцениваете игроков Рейвенкло, — подаёт голос Чонвон, спасая всех от чуть не случившейся катастрофы. Девушки сверху согласно мычат. — Я играл с ними, они очень хотят победить. Шансы на победу равны. Юна бы словила снитч, если бы я не сделал тот выпад.
— Вонён опасная соперница, — вдруг поворачивается к нему Рики.
— Слишком опасная, раз она тебя уделала, — криво улыбается Чонвон, выдерживая потяжелевший взгляд Нишимуры.
— Звучит одновременно как комплимент и как издевка, — задумчиво изрекает Хикару.
— Значит шесть против восьми, — подытоживает Бомгю. — Нам же лучше, больше выиграем.
— В твоих мечтах, — усмехается Ичжуо под одобрительные возгласы подруг и отбивает им пять.
— Начинается! — вскрикивает Бахи, завидев на поле команду своего брата.
Хисын поворачивается к Чонсону и чувствует, как у него в горле перехватывает дыхание. Гриффиндорец широко улыбается, забавляемый пререканиями их команд. Его улыбка теплая, нежная, наполненная любовью. Хисын вдруг понимает, что Чонсон действительно наполнен любовью до краев. Всё, что он делает, он делает во имя любви, даже те вещи, которые сделали Хисыну больно несколько лет назад. Он пышет любовью: к квиддичу, к сидящему рядом Чонвону, которого почти что вырастил как младшего брата, к своим сокомандникам, к друзьям, вышедшим играть на поле. Хисын надеется, что среди всего этого списка есть место и для него.
Чонсон, почувствовав на себе чужой взгляд, поворачивается, заметно тушуется от того, насколько их лица опять оказываются близки, и совсем немного краснеет. Хисын верит, что ничего очаровательнее в своей жизни не видел.
— Что такое? У меня что-то на лице? — поспешно спрашивает Чонсон, касаясь пальцами щеки.
— Красота, если только, — выпаливает Хисын, не думая.
Чонсон смотрит на него с несколько секунд, и Хисыну за это время кажется, что их дружбе вот уж точно настал конец. Но Пак вдруг начинает смеяться, после чего и вовсе закрывает лицо руками. Чонвон кидает на них недоуменные взгляды.
— Это было отвратительно, — выдавливает наконец Пак, продолжая смеяться.
Хисын едва ли обращает внимание на раздавшийся внизу судейский свисток, на взрыв криков зрителей, на пришедшие в движение трибуны. Его словно отрезало от мира. Он не может оторвать от Чонсона взгляд, улыбка гриффиндорца источает счастье, любовь и надежду: всё то, чего Хисыну порой так не достаёт. Ли никак не может всем этим насытиться. С потаённым страхом он понимает, что с каждым разом всего этого становится ему мало. Ему хочется больше.
Он приходит в себя только тогда, когда Чонсон пихает его плечом и указывает пальцем на рейвенкловские кольца с радостным "смотри!".
— Неповторимый Шим Джеюн открывает счёт в сегодняшнем матче, — разносится по полю голос Субина. — Десять очков в пользу Хаффлпаффа.
— Это ещё ничего не значит, — слышит Хисын над собой.
— Просто признай, сис, что в этот раз лоханулась тут ты, — издевательски тянет Бомгю, уклоняясь от норовящих прилететь ему подзатыльников.
— Рано радуешься, Гю, — качает головой Тэхён.
И Кан оказывается прав. Спустя несколько минут Чимин посылает бладжер в сторону Рюджин, отчего хаффлпаффке приходится уклониться и потерять контроль над кольцом, чем и пользуется Ыйджу, забивая гол.
— Благодаря зазевавшим хаффлпаффским загонщикам и прекрасной командной работе сборной Рейвенкло у нас ничья, — радостно проговаривает Субин. — У каждой команды пока по десять очков.
Джеюн, пролетающий недалеко от них, начинает жестикулировать, что-то активно объясняя Ёнбоку и Каю.
— Ыйджу молодец, — улыбается Сонхун. Николас счастливо кивает в ответ.
— Ю Чимин! — скандирует троица подруг, вскидывая плакаты высоко вверх.
— Я забираю свои слова обратно, — насупливается Бахи, скрестив руки на груди. — Я за Рейвенкло.
— Поздно, солнце, — сокрушённо вздыхая, проговаривает Хикару.
Обе команды играют на равных, повышая градус азарта в воздухе. Трибуны взволнованно гудят, взрываясь то криками, то громкими вздохами. Чонсон рядом с Хисыном настолько сосредотачивается на игре, что совершенно не обращает внимание на то, как вцепляется в рукав хисынового свитера, но Хисын концентрируется лишь на ощущении то и дело впивающихся в его запястье пальцев. Ему совсем не больно.
Стоит одной из команд выбраться вперёд, как другая вновь сравнивает счёт. "Ничья" постоянно срывается с губ Субина.
Сону звонко смеётся, глядя в бинокль, чей ремешок остаётся обернутым вокруг шеи Рики. Младшему из-за этого приходится наклониться к Киму. Хисыну не надо оборачиваться в сторону Сонхуна, он и так знает, что Пак глаз не сводит с Сону.
Хисын не удерживается от вздоха.
Чонсон поворачивается к нему с вопросом во взгляде. Ли улыбается, качает головой, прикрыв глаза, и протягивает ведёрко с попкорном гриффиндорцу. Тот, смешно сморщив нос, сдаётся, загребая в ладонь горсть.
Рики и Чонвон почти что вскакивают со своих мест, когда Вонён и Юна наконец замечают снитч, тут же устремляясь за поблескивающим в свете солнца крылатым золотым шариком. Чонсон сжимает пальцы на оголившимся из-за задравшегося вверх рукава запястье Хисына и словно не замечает этого. Хисын тайно млеет, боясь не то что пошевелиться, а просто вздохнуть, будто малейшее движение может разрушить эту идиллию момента.
Игра становится всё напряжённее, летающие над ними бладжеры всё агрессивнее. Хисын отсюда может видеть, насколько решительны сегодня рейвенкловцы в своём желании победить. Ли знает, что Чонсон оттого и смотрит матч так пристально: его команде предстоит сразиться со сборной Рейвенкло уже через три недели, и гриффиндорцу просто необходимо обрисовать у себя в голове тактические ходы команды соперников.
— Рейвенкло обожают голову ястреба, — проговаривает Хисын Чонсону на ухо. Тот заметно вздрагивает, разжимая пальцы на хисыновом запястье. Слизеринец старается не акцентировать на этом внимание. — Знаешь, какую тактику я бы применил против них?
— М? — мычит Чонсон вопросительно, не отрывая глаз от игры.
— Паркинские клещи. Представь, если Бомгю полетит навстречу рейвенкловскому охотнику. Любой на месте этого охотника в штаны наделает при виде такой картины, — усмехается Хисын, и Чонсон прыскает от смеха.
— Да уж, — соглашается Пак. — Я бы точно наложил.
— Лили обожает летать зигзагами. Можно попробовать рассчитать траекторию удара бладжером. У Чимин и Ыйджу негласный союз, они уже второй раз сбивают Рюджин с толку. Не обделяй Эри вниманием, когда будете играть, нужно будет отбивать от неё много таких бладжеров от Чимин и не давать Ыйджу подобраться слишком близко к кольцам. Йеджи любит отбивать квоффл возле Сынмина, а Сынмин крут в двойной восьмёрке.
— И всё это вам помогло?
— Ну, почти, — кивает Хисын. — Мы все стараемся менять тактику в зависимости от того, с кем играем, Рейвенкло тем более любят продумывать план игры, но у них всё равно прорываются любимые фишки. И этим надо пользоваться.
Чонсон кусает губу, задумчиво хмурясь.
— Мне кажется, — продолжает слизеринец, опустив руку на чонсоново плечо, — в квиддиче мы больше всего раскрываем характеры наших факультетов. Вот вы, гриффиндорцы, берёте упорством и безбашенностью. Паркинские клещи это целиком ваша тема. Рейвенкло выстраивает тактики и схемы. Хаффлпафф ведёт честную и чистую игру. Надо этим пользоваться.
— Не боишься мне помогать? — усмехается Чонсон, резко повернув голову в сторону Хисына, отчего они чуть не сталкиваются носами. — Я же могу и уделать тебя.
В глазах гриффиндорца озорной блеск. Хисын уверен, что если будет смотреть в них слишком долго, то неминуемо провалится. Пропадёт.
— Попробуй, — выдыхает Ли.
Воздух вокруг них словно загустевает. Хисыну вдруг становится нечем дышать. Взгляд Чонсона мажет по его лицу, опускается вниз куда-то к подбородку. Хисын на мгновение замирает, боясь пошевелиться. Его сердце стучит в ушах так оглушительно, что он слышит крики толпы словно сквозь толщу воды. Слизеринец поддается вперёд буквально на считанные миллиметры, но и этого хватает, чтобы их носы секундно соприкоснулись.
Вдруг их накрывает тенью. Чонсон торопливо оглядывается, будто вспомнив, где находится. Зрители вокруг них вскочили со своих мест. К Хисыну наконец возвращается слух, и он может услышать громкое "поздравляем Рейвенкло с первой победой!" голосом Субина, радостно разносящимся по квиддичному полю.
Они с Чонсоном вскакивают с мест с потерянными выражениями на лицах. Чонвон радостно прыгает вместе с ведёрком попкорна и приобнимающим его за плечи Тэхеном. Сону и Рики удивлённо смотрят друг на друга, хватая друг друга за руки. Минджон, Эри и Ичжуо свистят и кричат. Николас с донельзя довольным видом похлопывает сидящих рядом понурых Сонхуна и Бомгю по плечу.
Осознание происходящего заставляет Хисына густо покраснеть. Слизеринец нервно прячет руки в карманы джинсов, отрешённо глядя на победно облетающих территорию поля рейвенкловцев. Чонсон рядом с ним дёргает головой из стороны в сторону, как он делает всегда, когда смущается. Хисыну хочется провалиться сквозь трибуны и землю.
— Как тебе матч "Рейвенкло против кучки недотёп"? — дразнится Минджон, проходя мимо Бомгю и торопясь спуститься вниз к полю, чтобы поздравить друзей.
— Восторг, — вздыхает Чхве себе под нос.
Они спускаются с трибун, уносимые волной толпы. Хисын слепо сует ведёрко с попкорном в руки Рики, который принимает угощение без всякого сопротивления. Ли идёт молча, глядя Чонсону в спину. Пак с момента окончания матча к нему так и не обернулся, даже на секунду. Хисыну хочется приложиться обо что-нибудь головой.
Хисын возвращается в замок в сопровождении явно недовольного Сонхуна и без Чонсона, которого он быстро потерял в толпе, стоило им спуститься на поле. Ли шмыгает замёрзшим носом, нервозно поведя плечами. Ему не хочется думать, что Чонсон решил намеренно затеряться в толпе подальше от Хисына. Не хочется, но мысли как назло лезут в голову без остановки. Воспоминания произошедшего встают перед глазами, заставляя сердце отбивать неровный ритм под рёбрами. Чонсон тогда мог просто задержаться взглядом на кусочке попкорна, застрявшем у Хисына в уголке губ, или на следе от кетчупа, оставшегося от обеда. Это могло быть всё, что угодно, но Хисын решил трактовать всё по-своему, решил поддаться вперёд, как последний идиот. Теперь он, скорее всего, окончательно спугнул Чонсона.
Так держать, Ли Хисын.
— У меня есть что-нибудь на лице? — Хисын вдруг разрывает своим вопросом повисшее между ними двумя молчание.
Сонхун оборачивается к нему, продолжая мрачно хмуриться, и окидывает лицо Ли взглядом, полным критики и недовольства.
— Уродство? — произносит он полувопросительно и, качнув головой, ускоряет шаг, обгоняя Хисына на пути к слизеринской гостиной.
Остаток дня Хисын бездумно покручивает в руках сделанное Чонсоном ожерелье, пока отрешённо листает учебники. Мутное белое стеклышко нагревается под его пальцами, но не от магии: Чонсона нет в Неверленде.
Удушающее чувство сковывает горло. Парализующий страх потерять Чонсона вновь завладевает всем его существом. Хисын почти успевает убедить себя в том, что между ними вновь всё кончено, когда стеклышко в его ладони вдруг нагревается так резко, что Хисын почти пугается. Ли разлепляет пальцы, обнаруживая горящий зелёным осколок.
***
Они не говорят об
этом. Чем бы
это ни было.
Чонсон встречает его с кипой взятых из библиотеки выпусков "трансфигурации сегодня", и они вместе прорешивают задачки, не говоря ни слова о произошедшем на матче. Пак всё так же часто отводит взгляд, чешет затылок, кусает губы и царапает кожу над ногтями. Хисын чувствует и знает, что это он причина чонсонового поведения. Чонсону может быть неловко в компании Ли, раз теперь он знает или хотя бы просто догадывается о том, что Хисын в него влюблён, но он всё равно выбирает продолжать со слизеринцем общение. Ведь Чонсон отличный друг.
Хисын чувствует себя жалким.
С приближением матча между Рейвенкло и Гриффиндором Чонсон начинает пропадать на поле всё чаще. Несмотря на запрет администрации школы тренироваться без присутствия взрослого, команда Пака выходит играть вне своего расписания. Так делали команды и до него, и, скорее всего, Арин тоже в курсе происходящего, но закрывает на всё глаза.
Хисын в это время старается отвлекаться на учебу, помогая Сонхуну с трансфигурацией и зельеварением, тем самым отвлекая и друга, который, кажется, даже не улыбнулся ни разу после матча в компании Сону. Ли тактично молчит и тактично не интересуется происходящим, когда к ним в гостиную забегает запыхавшаяся после тренировки Юна и просит Сонхуна отойти с ней на минуточку. Тэхен, сидящий рядом с ним, недоуменно выгибает бровь, но так же молчит.
— Если свадьба состоится, нам придётся на неё идти?
Очередной резонный вопрос.
— Я не знаю, Чонвон, — отмахивается Хисын. — Ещё рано об этом думать.
Хисын не хочет об этом думать, потому что мысли о друге и его предстоящей свадьбе разрывают ему сердце. Потому что Сонхун, в отличие от них всех, не смог влезть в набравшую популярность волну "отрекись от семьи, как Пак Чонсон", потому что у него единственного уникальный случай, когда это уравнение никак не работает. Чем больше Хисын думает, что никак не может помочь Сонхуну, тем сильнее у него едет крыша. Нельзя помочь всем, но очень хочется.
— Мы не будем делать ставки? — поворачивается к Хисыну Хикару, когда они рассаживаются на трибунах перед матчем. — В прошлый раз было весело.
— Не советую играть на деньги, малышня, — качает головой Ли. — Ставки на спорт никого до добра ещё не доводили.
— Это потому что он проиграл в прошлый раз, — хмыкает Чонвон.
Хисын цокает языком, но всё равно улыбается, потрепав младшего по волосам. Что до него, он бы всё своё состояние поставил на команду Чонсона. Он видел её своими глазами десятью минутами назад, когда подкарауливал Чонсона около палаток. В этот раз, несмотря на предыдущий провал, все выглядели уверенными и настроенными на победу, капитан в том числе. Хисын, наплевав на всю повисшую за эти три недели между ними неловкость, крепко обнял Чонсона, вложив в это объятие всё: всю свою поддержку, всю свою удачу и всю свою любовь, какой бы она ни была и какой бы Чонсон её ни воспринимал.
— Отомсти им всем за проигранные деньги, м? — шепнул Хисын на ухо Паку, и тот, покраснев, торопливо кивнул.
По судейскому свистку команды взмывают в воздух. Гриффиндорцы разлетаются по своим заранее условленным позициям, и Хисын против воли улыбается. Чонсон не рассказывал ему о том, какую именно тактику они хотят применить на поле в этот раз, оставив интригу, но Хисын уже и так понимает, что у Чонсона точно заготовлен какой-то план.
Не проходит и десяти минут, как рейвенкловские игроки начинают применять свои излюбленные маневры, но команда Чонсона уже к ним готова. Николас крутится вокруг колец и Эри, готовый отбивать бладжеры Чимин и препятствовать их с Ыйджу дуэту. Бомгю носится по полю так, будто он сорвался с невидимой цепи, что пугает более осторожных рейвенкловских охотников. Минджон вдруг начинает всё чаще облетать поле зигзагами, чего Хисын за ней никогда не замечал. Сону ввергает всех в шок выпадом Финбурга. Рики терпеливо осматривает пространство поля на наличие снитча.
Чонсон успевает бить по бладжерам, разбивая рейвенкловские треугольники, коротко осматриваться вокруг и изредка отдавать команды гриффиндорцам. Хисын ловит себя на том, что не может оторвать от него глаз.
— Подбери челюсть с пола, а то муха залетит, — усмехается Тэхен под звонкий смех Чонвона.
Хисын захлопывает рот, краснеет и поворачивается в сторону Кана, чтобы обнаружить, что обращался он явно не к нему. Сонхун бросает на однокурсника короткий острый взгляд, но рот тоже поспешно закрывает.
Ли сглатывает и мысленно облегчённо выдыхает, радуясь, что не попался на откровенном залипании, но Чонвон, сидящий на скамье пониже, перехватывает его взгляд и смотрит с таким пониманием, что Хисын застывает на месте, пригвожденный. Ян медленно тепло улыбается, отчего на щеке показывается ямочка, и отворачивается, переводя внимание обратно на игру.
Чонвон никогда напрямую не спрашивал о природе отношений Хисына и Чонсона, никогда не интересовался чем-то, о чем Хисын ему не говорил напрямую. Ян не любит задавать вопросы, о которых его не просят, но это не мешает ему молча примечать вещи, которые начинают откровенно бросаться в глаза. Хисын знает, что его обожание к Чонсону начинает вырываться против его воли, знает, что его выдает и этот приоткрытый рот, и порозовевшие скулы, и затуманенный взгляд, следящий только за одним единственным игроком на поле.
Хисын знает, что вскоре это всё заметит не только Чонвон, не только пара сокомандников. Что всё это может выйти за пределы их маленького круга общения, обрасти домыслами и слухами. Так и работают сплетни в закрытой школе. Хисын лишь надеется, что это не успеет случиться до его выпуска. Продержаться бы до конца, а там...
Ли не знает, что
там. Там, где они с Чонвоном выживают вместе, полагаясь только на свои силы, где Чонсон, вероятно, живёт своей собственной жизнью. Останется ли он тут? Уедет ли из страны? Эти вопросы часто крутятся у Хисына в голове, но он ужасно боится их озвучить и получить на них ответы, боится услышать, что Чонсон вновь исчезнет из его жизни, уехав далеко отсюда, чтобы попробовать себя где-то, но не здесь. Он боится снова остаться с этой зияющей дырой внутри.
— Это очень отличается от их первой игры, — пораженно проговаривает Бахи. — Я про гриффиндорцев.
— Да уж, тогда был полный разгром, а тут они прям рвут и мечут, — согласно кивает Хикару.
— Именно поэтому, дамы, нельзя расслабляться, — вставляет своё слово Тэхен, наклоняясь вниз. — В этом году ни одна команда не проходная. У всех есть шанс на победу.
Трибуны взрываются криками и овациями, когда Сону забивает очередной гол. Сонхун подскакивает с места так резво, что Хисын про себя усмехается. Вот уж у кого точно обожание так и прорывается. Сонхун удивительным образом умел сочетать в себе умение сохранять лицо в обычное время и неумение это делать в такие моменты, когда эмоции брали абсолютный верх.
Хисын ловит боковым зрением заинтересованные взгляды, направленные на Пака, и инстинктивно дёргает Сонхуна за рукав мантии, заставляя сесть обратно. Люди охотно замечают, как красавчик-слизеринец болеет за Гриффиндор больше, чем за команду невесты.
Гриффиндорцы вырываются вперёд по количеству голов, оставляя счет в четыре-два, когда Рики и Юна наконец замечают снитч. Внимание загонщиков сразу же переключается на них. Чонсон отбивает пущенные в сторону Рики бладжеры так, словно от этого зависит его жизнь. Николас и Бомгю меняются местами: теперь Чхве у ворот рядом с Эри, готовый перехватить квоффл у колец, Николас рядом с Минджон и Сону с битой наперевес. Сону грациозно облетает зависших на пути игроков, и каждый раз, как мимо него со свистом пролетает бладжер, от которого он ловко уворачивается, Сонхун шумно втягивает ртом воздух.
Хисын бы подстебал друга, но он и сам вцеплялся нервно пальцами в скамью каждый раз, как Чонсон выделывал в воздухе крутые виражи.
Внезапная и яркая мысль проносится в его голове: следующий матч будет между командой Чонсона и командой Хисына.
— Ловцы двух команд, Шин Юна и Нишимура Рики, в данный момент активно преследуют золотой снитч, — проговаривает Субин, вцепившись в микрофон в своей коментаторской башне. — Исход игры зависит только от них.
Хисын почти задерживает дыхание. Его взбудораженный мозг подкидывает ему обрывки из воспоминаний о предыдущем матче. То, как лицо Чонсона было так близко, что можно было рассмотреть веснушки, становившиеся всё ярче от появлявшегося всё чаще на небе солнца. По детству Пак их стеснялся, пытался даже вывести с помощью магии, отчего однажды загремел в Больничное крыло с волдырями, появившимися от неправильно применённого заклинания.
То, как Чонсон посмотрел на губы Хисына, перед тем как Ли наклонился ближе. На губы, потому что, теперь Хисын это понимает, смотреть там было больше не на что. Глядя на летающего по полю Чонсона, высматривающего бладжеры ястребиным взглядом, Хисын чувствует, будто напитывается уверенностью. Сегодня он задаст те вопросы, которые боялся озвучить. Если шляпа пыталась отправить его на Гриффиндор, то лучше всей его храбрости проснуться прямо сейчас.
Рики прижимается к метле почти всем телом, рассекая воздух со свистом, подобно бладжеру. Неудивительно, что Юна начинает отставать. Минджон забивает гол, пользуясь тем, как фокус внимание Сынмина смещается с колец на короткое мгновение. Чонсон крепким ударом отбивает летящий в сторону их ловца очередной бладжер.
Нишимура вытягивает руку, готовый схватить золотой шарик, но тот резко меняет траекторию полёта, норовя улететь в сторону. Рики падает вперёд, теряя равновесие. Метла вылетает из-под его ног, переворачиваясь в воздухе.
Трибуны вскакивают на ноги, громко потрясённо охая. Рики зависает в воздухе, успев уцепиться за метлу одной рукой. В другой гриффиндорец крепко держит золотой снитч.
Чонсон подлетает к младшему, помогая усесться обратно на метлу. Хисын отсюда может видеть, как Пак в процессе пытается задержать Рики в объятиях.
Ниннин рядом с ним оглушающе радостно кричит, размахивая своими плакатами. Сонхун кусает губу, пытаясь подавить рвущуюся наружу улыбку. Хисын, пользуясь всеобщей истерией, под шумок сбегает вниз и оказывается на поле одним из первых поздравляющих. Чонсон опускается на землю совсем рядом с ним и позволяет утянуть себя в объятия.
— Поздравляю, Чонсон-а, — радостно проговаривает Хисын, уперевшись подбородком в чонсоново плечо. — Вы отлично сыграли.
— Встретимся в шесть в Неверленде, — торопливо проговаривает Чонсон, отстраняясь, когда следом за ним на землю опускаются члены его команды. — Не опаздывай, оттуда пойдем отмечать победу в гостиную.
Хисын улыбается, согласно кивая. Пак улыбается в ответ, перед тем как сокомандники все разом повисают на нём как мартышки.
Ли не опаздывает, когда произносит пароль в Неверленд и заходит внутрь, зато Чонсон — да. Хисын бездумно подходит к окну и щёлкает переключателем, обновляя пейзаж. Он останавливается на виде вечернего европейского города, что-то вроде Вены или Праги, и садится в кресло. Чонсон забегает в помещение спустя несколько минут. Хисын оборачивается к нему, готовый напомнить про сказанное Чонсоном же "не опаздывай", но все слова застревают у него в горле, когда он видит гриффиндорца.
Чонсон весь в чёрном: черные узкие рваные джинсы, черные ботинки на высокой подошве, черная рубашка с закатанными рукавами, растегнутая почти посередине груди. На предплечьях и шее Чонсона красуются татуировки: смесь букв, символов, слов и рун. В черных волосах проглядываются выбеленные пряди. На веках всё то же цвета тени, на губах — лёгкий красноватый тинт.
— Нет времени объяснять, — Чонсон немного тушуется под пристальным ошарашенным взглядом Хисына. — Это всё Сону. Я хочу тебя покрасить.
"
Я хочу тебя поцеловать," думается Хисыну, но говорит он не это. Да он в принципе говорить пока не может.
Чонсон подходит к нему, пропуская пальцы сквозь хисыновы волосы. Хисын может только бездумно смотреть на него, чувствуя разгорающееся тепло в районе солнечного сплетения.
— Так можно покрасить твои волосы? — спрашивает Пак. Хисын иступленно кивает. Если бы сейчас Чонсон спросил "можно скинуть тебя со скалы?", Хисын бы тоже не задумываясь согласился. — Сону пришла идея сделать вечеринку в стиле панк-рока. Я подобрал одежду, а он нас покрасил. Вышло вроде неплохо.
Хисыну хочется заскулить в голос. Неплохо? Да Чонсон выглядит как влажная мечта любого эмо-подростка, а Хисын всегда считал себя где-то примерно в этой категории.
Чонсон берет на пробу пару прядок и проводит вдоль них волшебной палочкой. Это простое трансфигурационное заклинание, которое они изучали на младших курсах, и его действие длится недолго: через несколько часов цвет их волос станет прежним.
Через несколько минут Чонсон подходит к окну, закрывает створки и касается палочкой стекла, превращая его в зеркало.
— Посмотри. Как тебе?
Хисын с некоторой опаской подходит к зеркалу, прикрыв глаза ладонями. Чонсон театрально недовольно вздыхает, когда Хисын начинает рассматривать своё отражение сквозь пальцы. Некоторые пряди волос слизеринца стали тёмно-синего цвета, но лишь поверху. Под ними всё так же проглядывали его черные волосы.
— Вау, — шепчет Хисын, касаясь своих волос пальцами. — Наверное, надо бы покраситься после выпуска.
— Идём?
— Это несправедливо, Чонсон, — произносит Хисын, топнув ногой. — Посмотри на себя и на меня. Ты похож на рок-звезду, а я на кого?
Ли опускает взгляд на свои спортивные серые штаны и безразмерную черную футболку с изображением Ведуний, и хотя бы она хоть как-то подходит к тематике вечеринки.
— На моего фаната, которого я по блату провел закулисы, — усмехается Чонсон, ущипнув вздрогнувшего Хисына в бок. — Пошли уже. Если хочешь, Сону тебе сделает смоки айс.
— Только не говори, что ты уже накатил, — округляет глаза Хисын, глядя на Пака. И правда, он выглядит таким весёлым, энергичным, но что самое главное — спокойным рядом с ним. Никакой былой нервозности и неловкости. Только пышущая уверенность.
— Не скажу, — улыбается Пак, взяв Хисына за запястье и потащив к выходу.
"
Точно накатил," думает Хисын, втайне тихо плавясь от такого Чонсона.
Гостиная Гриффиндора встречает их громкой музыкой и большим количеством людей. Если в замке и есть короли вечеринок, то это гриффиндорцы. Хисын впервые понимает, как соскучился по такому. Соскучился по этому миру Чонсона, которого он сам был лишён.
Стоящий недалеко от входа Джеюн приветственно обнимает слизеринца, хвастаясь теплым блондом на волосах и черным лаком на ногтях. Хисын смеётся и восторженно осматривается вокруг.
— Что тебе взять выпить? — шепчет Чонсон Хисыну на ухо, и Ли чувствует, как по позвоночнику невольно пробегают мурашки от подобной близости.
— Пиво, — выпаливает Хисын первое, что приходит ему в голову.
Чонсон кивает, улыбаясь, и уходит в сторону сидящих за столом Николаса и Эри. Не проходит и минуты, как Хисын выцепляет взглядом знакомый затылок на диванчике.
— И ты тут как тут, шмакодявка, — пропевает Хисын, садясь рядом с двоюродным братом, показательно закатившим глаза.
— И тебе привет, шпала, — отвечает Чонвон, пряча от Хисына бутылку за своей спиной, но безуспешно.
— Ладно уж, пей. Только на спине я тебя до гостиной тащить не буду.
— Посмотрим, кто кого потащит, — смеётся присаживающийся рядом с Хисыном Чонсон. Чонвон улыбается, довольный то ли приятной компанией, то ли официальным разрешением выпить от почти опекуна.
Но в итоге тащат не Чонвона и даже не Хисына.
Градуально и неминуемо Чонсон пьянеет. Хисын понимает это по тому, как гриффиндорец окончательно перестает отводить от него взгляд и наконец смотрит прямо. Его глаза немного пьяные и слегка покрасневшие. Чонсон улыбается беззаботно и ярко. Хисын старается не радоваться слишком сильно "вернувшемуся" Чонсону. В конце концов, в Паке говорит алкоголь.
Дальше — больше. Язык Чонсона начинает заметно заплетаться, пока он пытается рассказать их компании очередную смешную по его меркам историю. Все вокруг скорее смеются с этих попыток что-то рассказать. Чонсон и сам забавляется с собственного состояния: он смеётся, чаще хихикает, наваливаясь на Хисына. Каждый раз от таких вещей у Ли перехватывает дыхание, особенно когда Чонсон наклоняется к нему, шепча на ухо, задевая нежную чувствительную кожу губами. Хисын чувствует себя оголенным проводом.
— Чонсон?
— М? — мычит гриффиндорец, почти что мечтательно глядя на Хисына.
— Пошли сообразим тебе что-нибудь поесть.
— Зачем? — хмурится Пак, непонимающе глядя на слизеринца.
— Мне так хочется.
Этот аргумент кажется для Чонсона весомым и они идут до столов с едой вдвоём. Пак цепляется за хисынову руку так крепко, будто без неё может потеряться.
Хисын терпеливо ждёт, попивая из бутылки потеплевшее пиво, глядя на компанию их друзей, пока Чонсон ковыряется в тарелках в поисках съестного. Чонвон болтает с Сону, перекинувшим через него ноги, рядом почти что спит Рики, на чью голову водрузили вырезанную из бумаги корону, Минджон и Бомгю, очевидно пьяные и растратившие энергию на перепалки, жмутся друг к другу, походя на клубок котят. Эри и Николас наконец выглядят как парочка, коими они и являются, сидя в кресле, закутанные в плед и смотрящие на потрескивающий камин. Джеюн и Рюджин ковыряются в пластинках, решая какую песню включить следом. Наконец они приходят к консенсусу, и гостиная наполняется нарастающей знакомой мелодией.
— О Мерлин, это же Sing, — вскрикивает Чонсон.
Рики тут же подскакивает на диване. Корона съезжает ему на нос. Кузены тоже словно скидывают с себя оцепенение и выпрямляются, сонно хлопая глазами. Губы Сону складываются в круглое "о".
Вся гостиная начинает петь. Хисын так и застывает на месте, пораженный красотой мгновения, красотой людей, объединенных не только одним факультетом, но и музыкой. Он буквально чувствует, как его пронизывает дрожь восторга.
— Хисын, — зовёт Чонсон, и Ли оборачивается.
Лицо Чонсона так же близко, как и тогда, на трибунах, когда Хисын его чуть не поцеловал.
Пак прикрывает веки и слепо тянется вперёд. Хисын гулко сглатывает, застыв на месте. Стоит ему потянуться вслед за Чонсоном и их губы соприкоснутся.
Ли пьяно мажет взглядом по лицу гриффиндорца, поднимая ладонь и проводя пальцем по его щеке. Чонсон почти трётся о его руку, млеет под прикосновениями. Хисын готов взвыть.
Слизеринец тянется вперёд так, что теперь их лбы соприкасаются. Чонсон приоткрывает рот. Хисын чувствует на своих губах его дыхание со вкусом сладкой медовой настойки. Его губы наверняка такие же сладкие. Хочется попробовать.
Хисын почти поддается безумию, склоняет голову набок и заключает лицо Чонсона в своих ладонях. Пак накрывает его ладони своими, сжимая пальцы. Их губы коротко и невесомо касаются друг друга, и Хисын с тихим вымученным стоном отстраняется. Чонсон открывает глаза и непонимающе моргает.
— Так нельзя. Не сейчас. Ты в уязвимом положении, слышишь? — поспешно проговаривает Хисын, заметив тень боли в глазах напротив. — Мне нельзя этим пользоваться. Мы обязательно поцелуемся, когда ты протрезвеешь и всё ещё будешь хотеть этого. Понимаешь?
Хисыну приходится буквально перекрикивать орущих припев гриффиндорцев. Взгляд Чонсона всё ещё отдаёт болью.
— Пожалуйста, Чонсон, я хочу этого. Но не таким образом.
Хисын чувствует, словно его тянет магнитом вперёд. Ещё секунда в подобной близости и он не выдержит, рывком потянется вперёд, впиваясь поцелуем в губы со вкусом мёда. Но он знает, что лучше этого не делать, не сейчас. То, чего хочет пьяный Чонсон, трезвый Чонсон может не захотеть на следующее утро. Ли не хочет испытывать судьбу.
Слизеринец зажмуривается, приподнимается на носочки, чтобы коснуться своими губами лба Чонсона, и прижимает его к себе, проводя пальцами по волосам.
— Я люблю тебя, и я очень хочу, чтобы ты вспомнил эти мои слова наутро.
Чонсон ничего не отвечает, пальцами комкая футболку на спине Хисына, пока гриффиндорцы продолжают петь негласный гимн своего факультета.
Sing it for the world
Sing it for the world
You got to see what tomorrow brings
