Catalyst

      Родители часто называли Чонсона проблемным. С ранних лет он проявлял любопытство, многим чистокровным не присущее, и не переставал задавать неудобные вопросы. Неудобные настолько, что не получал на них ответы и искал их сам без чужой помощи, что неминуемо привело к формированию у него критического мышления ещё в совсем юном возрасте. Чем магглорожденные хуже чистокровных? Этот вопрос крутился в голове маленького Чонсона на протяжении всего первого курса, когда он, определенный шляпой на Гриффиндор, оказался в самой гуще разношёрстных волшебников и волшебниц. Половина его однокурсников оказались полукровками, четверть — магглорожденными, другая четверть, как Бомгю и Минджон, чистокровными, для которых чистота крови не имела ровным счетом никакого значения и важности. Они все были одинаковыми: учились магии, полётам на мётлах, обсуждали расписание, пароль от входа в башню факультета, от которого заплетался язык, и то, как Шин Рюджин с Хаффлпаффа подорвала котёл уже на первом уроке зельеварения. У магглов были схожие с волшебниками социальные институты, схожие профессии, схожие развлечения, схожие проблемы: отучиться в школе, найти работу, прокормить семью. Единственным различием была магия, но Чонсон довольно быстро понял, что магглы вполне спокойно без неё обходятся. Вернувшись домой после первого курса, Чонсон продолжил задавать вопросы. Почему вы так не любите магглов? Родители отвечали с раздражением и плохо скрываемой агрессией. "Они жестокие, тупые и безвольные и могут только разрушать всё, к чему прикоснутся. Они как грязь на ботинке". Чонсон не мог уложить у себя в голове это описание с магглорожденными ребятами, с которыми познакомился в Хогвартсе. Не мог, но спорить с родителями не решался. Возможно, он что-то не доглядел, за чем-то не уследил. Возможно, магглы действительно были такими, какими их описывали его родители. Перед началом второго курса Чонсон твёрдо для себя решил присмотреться к своему окружению, и уже в поезде первого сентября столкнулся с Николасом, магглорожденным мальчишкой, заплакавшим в объятиях мамы на платформе девять и три четверти. Чонсон нашёл его в одном из полупустых купе, сидящим вместе с остальными понурыми и потерянными первокурсниками, и Пак взял на себя цель расслабить испуганных первашей. Он рассказывал им, что распределение это не страшно, профессора добрые и понимающие, а без родителей поначалу грустно, но расставаться на такое долгое время станет легче с каждым разом. Николас в мгновение ока стал его с Бомгю другом, в очередной раз порвав Чонсону все шаблоны восприятия мира: его родители работали ветеринарами и занимались благотворительностью, совершенно точно не ели котят на завтрак, обед и ужин и не били детей, хотя именно такую картину представлял себе Чонсон, когда родители в скупых чертах описывали ему магглов. Мир, в котором жил Николас, оказался интересным: кино по субботам, футбол на поле за домом, походы в горы с родителями, плакат Arctic Monkeys над кроватью. Чонсон и Бомгю часами слушали его рассказы о магглах, завороженные и потерявшие счет времени. Родители оказались неправы, и Чонсону не терпелось приехать домой и всё им рассказать, хотя в душе ещё на первом курсе осела тревога и тихо нашёптывающее предостережение: "они не поймут". Юный Пак пока ещё не мог уложить в голове, почему его родители не могли всё это понять, но на каникулах на всякий случай рассказывать о новых друзьях не стал. Друг детства Чонсона, Ли Хисын, кого шляпа отправила на Слизерин, слушал рассказы Пака о Николасе с удивлением и интересом, но без большого энтузиазма, участвуя в диалоге, только чтобы не обидеть друга, хотя Чонсон об этом даже не догадывался. Хисын и Чонсон продолжали общаться друг с другом настолько часто, насколько им позволяло их расписание, и продолжали быть не разлей вода, хотя у обоих появились свои знакомые и приятели на факультетах. На третьем курсе они даже нашли заброшенный маленький кабинет, больше походящий на каморку, недалеко от гостиной Хаффлпаффа, оборудовали его под себя и наложили кривые и косые в силу их возраста и неопытности скрывающие чары, которые они вычитали в одном из толстенных фолиантов в библиотеке. Они не рассказывали об этом месте никому: ни Бомгю, ни появившемуся в их жизни Шим Джеюну, ни Николасу. Словом, ни одной живой душе. Это был их маленький уголок спокойствия и умиротворения. Их Обещанный Неверленд. Название, конечно, придумал Чонсон. Ему как-то сразу вспомнилось место, в котором жил главный герой любимой книжки Николаса, которую младшекурсник периодически почитывал при нём, когда они занимались каждый своим делом перед потрескивающим камином в гостиной. Хисыну оно пришлось по вкусу. "Встретимся в Неверленде. Сегодня за два часа до отбоя". Они заканчивают четвертый курс, когда Чонсон подкладывает Хисыну эту записку в карман мантии. Пак приходит в их секретное место первым, нервно меряет шагами ограниченное пространство заброшенного кабинета и терзает ногтями заусенцы до кровоточащих ранок, сомневаясь в том, что Хисын вообще обнаружит сегодня записку. Но тот находит её и вскоре вваливается в помещение, тяжело дыша и обливаясь потом. Он опоздал на полчаса. — Нам лучше перестать общаться, Хисын, — выпаливает Чонсон сразу же, не дав другу ни отдышаться, ни прийти в себя. Он боится, что если даст слабину хоть на мгновение, уже ничего вымолвить не сможет. — Это всё стало сложно. Мы пошли слишком разными путями. Хисын смотрит на него с минуту, как на человека, который только что сморозил самую глупую вещь на свете: нахмурившись, с тяжёлым взглядом, подсознательно отторгая каждое сказанное Чонсоном слово. И вдруг начинает смеяться, неверяще и немного истерически. — Это шутка такая? — продолжает посмеиваться слизеринец и замирает на месте. Улыбка сползает с лица, когда Чонсон качает головой, прикрыв глаза. — Но почему? Чонсон вздыхает, запрокидывает голову и уставляется взглядом в облепленный паутиной высокий потолок. Перед глазами тянутся строки из маминого письма: "...Ты позоришь нас перед всеми нашими знакомыми. Ты позоришь нас перед родителями Хисына. Хисын умный мальчик, сразу же согласился и перестал общаться с этими отродьями, с которыми ты завёл дружбу. Почему ты не можешь последовать его примеру и послушать нас? Ты неблагодарный и бессовестный. Если не согласишься на наши условия, мы лишим тебя финансирования!..." — Я не отступлюсь, я продолжу общаться с Джейком и Николасом, они такие же мои друзья, как и ты! — выпаливает Чонсон. Воспоминания о письме оживают в его голове, вытягивают наружу потоки обиды, злости и боли. — Не такие же, — качает головой Хисын, подходя ближе. Чонсон отступает на шаг. — Мы с тобой знаем друг друга почти с пелёнок, наши родители знают друг друга. Мы... да мы братья почти! Чонсон горько усмехается, отвернувшись в сторону. — Ты можешь общаться с Джейком и Николасом сколько захочешь, — продолжает Ли. — Отступаю лишь я. Только я перестану общаться с ними, но я не хочу переставать общаться с тобой. Голос Хисына дрожит, почти срывается. Чонсон не выдерживает, поворачивается к нему и ловит его взгляд. Глаза у старшего красные, почти на грани слёз. — Как ты не понимаешь? — вздыхает Пак, чувствуя ком в горле и пощипывание в глазах. — Я продолжу дружить с тем, с кем захочу. Твои родители и так меня не жалуют, но как только я пойду против своих, они запретят тебе общаться со мной. И ты согласишься. — Нет, — хрипло шепчет Хисын, мотая головой из стороны в сторону. — Я не соглашусь. — Ты не пойдешь против родителей. И не сможешь убедить меня отступить. Мы приняли разные стороны. Боль в глазах Хисына затапливает пространство вокруг, боль от слов Чонсона, боль от осознания, что Чонсон прав. Рано или поздно родителям надоест, что их такой хороший и такой прекрасный сын общается с предателем крови, ни во что не ставящим свою семью. Они испугаются, какие радикальные мысли могут проникнуть в его разумную голову, и заставят навсегда оборвать с Пак Чонсоном связи. — Я что-нибудь придумаю, — хрипит Хисын, по чьим щекам начинают стекать ручейки слёз. — Ты пойдешь против семьи ради меня? Хисын вскидывает голову, взгляд его больших, мерцающих в приглушённом свете маленького кабинета, оленьих глаз испуганный и потерянный. Он гулко сглатывает, и Чонсон кивает самому себе, смаргивая непрошенные слезы. Он не простит себе, если разревется перед Хисыном, он не может позволить себе такую слабость. — Я что-нибудь придумаю, — повторяет слизеринец, шмыгая носом. — В том-то и дело, Хисын. Я уже всё придумал. Я больше не хочу с тобой общаться. Чонсон выбегает из помещения и с тех пор уже не возвращается в их Неверленд. Он бежит и бежит, и бежит, пока в лёгких не остаётся кислорода, пока он не забивается в угол пустующего коридора и не начинает рыдать навзрыд так отчаянно, будто из него наживую вытягивают что-то жизненно важное, без чего его организм не сможет функционировать. В тот день Чонсон собственноручно изувечил и растоптал самое светлое, что было в его жизни, что он делил вместе с несчастным слизеринским мальчишкой, слишком сильно любившим своих родителей. И в тот же день он узнал, что за каждым сделанным выбором скрывается принесенная жертва.

***

— Как у тебя вообще выходит этот выпад? — не унимается Минджон, эмоционально всплеснув руками. — В тебе же, извини меня, конечно, мышц как в Бомгю учености. — Йа! Ким Минджон! Сону звонко хохочет, наклоняясь над столом и чуть не смахнув своим телом кубок с яблочным соком, который Рики предусмотрительно откладывает в сторону. Теперь им двоим комфортно сидеть рядом и общаться с товарищами по команде, хотя первое время они пытались из застенчивости держаться ото всех особняком. Чонсон, конечно, такое сразу же пресёк. — Нет, ну правда. Без шуток. В чём секрет? — не унимается девушка, подперев кулачками подбородок и приготовившись слушать. Сону улыбается, театрально поднимает к заколдованному потолку Большого зала глаза, будто обдумывает, стоит ли раскрывать все карты, и драматично вздыхает. — Ох, должен ли я рассказать? — дразнит гриффиндорец. Минджон делано хнычет ему в ответ. — Хорошо-хорошо. Но только секрета никакого нет. Всё очень просто... — Ему просто не страшно упасть, — вставляет своё слово Рики, занятый намазыванием абрикосового джема на тост, и ойкает, когда друг ударяет его в плечо кулаком. — Да за что? — Это была моя минута славы, — дует губы Сону, скрещивая на груди руки. — Обязательно было перебивать? — Ну извини? — Что значит не страшно упасть? — спрашивает Эри с таким же пылким любопытством. — Ну, как бы объяснить, — тянет Сону, теперь уже по-настоящему задумавшись и подбирая слова. — Мы же все не боимся высоты и летать, правильно? Но всё равно упасть с метлы немного страшно в перспективе. А тут надо просто отпустить себя, наплевать на всё и соскочить с метлы. Полностью убрать в себе любой страх, каким бы он ни был. — Типа прыжка веры, — добавляет Рики, и Николас тут же активно кивает головой. — Вообще-то это я его научил делать выпад Финбурга. — Ты тоже умеешь?! — вскрикивает Бомгю на весь зал, привлекая к себе внимание окружающих. — Ребят, ни у кого, кроме меня, не сформировалось чувство ущербности? — Странно, что оно сформировалось в тебе только сейчас, — сочувственно поджав губы, Минджон хлопает по плечу кузена ладонью, которую тот под очередной взрыв хохота сокомандников резко с себя скидывает. — Да, это Ники меня научил, — признаёт Сону, с теплой улыбкой глянув на друга. — И не только этому финту, но и в целом научил играть в квиддич. До недавнего времени я им даже не интересовался особо. — А почему решил начать играть? Откуда интерес появился? — спрашивает Чонсон, до этого молчавший, внимательно слушавший обсуждение за столом и в какой-то степени пораженный талантами розоволосого гриффиндорца. — Ну, — вновь тянет Сону, чуть покраснев щёками, и зарывается пальцами в волосы на затылке. Рики прокашливается, возвращаясь к своим тостам с джемом. — Я сходил на пару игр, да и Ники передо мной повыпендривался, и я как-то тоже решил... повыпендриваться за компанию. И оказалось, что у меня хорошо получается. Чонсон понимающе мычит, кивая, хотя мотивация Ким Сону начать играть для него всё ещё остаётся подёрнута дымкой загадки. Пак отхлёбывает сок из кубка и косится на волшебные наручные часы, купленные этим летом на первую в его жизни зарплату. — Надо потихоньку выдвигаться, ребята. Ники, доедай тосты и пойдём тренить. В этом году расписание тренировок составилось без ежегодной поножовщины, в которой каждая команда пыталась урвать себе самое удобное время. Мирное и ненасильственно организованное расписание — дело рук полностью погрузившейся в работу Евон. Возможно, её как следует натренировали в академии, или просто бывших рейвенкловцев не бывает, а с логикой у большинства из них всё было на достаточно хорошем уровне, но оспаривать расписание никто из команд не пытался и даже не хотел. Две тренировки в неделю по два-три часа, не больше, чтобы не доводить себя до изнеможения, под вечным надзором Чхве Евон. Присутствие взрослого, желательно судьи, на всех тренировках — обязательное условие администрации школы. Никто не хочет собирать студентов по частям вне матчей, это было бы слишком энергозатратно. В расписании была лишь одна неудобная деталь, имевшая место быть только благодаря тому, что в неделе не существовало восьмого дня: в один из дней на поле тренировались две команды подряд, а значит кому-то из них предстояло тренироваться вечером позже всех. Две эти несчастные группы решили определить самым демократичным способом, известным на планете земля — игрой в "камень-ножницы". По закону жанра и кармическому балансу вселенной в игру проиграли Чонсон и Хисын, а минутой позже Чонсон проиграл Хисыну, отчего его команде предстояло тренироваться после команды Ли в шесть часов вечера в субботу. Так себе перспектива. Поэтому Чонсон подгоняет сокомандников, в особенности Рики, заворачивающего тосты в несколько слоёв салфеток. Когда они приходят на поле с мётлами наперевес, Пак с досадой думает, что они могли бы и не спешить на тренировку, ведь Хисын продолжает гонять свою команду по всему воздушному пространству квиддичного поля, пока Чонсон кидает раздражённый взгляд на часы. Евон свистит с трибун и взмахом палочки возвращает все используемые в игре мячи в сундук на земле. Хисын и его команда опускаются следом, тяжело дышащие и раскрасневшиеся. Чонсон открывает было рот, но замирает, когда Хисын поворачивается к нему. Пот капает с кончиков его чёрных, немного вьющихся от влаги волос, стекает по скулам и широкой шее с выпирающим адамовым яблоком. Это должно выглядеть неприятно, телесные жидкости это одни из немногих вещей, что заставляют Чонсона впадать в брезгливость. Но не в этом случае. На Хисыне пот не смотрится как нечто отвратительное. Ли что-то быстро говорит своим сокомандникам, широко улыбается, обнажая ряд ровных жемчужных зубов, и обворожительно смеётся. Чонсон напрочь забывает всё то, что хотел ему сказать. Наверное, это было что-то о том, что уже десять минут седьмого, а слизеринцы всё ещё оккупируют территорию поля. Что-то вроде того. Чонсон отмирает, когда среди членов слизеринской команды вылавливает глазами обладателя ямочек на щёках. — Чонвон-и?! Младший бежит ему навстречу, и Чонсон заключает его в крепкие объятия, приподняв над землёй. — Ай, Джей-я, только не внюхивайся в меня сильно, от меня, наверное, разит за версту, — сдавленно мычит Чонвон старшему в плечо, отчего Пак заливисто смеётся, сжимая младшего в руках ещё сильнее. Ян Чонвон, двоюродный брат Хисына, был единственным родственником Ли, с которым Чонсон был готов поддерживать общение. Пак знал Чонвона с самого детства, очень часто родители Хисына "подсовывали" младшего в их компанию, чтобы Чонвон-и скучно не было, и как бы Ли ни возмущался и ни называл своего брата мелкой занозой в заднице, Чонсон сразу же мальчугана полюбил, увидев в нём младшего брата, о котором он всегда мечтал. И даже после того как их с Хисыном дружбе настал конец, Чонсон продолжал общаться с Чонвоном, периодически балуя его походами в Сладкое королевство за свой счёт. — Ты теперь в команде? — спрашивает Чонсон, наконец отлепив себя от младшего, взъерошивая его и без того взвихренные после тренировки волосы. — Да, ловец, — кивает Чонвон, "незаметно" косясь на Рики. Чонсон оторопело вспоминает, что они однокурсники. К тому времени Хисын подходит к ним достаточно близко, и Пак наконец вспоминает всё то, что хотел высказать, но звучащая в голове его голосом грозная интонация приказала долго жить, превратившись в нечто среднее между неуверенностью и просьбой: — В следующий раз не задерживайте поле, нам тут ещё до самой ночи летать. Хисын кивает и выходит это у него даже как-то немного виновато. — Хорошо, моя вина. Извини. Ли вновь кивает Чонсону, скользя по его лицу взглядом, смотря куда угодно, но только не в глаза, и прощается с подошедшей к ним Арин. Пока вся его команда повторяет за ним, прощаясь с Евон и благодаря её за руководство, Пак выцепляет взглядом новых слизеринских игроков: теперь у Хисына все три охотника охотницы. Среди них Чонсон узнаёт Хюнин Бахи, сестру хаффлпаффского загонщика, Кая. И... на этом всё. Имени второй новенькой охотницы Пак не знает, но по тому, как Рики здоровается с ней и Бахи, догадывается, что девочка тоже с пятого курса. Остальных игроков Чонсон знает слишком хорошо: охотница Нин Ичжуо, квоффлом однажды сломавшая Паку нос за почти задевший её бладжер, и чонсоновы коллеги по битам, Кан Тэхён и Пак Сонхун. Чонсон, скрестив руки на груди, кивает им всем коротко и даже немного сухо. Они и так потеряли слишком много времени, чтобы тратить их на лишние церемонности. Смотря им вслед, Пак замечает, как напоследок Сонхун замедляется, говорит что-то Сону, отчего тот заметно краснеет и меняет оттенок волос на почти красный, и уходит. Рики окидывает слизеринца настолько презрительным взглядом, что Чонсон даже немного пугается, не ожидав такого от их младшенького. Встряхнув головой, Пак поворачивается к Евон. — Прости, что отнимаем твоё время. — Ничего страшного! — спешит заверить девушка, всплеснув руками. — Квиддич это дело такое, оторваться сложно. Я и сама уже ход времени потеряла. Но всё-таки давайте начинать. Чем быстрее начнём, тем быстрее закончим. Чонсон согласно кивает. Рики вдруг подходит к Арин, протягивая ей знакомый Паку сверток из нескольких слоёв салфеток. — Поешь. Ты, наверное, проголодалась, пока тут сидела. Арин, не ожидавшая такого внезапного проявления заботы, ошарашенно смотрит на Рики с несколько секунд и принимается на одном дыхании выпаливать слова благодарности. Пятикурсник смущённо улыбается, пока Сону, словно довольный и гордый родитель, хлопает и сжимает его плечо. Чонсон вновь чувствует это разливающееся внутри его грудной клетки тепло и обещает себе заобнимать младшего после тренировки. И он сдерживает своё обещание.

***

Хисын сдерживает и своё обещание, уводя свою команду с поля ещё до того, как Чонсон приводит свою, и они почти не пересекаются в течение нескольких недель, пока не приходит октябрь. Октябрь приносит с собой знакомый осенний холод, стремительно темнеющие вечера и запах гниющих опавших листьев. Октябрь тоже приносит с собой обещание, обещание скорых школьных матчей. Они немного сдвигают время их тренировок: теперь команда Хисына тренируется не с трёх часов дня, но с часа, чтобы команда гриффиндорцев не тренировалась впотьмах, и на полчаса дольше, чтобы урвать побольше драгоценного времени, потому что теперь каждая минута тренировок имела значение. Теперь Чонсон относится с пониманием к тому, что Хисын порой задерживается на поле вместе со своей командой. В конце концов, Слизерин и Рейвенкло открывают сезон, и это создаёт большое напряжение и высокие ожидания. Это немного не тот паттерн поведения, которого Чонсон хотел изначально придерживаться, но поделать с собой ничего не мог, постоянно ставя себя на место Хисына как капитана. Они оба были почти в одинаковых условиях: два лидера своих сборных всего на один год, в течение которого надо выжать весь свой максимум и запомниться надолго. Либо всё, либо ничего. Празднование Хэллоуина подбирается к ним чересчур быстро и проходит так же. Время будто поставили на удвоение скорости. Чонсон громко бурчит по этому поводу, занимая место на трибунах перед матчем Слизерина и Рейвенкло в первую субботу ноября. — Уже два месяца прошло, а кажется, что какие-то пару недель. Такое чувство, что мы вообще ничего не успеваем. — Тебе кажется, — качает головой Эри, занимая место позади него и протягивая ведёрко попкорна. Чонсон, всё такой же хмурый и нервный, загребает угощение и кладёт в рот, поспешно жуя. Воздух вокруг них вибрирует от гула голосов собирающихся на трибунах студентов. Пак нервно перебирает в руках бинокль и, пока игра ещё не началась, подносит его к глазам. На трибунах-башнях, возвышающихся над остальными, уже разместились их многочисленные профессора и персонал замка. Субин в отдельной комментаторской башне поправляет наушники и микрофон и проходится глазами по своим листкам с заметками. Рядом с ним только их профессор по УЗМС, раньше занимавший позицию школьного судьи. Пак, продолжая прижимать бинокль к глазами, поворачивает голову к другим башням и застывает на месте. На одной из них родители слизеринских игроков, в том числе Хисына и Чонвона, сидят со спокойными надменными лицами. Чонсон сжимает челюсти до зубовного скрежета. — Вы за кого болеете? — спрашивает Сону, повернувшись к сидящим чуть повыше Бомгю, Николасу и Чонсону. — Я за Рейв, Николас тоже. Джей... — тянет Бомгю, косясь на их капитана, продолжающего вглядываться в трибуны, будто от этого зависит его жизнь. — У Джея всё сложно, он болеет отдельно за Чонвона. У Минджон и Эри подруги что в команде Рейвенкло, что в Слизерине, поэтому они крысы-перебежчицы. — Я за Рейв, — серьёзно и убеждённо кивает Рики рядом с метаморфомагом. — А ты за кого, Сону? Ким кусает губу, кидая беглый взгляд на пока пустующее поле. — Я... Я ещё не решил. — Да за Слизерин он, — криво усмехается Рики и смотрит на друга пытливым взглядом. Сону толкает его плечом и притворно замахивается кулаком. — Ты нарываешься, мелкий. Их перепалку прерывают громкие крики зрителей. Чонсон направляет бинокль в сторону поля, на которое первой выходит команда слизеринцев. Через несколько мгновений следом подтягиваются рейвенкловцы, вместе с которыми выходит и Арин. Чонсон почти полностью отрезается от реальности, настолько сосредоточенный на игре, что не слышит ни оглушающих криков рядом, ни задевающих его плечами людей. То поднося бинокль к глазам, то его убирая, Пак всматривается в проносящихся по квиддичному полю игроков, примечает интересные финты, манёвры и тактики. — Хороший треугольник, — бормочет себе под нос Чонсон. — Прекрасная голова ястреба команды Рейвенкло! — вторит ему Субин, чей голос разносится во все уголки поля при помощи заколдованного микрофона. — Ведёт Хван Йеджи. Ауч! Это было довольно близко. Бладжер от Пак Сонхуна. Квоффл всё ещё у Рейвенкло. Толпа взрывается криками, когда бладжер чуть не попадает по охотнице. — Охотницы сборной Слизерина Эзаки Хикару и Хюнин Бахи применяют тактику зажатия. Уловка Петровой от Хван Йеджи! Квоффл у Лили Морроу. И...! Гол! Рейвенкло открывает счёт, так держать! Субин не выдерживает, вскакивает со своего места и начинает аплодировать своему факультету вместе с толпой зрителей. Чонсон хлопает вместе с остальными и косится на слизеринские кольца. Даже не глядя в бинокль Пак знает, что Хисын нервно сжимает древко метлы. Он с детства тяжело воспринимал собственные ошибки, однажды даже горько расплакался на чонсоновом плече, когда за эссе по любимой астрономии получил выше ожидаемого вместо превосходно. Сейчас он наверняка злится на себя. — Игра продолжается. Десять очков у Рейвенкло. Тем временем квоффл у Бюн Ыйджу. Бладжер от Ю Чимин в сторону Хюнин Бахи. Впереди для Ыйджу нет препятствий. Неужели?... Опасный момент! Приём двойной атаки от слизеринских загонщиков. Ыйджу почти падает с метлы. Квоффл у Эзаки Хикару, у Нин Ичжуо... Гол!? Гол! Десять баллов у Слизерина, и ничья. Минджон и Эри радостно скандируют "Ниннин", вдвоём подняв плакат с изображением девушки. Пролетая мимо их трибуны, слизеринская охотница посылает в их сторону воздушный поцелуй. Бомгю справа от Чонсона громко досадливо стонет. — Они просто звери в этом сезоне, — поражённо шепчет Николас. — Я даже следить не успеваю за ними, — соглашается Сону с округлившимися от шока глазами. — Джей, снитч где-нибудь видно? — спрашивает Рики, повернувшись к Чонсону и кивком головы указывая на бинокль. — Пока нет. Спустя почти полчаса игры слизеринцы забивают ещё четыре гола, рейвенкловцы — три. Ю Чимин, загонщица сборной Рейвенкло, чуть не сбивает Пак Сонхуна с метлы бладжером. Минджон и Эри поднимают в воздух другой плакат, уже с изображением Чимин. Сону впивается пальцами в плечо рядом сидящего Рики. Чонсону почему-то начинает казаться, что он стал невольным свидетелем какой-то драмы. Хисын тем временем входит во вкус и облетает кольца, словно стервятник. Чонсон не может не смотреть на него: его бинокль мечется между Чонвоном, выискивающим золотой шарик, и Хисыном, то и дело отдающим указания своим сокомандникам. — Чонвон! — вдруг выкрикивает Ли, когда мимо его уха с характерным жужжанием проносится снитч. Пятикурсник вскидывает голову, щурит глаза и кидается в сторону летящего, мерцающего в солнечном свете шарика вместе с Шин Юной. — Похоже, ловцы наконец обнаружили снитч. Станут ли эти минуты последними в сегодняшней игре? — произносит Субин с ощутимым волнением в голосе. Рики тянется к Чонсону, не отрывая сосредоточенного взгляда от поля, и машет рукой, пытаясь что-то нащупать. Наткнувшись на бинокль, Нишимура хватает его и тянет на себя, чуть не задушив своего капитана, еле успевшего стянуть с шеи привязанный к биноклю ремешок. — Мерлинову мать, — выругивается Чонсон сквозь стиснутые зубы, но бинокль возвращать даже не думает. Мелкому в любом случае полезно посмотреть на ловцов в деле, пусть даже Пак теперь хрен что разглядит. Конечно, всё внимание Чонсона теперь сосредоточено на Чонвоне. Пак нервно кусает губы, глядя, как младший уворачивается от пущенных в его сторону бладжеров и пытающихся незаметно подрезать рейвенкловцев. Арин пару раз выносит предупреждение обеим командам за попытки препятствования ловцам. Юна летит с ним почти бок о бок, и Чонсон на периферии сознания думает, что в этом сезоне, похоже, ловцы главные звёзды на поле. И главные противники. Рики до побелевших костяшек сжимает в руках бинокль, неотрывно следя за снитчем и преследующими его ловцами. Трибуны застывают в общем напряжении. Хисын, похоже, тоже теряет бдительность после обнаруженного снитча, судя по тому как ему забивают два гола подряд. — Это одна из лучших открывающих сезон игр на моей памяти! — восклицает Субин с комментаторской башни. Зрители согласно кричат и хлопают в ответ. Тем временем Чонвон и Юна стремительно сокращают расстояние между ними и снитчем. У них у двоих одинаковые шансы на победу: летящие бок о бок, быстрые и резкие, они вдвоём почти достигают цели. Стоит только протянуть руку, ещё пару секунд, ещё чуть-чуть. Чонсон и Рики вскакивают со своих мест под сдавленные вздохи и крики толпы. На секунду Паку кажется, что Чонвон вот-вот упадёт с метлы. Пятикурсник, поддавшись всем телом вперёд, убирает руки с метлы и совершает выпад, держась за древко одними бёдрами. Его переворачивает в воздухе под всеобщие ошарашенные крики, но слизеринский ловец умудряется выровнять метлу и вскинуть вверх руку. Между его пальцами трепыхаются золотые крылышки. — Ян Чонвон поймал снитч! Слизеринский ловец поймал снитч! Слизерин побеждает! — кричит Субин, пытаясь заглушить рёв трибун. Чонсона зажимает со всех сторон ликующая толпа, за шиворот летит попкорн, ведёрко с которым всё ещё держит в руках Минджон, счастливо прыгающая вместе с Эри. Каждый раз Пак не знает, притворяется ли Учинага, будто она не знает исход матчей или она действительно умеет блокировать видение будущего в такие моменты. Сону перед ним тоже начинает скакать на месте, схватив Рики за рукав мантии. Пятикурсник рядом c ним спокойно аплодирует с читающимся на лице уважением. Похоже, он только что увидел на поле достойных себе соперников. Чонсон досадливо морщится, вытаскивая из мантии попкорн и протискиваясь сквозь толпу вниз к выходу. Когда они все наконец выходят на открытое пространство поля, они разбредаются кто куда: кто поздравлять слизеринцев, кто утешать рейвенкловцев, кто просить у Арин автограф, пока она ещё не стала недосягаемой знаменитостью и звездой квиддича. Чонсон вдыхает свежий воздух полной грудью и уходит за пределы поля, взяв курс на замок вместе с другими студентами. Чонвона он поздравит походом в Хогсмид, но потом, всё потом. Немного поразмыслив, Пак сворачивает к озеру, садится на полы мантии и приваливается к стволу ивы, прикрыв глаза. Под веками у него то и дело вспыхивают эпизодами события сегодняшней игры, особо яркие и значимые, все финты, уловки, манёвры и техники. Чонсон понимает, что у Джейка в арсенале будет что-то совсем другое, другие тактики и другие ходы, и рассчитать наперёд свои нельзя, да и глупо. Но Пак не может удержаться, медленно обдумывая и мысленно помечая у себя в голове, чему в его команде надо уделить большее внимание и какие пробелы заполнить. Совсем неподалёку от берега громко всплескивается вода. Чонсон невольно вспоминает, как видел гигантского кальмара через окно в гостиной Слизерина, куда его тайком протащил Хисын на пасхальных каникулах. Тогда он, как заворожённый, привалился к стеклу, оставив отпечаток своего носа и ладоней, и наблюдал, как кальмар неторопливо проплывал мимо вместе с мелкой рыбехой в качестве своей свиты. Хисын рядом смеялся с реакции друга, он-то давно к такому зрелищу привык, а Чонсон из-за этого окна, открывавшего вид на подводный мир, даже на одну долю секунды пожалел, что не оказался на одном с Хисыном факультете. Но лишь на долю секунды. Тронувшая было губы Чонсона улыбка медленно сползает с лица. Пак неторопливо разлепляет веки и ёжится от резкого порыва ветра, вихрем подкинувшего опавшие листья вверх. Облепленное тучами небо обещает разродиться скорым дождём. Гриффиндорец с неохотой встаёт, оттряхивается и, вздохнув, решает наконец вернуться в замок. Чонсон замечает знакомые лица ещё издалека, но отступать слишком поздно: начинает накрапывать мелкий дождь, и Пак почти уверен, что к тому времени как он добежит до другого входа в замок, начнётся настоящий ливень, судя по раскатам грома вдали. Поэтому он поспешно накидывает капюшон мантии на голову и засовывает руки в карманы поглубже. Около входа в замок стоят Сонхун и Юна, оба чистокровные от кончиков волос до кончиков пальцев на ногах. Стоят и их родители, что-то подробно и вкрадчиво им объясняющие. Чонсон не может не кинуть на них оценивающий взгляд: лицо Сонхуна повернуто к нему и выглядит слизеринец совсем худо, будто в воду опущенный. Юна трагично понурила плечи, словно ей только что сообщили о смерти близкого родственника. Пак встряхивает головой, опомнившись. Набрав скорость, Чонсон пробегает мимо них, толкает массивные двери и заходит в вестибюль. Всё происходящее не его дело. И, о Мерлин, как же он оказывается неправ.

***

Череда бед начинается с Чхве Бомгю, традиционно открывающего сезон осенней простуды и гриппа. До их с Хаффлпаффом матча остаётся две недели, поэтому Чонсон с отборными матами тут же отправляет друга в больничное крыло, где его отпаивают бодроперцовым зельем и оставляют у себя на всю ночь. Перед выздоровлением Бомгю удаётся заразить треть их команды: Минджон и Николас не могут довести себя до тренировки и так же прибегают к помощи зелья, отлёживаясь в больничном крыле. Пак начинает свирепеть. Сону и Рики начинают вести себя... странно. Однажды Чонсон замечает у Сону слезящиеся опухшие глаза, красный нос и выцветшие волосы и с таким же набором бранных слов отправляет к лекарю, но Ким заверяет его, что он абсолютно здоров. Рики становится дёрганным и раздражительным. Чонсон списывает это на стресс, предстоящий матч, череду их командных бед и подростковые гормоны, но даже его эмпатия даёт слабину, когда Рики в очередной раз игнорирует его просьбу не носиться мимо своих сокомандников с такой скоростью, что можно сбить их с метлы. Пак не выдерживает, рявкает на пятикурсника и по закону снежного кома начинает отчитывать его добрых пять минут без остановки. Чонсон и сам совершенно и окончательно задолбался. Рики после чонсоновой тирады выбегает с поля. Арин порывается поговорить с ним и уладить конфликт, но Пак просит не вмешиваться, даёт себе пару минут, чтобы успокоиться, и идёт искать Рики сам. Находит он его рядом с полем, скорчившимся на земле и плачущим так горько, что Чонсон и сам начинает рыдать вместе с ним. Он обнимает младшего, прижимает к себе сильно и крепко, обещает больше так с ним не разговаривать и целует засранца в макушку. Рики в ответ сжимает его талию и зарывается носом в ворот чонсонового свитера, оставляя на одежде мокрый след от соплей. Чонсон воспринимает это как часть их тимбилдинга. В день матча Пак впервые осознаёт, как же сильно ему не хватает Кея. Не хватает его напутственных слов, дружественного хлопка по плечу и крепкого объятия перед выходом на поле. Вместо этого по плечу всех хлопать должен Пак, и напутствовать — тоже часть его работы. Чонсон неловко прокашливается, стоя перед сокомандниками в палатке раздевалок. Все шесть пар глаз направлены на него, в них всех сквозит нервозность, страх и надежда. Надежда на то, что Чонсон сейчас выдаст что-то такое, отчего они все воспрянут духом. — Это были самые идиотские две недели тренировок за всё время существования нашей команды. Сону виновато опускает голову, будто это он причина и центр всех бед. Рики поджимает губы, словно думает о себе точно так же. Бомгю пожимает плечами как-то слишком беззаботно, и Чонсон еле сдерживается, чтобы не треснуть его битой. — Но это абсолютно неважно, потому что мы все в любом случае хорошо поработали. Каждый из нас выкладывался на полную. И даже несмотря на обстоятельства, несмотря на все болезни, обиды и проблемы, мы справились, мы здесь все вместе и мы сплоченные как никогда. Эри и Николас серьёзно кивают, Минджон поднимает большие пальцы вверх. — Давайте порвём Хаффлпафф во что бы то ни стало! Рики выглядит так, будто слова Чонсона действительно его взбодрили, и начинает разминаться с максимально сосредоточенным и уже более уверенным лицом. Сону всё ещё выглядит виноватым. — Сону, никаких обид, хорошо? Извини, если я вёл себя слишком грубо, — начинает Чонсон, подойдя к гриффиндорцу и приобняв того за плечи. — Я рад, что ты в нашей команде. Сону слабо улыбается, поднимая на Пака блестящие глаза, и жмурится, когда Чонсон по-теплому взъерошивает его волосы бледно-персикового цвета. Пак никак не может унять чувство тревоги в груди. Они выходят на поле, и Чонсон чувствует, как у него подкашиваются ноги. Громкие крики и аплодисменты толпы, команда Хаффлпаффа, идущая навстречу, голос Субина сквозь шум в ушах, подкидывающая квоффл Евон — всё воспринимается им, как покадровая съёмка, как нечто извне, что-то синематографичное и немного ненастоящее. Пак начинает функционировать на чистейшем автопилоте. Чонсон взмывает в воздух вместе с остальными и на какое-то время даже забывает, что он капитан, что он должен так или иначе следить за своими игроками не только как загонщик, но и как лидер. Ему всё мерещится, что Кей пролетит мимо него, спросит что-то вроде "всё в порядке, Джей-я?" и забьёт квоффл в кольцо соперников. Чистейший автопилот. Он наконец отмирает и начинает с усиленным рвением бить бладжеры по направлению хаффлпаффцев и отбивать их, защищая сокомандников. Механизм запускается с тихим скрежетом, они начинают входить в раж. Чонсону кажется, что беспокойство в груди ему только мерещится. — Нынче в моде ловцы-пятикурсники, — шутит Субин со своей комментаторской башни. Сегодня он то и дело острит, расслабленно и непринужденно. Сегодня ему не нужно переживать за исход игры, когда Рейвенкло уже отыграли своё. И Субин прав. Мимо Чонсона грациозно и пластично пролетает, высматривая снитч, пятикурсница Чан Вонён, новый ловец команды Джеюна. Отбивая бладжер, летевший в сторону Минджон, Чонсон отстранённо думает, может его тревога вызвана страхом, что их Рики не успеет поймать снитч первым, потому что Вонён летает красиво и почти так же быстро, как Нишимура. Где-то над их головами сверкает молния, Пак ловит лицом первые крупные капли дождя. — Ли Черён забивает гол! Три-один в пользу Хаффлпаффа. "Пожалуйста, Ники. Пожалуйста, подари нам этот грёбанный снитч". Сону проносится мимо так, будто за ним гонится стая драконов. Он становится немножко более наглым и расторопным, и вскоре уже сжимает квоффл подмышкой. — Ким Сону ведёт. Пролетает в опасной близости от бладжера. Пасует назад Ким Минджон. Чонсон выдыхает. С Сону всё будет в порядке. Несмотря на этот чёртов дождь, они будут в порядке. — Ловцы замечают золотой снитч и вдвоём устремляются за ним! Значит ли это, что игра близится к финалу? — комментирует Чхве Субин. Воспользовавшись всеобщим отвлечением, Сону перехватывает квоффл Джеюна и забрасывает в кольцо. Вратарь хаффлпаффской сборной, Рюджин, запаздывает буквально на долю секунды. — Ким Сону забивает гол, зарабатывая десять очков Гриффиндору! Три-два и Хаффлпафф по-прежнему лидирует. Ли Ёнбок, загонщик соперников, замахивается битой и бьёт бладжером аккурат в спину летящего за снитчем Рики. Чонсон с отчаянно колотящимся сердцем кидается в их сторону и отбивает мяч. Рики остаётся невредим, но Пак, будто сквозь толщу ваты, всё равно слышит громкий, разрывающий пространство поля крик и предшествующий ему треск ломающихся костей. Сначала Чонсон принимает этот звук за раскат грома, но быстро осознаёт в чем дело, когда поворачивается к источнику звука и видит припавшего к метле, держащегося одной рукой за древко бледного как снег Сону. Толпа вздыхает так громко, что у Чонсона из лёгких вышибает весь воздух. Пак, как ошалелый, подлетает к Киму, приобнимая скулящего от боли парня за здоровое, не сломанное плечо, чтобы тот не упал с метлы окончательно. Чонсон не один кидается спасать Сону. Следом за ним подлетает побледневший, отчаянно сжимающий древко метлы Рики. Чонсону кажется, что либо он, либо младший вот-вот сойдёт с ума. — Снитч! Ники, снитч! Я позабочусь о Сону, — Рики переводит взгляд с Сону на Чонсона и с Чонсона на Сону, неверяще качая головой. — Блять, Ники, снитч! Выполняй свою работу, а я займусь своей. Нишимура колеблется с секунду и наконец улетает по направлению к Вонён, но, кажется, слишком поздно. Арин подлетает к Паку, помогая опуститься на землю вместе с дрожащим Сону. Девушка повторяет что-то про то, что игра закончилась, что они могут идти в больничное крыло все вместе. Чонсон не понимает ни слова из того, что она говорит, но рядом, словно из ниоткуда, вырастают люди. Много людей. Толпа людей. Николас оказывается рядом следом, сжимает его плечо и помогает довести Сону до общих раздевалок. Толпа людей остаётся на поле, ждать новостей. Чонсон всё ещё не понимает, какого чёрта им вообще разрешено выходить на поле во время игры. Но когда Вонён входит в раздевалки, сжимая в руках снитч, и предлагает помочь с транспортировкой Сону в замок, до Пака наконец начинает доходить происходящее. Они проиграли.