Рейвенкло - Слизерин. Первая суббота ноября.
Гриффиндор - Хаффлпафф. Последняя суббота ноября.
Рейвенкло - Хаффлпафф. Третья суббота февраля.
Гриффиндор - Рейвенкло. Третья суббота марта.
Гриффиндор - Слизерин. Последняя суббота апреля.
Слизерин - Хаффлпафф. Третья суббота мая.
Брови Чонсона хмуро сводятся к переносице, пока он буравит взглядом кусок пергамента, склонив голову набок. Пак падает в мысли почти моментально, его зрение подёргивается дымкой, и он уже не видит перед собой ничего, кроме схем и картинок в голове. Шестерёнки в его мозгу скрипят с большим энтузиазмом, подкидывая Чонсону изображения разнородных тактик для применения на поле. В его сознании уже вовсю проигрывается диафильм предстоящей игры против Хаффлпаффа, когда кто-то вваливается в раздевалки с метлой наперевес. Чонсон отмирает, вспоминает о существовании одинокого летуна на поле, и оборачивается, чтобы его тут же пригвоздило на месте. Хисын, кажется, окаменевает тоже. — Чонсон? — срывается с губ старшего с таким поражённым восклицанием, будто он как минимум увидел перед собой призрака факультета за пределами замка. Чонсон почти ёжится при звуке своего имени, заставляет себя приветственно кивнуть и гулко сглатывает, кожей ощущая сгущающуюся атмосферу неловкости и напряжения. За все те два года, что они не общались, они никогда не оставались один на один: ни на квиддичном поле как игроки сборных своих факультетов, ни на уроках, окруженные одногруппниками, ни в коридорах замка, всегда сопровождаемые друзьями. Но теперь Чонсон капитан, Хисын тоже, и им предстоит коммуницировать друг с другом намного чаще. Пак совсем забыл об этой важной детали новой должности. Хисын неловко прокашливается в кулак и отворачивается, чтобы положить метлу на место. Чонсон, опомнившись, нервно дёргает за молнию сумки, выуживает чистый смятый лист пергамента, пузырек с чернилами и волшебную палочку, кладя их и позабытую в руке записную книжку на стол. Леветировав каплю чернил на пергамент, Чонсон подходит к стенду, касается палочкой листка с расписанием и, произнеся заклинание, копирует написанное. Капля чернил на его пергаменте растекается в разные стороны, формируя буквы и слова. Чонсон поспешно дует на них, чтобы поскорее высушить чернила, игнорируя неловко топчущегося неподалёку Хисына. Сердце Пака бьётся тревожно быстро, его руки немного подрагивают, пока он копирует себе расписание, и Чонсон молится всем существующим и вымышленным богам, чтобы Ли Хисын этого не заметил. Но Хисын заметит. Он с детства был внимательным, умел примечать малейшие изменения в поведении людей, использовал это себе в угоду. Настоящий слизеринец, едко шипит голос в чонсоновой голове. Чонсон сгребает всё себе в сумку и готовится вылететь из раздевалок, но голос Хисына останавливает его у выхода, будто он всё ещё имеет над ним какое-то влияние. — Чхве Евон судья в этом сезоне. — Арин?! — Чонсон поворачивается к нему, не способный скрыть радость в голосе. Хисын опускает голову, стушевавшись под взглядом Чонсона. Сейчас они обменялись рекордным количеством фраз за два последних года. — У неё практика в академии. Отработает два года и сможет стать судьей региональных чемпионатов. Пак невольно улыбается. Арин была выдающейся спортсменкой, одной из лучших за всю историю Хогвартса, прекрасно разбиралась в тонкостях игры и виртуозно совмещала игру за сборную Рейвенкло и комментирование матчей на пару с братом, Чхве Субином. Некоторые приходили на матчи только ради неё, и лишь самый ленивый не пророчил ей большое будущее. — Круто, — выдыхает Чонсон. — А профессор... — Профессор Чон продолжит преподавать УЗМС, он никуда не делся. Пак кивает и опускает голову. Его сердце внезапно сжимает в тисках. Это... странно. Странно вот так общаться с кем-то, кто когда-то был для тебя самым важным человеком на планете. На секунду даже кажется, словно всё может стать так, как прежде. Что, обменявшись парой дружелюбных фраз, они смогут склеить всё разбитое. Но так всего лишь кажется. Чонсон снова бездумно кивает и выходит из раздевалок, так ничего и не ответив. До замка он буквально бежит и вваливается в стремительно заполняющийся людьми Большой зал, загнанно дыша. Пот неприятными липкими ручейками стекает по спине и лбу. Чонсон уверен, что выглядит отвратительно. Да и чувствует он себя так же. Плюхнувшись на место рядом с Николасом, Чонсон хватается за близ стоящий кубок с апельсиновым соком и осушает его за считанные секунды. — Какие черти за тобой гнались? — спрашивает сидящий напротив Бомгю. От любопытства он даже перестаёт ковыряться в тарелке с глазуньей, пока Николас преспокойно накладывает себе побольше бекона. Чонсон поднимает палец вверх, прося дать ему время, делает пару глубоких вдохов, припадает к вновь наполнившемуся кубку с соком, выпивая половину, и ныряет рукой в сумку, доставая лист пергамента с расписанием предстоящих матчей. Бомгю берёт лист в руку, держа его над столом так, чтобы Николас тоже смог увидеть и прочесть написанное. — Первый матч и сразу против Джейка, — первым подаёт голос Николас. Бомгю согласно мычит. — Заставит же он нас попотеть. Прямо как Джей сейчас, хоть рубашку выжимай. Чонсон, до этого обмахивавшийся учебником по травологии, шутливо замахивается им на друга. Бомгю отклоняется, проказливо гогоча. — Надеюсь, у тебя есть какая-то тактика против него, — Николас хмурится, будто сам сомневается, что в мире способна существовать тактика для того, чтобы обыграть Шим Джеюна. Среди охотников четырех хогвартских команд ему ещё не было равных. — Нужен ловец, — наконец произносит Чонсон с тяжёлым вздохом. — Нужен кто-то, кто сможет быстро выследить и так же быстро поймать снитч, пока Джейк не порвал нас в количестве го́лов. С выпуском из Хогвартса Кея и предыдущего ловца их команды в их сборной появились две незанятые позиции. Расчётливый ум почти каждого капитана сборных по квиддичу мечтает найти выдающегося ловца, чтобы приблизить команду к победе, и Чонсон не исключение. — В команде Джейка тоже нет ловца, — кивает Бомгю. — Да и предыдущий был так себе, может у Джеюна на них плохой вкус. Чонсон усмехается. При всей блестящей игре самого Джеюна, ловец в его команде действительно был никудышный. Отчасти именно из-за него в прошлом году они уступили кубок квиддича Слизерину. Чонсон понимает, что это всё шутки, что у Джейка сильная, грамотно сформированная команда, просто иногда в определенные периоды времени на факультете не оставалось подходящих на ту или иную позицию игроков. Так, в прошлых годах у Рейвенкло было худо с загонщиками, у Гриффиндора — с охотниками, пока в команду не вступил Бомгю и не притащил с собой свою двоюродную сестру, Минджон, а та не порекомендовала заменить их, по её словам "до неприличия слепого и неповоротливого как медведь", вратаря на свою подругу, Учинага Эри. — Если в этом году их ловец будет лучше, чем предыдущий, нам всем конец, — вздыхает Николас, ковыряя вилкой кусочек бекона. — Что за настрой?! — вскидывается Чонсон, замирая с нанизаной на вилку сосиской в руке. — Да, Джейк почти собрал свою команду мечты, но и мы тоже впервые за долгое время близки к этому. Я верю, что где-то за этим столом сейчас сидит тот самый первоклассный ловец, у которого ещё не было возможности показать себя. Вы вообще в курсе, что по статистике Гриффиндор выпускает больше профессиональных игроков, чем остальные факультеты? — Давай сделаем вид, что не слышим это в десятый раз, — обращается к Николасу Бомгю, и Чонсон снова замахивается на него уже вилкой под взрыв их хохота. Это не описать и не объяснить словами, Чонсон сам не понимает почему, но именно в этот момент что-то глубоко внутри него словно требует "поверни голову, посмотри туда, посмотри", словно кто-то дёргает за верёвочку по ту сторону. И Чонсон смотрит, перехватывая взгляд Хисына, сидящего через стол от них за столом своего факультета. Это то, что происходит с ними с того момента, как они перестали общаться. Они не обмениваются фразами, не здороваются, словно игнорируя существование друг друга, но каждый раз они натыкаются взглядами. Это жутко, потому что они оба будто заранее знают, куда смотреть: взгляд не бегает, не ищет среди толпы, сразу находит нужные глаза и смотрит прямо. Это неловко и жутко. И больно. Хисын дёргается, застанный врасплох, и делает испуганный вдох. Улыбка Чонсона стекает с лица, и он поспешно отводит взгляд. Ещё мгновение назад в глазах Хисына Пак смог разглядеть тоску. Он знает название этому взгляду, потому что сам иногда так смотрел на него, когда Хисын, так же как и Чонсон сейчас, громко смеялся над шутками своих друзей. Потому что Чонсон когда-то был на их месте и когда-то этот смех был адресован только ему. Чонсон утыкается взглядом в тарелку, поспешно делая вид, что занят поглощением завтрака, хотя, как назло, в горло ничего не лезет, и он буквально заставляет себя глотать кусок за куском. Бомгю с Николасом к этому времени разговариваются и не успевают заметить смену в настроении друга, отчего Пак про себя облегченно выдыхает. Но механизм запущен, Чонсон уже не может остановить работу раззадоренного мозга, образ ввалившегося в раздевалки Ли Хисына всё ещё свеж в его голове и всплывает перед глазами. Он вытянулся за это лето ещё больше, стал выше Чонсона на полголовы точно. Лицо осунулось, куда-то пропала детская припухлость щек. Пак горько усмехается, когда понимает, что в нём остаётся всё меньше от того маленького Хисына, с которым он бегал играть в плюй-камни на больших переменах. Ещё чуть-чуть, ещё пару годков, и они не смогут узнать друг друга, если вдруг жизнь столкнёт их посреди толпы в какой-нибудь Косой аллее. Что-то внутри Чонсона обрывается во второй раз в жизни. Он уже и не думал, что сможет вновь испытать схожее чувство опустошения. Он проносит это чувство в груди через весь оставшийся день, делает с ним первое домашнее задание, проводит ужин и беспокойную ночь. Чонсон засыпает с ним и с мыслью, что они окончательно и бесповоротно выросли. Тех беззаботных детей, какими они когда-то были, больше нет. И уже не будет.***
"Всем капитанам сборных по квиддичу! Командам рекомендуется провести набор недостающих игроков. В ваших же интересах необходимо сделать это как можно скорее. Расписание наборов согласовывается со мной. Меня можно найти в бывшем кабинете профессора Чон на третьем этаже с 2 часов дня до 6 часов вечера. Ваша Судья Чхве." Чонсон брезгливо держит кончиками пальцев пергамент, секундами раннее побывавший в тарелке с овсяной кашей благодаря золотистой сипухе, влетевшей в Большой зал вместе с остальными совами, разносящими письма и газеты. Бомгю и Минджон сбоку громко переговариваются, обсуждая доставленные им письма от родителей. Николас и пришедший посидеть за их столом рейвенкловец Ыйджу бурно обсуждают маггловский супергеройский фильм. Чонсон во всём маггловском, к своему сожалению, мало что смыслит, поэтому в разговор не включается и продолжает сидеть молча, буравя глазами письмо от Арин, пока к нему не подсаживается Учинага Эри. — Как провёл каникулы? Чонсон встречается с её пытливым и знающим взглядом. В конце концов, именно она помогла ему найти работу и жильё на лето. — Хорошо. Прекрасно, я бы сказал. Самое счастливое лето в моей жизни, — кивает Чонсон, улыбаясь. Подруга улыбается в ответ. Пак не лукавит, ему действительно давно не было так хорошо, несмотря на трудности, с которыми пришлось столкнуться. Это была первая работа в жизни Чонсона: лавка прорицания и оккультизма, небольшой бизнес двоюродного дяди Эри. В кратчайшие сроки Паку пришлось погрузиться в мир прорицаний, ознакомиться с оккультными предметами со всего мира и отделаться всего парой проклятий и недельным пребыванием в больнице Святого Мунго. Всё лучше, чем проводить лето в компании своих чопорных чистокровных родителей. — Ты всё сделал правильно, — говорит Эри убеждённо и подбадривающе сжимает его плечо. — Некоторые сбегают от родителей и совершают ошибку, но твой путь верный. У Чонсона нет оснований не верить девушке, Эри всё-таки прорицательница в шестом колене. Время от времени ему не хватало таких слов. Не хватало, когда он, засыпая в лавке, окружённый таинственными, а, порой, и опасными амулетами, талисманами и артефактами, уставший после целого дня консультирования непрекращающегося потока фанатичных до прорицания волшебников, задумывался: правильно ли он поступает. Это были моменты слабости, которые он редко себе позволял. Иногда он позволял себе думать, что на самом деле не создан для "простой" жизни, что ему лучше вернуться в родительский особняк под мамино крыло, где ему гарантированы огромная крыша над головой, вкусная еда, большая теплая постель, приличный счёт в банке и нагретое в министерстве местечко. Получить всё это, всего лишь отказавшись от собственной свободы, вручить родителям в руки абсолютную покорность. Всего лишь. Чонсон ненавидел себя за такие мысли. — Спасибо, — искренне произносит Пак. — Без тебя я бы пропал. Эри усмехается, отмахивается. Сама скромность. Минджон и Бомгю наконец обращают на них внимание и наперебой начинают рассказывать о том, как их очередной не пойми какой по счету кузен обручился с полувейлой. Чонсон отвлекается от мыслей о прошедшем лете и возвращается к ним только на первом в этом учебном году уроке зельеварения. Как только Чонсон входит в класс, взгляды некоторых слизеринцев мгновенно направляются на него. Он чувствует их кожей и знает им причину, но не подаёт вида, гордо вздёрнув голову и пройдя на своё место, лишь сжатая напряжённая челюсть выдаёт скрываемый накатывающий гнев. Бомгю, его вечный товарищ по котлу, подходит следом, не стесняясь и выдерживая любопытные взгляды в их сторону. — Что этому отряду пресмыкающихся от тебя надо? — произносит Чхве, не заботясь даже приглушить громкость голоса. Чонсон усмехается и качает головой, мол, Мерлин с ними, а сам, не удержавшись, поднимает голову и мгновенно перехватывает взгляд Хисына с другого конца класса. Ли тут же опускает глаза вниз, открывает учебник и начинает бездумно листать страницы. Пак сжимает кулаки до хруста и до побелевших под кожей костяшек. Вот значит как. Хисын тоже присоединился к кучке осуждающих чистокровных детишек. Что же, этого и стоило ожидать. — Это из-за того, что ты сбежал из дома? — спрашивает Бомгю уже шёпотом, обеспокоенный резкой сменой в настроении друга. — Похоже на то, — цедит сквозь зубы Чонсон. Пак ожидал чего-то подобного перед началом нового учебного года, в основном ставил на то, что первыми своё осуждение выскажут представители слизеринской элиты. Как бы руководство школы ни пыталось бороться со стереотипами о факультетах, какими бы милыми и пушистыми некоторые слизеринцы ни были, подавляющее большинство отпрысков чистокровных, помешанных на статусе крови родителей обитало именно на Слизерине. И Чонсон считал, что имел полное право думать о них в негативном ключе. Многих из тех, кто сейчас кидал на него "незаметные" взгляды, Паку доводилось видеть и, к сожалению, даже слышать, на постоянных летних и зимних встречах, на которых собирались чистокровные взрослые и их податливые чистокровные детишки. За большим столом обсуждались будущие помолвки и объединение семейных генеалогических ветвей, а за закрытыми дверями — с теплотой и взаимным чувством ностальгии вспоминались дни гонений магглорожденных и полукровок. Пустой в этот раз стул, который раньше занимал Чонсон, должно быть, не оставил никого равнодушным. Интересно, как объяснили его отсутствие родители? И стали ли объяснять вообще? Или, может, молча показали его уже выжженное имя на их семейном древе? В любом случае, было ясно как день: скоро ни одна живая душа в замке не будет не знать, что этим летом единственный сын чистокровного семейства Пак сбежал из дома. Под размеренные объяснения профессора Мина Чонсон нарезает корень асфоделя, но мыслями находится совсем далеко от их с Бомгю котла. Взгляд Хисына никак не выходит у Пака из головы, обрастает идеями и догадками, большинство из которых не несут в себе ничего хорошего. Если ещё вчера сердце Чонсона трепетно сжалось в жалком приступе эфемерной надежды, сегодня от этого чувства не осталось и следа. Хисын всегда был там, на этих встречах чистокровных семейств, принимал роль молчаливого наблюдателя, отрешенным взглядом озирающегося по сторонам, слушающим и никогда не высказывающимся. Он никогда не выступал против того уклада жизни, в котором ещё пару месяцев назад Чонсон был заточён. Хисын всегда оставался любящим младшим сыном, никогда не разочаровывающим, всегда прилежным, всегда лучшим. Он стабилен. Погруженный в раздумья Чонсон добавляет в котёл слишком много корня и портит их с Бомгю напиток живой смерти под эмоциональное негодование друга и смешки студентов другого факультета. С плохо скрываемой досадой Пак наблюдает, как мерцающая серая жидкость превращается в жижу болотного цвета. — Из... этого могло бы выйти лучшее зелье на курсе, — качает головой подошедший к их котлу профессор. — Такое количество асфоделя в составе явно не пошло на пользу. В следующий раз будьте осмотрительнее. Бомгю, чьи родители и родители его родителей построили бизнес на продаже зелий, скрещивает руки на груди, упершись пустым взглядом в шкаф напротив. Чонсон вздыхает, взъерошивая волосы на затылке. — Извини. — С тебя та карточка с Пинкстоун. В этот раз точно. Чонсон лишь согласно мычит в ответ. После уроков Пак сразу же бежит в судейский кабинет, минуя спешащих по своим гостиным студентов. Евон здесь, разбирает вещи вместе с братом, приветственно кивнувшим вошедшему гриффиндорцу. — Здравствуй, Джей! — радостно восклицает Арин, подлетая к парню и пожимая ему руку. — Поздравляю с должностью капитана. Чонсон не удерживается от широкой улыбки и кланяется. — Спасибо. Девушка широко улыбается в ответ, подходя к столу, принявшись копаться в кипе бумаг. — Кей написал мне про тебя, как только узнал, что я возвращаюсь в Хогвартс в качестве судьи. — Да? — Чонсон неловко топчется на месте, пока Евон возится с документацией. На периферии сознания теплом отдаёт мысль, что даже после выпуска Кей умудряется заботиться о своей команде. — Ты тоже своего рода легенда квиддича, Джей-я, — тянет Субин, заговорщически подмигнув, левитируя коробку с вещами в другой конец офиса. — Да ну, — довольно усмехается Чонсон, стремительно краснея. — Я просто делаю, что должен. — До тебя тут побывали уже два капитана, — подаёт голос Евон, — так что для отбора игроков остаётся два времени: воскресенье три часа дня и пять часов вечера. Выбирай. Чонсон хмурится, заглядывая в расписание отборочных, которое Евон кладёт на стол. Взгляд неосознанно цепляется за витиеватое "Слизерин", написанное напротив часа дня. Роспись Хисына не изменилась спустя два года. — Юна капитан Рейвенкло? — проговаривает Чонсон вслух, видя девичью роспись напротив десяти часов утра. — В этом году у вас конкуренция жёсткая, — усмехается Субин, подойдя к сестре и однокурснику. — Комментировать будет интереснее. Чонсон бездумно кивает и расписывается на листе пергамента напротив трёх часов дня. Чем быстрее они расправятся с отборочными, тем свободнее будет день. Дверь за Паком распахивается, ударяясь о стену, и в кабинет вваливается запыхавшийся хаффлпаффец. — Только не говорите мне, что я опоздал, — бормочет Джеюн с лёгкой улыбкой на лице, глядя на расписывающегося Чонсона. — Ты последний из капитанов, Джейк-и, — снисходительно улыбается Евон. — Пять часов вечера в это воскресенье полностью твои. — Айщ, — Джеюн досадливо дёргает головой, подходя к столу. Чонсон хлопает его по плечу, передавая перо. — Мы рады, что ты снова с нами, Арин, — подаёт голос Пак, и Джеюн одобрительно мычит, чиркая по пергаменту, не поднимая головы. — Без тебя матчи были так себе. — Я тоже рада, что смогла вернуться, — смеётся девушка. Когда они выходят за дверь спустя несколько минут разговора о лётной академии Евон, Джеюн приобнимает Чонсона за плечи. Пак улыбается. Как-то повелось, что несмотря на то, что Джеюн обучался на курс ниже Чонсона, они часто проводили время вместе, в основном благодаря Николасу, который был однокурсником Джеюна и привёл его в их компанию, как только они все почти одновременно начали свою квиддичную "карьеру". Сам Джеюн славился своим дружелюбием и доброжелательностью, поэтому поладить с ним было несложно. Он был милым, совсем не до скрежета зубов, и даже старался поменьше обсуждать с Николасом маггловские темы, чтобы Чонсон не чувствовал себя не в своей тарелке. Пак был благодарен. — Как провёл лето, Джей? — в голосе Джеюна чистая искренняя заинтересованность, но Чонсон всё равно не удерживается от усмешки. — А то ты не знаешь? — фыркает Пак, пока они бездумно бродят вдоль полупустого коридора. — Мне плевать, о чём там шепчутся по углам. Мне интересно узнать лично от тебя. Чонсон вздыхает, останавливается. Джеюн тут же хмурится, сбрасывая с плеча Чонсона руку и поднимая ладонь на уровень их лиц. — Не говори, если не хочешь. Я не давлю. Просто интересуюсь. — Нет, всё в норме, Джейк-и, — поспешно произносит Пак. — Я всё лето почти безвылазно работал в лавке дяди Эри, оборвал связи с родителями. Много думал. — Не знал, что ты умеешь, — не удерживается Джеюн от подколки и довольно улыбается, прикусив губу, пока Чонсон несильно бьёт по его плечу. — Родители не пытались до тебя добраться? — Бывало пару раз, но я домой уже не вернусь, — убеждённо качает головой Пак, привалившись плечом к холодной каменной стене. — Рычагов давления на меня у них уже нет. Ну а ты? Как твоё ничего? — Продуктивно, — хмыкает Джеюн. — Слетал к родственникам в Австралию и в Новую Зеландию к другу. Хисын часто гостил... — С каких пор он гостит у тебя? — срывается у Чонсона. Он тут же напрягается, пожалев о сказанном, когда видит недобрый блеск в глазах друга. — С недавних, — пожимает плечами хаффлпаффец, поджав губы. — Понятно. Это не моё дело. Джеюн вздыхает. Ещё два года назад, когда родители Хисына и Чонсона поставили им условие: поменьше якшаться с магглорожденными и по возможности с полукровками, когда Чонсон принял для себя решение теперь уже открыто пойти против отца и матери и когда Хисын согласился с предложенными условиями родителей, Джейк оказался меж двух огней. Тогда они только начали как следует общаться друг с другом, и Чонсону было стыдно, что такая проблема вообще возникла и что Джеюну, магглорожденному, пришлось стать свидетелем того, как чистота крови стала разладом в их дружбе. И теперь Джеюн так просто, словно о погоде за окном, говорит, что бросивший их компанию Хисын гостил у него. Так просто. Пока у Чонсона в жилах от злости закипает кровь. — Если хочешь узнать больше, узнавай у Хисына. Это всё, что я могу сказать. И не делай поспешных выводов, — предупреждает Джеюн, похлопав друга по плечу. — Твои гордость и предубеждение тебя погубят когда-нибудь. Чонсон знает, что все его эмоции сейчас можно прочесть на его лице по хмуро сдвинутым к переносице бровям и сжатой челюсти с играющими на скулах желваками. Джеюн снова вздыхает, совершенно не удивленный подобной реакции на свои слова. Обида Чонсона на их общего бывшего друга ушла корнями слишком глубоко, чтобы сойти на нет всего за несколько минут. — Ладно, давай как в старые добрые: на кухню за булочками с корицей. А потом оповестим свои факультеты об отборочных, — предлагает Джейк, хитро сверкнув глазами, зная, что только что надавил Чонсону на ахиллесову пяту. Пак ещё мгновение держит лицо, но недолго, закатывает глаза, криво усмехается и хлопает Джеюна по плечу. — Задобрить меня пытаешься? — Допустим, пытаюсь. И у меня прекрасно получается. Чонсон смеётся и почти что забывает об их разговоре. Почти. Засунув руки в карманы мантии, Чонсон следует за Джеюном, бормочущим "пять, мать твою, вечера, мы так до ночи будем игроков отбирать", мыслями неосознанно переносясь в далёкий вечер двухлетней давности. " — Нам лучше перестать общаться, Хисын. Мы пошли слишком разными путями. "***
Чонсон относится к плакату с объявлением об отборочных слишком серьёзно по мнению Чхве Бомгю. По своему мнению тоже, когда он проводит полночи в гостиной факультета, продумывая дизайн и заколдовывая ватман в одиночку, потому что все нормальные гриффиндорцы давно спят. Бомгю и Николас наутро оценивают творчество Чонсона на одиннадцать из десяти. Возможно, под влиянием залегших под глазами их друга тёмных кругов. Или его злого уставшего взгляда. Пак вешает объявление на доску в гостиной и вызывает резонанс в обществе однофакультетников. Ребята со всех курсов стекаются к плакату с изображением знаменитого выпускника Гриффиндора, играющего сейчас за "Паддлмир Юнайтед", и надписью "Ты можешь стать следующим", что звучит довольно зловеще на вкус Николаса. Не без гордости Чонсон замечает, как возле доски с объявлениями то и дело вьются стайки студентов, рассматривающие его плакат. Некоторые особо смелые младшекурсники даже заговаривают с ним, в основном спрашивают, на какой он метле летает и за чью команду болеет. Чонсон впервые чувствует, что может быть примером для подражания. Воскресенье близится стремительно, и вскоре весь Хогвартс, словно улей, жужжит только об отборочных. Ночь субботы Чонсон проводит почти без сна. В день икс в общих раздевалках Чонсона одолевает острое чувство нервозности. Впервые за этот учебный год он выйдет на поле в качестве капитана. Несмотря на то, что его вступление в эту должность было лишь вопросом времени и выпуска Кея из Хогвартса, сейчас его факультет сможет и будет оценивать его лидерские качества. Мнение и оценка окружающих всегда имели для Чонсона низкий коэффициент по степени важности, но не в этом случае. Сейчас ему как никогда не хотелось упасть в грязь лицом. За несколько лет Кей сделал многое для сборной Гриффиндора, подарил факультету сильную команду и кубок по квиддичу три года назад, и Чонсон хотел стать достойным продолжателем его дела. Но ещё больше хотелось отличиться: Кей состоял в должности капитана четыре года, Чонсон будет им лишь один. Сжав древко метлы, Чонсон выдыхает и выходит на поле. Его брови взлетают вверх от удивления, когда он видит количество зевак на трибунах. По ощущениям, тут собрался целый факультет, не меньше. Продолжая непонимающе оглядываться, Чонсон подходит к стоящим посреди поля членам своей команды. — Что за внезапный интерес к квиддичу? — Не думаю, что здесь играет роль квиддич, — усмехается Минджон, разминая руки. — Плакаты видишь или тебе, слепышу, зачитать? Чонсон щурится на плакат в руках девушки в гуще зрителей и читает крупно написанное "КИМ СОНУ, ВПЕРЁД!". — Что ещё за Ким Сону? — бормочет Чонсон. — Джей, тебя как будто всё это время в пещере держали, — закатывает глаза Эри и кивком головы указывает на двух парней, стоящих чуть поодаль от остальных пришедших на отбор игроков. — Вон тот, с розовыми волосами. Это Ким Сону, один из самых популярных парней нашей школы. — Тут его поклонники со всех факультетов собрались, — кивает Николас, опирающийся о метлу. — Он единственный метаморфомаг на факультете и, возможно, во всей школе. Как ты мог не знать? — с явным осуждением во взгляде произносит Бомгю. — Может, где-то слышал, — пожимает плечами Чонсон, переключая своё внимание на других собравшихся на поле студентов, коих было значительно меньше, чем зрителей. — Сейчас важно совсем другое. Ставки будем делать? — Спрашиваешь, — фыркают Бомгю и Минджон одновременно. — Ставлю на того высокого, рядом с Сону, — уверенно кивает Эри, остальные дружно вздыхают. Если Учинага Эри, прорицательница в шестом поколении, говорит, что высокий пройдёт в команду, значит так и будет. Чонсон от этого снова переключает на него и его розоволосого друга всё своё внимание, чуть нахмурившись. — Кто-нибудь о нём что-нибудь знает? — Только то, что он тесно общается с магглами, — продолжает Эри. — И свяжет своё будущее с квиддичем. — Может, ты заглянешь за завесу будущего, скажешь, кто второй игрок, и мы разойдёмся без отбора? — предлагает Бомгю, скептично усмехаясь. Минджон толкает его локтём под рёбра, отчего он громко вскрикивает. — Что насчёт Сону? — спрашивает Николас, обращаясь к Эри. Он всегда относился к прорицаниям с большим уважением. — Пройдёт? — Метаморфомагов очень сложно читать, я почти ничего о нём не вижу. Так что ставлю только на высокого магглорожденного. — Я так понимаю, в ставках смысла нет, — произносит Бомгю. — Все всё равно поставят на того высокого. — У меня тоже особых идей нет, — пожимает плечами Минджон. — Хорошее начало, — вздыхает Чонсон как раз в тот момент, когда на поле появляется Евон с левитирующим позади неё сундуком с мячами. С её появлением по трибунам прокатывается волна взволнованных шепотков и вверх устремляются новые плакаты уже с именем Арин. Чонсон не удерживается от закатывания глаз. Похоже, дело явно не только в Ким Сону и не в их знаменитой гриффиндорской команде. — Так, — начинает Пак, хлопнув в ладоши, привлекая к себе внимание присутствующих на поле. — Я капитан сборной Гриффиндора, Пак Чонсон. Приветствую всех, кто не побоялся и пришел сегодня попытать удачу. Как вы уже знаете, после выпуска из школы двух игроков нашей команды нам не достаёт ловца и охотника. Кто пришёл пробоваться на позицию охотника — встаньте слева от вас. На ловца — справа. Чонсон кивает самому себе, увидев полученный результат: четыре студента на позицию ловца и шесть — на охотника. Пак распределяет шестерых по двум командам и отбирает двух ловцов для игры, пока посадив на трибуны ещё двух других, в числе которых оказался высокий брюнет, о котором говорила Эри. Ким Сону решает пробоваться в охотники. Благодаря разговорам сокомандников, внимание Чонсона невольно возвращается к розоволосому. Раздаётся громкий судейский свисток, квоффл поднимается вверх и игра начинается. Чонсон отрывается от земли, взлетает вверх и зависает в воздухе. Сегодня он в роли наблюдателя. Позицию загонщика вместо Пака берёт на себя Бомгю. Позицию вратаря второй команды — Минджон. Первые минуты матча проходят в обоюдной неловкости: охотники поначалу теряются, сталкиваются друг с другом, будто не зная, куда себя деть в этом огромном пространстве квиддичного поля. Бомгю и Николас пытаются задать темп, отбивая бладжеры в разные стороны, заставляя игроков совершать крутые виражи, чтобы избежать столкновения со свистящими над головами мячами. Вскоре из игры, сбитые бладжерами, вылетают охотник и ловец. Чонсон подзывает третьего ловца с трибун, чтобы тот включился в игру. Высокий друг Ким Сону продолжает ждать своей очереди. Чонсон словно ястреб, не отрываясь, следит за игроками, но его взгляд то и дело цепляется за розовую макушку, пролетающую мимо него и забивающую свой первый гол в кольцо, охраняемое Минджон. Девушка смачно выругивается, от неожиданности округлив глаза. Чонсон и сам теряется, когда Сону применяет выпад Финбурга под оглушающие крики с трибун. Раньше такое на поле вытворяли только Кей, Ёнджун да Джейк, и Чонсон впервые за долгое время видит, как этот выпад совершает кто-то вне золотой троицы. Самодовольно улыбаясь, Сону мастерски избегает столкновение с бладжером, облетая поле элегантными зигзагами. В какой-то момент Бомгю и Чонсон переглядываются и кивают друг другу. Место охотника в их команде уже определенно занято. После часа игры в копилке Сону три гола, выпад Финбурга, уловка Петровой и зачатки обожания от Пак Чонсона. Метаморфомагу определено точно среди остальных пробующихся на позицию охотника нет равных, и Чонсон принимает решение относительно него без сложностей и лишних дум. Единственной проблемой остаются ловцы, то выискивающие снитч глазами, то теряющие его из вида. Чонсон сдаётся, просит второго ловца вернуться на трибуны и наконец вызывает на поле высокого любимчика Учинага Эри. То, с каким рвением гриффиндорец садится на метлу и с какой ошеломительной скоростью пролетает мимо Чонсона, вызывает в Паке мысль, что, вероятно, Эри снова оказалась права. Высокий летает так, словно был рождён в воздухе. Он каким-то образом оказывается быстрее своего оппонента, хотя мётлы у них у всех школьные и абсолютно идентичные, и в несколько раз ловчее, молниеносно уворачиваясь от бладжеров, игроков и квоффла. Вскоре он и другой ловец одновременно замечают снитч, и друг Сону бросается к золотому крылатому шарику, со свистом рассекая воздух и оставляя оппонента далеко позади. Чонсон не контролирует упавшую в восхищении челюсть. Пораженно наблюдая за тем, как высокий гриффиндорец сокращает расстояние между собой и снитчем, Пак задаётся вопросом, не снится ли ему фантастический сон без всякой связи с реальностью, потому что то, что он наблюдает сейчас — игра первоклассного качества. Парня хоть сейчас бери и забрасывай на региональные чемпионаты. Чонсон уверен, что сорвал джекпот. Подлетая к Арин, следящей за честностью проведения игры, Чонсон оповещает её, что они закончили. Девушка кивает и свистит в судейский свисток. Тяжело дышащие, вспотевшие и обессиленные, игроки опускаются на землю. Высокий сжимает трепещущий в ладони золотой снитч. Рядом к его плечу приваливается розовая макушка. Трибуны взрываются грохотом криков и аплодисментов. — Вы оба проходите, — без всяких предисловий объявляет Чонсон, указывая на двух друзей. Сону драматично и шокировано открывает рот, прижимая ладонь к груди, высокий широко улыбается квадратной улыбкой и приобнимает Кима за плечи, пока толпа грозит сорвать голосовые связки. Чонсон выглядит как довольный насытившийся кот. — Спасибо всем, кто пришёл сегодня. Усердно тренируйтесь, у вас будет возможность попасть в команду в следующем году, — подбадривает Пак понурых гриффиндорцев, для которых слова капитана сейчас явно никакой погоды не делают. Чонсон лишь надеется, что они передадут сказанное двум бедолагам в больничном крыле. — Поздравляю, — протягивает их новым игрокам ладонь Минджон, остальные присоединяются к ней, наперебой поздравляя и обнимая двух гриффиндорцев. — Твой выпад Финбурга это просто полный отвал всего! — восклицает Бомгю, пока Сону звонко смеётся и благодарит за похвалу. — Разве время, за которое он словил снитч, не рекорд за последние годы? — спрашивает Минджон, приобнимая их нового ловца за плечи. Парень улыбается, густо краснея. — Поздравляю вас, ребята! — улыбается Евон, подходя к ним с сундуком для мячей, в котором уже бьются в конвульсиях, прикованные ремешками, два бладжера и квоффл. Высокий гриффиндорец протягивает судье снитч, не без гордости вздернув вверх подбородок. — Теперь, Джей, жду тебя у себя в кабинете для согласования расписания тренировок. Не затягивай с этим. — Есть, мэм, — салютует Чонсон, улыбающийся во все тридцать два и довольный донельзя. Ребята утягивают его в одно большое командное объятие. Пак не удерживается от громкого искреннего смеха. Он не смеялся так с прошлого учебного года. Переодетые и умытые, они все вновь собираются в спальне семикурсников для "обряда посвящения". Бутылка огневиски переходит из рук в руки, словно трубка мира, и Чонсон чувствует, как с каждым глотком, с каждым новым сказанным словом они все становятся чуточку ближе. Сону заразительно и очаровательно улыбается и смеётся, и его волосы в тон настроению приобретают сочный малиновый оттенок. Нишимура Рики, попросивший называть его Ники, пятикурсник, их новый талантливый ловец и золотой козырь в рукаве Чонсона, с упоением рассказывает, что квиддич и полёты на метле для него самые любимые вещи в мире волшебников. Николас, обретший ещё одного друга магглорожденного, согласно кивает. Чонсон смотрит на игроков своей команды, раскрасневшихся от выпитого, бурно и громко обсуждающих в очередной раз выпад Финбурга, и впервые за долгое время чувствует растекающееся в груди тепло, но отнюдь не от алкоголя. Такое чувство вызывал в нём поцелуй перед сном от мамы в то время, когда он ещё не понимал об окружающем мире ровно ничего, когда всё, что его волновало: как выиграть у Хисына обратно шесть сиклей в волшебные шахматы. Это чувство, как ему кажется, давно им не испытывается. Иногда Чонсон боится, что зачерствеет сердцем, но сейчас, когда изнутри греет это чувство родства, не по крови, но по духу, он понимает, что будет в порядке. Они все будут в порядке.