Рука в руке

– Ты слишком спокоен. Сколько ты принял? – Юби... – Я спрашиваю, сколько ты принял? Исюань не был дураком, чтобы в самом деле поверить, что человек с которым он шёл рука об руку больше десяти лет, и по совместительству медик, ничего не поймёт и не задаст вопросы. И всё-таки он очень хотел избежать этого разговора, всем своим видом показывая, что он самостоятельно держал эмоции под контролем. – Если ты мне не ответишь, я сама их найду. – Юби, – мужчина коротко выдохнул, присаживаясь на край кровати и обхватывая руками голову. – Без колёс я бы не справился. У меня всегда был запасной набор при себе, на всякий случай. Я знаю, обещал выкинуть, даже думал, что ты заподозришь и найдёшь... – Но я тебе верила, – девушка отошла на пару шагов от своего парня, почти физически чувствуя, как что-то внутри неё ломается. Доверие, убежденность, вера в человека и человеку. Стало даже обидно, её водили за нос, не смотря на то, что в глаза говорили открытую ложь. То самое доверие лопалось как мыльный пузырь. – Зачем я тебе помогаю? Зачем постоянно вытаскиваю из твоего затянувшегося кошмара, который и кошмаром никогда не был? Зачем вообще стараюсь, зачем убила столько времени и потратила столько сил на то, чтобы в итоге, на самом деле, не сдвинуться с начальной точки? Мы сейчас там, откуда начали. Что ты теперь мне скажешь? Что оказался прав, что интуиция не подвела и ты не зря переживал и заставил и меня, и Ибо волноваться вместе с тобой, но он всё равно пострадал? Ты снова хочешь услышать от меня слова утешения? Хочешь, чтобы я заверила тебя, что всё хорошо, мы пройдём это вместе и решим все проблемы? Господи, я устала, я нечеловечески от тебя устала, от тебя и твоей депрессии, твоей мнимой вины, разросшейся до масштабов Вселенной! Я хочу нормальных отношений, а не бесплатно работать психотерапевтом двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю! На последнем предложении голос её сорвался, ныряя во всхлип, удержать который не удалось бы и Атланту из мифов. – Как я от тебя устала, – прошептала она, глядя на повисшую голову мужчины, который так и не поднял взгляда. – Мне впервые тебя совсем не жаль, ты сам довел себя до такого состояния, а может быть, если бы ты решил свои проблемы ещё тогда, много лет назад, Ибо сейчас бы не пострадал. И ты хоть понимаешь, что это незаконно? Тебя могут посадить, ты таскал с собой наркоту и дома, и здесь! Как ты вообще смог провезти её, а если бы в аэропорту нашли? Ты подумал об Ибо? Ты хоть когда-нибудь думал ещё о ком-то, кроме себя? – она отошла ещё немного назад, в глубине души надеясь, что он пойдёт за ней, что начнёт отрицать, что не отпустит, что не даст уйти, и они в самом деле пройдут всё вместе, они перешагнут этот рубеж, и станет легче, они вместе справятся. Мужчина по прежнему сидел на кровати в их гостиничном номере, смотря теперь на свои переплетённые в замок пальцы. Ему нечего сказать в своё оправдание, он знал, что никогда не был виноват, но, ирония судьбы, почему-то всегда таким и казался. И даже сейчас, когда он понимал, каждой клеточкой тела чувствовал, как теряет любимого человека, последнего человека в своей жизни, кто его по-настоящему любит, он не нашел в себе силы что-то поменять. – Ты слабак и трус, Чжоу Исюань, и я искренне желаю тебе разобраться во всем том дерьме, в которое ты себя засунул, но я больше не собираюсь принимать в этом участия, я тоже хочу быть счастливой. Когда преодолеешь себя, приходи, я дождусь. Хлопок двери прозвучал как пистолетный выстрел. Он насквозь пробил сердце мужчины, пройдя навылет и оставив в нём зияющую кровоточащую дыру. Исюань слишком хорошо помнил тот день, который положил начало концу. И случившееся сейчас с Ибо было явным доказательством, что обиды прошлого все ещё не отпустили, и жертвы, которую он принёс, всё равно мало. Боль и сожаление от осознания того, что он зря пустил свою мечту по ветру, неприятно кольнули в груди, хотя до этого ему казалось, что после ухода Юби там и вовсе уже ничего не осталось живого. Полная атрофация чувств. Шэнь Тао был его соседом по комнате в университете, лучшим другом и коллегой на льду. Юби иногда даже в шутку ревновала его, но поддерживала обоих. Тао был настолько светлым и добрым, что не раз попадал в совершенно глупые передряги, из которых вытаскивал его именно Исюань, а тот взамен полноценно доверял лучшему другу и всегда брал пример со своего гэгэ, полагаясь на него во всем, начиная от одобрения произвольной программы и заканчивая выбором вкуса мороженого на десерт. Он доверял ему всё, даже свои коньки, которые называл «счастливыми близнецами», и, по правде говоря, Исюань готов был признать, что друг на маленькую долю, на небольшой процент, но всё же превосходил его. Понимал и неосторожно несколько раз высказывался, замечая в глазах Шэнь Тао слабую рябь непонимания. Тот в самом деле не понимал, не сталкивался с завистью, не умел завидовать, искренне веря в мир во всем мире и доброту окружающих его людей. Пока однажды Исюань, будучи пьяным в хлам на дне рождения Тао, не высказал ему в открытую, что завидует тому, с какой лёгкостью тот учит новые элементы, как хорошо у него получается абсолютно всё, что связано со льдом, и как невозможно не заметить, что Шэнь Тао любимчик судей. Именинник тогда впервые ощутил что-то вроде обиды на друга, и словно взглянул на того другими глазами. Всё это время рядом с Шэнь Тао был тот, кто завидовал ему, тот, кому он доверял больше, чем себе самому, и за чьи немалые успехи радовался даже больше, чем за свои собственные. Но последней разорвавшейся ниткой прочного каната их дружбы стал второй отборочный тур на Чемпионат мира. Тао, не умевший обижаться на людей дольше суток, отпустил неприятное ощущение после откровения друга, и оставшиеся дни они провели в диком угаре тренировок, оба готовясь выдвигать свои кандидатуры от страны на Чемпионат мира. Они даже заранее условились, что кто бы из них не прошёл дальше, они будут радоваться друг за друга, и поддерживать как родных братьев. Но тот день действительно изменил всё.

***

Ибо не знал, что конкретно делал и говорил Сяо Чжань, чтобы врач позволил ему остаться на ночь в его палате, но восхищение своё скрывать не стал, как и безмерную благодарность. Пускай большую часть времени он всё же спал, иногда просыпался в холодном поту, хватая ртом воздух, стараясь вернуть себе связь с реальностью, и мечтая, чтобы ночные кошмары отпустили. Головная боль во время бодрствования стала ничем в сравнении с тем, что творилось в его голове тогда, когда он засыпал. Неудачные элементы, двойная ошибка на льду, ветер в ушах от разгона, а затем вспышка. Ослепительная, жгучая, пожирающая сознание. Соприкосновение тёплой кожи с ледяной поверхностью и адская боль, после которой темнота, которая отнюдь не была спасительной. В темноте поджидал кровавый монстр и Ибо понимал, кровь там – только его. Он не говорил Сяо Чжаню про свои сны, и без того видел насколько болезненно тот переживал случившееся, с каким страхом смотрел на больную ногу Ибо и как трепетно ухаживал за ним, не брезгуя абсолютно ничем, стараясь лучше любых сиделок и медперсонала. Сяо Чжань с любовью в глазах выносил больничную «утку» и с нежностью, от которой хотелось задохнуться, вытирал влажную кожу, чтобы привести его в относительно божеский вид. С того самого дня прошло двое суток, наркоз всё ещё не отпускал, давая о себе знать внезапными приступами тошноты, голова периодически ныла, а опустить взгляд на ногу было страшно и горло сдавливала невидимая рука каждый раз, как он пытался это сделать. На тумбочке стояли цветы от каких-то поклонников, пёстрым пятном выделяясь на фоне белоснежных стен. Засыпая, Ибо окунался в их аромат, неизменно жалея, что они не спасали от кошмаров, которые из снов превращались в реальность, каждый раз, когда он вырывался из цепких лап удушающих сновидений. – Для поддержания баланса кальция в организме твой лечащий врач выписал тебе остеогенон, а ещё сказал хорошо питаться, чтобы организм набрался сил и смог самостоятельно брать кальций из продуктов. И тебе нужно чаще бывать на солнце, сейчас как раз весна, – Сяо Чжань сидел на стуле рядом с кроватью Ибо, внимательно вчитываясь в текст, там помимо рекомендаций доктора ещё был список необходимых препаратов и детальный алгоритм действий во время ухода за компрессионно-дистракционным аппаратом. Он сейчас не сильно понимал всю суть, что-то про обработку спиц спиртом и дистилированной водой в соотношении один к одному. Он обязательно изучит всё, как только окажется один. – Сказали, что через три дня тебя могут уже выписать, так что через неделю или даже раньше мы будем дома. Ибо разглядывал свои пальцы, зажатые в чужой руке, и молчал. К нему приходил директор Чжао, принёс ещё один букет цветов, который он потом попросил Сяо Чжаня подарить медсестре. Разговор с директором был суховат и оставил в душе неприятный осадок, поселив в ней ощущение, будто Ибо сам был виноват во всём, что произошло. Он внезапно задержал дыхание. Конечно сам. Кто же ещё? Это он был на льду, это он неверно исполнял элементы и не смог справиться со скоростью, это он подвёл свою страну и директора в частности, поэтому, какое отношение он от него ждал? Это он – позор, какие ещё тут могут быть разговоры? – Хороший мой, ты меня слышишь? – Сяо Чжань слегка потянул переплетенный замочек из их рук на себя, привлекая к себе внимание. Ибо перевёл взгляд на мужчину, чувствуя как голову снова начинали сдавливать тиски, точнов стальном обруче. Он совершенно точно не хотел, чтобы Сяо Чжань уходил, но находиться с кем-то в палате становилось всё сложнее. Хотелось плакать. С того самого момента, как он открыл глаза после операции, он ни разу не оставался один: врачи, медсестры, Сяо Чжань, Исюань, Юби, директор Чжао. Ибо просто хотелось выплеснуть бушующий океан внутри, чтобы успокоить шторм в груди, не дающий свободно дышать. Плакать при Сяо Чжане он не решался, опасаясь за его состояние, тот и без того за эти дни успел осунуться, глядел с тихой затаенной болью, и делать ему ещё хуже своими слезами Ибо не намеревался. – Я задумался, прости, – он легонько улыбнулся, – тебе нужно в номер, принять душ, нормально отдохнуть. Ты же видишь, я в порядке, – Ибо ободряюще сжал ладонь. – Ты прав, – выдохнул Сяо Чжань, наклоняясь и оставляя поцелуй на лбу младшего. Касаться хотелось невероятно, но дни, проведенные в больнице, наложили свой отпечаток – Ибо казался Сяо Чжаню хрустальным, он боялся надавить где-то сильнее, сделать больно, сжать на месте синяка, причинив дискомфорт. В такие моменты в душе самого парня поднималась волна безмерной благодарности, которую он выплескивал в нежных осторожных поцелуях, упиваясь сладостью любимых губ, и признавался, что морально бы погиб без него в ту секунду, как тело коснулось льда во время рокового падения. – Я вечером уеду, приведу себя в порядок, завтра утром приеду вместе с Юби, она просилась к тебе. – А Исюань? – Я тоже спросил, но она промолчала. Не знаю, что у них случилось, это не моё дело и лезть я не буду, – лицо Сяо Чжаня всё еще находился рядом с лицом Ибо, он рассматривал любимые черточки лица, которые знал доскональнее, чем что-либо ещё в этом мире, цеплялся взглядом за ссадины, поселившиеся на нежной коже. В эти ссадины он лично втирал заживляющую мазь, легонько дуя на кожу, когда Ибо сквозь зубы втягивал воздух от боли. – Директор Чжао сказал, когда соберут комиссию по поводу расследования? – по правде говоря, это волновало его не меньше. – Уже создали, я не знаю кто конкретно туда вошёл, он называл какие-то имена... Они хотят завтра прийти ко мне с одобрения доктора Турнье. – Если ты не готов, я поговорю с ним, и их не пустят. – Всё в порядке, – Ибо поднял свободную руку и прислонил её к щеке нависшего над ним мужчины. – С этим нужно разобраться как можно скорее, я хочу услышать от экспертов, как сильно я облажался. – Ибо! Парень прямо посмотрел на мужчину, выдерживая его долгий пронзительный взгляд. Как он не понимал, что дело в самом Ибо? Ведь младшему не понадобилось много времени, чтобы осознать эту простую истину. – Даже если ты попытаешься это отрицать, я знаю, кто виноват, – Ибо упрямо покачал головой и крепче сжал тёплые пальцы Сяо Чжаня в своей руке. – Я так хотел быть первым, что стал единственным, кто так сильно обосрался, – он отвернулся от мужчины, чувствуя как слёзы подкатывали к глазам, готовые вот-вот потечь по горящим щекам, остудив их пыл. Почему его любимый человек должен видеть его таким сломленным? Почему он должен страдать из-за него? – Я обещал приносить тебе только счастье, а в итоге подвергаю тебя пыткам, просто потому, что эгоистичный мудак. – Послушай, – Сяо Чжань взял его лицо в свои ладони и приблизился максимально близко, кончиком носа прикасаясь к его, а взмахами ресниц встречаясь с длинными ресницами Ибо, кажется, это называли «поцелуем бабочки». – Позволь мне сказать так: у меня ты номер один, а второго даже нет. И нет никакой разницы какое место ты занял, в моем личном топе ты всегда первый и единственный. Эта фраза дернула что-то живое внутри Ибо, брови поползли вверх, а жгучая влага в уголках глаз предательски скатилась по щекам, оставляя на них мокрые солёные дорожки, которые тут же оказались уничтожены тёплыми губами, что выпивали его боль, забирали её себе. – Почему ты решаешь за меня? – Сяо Чжань оторвался от горячей кожи, утыкаясь в неё носом и шепот его звучал громче крика. – Нам обоим страшно, и я поплакал, пускай легче мне пока не стало, но я смог это сделать, и ты сможешь, не держи в себе, и тогда постепенно мы вместе выиграем эту войну с болью. Я люблю тебя. Сейчас. Сегодня вечером. Завтра. Всегда. Если бы мне суждено было прожить тысячу лет, я бы принадлежал тебе все эти годы. Если бы мне пришлось прожить тысячу жизней, я бы хотел быть вместе с тобой в каждой из них. Каждое слово до скончания веков отпечаталось в сердце Ибо. Он ведь знал это. Знал, потому, что испытывал то же самое. Знал, потому что давно не принадлежал себе, давно перестал быть просто собой, отдельной личностью, навечно слившись в единую систему с двумя гулко бьющимися сердцами и одной душой на двоих. Крепко обняв мужчину, он завыл в голос, позорно хлюпал носом и дышал родным человеком, испытывая и проживая гамму чувств, способных убить и воскресить одновременно. С каждой слезой тиски разжимались, нехотя отпуская жертву, ещё недавно кричащую в агонии. Тогда, на льду, открытый перелом поразил не только его ногу – казалось, сломалась душа. С каждым резким всхлипом, осколки её дрожали в предвкушении, готовые собраться воедино, но всё еще теряясь в кровавой тьме из ночных кошмаров.