a love like ours turns even the darkest coldest realm into the happiest of homes

У Аида есть величайшее из материальных царств, и он владеет душами многих людей, но единственное, что приносит ему покой, — это солнечный свет, слишком далекий и недосягаемый. Поэтому Аид предлагает Персефоне, богине весны, фрукты, чтобы убедить её остаться с ним. Она богиня плодородия, её удел — приносить рост, но он все равно предлагает ей гранат. Говорят, что среди всех его богатств это самое ценное, что он когда-либо мог предложить. Теперь это любимый фрукт Персефоны.

──────── • ✤ • ────────

Друиг хочет ударить Икариса по его идеальному лицу золотого мальчика. Их отношения похожи на отношения братьев, и по своей природе Друиг иногда ненавидит Икариса. То, как Икарис твердит о долге и ответственности каждый раз, когда Друиг пытается поговорить с Аяк о людях, действует ему на нервы. Друиг старается избегать разговоров на эту тему, когда Икарис рядом, но у этого засранца, похоже, есть самонаводящийся маячок. Как только он чувствует, что Друиг пытается спорить с Аяк о том, как помочь людям жить в мире, а не насилии, Икарис появляется из ниоткуда, чтобы навязать свою лекцию, прежде чем Друиг успевает договорить. Не то чтобы Друиг ожидает, что Аяк послушает его. Она так же, как и Икарис уверена, что на Земле они обязаны оставаться непричастными к происходящему. Но по крайней мере, она выслушает его, прежде чем отшить. В любом случае, Друиг недоволен. Иногда он ненавидит свои силы. Ненавидит других Вечных. Они не понимают бремени его силы. Он постоянно чувствует страдания, горе и гнев всех людей вокруг. Остальные живут в невежественном блаженстве. Они могут закрывать глаза на страдания. Друиг не может. Он чувствует всё так же сильно, как и сами люди, и иногда это выше его сил. К его разочарованию добавляется то, что его семья, кажется, только и ждет, когда он сорвется. Они не доверяют ему так, как друг другу, и Друиг ненавидит это. Для них его сила игрушка. Друиг считает свою силу скорее проклятием, чем даром. Он с насмешкой относится к идее использовать её для собственного развлечения. В том, чтобы выслушивать страдания и страх существ, которых они должны круглосуточно охранять, нет ничего забавного. Он не похож на Кинго, который может использовать свои космические выстрелы, чтобы порезвиться и выглядеть круто. Он не похож на Аяк, которая может исцелять и заслуживать похвалы. Он не похож на Икариса, который может летать и, естественно, возвышаться во всеобщих взглядах. Его сила практически бесполезна для других, вне его обязанностей, и сильно напрягает его самого во всё остальное время. Совокупность этих вещей приводит к тому, что каждые несколько десятилетий между ними возникает спор. Друиг знает, что остальные считают его виноватым, из-за того, что он отказывается отступить. Из-за того, что именно он начинает спор, хотя, итак, знает ответ. Но он ничего не может с собой поделать, когда его голова раскалывается от мигрени, а Икарис возвращается из города вместе с Серси, выглядит таким напыщенным и самодовольным за то, что помог ей, прежде чем признаться, что он позволил сгореть целому академическому центру. — Ты мог помочь! — шипит Друиг, держась за голову, где обитают жалкие вопли умирающих, — Как ты смеешь гордиться тем, что делаешь что-то незначительное, игнорируя то, что на самом деле важно. Лицо Икариса застывает; его самодовольство угасает. Он смотрит на усталое выражение лица и позу Аяк, а также на смиренные взгляды остальных членов семьи. Они слушают спор, который повторяется уже десятки раз. — Так вот о чем вы опять спорите? — рычит Икарис, — В отличие от тебя, я действительно помогаю людям так, как нам разрешено. Когда ты в последний раз это делал, а не сидел на заднице и жаловался! — Ты отказываешься позволить мне помогать так, как я могу! — Друиг встает в ярости. — Мы не должны вмешиваться! — Мы помогаем им продвигаться вперед, но не можем удержать их от уничтожения друг друга, — смеется Друиг, — Ну и лицемеры же мы, правда? — его глаза темнеют ещё больше, за болью кипит гнев, — А ты, Икарис? Ты самый большой лицемер из нас всех. — Друиг! — кричит Икарис, но его перебивают. — Нет! — шипит Друиг, — Ты не можешь делать вид, что тебе небезразличны люди, когда единственная причина, по которой ты ими заинтересован, это Серси. — А ты не должен делать вид, что заботишься об этих людях, когда просто хочешь подчинить их себе! — отвечает Икарис. Друиг делает шаг назад, прежде чем горькая улыбка появляется на его лице. — О, Икарис… — Друиг качает головой, — У меня сейчас сильнейшая мигрень. Друиг угрожающе шагает вперед, оказавшись прямо перед Икарисом. Аяк двигается вперед, готовая встать между ними, если ситуация обострится. Остальные присутствующие Вечные — Спрайт, Кинго и Тена — ничего не говорят. — Тебе нравится изображать превосходство. Ты и двух минут не продержался бы с этой болью, не разрушив всё, что знаешь и чем дорожишь. Не стоит недооценивать то, что я делаю для семьи только потому, что ты этого не понимаешь. Не дожидаясь ответа, Друиг уходит прочь. Именно там, сидящего на небольшом холме на окраине, откуда открывается вид на город с достаточного расстояния, чтобы головная боль утихла, его находит Маккари. Её не было рядом, когда они с Икарисом устроили перепалку, но Друиг не сомневается, что она уже знает все подробности. Именно поэтому она здесь. Друиг поднимает голову, когда её тень падает на его фигуру. Она не дожидается приглашения, прежде чем сесть рядом с ним. Ты в порядке? Подписывает Маккари. Выражение её лица открытое, а в глазах читается беспокойство. — В порядке, — бурчит в ответ Друиг, не поднимая глаз. Он всё ещё не в духе, но при виде Маккари его настроение поднимается, а напряжение в теле ослабевает, — Что ты здесь делаешь? Пришла найти тебя. Я слышала, что случилось. Я знала, что ты расстроишься. — Икарис придурок, — бормочет Друиг, одновременно подписывая. Он просто делает то, что считает правильным. Отвечает Маккари. А затем добавляет. Он может быть придурком. Несколько минут они сидят в тишине, наблюдая, как пастухи неподалеку отводят свои стада пастись. Темное облако всё ещё висит над головой Друига. Маккари знает, что он находится в таком настроении, которое не рассеется в ближайшее время. Так часто случается, когда группа ссорится из-за людей. Она знает, сколько боли ему приходится испытывать из-за людей каждый день. Ему не нужно говорить ей. Она и так всё знает. Она хочет сделать что-нибудь, чтобы помочь ему, кроме как иногда сидеть с ним и слушать его жалобы. Но если это всё, чем она может помочь, то она сделает это. Маккари не может принять его боль за него, но она может посидеть с ним, пока он будет преодолевать её, если он этого захочет. Спустя некоторое время Друиг всё ещё ничего не говорит. Подумав, что на этот раз он хочет побыть в одиночестве, она встает, чтобы уйти, заставив его встревоженно обернуться. — Куда ты уходишь? На пробежку. Он выглядит расстроенным. Словно он не хочет, чтобы она уходила. Маккари знает, что он не хочет, чтобы она уходила. Она эгоистично выжидает мгновение, пока он не спросит. — Останешься? — спрашивает и подписывает он, — Пожалуйста? Она поворачивается к нему, собираясь сесть, но потом передумывает, с блестящим взглядом. Хм… Не знаю, с чего бы мне это делать. Маккари изображает, что задумалась, надеясь, что поддразнивания выведут Друига из его мрачных и угрюмых мыслей. Отвлечение обычно помогает справиться с остаточными болями после мигрени. Что ты можешь мне предложить? Друиг притворяется раненным, и Маккари радуется искре света, мелькнувшей в его глазах. Облако над его головой слегка рассеивается. — Что же я могу предложить самой отъявленной воровке, чего она не может взять сама? — хмыкает он. Маккари морщит нос из-за того, что он назвал её воровкой, а затем пожимает плечами. Её щеки уже проигрывают битву за то, чтобы сдержать улыбку. — Значит, только взятка заставит тебя остаться, не так ли, прекрасная Маккари? — подтверждает Друиг, его собственные губы дергаются вверх. Да. Она ухмыляется в ответ, глаза нахально блестят, а подбородок надменно приподнимается. Что ты готов обменять на мое время? Друиг задумывается на секунду, затем лезет в карманы за чем-нибудь ценным. Он знает, что Маккари останется, даже если ему нечего будет ей дать, но всё равно подыгрывает. Он знает, что она делает для него, и он благодарен. Это один из его самых больших страхов. Что однажды он надоест Маккари и она начнет относиться к нему так же, как остальные Вечные. Но она никогда так не поступает, и это всегда вызывает у него улыбку. Она всегда остается, изо всех сил стараясь заботиться о нем, даже когда он не в духе. У него нет никаких безделушек, чтобы предложить ей, но в конце концов он достает из мантии круглый красный гранат. Он тайком спрятал в карман один ещё до мигрени и ссоры с Икарисом. Маккари фыркает и тихо смеется. На губах Друига появляется улыбка, когда он видит её такой счастливой. — Что смешного, прекрасная Маккари? У тебя всегда с собой еда. Даже когда ты дуешься. Друиг хмурится, но это больше походит на надутые губы, что смешит Маккари ещё сильнее. — Я не дулся! Ты дулся! Поддразнивает она. — Это успокоит её высочество? — спрашивает он вместо ответа, протягивая ей гранат, как подношение. У тебя есть ещё один? — Только этот. Тогда оставь его себе. Усмехается Маккари, и всё равно садится рядом с ним. Она не голодна и всё равно уже получила то, что хотела. Улыбку Друига. Друиг с минуту смотрит на неё, пока она, устроившись поудобнее, укладывает ноги на холме, на котором они сидят. Она смотрит на горизонт, где вскоре сядет солнце. На её лице играет улыбка, когда она наклоняется и трепет его по плечу; улыбка становится ещё шире, когда она в ответ на его пытливый взгляд, притворяется, что ничего такого не делала. Через несколько мгновений она чувствует, что ей что-то вложили в руку. Маккари смотрит вниз. В её руке лежит половинка граната, теперь разделенная на шесть частей. Посмотрев в сторону, она видит Друига, держащего оставшуюся половину. Он убирает в карман испачканный соком кинжал, которым он разрезал плод. Зачем это? Спрашивает она. Его глаза впиваются в неё, и ей приходится выдержать его взгляд, чтобы не покраснеть. — Взятка за то, что ты осталась. Я человек слова, прекрасная Маккари. Она забавно откидывает голову назад, отправив в рот несколько рубиновых зернышек. Они насыщенные и наполняют воздух ароматом, как только сок выдавливается из них, попадая на язык. Возможно, сама Маккари не почувствовала бы такого чудесного вкуса, но каждый раз, когда Друиг делится с ней закусками, это наполняет её сердце больше, чем желудок. Они едят в тишине, наслаждаясь ветерком и забавляясь из-за пары бродячих коз, ушедших от пасущихся стад дальше вверх по холму только для того, чтобы их преследовал пастух. Они доедают последние зерна граната, когда ни один из них уже не может есть. Маккари предлагает Друигу оставшуюся половину, и он предлагает ей свою. Маккари приподнимает в его сторону подбородок, словно спрашивая, как он рассчитывал доесть всё сам, если не смог доесть даже половину вместе с ней. Друиг дразняще приподнимается в ответ, а затем оглядывается. Маккари с любопытством наблюдает, как он подбирает палку и начинает копать землю. Она хочет спросить его, что он делает, ибо у неё нет идей. Когда яма достаточно глубока, он кладет в неё свою половинку граната, и Маккари следует его примеру. Для чего это было нужно? Спрашивает она, когда он засыпает семена грязью, с довольной улыбкой. С наступлением вечера начинает дуть сырой ветер. Вдалеке показываются облака, так что им не приходится беспокоиться о поливе семян. Хорошая еда не должна пропадать зря. Облако над его головой исчезает полностью, и он даже позволяет себе расслабленную улыбку. Мы могли просто отдать остатки козам. Она указывает на пастухов и коз, спускающихся с горы. Она знает, зачем он посадил семена. Для людей, прекрасная Маккари. Теперь и они смогут насладиться гранатом, когда он вырастет. Вот оно. Маккари придвигается к нему поближе и снова в знак привязанности касается его плеча своим. Друиг так любит людей, даже если никто не может его понять. Ей нравится это в нем. Она ненавидит то, что никто больше не видит дальше его медленно ожесточающейся внешности. Есть причина, по которой он постоянно замыкается в себе, а остальные Вечные слепы и верят только в худшее. Маккари больше всего боится, что однажды Друиг закроется и от неё, как он постепенно закрывается от остальных членов их семьи. Но пока он доверяет ей эту свою сторону, она чувствует, как её сердце светлеет от радости. Он такой хороший, несмотря на тьму, иногда закипающую в нем. Они сидят там, пока солнце садится и начинается дождь. Они возвращаются на Домо промокшие, но улыбающиеся, не обращая внимания на неодобрительно хмурые лица Аяк и Икариса. На протяжении веков люди этих земель замечают женщину, которая по крайней мере раз в год проносится мимо, ухаживающая за гранатовым деревом, на котором каждый год созревают самые спелые плоды. Она бережно ухаживает за его ветвями и молниеносно очищает территорию вокруг. Но, убегая, она забирает с собой лишь один плод. Люди всегда рады угоститься. Дерево важно для них так же, как и для неё, и люди всегда проявляют осторожность, не желая повредить ни одного сучка и заботясь о дереве в отсутствие богини. — Осторожнее с деревом богини, — шептали старейшины, потомки пастухов, которые когда-то стали свидетелями того разговора двух Вечных на холме. Охваченные трепетом дети, видевшие, как Вечная в красном одеянии пронеслась мимо, чтобы сорвать с дерева самый спелый гранат, жаждали послушать, отчаянно желали узнать больше, — Это её муж, повелитель мертвых, посадил его для неё. — Почему? — спрашивают дети, широко раскрыв глаза от любопытства. — Это его подарок ей, — отвечает старейшина, — Потому что она осталась, когда все остальные этого не сделали. — Тогда почему мы тоже берем оттуда плоды? — Удивился бы вслух, кто-нибудь другой. Никто никогда по-настоящему не видел легендарного владыку, веками присматривавшего за умершими. Только предки могли передать из первых уст случаи, когда они были свидетелями его доброты к своим близким. — Потому что повелитель мертвых оставляет в покое то, что ему не принадлежит.