***
Отца не было три дня. Миланья отчаянно гнала прочь страшную мысль, что он бросил их. Её понятно за что отверг, но в чём виноват Лог, её малой братишка? Она старалась верить, что отец вернётся, хотя бы ради Лога. Может, он пошёл на лося? Потом продаст рога и купит козу? Так Миланья говорил брату. Самой ей было неспокойно. Спустя три долгих дня отец пришёл. Миланья не узнала его: грязный, в рваной одежде и истекающий кровью. Он напоминал страшного духа — оборотня, а не человека. Лука при нём не было. Не было и стрел. Отец упал на лавку, не сказав ни слова, и лютая горячка накрыла его. Миланья принялась хлопотать над ним, думая, что зря он пошёл в лес злым. Лес и ответил ему злом, наслав опасного зверя. Миланья боялась прикасаться к отцу — до того его тело напоминало кровавое месиво. Она разрезала остатки одежды длинным ножом, промыла раны, что могла — прижгла, но понимала, что его дни сочтены. Отец бредил. Он звал мать Миланьи, потом её саму, Лога. Миланья обложила его постель палочками с высеченными на них рунами, которые должны были спасти его. Бесполезно. Отец умирал. Раны кровили и гноились. Миланья не успевала менять повязки. Она днями и ночами была около отца, едва не забывала кормить Лога и есть сама. Лог плакал. Он не понимал, что происходит, и постоянно спрашивал, когда поправится отец. Миланья устала отвечать. Промучившись три дня и четыре ночи, отец умер.***
Миланья тянула брата за руку. Небольшая сумка с запасом еды оттягивала плечо. На поясе висел охотничий нож. Лог перестал болтать и только сопел, всё чаще запинаясь и падая. Миланья постоянно его ловила, дёргая за руку. Она и сама устала идти. Они шли два дня, и Миланья надеялась, что в нужную сторону. Она не слишком хорошо знала дорогу до деревни, отец брал её с собой только несколько раз да и то, когда мать была ещё жива. Когда было на кого оставить избу. Лог ни разу не ходил так далеко и не покидал избы. Он был Миланье не помощник и дорогу указать не мог. Наконец тропа вывела их к реке. Впереди, к востоку, показалась деревня. Миланья вздохнула, не чувствуя ног. Мозоли покрывали её стопы, и каждый шаг отдавался болью. Она пошла к первым избам. Миланья волновалась о том, пойдут ли селяне ей на помощь. Ей нужно было похоронить отца, справить тризну да попроситься к кому-нибудь под крыло. Одной в лесу, да ещё и с малым братом, да ещё и с ребёнком под сердцем ей не управиться. Больше всего Миланья хотела, чтобы её взял под опеку род Иглуша. Она была готова пойти к нему даже без выкупа. Да и кому теперь его платить, выкуп? Отец умер, ему не до того. Миланья вошла в деревню и ощутила, что множество глаз искоса смотрят на неё. Недобро. Они будто знали, что с ней приключилось. Будто осуждали. Миланья старалась не обращать внимание. Она надеялась, что ей кажется от усталости. Миланья шла к дому старшака, самому большому дому в селении. Она знала, что отец хорошо с ним общался. Дом старосты стоял посреди деревни. Добротный, с лосиными рогами над высокой дверью. Миланью уже ждали. Слухи о белобрысой девчонке с малым парнем за руку дошли до старосты и его семейства раньше, чем они сами, и народ собрался посмотреть. Староста был молод, моложе отца. Крепкий, невысокий, с тёмной бородой и тёмными глазами, которые чуть щурились, и из-за чего на загорелом лице были морщины. У старшака было трое сыновей. Самому старшему на вид было столько же, сколько Миланье. Младшего вынесла жена старшака. Показалась вторая жена, молодая, с большим животом, проступающим под юбкой. И маленькая девочка с тёмными волосами и чёрными глазами цеплялась за её подол. Миланья немного оробела, увидев старосту и его семейство. Вот уж где куча голодных ртов… но и рабочих рук много. Могучий род, вон — и жены две и сыновья… Миланье стало тоскливо, что у неё не было больше братьев, кроме Лога. А ей хотелось бы брата, старшего, а лучше двух. Они бы заменили отца, защитили, прокормили. За спинами таких братьев, что за скалой, — ничего не страшно. Миланья покрепче стиснула ладошку Лога. — Здрав будь, вождь, — сказала она. Голос чуть хрипел. Миланья давно не говорила. — И семейство твоё пусть не знает хвори. — Того же и тебе желаю, девка, — ответил старшак, гладя на неё внимательными глазами. Миланье показалось, что подобный взгляд она уже видела. Да, точно. Так на неё смотрел Волчок. И также по её спине бежали мурашки. — Меня зовут Миланья. Я дочь охотника Верпа, что менял в твоём селении шкуры и клыки на хлеб и прочую снедь. Это мой брат, Лог. — Да, я помню твоего отца. Он был тут недавно. Рад увидеть его детей. Но ты пришла сюда не знакомиться со мной. Ведь так? Миланья кивнула. Не зря его звали вождём… — Так. Я пришла просить у тебя помощи, вождь. Если старшак и удивился, то никак не подал виду. А вот селяне зашептались. — Отца задрал зверь. Мы остались одни, и мне не к кому больше обратиться. Помоги проводить отца. Пожалуйста… — голос дрогнул на последнем слове. Миланья хотела бы продолжить и попроситься в чей-нибудь род, но не смогла. Ком встал поперёк горла, и она думала, что если скажет ещё хоть слово, то расплачется. Вождь кивнул. — Хорошо, Миланья дочь охотника. Я добрый вождь, и я не отказываю просящим. — Спасибо, — выдавила из себя Миланья и низко поклонилась.***
Ночевать их устроили в доме вождя. Жёны старшака пожалели её и Лога и постелили в просторной избе, пусть на полу, но в тепле. Сыновья старшака смотрели на Миланью с любопытством, но подходить не решались. Когда Миланья случайно пересекалась с кем-либо из них взглядами, особенно со старшим, парни густо краснели и отворачивались. «Мальчишки,» — мысленно усмехалась Миланья. А потом вспоминала, как смотрел на неё Волчок. Миланью и Лога сытно накормили. Среди большого семейства и им достался лакомый кусок. Потом обессилевшие за долгие дни пути дети легли спать и не просыпались до утра. С утра побрели обратно в избу на краю леса.