ID работы: 11686636

Just To Be — Просто Быть

Гет
Перевод
NC-17
Завершён
157
переводчик
sandrina_13 бета
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
239 страниц, 16 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
157 Нравится 80 Отзывы 77 В сборник Скачать

Глава 18. Экспекто Патронум!

Настройки текста
Примечания:
      Рот Гермионы будто бы кто-то набил опилками. Она попыталась сглотнуть, однако не преуспела. Её руки стали липкими. В груди против воли поселилось невероятное по своей силе и мучительности чувство, что она только что всё испортила.       Ну и что обычно говорят после того, как всё пошло по наклонной? Гермиона смогла выдавить из себя лишь:       — Э-эм…       Северус вёл себя немногим лучше. Он просто смотрел на неё, чёрные глаза были распахнуты шире обычного, лицо же ничего не выражало.       — Я, эм…       Ну и что будет дальше?       — Я…       Северус закрыл глаза и, казалось, успокаивал себя, прежде чем заговорить.       — Эм-м-м…       Он открыл глаза и встретил её взгляд.       — Гермиона…       И она знала, просто знала, что за этим последует. Знала, что он отвергнет её.       — Пожалуйста, — прошептала она, — я… прости. Просто забудь…       — Как я могу просто забыть? — его лицо по-прежнему было невыразительной маской.       — Прошу… — прозвучало совсем тихо.       — Зачем?       — З-зачем? Да затем, что ты… что ты не можешь… мы… — она глубоко вдохнула и попыталась взять себя в руки, — из-за твоего Патронуса.       — Что с ним не так?       — Это всё ещё лань.       — И какое, чёрт тебя дери, это имеет отношение к произошедшему?       — Я… ты действительно заставишь меня это произнести? Я бы предпочла просто…       — Просто?       — Северус, прошу! Просто забудь эти слова. Прости за то, что я сказала и за то, что всё усложнила, я просто… прости.       Она сорвала мантию со спинки одного из кресел и поспешно натянула её.       — Ты куда?       Девушка только покачала головой и направилась к двери. Однако Северус был быстрее. Он схватил её за руку и повторил свой вопрос.       — Ты куда?       Гермиона всё же ответила себе под нос.       — В мою комнату. Мою старую комнату. Я не могу оставаться здесь.       — Пожалуйста, останься.       — Но это больно! — едва ли не выплюнула она. — Больно. Я не могу… мне больно.       — Гермиона, — послышалось мягкое, — сядь со мной.       Она позволила ему отвести себя к кровати и усадить. Затем Северус опустился на колени и взял её за руки.       — Твои чувства неожиданны… — начал мужчина, — и, признаюсь, услышать подобное из твоих уст я и не рассчитывал.       — Пожалуйста…       — Но они не нежелательны.       — О. Ну, «не нежелательны» - это, действительно, невероятная похвала, — саркастически заметила девушка, чувствуя унижение, подобное которому она уже давно не испытывала, — безмерно рада это слышать.       — Гермиона! — резко оборвал её Северус. — Пожалуйста, пойми, что и мне тяжело.       — Почему ты не можешь просто отвергнуть меня и поставить в этом точку?       — Нет.       — Я не могу…       — Да с чего ты взяла, что я тебя отвергну?        Их взгляды встретились.       — Что?       — Я сказал, что… что твои чувства взаимны.       Она закрыла глаза и покачала головой.       — Не смей шутить над этим.       — И не думал, — его слова прозвучали с изрядной долей обиды, — я абсолютно серьёзен.       — То есть… ты и правда?..       Северус кивнул.       — Скажи это, — зная, насколько это звучит жалко и глупо, умоляла она, — мне нужно услышать, как ты это произносишь. Прошу.       Откашлявшись, он встретился с ней взглядом и медленно, с расстановкой акцентов, произнёс:       — Гермиона Грейнджер… я тебя люблю.       — Я тоже тебя люблю, — прошептала девушка, — но… я не понимаю… лань…       — Это вовсе не символ моей любви к Лили, вопреки распространённому мнению, — это было, стоит отметить, заметным преувеличением, ведь о его Патронусе знали только Гарри, Гермиона, Рон и Дамблдор, а потому только они и могли прийти к такому выводу.       — Разве нет?       Он покачал головой.       — Мне казалось, ты уже знала об этом. Даже не так. Я ожидал этого. Но если это не так, возможно, ещё осталось что-то, чему я могу тебя научить, — на этих словах он ухмыльнулся, за что получил игривый шлепок по руке.       — За год преподавания Защиты я многое узнал о Патронусах. Больше, чем за всю свою жизнь ранее. Я продолжал изучение этого вопроса в то немногое свободное время, которое оставалось в последние месяцы, потому что этот феномен меня заинтересовал. Да, Патронусы могут менять форму из-за неразделённой любви. Однако это очень редкое явление. Патронус — отражение самой сути создавшего его волшебника. Их призывать могут многие, а точнее, все, кто способен любить, однако всей душой скорбеть о объекте чувств могут очень и очень немногие. И как раз эти волшебники становятся теми, чьи Патронусы меняются. Не те, кто любит.       — Ладно… — девушка всё ещё не понимала, к чему он клонит. Лань отражала характер Северуса также, как выдра отражала её саму. Это был, бесспорно, Патронус Лили. Она достаточно читала об этом заклинании, ведь в самом начале не могла понять, почему у неё никак не получается. Видимо, прочитано было не всё.       — Гермиона, разве ты не замечала, что Патронус не меняется от взаимной любви? Изменился ли олень Гарри, чтобы соответствовать миссис Поттер? А наоборот?       Она покачала головой. Гарри всё ещё призывал оленя, а Джинни — лошадь.       — Ты сомневаешься в их любви?       Ещё одно отрицание. Эти двое даже спустя столько времени всё ещё без ума друг от друга.       — А что насчёт Луны и, — он усмехнулся, — Лонгботтома?       — Нет… — тихий шёпот. Луна призывала кролика, тогда как Невилл — жабу.       — Ты сомневаешься в их привязанности?       — Нет, — возможно, они и не были женаты, и, вероятно, никогда не будут (брак, похоже, был излишним для Луны), но Гермиона была уверена, что их любовь достаточно глубока.       Северус поднял палочку и прошептал:       — Экспекто Патронум, — комнату озарило серебром лани, которая сперва величественно обошла их кругом, а после подошла к девушке и ткнулась в её щёку.       — Раньше при призыве я думал о Лили, — мягкий шёпот, — однако он был слаб. Но знаешь, кто занимает мои мысли сейчас? — покачивание головой. — Ты, когда читала вслух детям. Свободно, с любовью и без осуждения. Тогда, в самую первую ночь. Я думаю об этом, и лань наполняется силой, которую я ранее никогда не ощущал. Сперва и для меня это не имело смысла: как я могу вызывать её Патронус, думая о тебе?       — Лань стала таковой, потому что Лили никогда не любила меня. И она не поменялась, потому что наши с тобой чувства взаимны. Потому мне кажется, что она символизирует любовь для меня в общем, а вовсе не Лили. По какой-то причине мой разум закрепил именно такую ассоциативную цепочку. Не любовь-Лили, а любовь-лань. И эта лань является частью меня, моим отражением, и хотя я бы предпочёл что-то более, возможно, мужественное, однако изменить не могу.       — А теперь вызови свой, — сказал он, на что получил покачивание головы: Гермиона была не в том состоянии.       — Ты сможешь, — шёпот, полный уверенности. Мужчина встал с пола и подошел к ней со спины, притягивая хрупкое тело к своей груди, вложил палочку в пальцы, обхватил ладонь своей, — помнишь нашу поездку на море в твой день рождения? — почти невесомый поцелуй в макушку. — Нашу первую совместную ночь? — ещё один, но теперь в щёку. — Объятия прошлой ночью в душе? — следующей стала шея.       Со слезами на глазах она кивнула.       — И какое чувство это поднимает в твоей душе?       — Л-любовь.       — Вызывай, — голос мягкий, ободряющий.       Она глубоко вдохнула и воскресила в памяти все названные события. Его рука всё ещё обвивала её, они вместе выписали узор и произнесли заклинание:       — Экспекто Патронум.       По комнате побежала выдра, её прекрасная выдра.       — Видишь ли, Гермиона, когда люди состоят в полных, полноценных отношениях, им не нужно зацикливаться на другом человеке до такой степени, что это поглощает их. Патронус же меняет всепоглощающая тоска. Не искренние отношения, — он обвил руками ее талию и положил подбородок ей на плечо, — мой Патронус, ровно как и твой, остался прежним, потому что это отражение нас настоящих. Лили всегда будет частью меня, безвозвратно изменившей меня. Однако это не значит, что я не способен на новые чувства. Это больше, чем я заслуживаю, однако это не то, от чего я откажусь.       Гермиона повернулась в его руках и заключила в объятия.       — Люблю тебя.       — Повторяй это каждый день, — прозвучало почти мольбой.       — Каждый день, — кивок и удовлетворённое мурчанье, — знаешь, ты порой можешь быть невыносимо романтичным дураком.       — Я и романтичность? Вещи не совместимые.       — Ну, раз ты так говоришь… — Гермиона была уверена, что она, и только она, знала настоящего Северуса, того, кто был погребен под слоями защиты, что выстраивались многие годы. Когда дело доходило до этого, он был человеком. Тем, кто дарил и получал любовь, как и любой другой.       К счастью, это было едва ли не самым сокровенным секретом волшебного мира.

***

      Северус никогда не был зациклен на материальном. Многие годы это было связано с тем, что у его семьи просто не было средств, чтобы обеспечивать его любыми излишествами. Он научился обходиться без них. Во время войны, в свою бытность шпионом, было непрактично привязываться к чему-либо, равно как и к кому-либо. После войны же… у него просто вошло в привычку именно такое поведение.       И на фоне этого он был более чем сбит с толку реакцией детей. Гермиона приготовила им почти символические подарки: сладости и некоторые товары из "Вредилок". Вероятно, для обычного ребенка этого оказалось бы мало, но эти дети… они не были обычными. Да, некоторые из них ранее были любимыми наследниками древних чистокровных родов, однако это было так много лет назад, что ни у кого не осталось в памяти. Поэтому единственное, что они знали — Рождество — самый обычный день.       Сперва дети были в высшей степени растеряны: кто оставил всё это здесь? Для чего? Что они должны будут сделать взамен? Северус словил себя на улыбке и ироничной мысли «уже сейчас слизеринцы, и Распределяющей Шляпы не нужно. Ищут подвох во всём». Гермионе и Луне потребовалось немало усилий, чтобы уговорить детей хотя бы попробовать открыть подарки. Однако они всё ещё дожидались кивка Северуса, и лишь после молчаливого разрешения приступили к распаковке. Глядя на них со стороны, можно было подумать, что в пестрой обёрточной бумаге скрывались бомбы — не меньше. Первое время дети просто смотрели на подарки, однако вскоре они были увлечены игрой. Постепенно дом наполнился гамом пятнадцати детей, наслаждавшихся их подарками в рождественское утро.       Северус наблюдал за их поведением, за их взаимодействием, и вспоминал события почти годичной давности: как одна ведьмочка с непослушными волосами и её тупой дружок-народный герой ввалились к нему в кабинет, желая спасти и детей, и его самого. Как он унижал их, ненавидел. Северус знал все недостатки своей работы и не любил, когда на них указывали, однако тогда не мог и представить, что с их помощью всё настолько изменится.       Это помогло ему принять, что пока ещё робкая, совсем несмелая надежда на светлое будущее имеет право на жизнь. И это было лучшим его подарком на Рождество.

***

      — Мисс Грейнджер? — прошептал Леопольд. Та сидела на диване, на другом конце которого был мистер Снейп (эти двое и правда думали, что способны хоть кого-нибудь обмануть?). Возможно, он тоже может помочь. Но спросить казалось невозможным.       — Мне нужно с вами поговорить, — в голос добавились нотки настойчивости. Гермиона кивнула и указала на дальний угол комнаты.       — Что случилось? — спросила она тихо, почти шепотом.       — Что, если я получил от кое-кого подарок, а сам ничего не отправил?       Девушка мягко улыбнулась ему.       — О, Леопольд, не волнуйся. Подарки ведь дарят не для того, чтобы получить что-то в ответ. Лишь из желания сделать приятное.       — Я хочу! Но я не смог ничего ей отправить, а теперь получил от неё подарок и…       В глазах Гермионы промелькнуло понимание.       — Для тебя этот кое-кто особенный, так ведь? — кивок. Ей потребовалось всё самообладание, чтобы не расплыться в улыбке и не заключить мальчика в крепкие объятия. Первая любовь — это всегда прекрасно. Однако, пускай он и был гриффиндорцем, но слизеринских черт в нём было достаточно, чтобы не получать от подобного удовольствия. — Думаю, куда лучше меня тебе поможет мистер Снейп. Он… ну, он наверняка лучше меня понимает, через что ты проходишь.       Леопольд покачал головой. Разговаривать со Снейпом было тяжело и в их лучшие дни. После всех слов, сказанных вчера… нет.       Гермиона, заметив его нерешительность, попыталась дать толчок в нужном направлении.       — Обещаю.       Он яростно замотал головой.       — Как насчёт того, чтобы спросила его за тебя? — кивок. — Хорошо. Тогда так и поступим.

***

      Гермиона с лёгкой улыбкой подошла к дивану и села к Северусу немного ближе, чем до этого. Мужчина поднял руку на спинку так, что та оказалось за спиной девушки, хотя и не касаясь той. Соблюдение приличий было важно, пускай и походило больше на фарс, с учётом того, что все всё прекрасно понимали. Особенно Лонгботтом, ухмыляющийся с другого конца комнаты. Северус предпочёл его проигнорировать, переведя взгляд на Гермиону и вопросительно поднимая бровь. Девушка чуть наклонилась.       — У Леопольда небольшая проблема с его подругой, — прошептала она, после чего Гермионе пришлось схватить широкую мужскую руку в попытке успокоить, когда заметила, что его глаза едва не вылезли из орбит. Ещё несколько минут заняло объяснение затруднительного положения мальчика.       — Понятно, — не встречаясь с ней взглядом, сказал Северус.       — Раньше с кем-нибудь из твоих воспитанников такое случалось?       Мужчина покачал головой:       — Не то, что бы я об этом знал. Думаю, случись такое, это было бы неплохим подспорьем в их далеко не радужном прошлом. Любовь, пускай и детская, совсем незрелая, может удержать от совсем уж глупых поступков.       Гермиона знала, что в Леопольде он видит самого себя, как и то, что осознаёт силу такой привязанности, её красоту и опасность.       — Так что ты предлагаешь? — спросила она.       Лёгкое пожатие плечами.       — В свой первый год Хогвартса я оказался в такой же ситуации с Лили. У меня для неё ничего не было. Она же подарила мне чистую тетрадь, чем-то схожую с дневником. Я использовал её как альбом для рисования.       — Ты рисуешь?       — Да, — ответил он и быстро добавил, — и нет, я тебе не покажу свои работы.       — Жаль. У тебя руки художника. Держу пари, твои работы восхитительны.       Пожатие плечами.       — В любом случае, у меня не было ничего, что я мог бы ей подарить взамен. Я себя за это ненавидел. В следующем году начал исправляться. Благодаря откладыванию денег каждый месяц, к Рождеству я смог купить ей шарф. Она носила его каждый день. Даже после… одним словом, носила часто.       Гермиона осмелилась положить ладонь ему на колено и легонько сжала.       — Мерлин, Гермиона! Тут же дети!       — И?..       — У меня это одна из наиболее эрогенных зон.       — Колено? — кивок. — Ты не шутишь? — фирменный уничижающий взгляд, безотказно работавший на занятиях многие годы. — Интересно. Я даже не догадывалась… Кто ещё знает?       — Мы можем сменить тему?       Рука исчезла с колена.       — Так что мы ему скажем? — их взгляды нашли рыжеволосого мальчишку в углу, который в этот момент увлеченно беседовал с сестрой.       — Сегодня он отправит ей сердечную благодарность совой, — произнес он, обдумывая каждое слово, — а позже мы с ним обсудим, что можно сделать в ответ.       Гермиона кивнула.       — Я всё ещё надеюсь увидеть твои рисунки. Я уверена, что ты их сохранил.       Северус отказался отвечать.

***

      День подарков застал одну ведьму и её внука на туманной лондонской площади. Андромеда Тонкс стояла, сжимая одной рукой кусок пергамента, а другой — маленькую ручку. На пергаменте был указан адрес, который она и сама хорошо знала, но теперь, когда он был под Фиделиусом, не смогла бы найти самостоятельно.       Андромеда долго не решалась вновь посетить дом на площади Гриммо. Он навевал слишком много болезненных воспоминаний. Сириус, который смог стать братом ближе, чем были её собственные сестры. Регулус, так и оставшийся в ее памяти ребенком. Тетя Вальбурга, ненавистная женщина, которая выжгла её с родового гобелена. Сестры и монстры, с которыми они связали свои жизни, то, как их изменили эти годы. Плавно её мысли перескочили на мужа, зятя и дочь, которых она потеряла всего за три месяца.       Взгляд зацепился за бирюзовые волосы её внука, совсем недавно потерявшего передний зуб. Её единственной причины жить после того, как война отняла всё. Этот маленький мальчик, этот восхитительный маленький мальчик был тем, ради кого она жила.       И теперь она привела его сюда. Через "не хочу", ведь Гарри порой бывает чертовски убедительным. Он души не чаял в своём крестнике, почти каждые выходные проводил с ним, обычно с собственным родным сыном на буксире. Гарри бы никогда не подверг его опасности. Поэтому, несмотря на сомнения и вполне логичные опасения, она доверяла Гарри. Если он сказал, что Тедди здесь понравится, то ему и вправду здесь понравится.       Тедди же, только заметив крёстного, оторвался от неё. Он был также бесстрашен, как Дора в его годы: мчаться навстречу любой интересности, не смотреть на дорогу и падать на пол, порой разбивая коленки. И всё это со смехом. Да, он взял от мамы поразительно много.       Но он также был таким же добрым, прощающим и принимающим, каким показал себя Ремус за то короткое время, пока они могли узнать друг друга. Поначалу Андромеда сомневалась в выборе дочери: какая мать одобрит отношения своей кровиночки с безработным оборотнем, который, если этого мало, был старше её на тринадцать лет. К тому же свадьба была весьма скоропостижна. Когда он покинул Нимфодору уже через пару дней, оставляя ту в одиночестве и с ребенком под сердцем, Андромеда была уверена, что её предчувствие её не обмануло. Когда он вернулся, она отказалась пускать его на порог. Её муж был в бегах, а дочь в пучине депрессии, к тому же совсем скоро должен был появиться и ещё один член их семьи. В итоге уступить её заставили лишь уговоры дочери. Нимфадора встретила его с распростёртыми объятьями, сказала, что он ушел лишь для того, чтобы защитить их всех. И тогда Ремус упал на колени, прижался головой к круглому животику и начал умолять о прощении, клялся никогда более так не поступать, не покидать её, быть отцом, которого заслуживает их ребёнок. Всю свою жизнь он боялся любить, а тут так неожиданно пустил это чувство в свою жизнь.       Как ей потом рассказали, Ремус и Нимфадора погибли в сражении плечом к плечу, держась за руки.       Эти глупые дураки ни за что не должны были оставлять своего сына и идти воевать. Неважно, что стояло на кону. Однако для подобных сожалений было слишком поздно.       Андромеда лучше многих понимала, что война порой вынуждает хороших людей совершать ужасное во имя победы. Её зять был таким. Её муж был таким. Гарри Поттер был таким.       Как и Северус Снейп.       Андромеда точно знала, кто убил её мужа, дочь и зятя. Её собственная сестра Беллатриса и Антонин Долохов. И теперь её внук, единственное, что осталось от них всех, сидит на чердаке Гарри Поттера, играя с сыном Долохова и племянниками Беллатрисы. Она понимала, что дети не несут ответственности за грехи родителей (бесчисленное количество раз повторенное отражению: «Ты не такая, как они!» — сыграло свою роль), и знала, теоретически, что вместе с Гарри Тедди ничего не грозит, кто бы ни оказался рядом.       Тем не менее, почему-то чувство, что Северус — человек, достойный доверия, никуда не желало уходить. Человек, совершающий ужасное во имя победы.

***

      Гермиона почти не общалась с Андромедой Тонкс со времён войны, да и до неё они ни разу не пересекались, однако вдруг обнаружила, что сидит с ней рядом и смотрит, как Тедди Люпин играет с детьми Пожирателей Смерти.       — Не могу даже представить… — начала она, на что женщина покачала головой.       — Не стоит.       — Я рада, что ты привела его сюда, — всё же мягко продолжила Гермиона, — он славный мальчик, как и все находящиеся здесь дети. Ты ведь знаешь, что они — не их родители.       Андромеда кивнула.       — Знаю. И всё же они не могут не… напоминать обо всём этом.       — Уверена, что это так, — она вздохнула, — играть с детьми тех, кто убил твоих родителей… надеюсь, он не узнает об этом. По крайней мере, пока.       Андромеда покачала головой.       — Нет, и надеюсь, что не узнает. Не знаю, будет ли он здесь частым гостем, но это было важно для Гарри. И Гарри важен для Тедди, к тому же я полностью доверяю его суждениям, — она слабо улыбнулась, — когда-нибудь он об этом узнает. Узнает и поймёт. Но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы этого не случилось, пока он так юн.       — Я бы хотела и вовсе уберечь его от этого знания. Ведь что случится, если они подружатся? Представляешь, каково это? Ходить по коридорам школы, зная, что люди, живущие с тобой под одной крышей — это дети тех, кто убил твоих родителей? — она развернулась всем телом к женщине, — боже, Андромеда, нам не следовало его сюда приводить, да? Мне так жаль…       Андромеда покачала головой.       — Тедди невероятно снисходителен. Думаю, он взял это от матери. Та тоже простила Ремуса даже после того, как тот её бросил одну с ребенком под сердцем. И от отца, пожалуй, тоже. Тот смог простить миру все обиды и отдал за него жизнь. Или от крёстного отца, что тоже может быть. Именно поэтому мне кажется крайне маловероятным то, что он может затаить обиду. А если и затаит, я надеюсь, что Северус сможет найти нужные слова и достучаться.       Гермиона в непонимании нахмурилась.       — Северус? Почему?       — Его опыт слишком схож с опытом Тедди.       — Что… ты имеешь ввиду, что Северус прошёл через нечто подобное?       Женщина кивнула.       — Он никогда не рассказывал тебе, почему вообще присоединился к Пожирателям?       Гермиона покачала головой. Это была тема, которую они никогда не затрагивали. Он не хотел говорить, а она не желала спрашивать. К тому же она придумала сценарий, отлично всё объясняющий: Северус был изгоем как на своём факультете (слизеринец-полукровка явно не был в почёте, а если к этому ещё и добавить его материальное положение…), так и за его пределами (извечная вражда с самого первого курса с Мародёрами). Дома обстановка была не лучше. Он был великолепен, но его таланты не получили признания. Пожиратели дали ему цель, силу и защиту, в чём он тогда так нуждался. Они предложили ему, нищему полукровке, место рядом с теми, кто правили миром — чистокровными.       Это всё объясняло. Однако вдруг она поняла, что всё было не совсем так, если и вовсе имело хоть что-то общее с реальностью.       — Что произошло? — наконец спросила Гермиона, стараясь не казаться слишком шокированной. Часть её знала, что она не должна спрашивать; если бы Северус хотел, чтобы она знала, он бы всё рассказал. Но любопытство, как всегда, взяло над ней верх.       — Его родителей убили авроры, — тихо сказала Андромеда.       — Что… почему? Его отец был магглом, и, судя по тому, что я знаю о его матери, она не похожа на того человека, который был бы вовлечен в…       — И именно в этом вся трагедия произошедшего. Лорд Мальсибер по неизвестным причинам пришел к Эйлин и Тобиасу. Он был в розыске, а потому аврор выследил его и убил преступника и двух «сочувствующих Пожирателям Смерти», — она грустно вздохнула, — это стало настоящей трагедией. Авроры имели полное право использовать Непростительные, однако старались избегать этого. Но тогда было ужасное, темное, пугающее время. На войне погибали невинные люди. Стоит отметить, что очень немногие пали именно от рук Министерства. Оно тогда висело на волоске, и чиновники не могли допустить, чтобы их словили на ошибках. Оно должно было оставаться на стороне добра, несмотря ни на что. Министерство, не желая показаться слабым, предпочло скрыть произошедшее.       — Я знала Северуса по школе, — продолжила Андромеда, — возможно, его отношения с отцом и желали лучшего, да и о доме он никогда не скучал, однако нет сомнения, что он невероятно любил свою мать.       Это бы все объяснило, — подумала Гермиона. Чем больше боли причиняла тема, тем сильнее Северус стремился её избегать. Он никогда, ни разу не упоминал о своей матери, как ни разу не упоминал Лили в разговоре с Гарри.       — Сколько ему было лет?       — Если я правильно помню, это случилось летом после его шестого курса, — грустно сказала Андромеда, — он довольно тесно общался со сторонниками Темного Лорда уже на пятом курсе, но к тому времени в значительной степени избегал их. Я до сих пор не знаю, почему. Но после этого… увидев, что случилось с его родителями, реакцию, а точнее её отсутствие, со стороны Министерства, отсутствие поддержки от школы, он решил, что больше так не может. Он не мог рассчитывать на Свет как на защиту от чего бы то ни было. Он сделал единственное, что мог — вступил в организацию, которая могла бы заставить виновных заплатить за содеяное. Несмотря на то, что он ненавидел их миссию и их методы, у них было то, что слизеринцы уважают больше всего на свете: власть. И он отчаянно нуждался в могущественной поддержке.       У Гермионы не нашлось слов, и она могла лишь покачать головой.       Война определенно заставляла совершать ужасное во имя победы.

***

      Тедди Люпин не казался Леопольду таким уж плохим. Правда, он буквально светился словом «Хаффлпафф», и сбивало с толку, как часто его волосы меняли цвет. Однако он был дружелюбен, даже не думал никого из них осуждать и рассмешил Эрменгарду. Клара выглядела точно также, когда смеялась.       Клара…       На Рождество она подарила ему маленькую коробочку с несколькими шоколадными лягушками. Ничего серьёзного, ничего дорогого, но этого оказалось достаточно, чтобы Леопольд улыбнулся. Никто никогда не посылал ему, и ему одному, подарок раньше.       Клара была особенной. Она не знала, кто он такой, и поэтому дружила с ним, искала его компанию. Он не хотел облажаться. Леопольд очень мало знал о девушках, однако и его скудных знаний оказалось достаточно, чтобы с уверенностью говорить, что им нравятся подарки. Итак… какой подарок он мог бы ей сделать?       Он посмотрел на свои карточки из шоколадных лягушек. У него были мистер Лонгботтом (а он оказался довольно пухленьким, в жизни это не настолько заметно), директриса МакГонагалл (она стояла так неподвижно, что Леопольд на мгновение подумал, что это маггловское фото) и мисс Лавгуд (которая смотрела пустым взглядом, который был сфокусирован на чём-то вне кадра). Он вспомнил, как впервые обменялся картами с Кларой, которая познакомила его с этой идеей, и как она дала ему карточку Снейпа. Он все еще был в его сундуке. Кажется, ей нравились карты.       Он задумался…       Он покинул чердак и направился в спальню, которую делил с Эрменгардой. Открыл свой чемодан и осторожно вытащил карточку из своего красно-золотого гриффиндорского шарфа. Снейп на карточке мельком взглянул на Леопольда, усмехнулся и вышел из кадра. Леопольд сохранил его только потому, что она была от нее. Ему очень не хотелось расставаться с карточкой, но если это сделает Клару счастливой, он с радостью пожертвует ей.       Леопольд забрался обратно на чердак и нашел мистера Снейпа. Тот то бросал нервные взгляды на мисс Грейнджер и миссис Тонкс, то наблюдал за другими детьми. Чувствуя, что, вероятно, никогда не будет «подходящего» времени, чтобы спросить, он подумал, что лучше решить всё сразу. Спрятав карту под ладонью, он приблизился к Снейпу настолько уверенно, насколько осмелился.       — Могу я поговорить с вами?       Северус изогнул в вопросе бровь.       — Пожалуйста, это важно. Это о… ней.       Мужчина кивнул и последовал за воспитанником вниз по лестнице на площадку третьего этажа.       — Ну и?.. — сказал он, стараясь показать беспристрастность и долю заинтересованности.       Леопольд взял себя в руки и без предисловий начал. Когда он закончил, Северус зло на него смотрел.       — Определённо нет.       — Пожалуйста, я знаю, что ей это понравится, это нечто уникальное, что я могу ей подарить, и это никому ничего не будет стоить.       — Нет, — сказал Северус и повернулся, чтобы подняться по лестнице обратно на чердак.       — Мисс Грейнджер сказала, что вы меня поймете! — закричал он. Это остановило Северуса, однако обернуться не заставило. — Она сказала, что вы были в этом положении раньше и что вы будете не против помочь мне.       Она была права, в общем-то. В Леопольде и его подруге он видел себя и Лили в этом возрасте. Одинокий мальчик, отчаянно пытающийся угодить и произвести впечатление на свою лучшую подругу, симпатичную девушку, девушку, которую он любил уже в столь нежном возрасте. Девушку, которая могла бы остановить его падение во тьму, если бы осталась в его жизни хоть на немного дольше.       Возможно, Леопольд преуспеет там, где Северус потерпел неудачу. Но, Мерлин, рано или поздно Гермиона всё же сведёт его в могилу!       Проклиная себя за то, что позволил чувствам диктовать его действия, он обернулся, свирепо взглянул на Леопольда и коротко кивнул. Не говоря ни слова, он взял у него карточку, прижал ее к стене и палочкой вывел под колдографией свое имя.       Он ненавидел, что его всё же добавили в новую серию этих проклятых жаб. Это романтизировало его достижения и преуменьшало негативные стороны его прошлого. На карточке был изображен человек, погибший в Хижине, человек, которого он больше не узнавал. Снейп на картинке встретился глазами с Северусом во плоти. Снейп на картинке выглядел старше, злее, более усталым и менее любимым, чем нынешний его двойник. Что создавало такую разницу? Более короткие волосы? Другая одежда? Забота? Было ли это помощью Гарри и его друзей, полностью посвятившим себя этим детям, как и он сам? Был ли это тот факт, что время и расстояние отделили его от старой жизни? Было ли это тем, что происходило со всеми, кто жил после того, как должен был умереть?       Он знал, что сказал бы Альбус. «Это всё потому, что теперь Северус проводил ночи в объятиях женщины, которая любила его, которую он любил в ответ и которой был бесконечно предан». Забота о детях также творит чудеса. Любовь, настоящая любовь во множестве форм — вот чем Альбус мог бы объяснить это.       Он вернул мальчику карточку, тот молча принял ее, глаза его светились надеждой.       — Насколько я знаю, сова мисс Лавгуд сейчас в гостиной на первом этаже, — небрежно сказал Северус и пошел вверх по лестнице.       Он услышал топот маленьких ног Леопольда, когда он спешно спускался по лестнице, и не смог сдержать ухмылку, когда он мысленно пожелал мальчику удачи. Мерлин свидетель, она ему понадобится.

***

      Той ночью, через несколько часов после ухода Андромеды и Тедди, которые пообещали приехать снова, Гермиона прильнула к Северусу, обняла его чуть крепче, чем обычно, и глубоко вдохнула, растворяясь в его запахе. Он держал ее так же крепко, между ними повисла уютная тишина.       Он был исключительным человеком. В его жизни было так много боли, и все же он смог воспитать более двух десятков осиротевших детей и найти место в своем сердце, чтобы любить ее… это было ошеломляюще.       — Ты думаешь настолько громко, что я буквально слышу звук, с которым импульсы проскакивают по твоим извилинам, — шёпот.       Девушка усмехнулась.       — Возможно, так и есть.       Он поцеловал ее в лоб.       — Хочешь поговорить об этом?       Она покачала головой.       — Просто обними меня.       Он подчинился.       — Я уже говорила сегодня, что люблю тебя? — тихий вопрос.       — Думаю, тебе лучше сказать мне это еще раз.       — Я тебя люблю, — каждое слово иллюстрировалось поцелуем в грудь.       — А я тебя, — прошептал он, после чего удовлетворенно хмыкнул и закрыл глаза, — завтра скажешь еще раз.       — Я буду говорить тебе каждый день, — сказала она, искренне веря в свои слова. Он не слышал этого достаточно в своей жизни. Она не могла компенсировать это, но это был именно тот случай, когда лучше попытаться, чем вовсе ничего не делать. — Каждый день, — всю оставшуюся жизнь.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.