Зачем ты сидишь под дождём, Ринтаро Суна?

      Ринтаро терпеть не мог подростковые романтические фильмы, полные глупых шуток или абсурдной неловкости. А ещё он не понимал, как нужно вести себя с кем-то, кого ты поцеловал, тем более, если поцелуй был неосознанным. К тому же, ему некого было спросить. Конечно, он всегда веселился, наблюдая за тем, как Осаму или Атсуму влюблялись снова в какую-нибудь девочку (хорошо, если не оба в одну и ту же) или в мальчика. О втором они никогда не разговаривали, но Суна был очень наблюдательным человеком и знал, что мальчики близнецов тоже интересовали. Однако серьёзного совета у них он спросить не мог. Скорее всего, они бы начали сыпать своими тупыми шуточками, которые у Осаму обычно были более язвительными, а у Атсуму — пошлыми. Совета же Ринтаро так бы и не дождался. Остальные? С ними он не был настолько близок, и он бы просто стоял, краснел и не смог бы задать вопрос. Кому-то в интернете? Ему лень было описывать всю ситуацию, тем более, кого-то действительно близкого и там не было. Потому Ринтаро просто остался наедине со своими мыслями и переживаниями, как и всегда. Дело в том, что эти новые чувства были непривычно сильными, потому Ринтаро казалось, будто одна из стен, которыми он себя окружил, рухнула навсегда. Он почти никогда не открывался кому-либо так, как в тот самый день, по крайней мере, добровольно. Теперь он чувствовал себя голым.       Кита избегал его уже несколько дней. Именно из-за этого Суна испытывал то ужасное чувство, когда человек обретает то, что давно хотел получить, но тут же потерял. Такая потеря всегда хуже, по крайней мере, он так считал. Доброта и забота снова превратились в обычную вежливость, ещё и с новым оттенком холодной отстранённости, из-за которой Ринтаро казалось, что лучше бы его ударили ножом, чем снова он бы наткнулся на неё, когда пытался обратиться к Ките. К тому же, он чувствовал, что тот нравился ему всё больше. На тренировке спустя неделю после их случайного поцелуя Суна не мог заставить себя прекратить наблюдать за Шинске, особенно, взгляд часто задерживал на оголённых частях крепких красивых ног, к которым ему хотелось прикоснуться. «Прекрати, — говорил себе Ринтаро, в прыжке блокируя атаку Хитоши Гинджимы, которого все называли просто Гин. — Хватит пялиться на Шинске». Но у него не получалось, поэтому он, смирившись, снова обратил внимание на капитана внимание — тот объяснял что-то очень внимательно слушающему Атсуму, который иногда бросал на него взгляды, полные восхищения. Суна не удивился: уважали Шинске абсолютно все, кто-то ещё и боялся, как прежде он, Ринтаро, а кто-то явно восхищался, как Атсуму. Ринтаро прищурился, испытав не укол ревности, а скорее обычную зависть потому, что с Атсуму Кита, по крайней мере, разговаривал, а не сторонился его. Засмотревшись, Суна и не заметил, как ему в голову прилетел мяч. Под извинения Гина он потёр щеку, уверяя доигровщика, что был сам виноват, потому что отвлёкся. Осаму тут же усмехнулся, что его насторожило. Неужели что-то узнал? Не может быть. Кита точно был не из тех людей, кто болтает направо и налево о том, что его случайно поцеловал товарищ по волейбольному клубу.       Отбросив эти мысли, Ринтаро попытался сосредоточиться на тренировке. Волейбол всегда ему помогал и, можно сказать, был вещью, которая навсегда изменила его жизнь в тринадцать лет. Несмотря на то, что он начал играть только в средней школе, спорт давался ему действительно хорошо, но не так уж и легко: на самом деле, Ринтаро прикладывал немалые усилия, особенно в начале пути, хоть и был склонен к «лени». Он всё-таки считал, что надрываться нельзя, а беречь себя — важно. Волейбол заставлял апатию отступить и наполнял смыслом жизнь Ринтаро, попутно ещё и помогая чувствовать себя увереннее. Он никогда не был популярным в школе, но его уважали именно за то, что он попал в основной состав команды уже на первом году обучения в старшей школе, как и Осаму, с которым они учились в одном классе. Тот отчего-то пользовался гораздо большей популярностью, особенно среди девушек, чему Ринтаро не особо завидовал, потому что не любил, когда кто-то оказывал ему назойливые знаки внимания. Пару раз подобное всё же случалось, причём одним из поклонников был парень из другого класса, от которого Ринтаро еле отделался. От неприятных воспоминаний его даже передёрнуло, поэтому он снова сосредоточил все мысли на волейболе.       Уже в раздевалке Суна замешкался и снова оказался одним из последних оставшихся там, что давно никого не удивляло — ему не нравилось бежать домой, как это делали остальные. Он снова испытывал тягучую тоску, которую усиливало желание спать, наполнявшее его тело, отчего всё казалось томительным и медленным. С бодрящим замешательством Ринтаро заметил сумку Киты, который также задержался, пока, наверное, снова чистил мячи по своему обыкновению. И зачем ему это было нужно? Капитан вообще мог бросить волейбольный клуб: всё-таки выпускной совсем скоро. Интересно, как же он успевал делать так много? Размышляя об этом, Ринтаро нетерпеливо открыл дверь и прямо взглянул на удивлённого Киту, даже выронившего мяч, который действительно протирал тряпочкой:       — Кита-сан, с тобой всё в порядке? — выпалил Ринтаро, сжимая кулаки в карманах. Сонливость отступила. Он снова, ненавидя себя за это, заметил, насколько привлекательным казался теперь Кита: всегда идеально лежащие серые волосы, умное и доброе лицо, до которого хотелось дотронуться, лишь бы ощутить тот свет, что он излучал. Ринтаро ненароком вспомнил чувство близости с ним, и щеки его чуть не вспыхнули румянцем. Никто и никогда не заставлял его смущаться так часто. «Он не может тебе нравиться», — решительно сказал себе Суна, но это не помогало. «Ещё как может», — заключил он. Кита наконец заговорил:       — Всё в порядке, Ринтаро, — он попытался улыбнуться, но получилось у него вымученно. — Лучше иди домой быстрее, а то дождь опять скоро начнётся и…       Он не договорил, как раздосадованный Суна уже исчез, пнув многострадальную дверь раздевалки по пути. Просто так, со злости — она ему совсем не мешала. Ринтаро так быстро зашагал к автобусной остановке, что чуть не врезался в мусорную урну у скамейки. «Дурак, — зло подумал он, вытаскивая из кармана деньги на проезд. Он тысячу раз думал о том, что не стоило их там хранить: вот и сейчас остальные монеты чуть не выпали на землю. — Я такой дурак, нечего было к нему лезть… Наверное, никто не может терпеть меня долго. Ну и ладно, я умею наслаждаться собственной компанией». Злость на себя отрезвляла лучше той воды, которой он обычно умывался в школе, когда сонливость на занятиях становилась невыносимо сильной. Однако стоило включить музыку в наушниках, когда он уже ехал домой, Суна почувствовал, как злость начала отступать. Теперь он испытывал лишь тоску, которая сразу напомнила об усталости после тренировки. Музыка, которую он включил, хорошо подходила для безнадёжно меланхоличного настроения. Ринтаро снова обрадовался существованию интернета, где он когда-то прочёл, что «чтобы понять мидвест-эмо, нужно постареть», а потом нашёл это самое мидвест-эмо и другие близкие ему поджанры. Мелодичная россыпь звуков всегда ему нравилась, хоть иногда она становилась более быстрой и менее мелодичной, но тоже гармонировала с состоянием разума и тела его, школьника. Наверное, для этого ему стареть не пришлось. Ринтаро нравилась эта, казалось бы, чужая его стране музыка.       Когда он вышел из общественного транспорта, свежий воздух вновь немного его ободрил. Уже у порога своего дома он с удивлением заметил чёрные отцовские туфли. Неужели тот сегодня пришёл раньше? Если честно, то сталкиваться с отцом Суне не очень хотелось. Однако, пришлось.       — Рин-чан! — раздался его подозрительно энергичный голос с кухни. — Ты пришёл с тренировки! Ну что, как там твой волейбол?       Лицо сына быстро приняло равнодушное выражение, для него обычное, особенно во время матчей. Осаму как-то раз сказал, что у Ринтаро почти всегда «…такая физиономия, будто он пришёл на похороны», а потом добавил, что с таким лицом в принципе можно ещё и в покер играть. На что Суна ответил, что у него просто нет надоедливого брата-близнеца, рядом с которым он не смог бы контролировать свои эмоции. Осаму тогда посмотрел на него так, будто готов был устроить ему похороны в тот же день.       — Всё хорошо, пап, — ответил Суна, пройдя внутрь.       — Я сегодня вернулся вовремя, вот, решил нам еды заказать, хочешь? Бери, давай поедим.       «Ну, Рин, ты сам этого хотел», — сказал себе Суна младший. Да и от еды отказаться он не мог, а потому остался с отцом, наслаждаясь прекрасной собой с овощами и мясом. Отец включил по телевизору ту же кулинарную передачу, что и Кита несколько дней назад, отчего Ринтаро поморщился. Сам он терпеть не мог готовить, но ему приходилось делить эту обязанность с папой. Тот как раз любил возиться с едой, просто справедливо полагал, что нужно и сына приучать к готовке. Ринтаро исподлобья посмотрел на отца, снова удивившись тому, насколько они были непохожи. Отец всегда помещался в их небольшом кресле полностью, тогда как Ринтаро не знал, куда деть ноги, особенно когда они ели у небольшого столика в гостиной, как сейчас. Он знал, что высоким ростом отличались родственники матери, с которыми отец давно не общался. Саму мать Рин помнил не очень хорошо потому, что та умерла, когда ему было всего семь лет, а перед этим долго болела. Но он прекрасно знал, что волосы у неё были каштановыми и густыми, в отличие от, опять же, отца. Тот просто коротко стриг свои седые волосы, которые когда-то были русыми. К тому же у него были большие голубые глаза, совершенно непохожие на зелёные хитрые (по мнению многих) глаза сына. Единственное, что в них было одинакового — сутулость. Даже сейчас они оба будто согнулись над столиком, почти синхронно поедая собу. Ринтаро поздно заметил, что отец рассматривал его с любопытством.       — Иногда забываю, какой ты уже большой, — улыбнулся папа, взглянув на его длинные ноги. — Спортивный, высокий, — он не считался действительно высоким центральным блокирующим, отец, как всегда, преувеличивал, — хорош собой. Небось, от девчонок в школе отбоя нет?       «Боги, за что мне это?» — печально подумал Суна и неловко покачал головой. Отец продолжил есть — лапши он заказал много, но говорить на эту тему, к сожалению Ринтаро, не закончил:       — Как так? Значит, от мальчиков?       Суна младший чуть не подавился, но вовремя остановился. Он округлёнными от страха глазами взглянул на отца, надеясь, что тот просто пошутил. Или он уже что-то узнал? Чёрт, нет, только не это. Отец при нём никогда не говорил о любых ориентациях, которые отличались от гетеросексуалов, будь то геи или бисексуалы — неважно. Суна заметно напрягся, почти вжавшись в кресло.       — Да что же ты, будто на врага смотришь! — нахмурился отец. — Что-то скрываешь? — прищурился он, улыбнувшись.       — Мы с тобой никогда не разговаривали об этом, — ответил Ринтаро, скрещивая руки на груди. Даже в домашней одежде ему стало как-то неудобно и неуютно. Да, сначала он струсил, но уже твёрдо решил, что не будет мяться и отступать. Что ему сделает отец? Начнёт лекции читать? Плевать. Он никогда не наказывал сына и теперь не будет. Суна всегда мог постоять за себя даже перед родственниками.       — Я знаю, — уже тише ответил отец, откладывая миску. — Это моё упущение, — младший Суна напрягся ещё больше. — Я просто хотел сказать, что я… мне неважно, кто тебе нравится, ты всё равно мой ребёнок. Я, так сказать, принимаю тебя таким как есть, — нервно улыбнулся мужчина.       Ринтаро чуть наклонил голову на бок, выражая искреннее замешательство. Отец же в свою очередь смотрел на миску, положенную им на столик. Наконец, взгляд сына прояснился.       — Спасибо, папа, — сказал он, шумно выдохнув. Теперь он чувствовал себя лучше. Дискомфорт отступил, освобождая место облегчению.       — Нравится тебе кто-то, Рин? — спросил отец, который был всегда слишком прямолинейным. Ринтаро тяжело вздохнул.       — Да так, — отмахнулся он. Сразу открываться отцу он всё же боялся. — Бывает и такое.       — А что за мальчик, к которому ты в гости ходил? — задумался отец.       — Это капитан моей команды, пап, — ответил Ринтаро. — Он третьегодка. И он мог бы перестать ходить в клуб, но продолжает, помогает нам.       — Хороший, наверное, — кивнул папа.       — Да, он хороший, — согласился Ринтаро, продолжая есть, хоть и могло показаться, что съел он уже много. Аппетит у него всегда был превосходным. — Даже слишком.       — Слишком хороший? — поднял седую бровь отец. — Эх, Рин, в кого же ты такой? Не бывает слишком хороших людей, особенно, если он помог тебе бескорыстно, — последнее слово отец выделил.       «А я повёл себя по-идиотски», — промелькнула в голове у Ринтаро мысль, заставившая его чувствовать себя паршиво.       В кого же он такой… Суна вспомнил, как после смерти его матери отец решил, что лучшим решением будет позволить её порядочной и воспитанной старшей сестре возиться с малышом Рином. Вот только та была строгой до жути и считала, что Рин растёт «... слишком смазливым, будто девочка», но при этом упрямым и непослушным, а таким, соответственно, мальчик быть не должен. «Мальчики, девочки, — зло размышлял Ринтаро уже позже, в подростковом возрасте. — Как насчёт того, чтобы просто оставить меня в покое?» Это и случилось, к счастью, когда ему исполнилось где-то двенадцать лет и отец окончательно рассорился с родственниками покойной жены. С какой радостью об этом узнал Ринтаро, которого уже порядочно замучила тётка, поскольку постоянно наказывала его, запрещала проявлять характер и эмоции, а ещё заставляла по сто раз до состояния тошноты переписывать домашние задания. Отец же имел очень смутное представление о воспитании детей, потому разрешал Ринтаро делать практически что угодно — грань дозволенного была очень далеко.       Кстати, Суна младший когда-то пробовал курить, ему даже понравилось, но бросил почти сразу из-за того, что курение мешало спорту. Наркотики его не интересовали. А что насчёт алкоголя и вечеринок? И в средней, и в старшей школе друзей было мало, в основном он общался с теми, кто тоже ходил на волейбол. Ему нравилось иногда посидеть вечером с товарищами по команде у кого-нибудь из них дома и поиграть в приставку, там же иногда они могли немного выпить, но не более того. Все его товарищи по командам были слишком влюблены в волейбол, чтобы ставить минутные наслаждения выше спорта, хотя иногда кто-то всё же мог безответственно поступить и напиться, но то было редкостью. Ещё Ринтаро в принципе не очень любил людные места. Он отказывался от любых приглашений близнецов на вечеринки у незнакомых людей и оставался дома, либо читая книги, либо зависая в интернете и слушая музыку. Ему нравилась собственная компания, но чего-то часто не хватало, потому чувство отчуждённости от окружающего мира время от времени накрывало его с головой. В школе, особенно лет в четырнадцать, над ним часто подшучивали или даже открыто издевались, потому что в те времена он казался одноклассникам неформальным тихоней. С гордостью Ринтаро вспоминал, как дрался несколько раз с обидчиками, которых всегда побеждал не только силой, но и хитростью. После тех стычек с обидчиками к нему перестали лезть и просто обходили стороной. В Инаризаки положение его стало гораздо лучше. И всё же, он всегда знал, что ему чего-то не хватало. Может, тепла и заботы, которые подарил ему Кита Шинске несколько дней назад. Оторвавшись от раздумий, Суна снова обратил внимание на отца.       — Наверное, ты прав, — сказал он. — Кита действительно хороший человек. Взрослый… морально. Он идеален: у него будто нет никаких слабостей, и он всегда прав. Это меня и пугало часто, но он оказался действительно добрым и заботливым человеком.       — Идеален, — повторил папа, улыбаясь. Наверное, ему было по душе, как хорошо и умно, пусть и горячо рассуждал его сын. — Такие слова говоришь. А не нравится ли он тебе часом?       Застигнутый врасплох, Суна даже порозовел и нервно пригладил волосы.       — Я не знаю, — почти честно сказал сын. — Может быть, нравится. Он был очень добр ко мне, и… Я думал, что тоже могу ему понравиться. Я не знаю.       — А зачем долго думать и размышлять? — спросил отец, пожав плечами. — Мне понравилась твоя мама когда-то. Я просто подошёл и пригласил её на свидание. И всё.       Теперь щеки сына действительно вспыхнули ярким румянцем.       — Ну, ты чего? — удивился папа. — Просто подойди к нему и пригласи куда-нибудь. Тем более, если ты видишь, что он к тебе хорошо относится.       — Да есть кое-что, — ужасно смущаясь, ответил Ринтаро. — Он себя как-то ведёт… странно, что ли. Мы почти не говорили после того дня. Я спрашивал, всё ли у него в порядке, а он ответил, что да. Не понимаю.       Отец задумался. Ринтаро, честно говоря, удивлялся тому, насколько проницательным он был. И честным, что сыну тоже понравилось.       — А может быть, ты ему тоже нравишься? — задумчиво сказал папа. — Это хорошо, если ты пытался пойти на контакт. Попробуй поговорить снова. Если он будет отворачиваться от тебя и не захочет говорить, то и не нужен он тебе такой.       «Логично», — подумал Ринтаро, чуть приободрённый своим отцом. Какой удивительный день был, однако.       На следующей тренировке Суна почти растерял решимость, которую получил после разговора с отцом. Особенно из-за того, что узнал: вполне возможно, что то был последний раз, когда Кита занимался с ними. Аран, Акаги и Оомими, например, уже не посещали клуб. Уход центрального блокирующего Оомими очень огорчил Суну, который теперь с безнадёжностью представлял, как ему придётся учить какого-нибудь первогодку совсем скоро, потому что тренер уже явно возлагал на него большие надежды. «В принципе, „Суна-сэмпай” звучит не так уж и плохо», — утешал себя Рин.       Пару раз Ринтаро задерживался на капитане взглядом, замечая, что тот выглядел более взволнованным, чем обычно, хоть и пытался это скрыть. Кита беседовал с особенно восторженным в тот день Атсуму, сохраняя невозмутимость, но Ринтаро интуитивно понимал, что она была напускной. Он снова загляделся на лицо, которое теперь считал красивым: в нём было столько доброты, благородства и мудрости, что Суне хотелось снова поцеловать его. Особенно когда на грудь словно опустилась тяжесть из-за мыслей о том, что Кита больше не будет ходить на волейбол. Наверное, Суна слишком долго об этом размышлял, потому плохо принял атаку Гина и дал довольно короткий пас.       — Ринтаро, — раздался рядом спокойный голос. В нём не было привычной строгости, но он всё равно заставил Суну вздрогнуть. — Если ты принимаешь в этой позиции, постарайся вот здесь, лучше чуть выше, — мягкие ладони, одна из которых несколько дней назад прикасалась к его щеке, сейчас взяли его руки и сложили вместе, затем палец капитана показал, каким местом лучше принимать. Суне стало невыносимо жарко, он даже не слушал, что ему говорили, учитывая, что он и сам прекрасно знал, как лучше принимать. Он лишь молил всех богов, чтобы Кита остановился и отошёл от него как можно скорее, поскольку не был готов к такому контакту.       — Хорошо, спасибо, — пробормотал Ринтаро, ненавидя себя за малодушие. К счастью, Кита отошёл. Или к несчастью? Суна раздосадованно прикусил губу. Видимо, капитан волновал его слишком сильно, раз Рин не мог справиться со своими эмоциями рядом с ним. Остаток занятия прошёл бодрее: Ринтаро нарочно вошёл в режим усиленной тренировки, чтобы набраться решимости и поговорить с Шинске. Удачные быстрые атаки с пасов Атсуму придали ему уверенности, потому он сумел настроиться на разговор. Уже в раздевалке Ринтаро собирался очень медленно, делая вид, что очень устал, и надеясь, что Кита снова останется. Суна даже не переоделся, просто уставившись в телефон и ожидая, что близнецы уйдут. К счастью, он дождался. Гин долго возился, но тоже удалился из спортзала, остальные покинули его ещё раньше. Суна с облегчением вздохнул и надел красную олимпийку. И что теперь делать? Как начать разговор? Он нервно съёжился, будто собирался говорить не с Китой Шинске, а самим императором.       — Ринтаро?       Он обернулся. Кита оказался неподалёку, за порогом раздевалки, но всё же пока не заходил внутрь. Конечно же, их взгляды встретились. «Как в подростковой мелодраме», — с лёгким ужасом подумал Суна. Он сделал несколько шагов навстречу и остановился у двери.       — Да, Кита-сан? — спросил он, опустив взгляд. Слух у Суны был всегда хорошим, потому он мог поклясться, что слышал, как тяжело дышал Шинске. Затем они снова посмотрели друг на друга, именно как в тот вечер, который провели вместе. Кита зашёл и прикрыл за собой дверь, встав напротив него. От этой близости Суне снова стало жарко, зато от его меланхолии не осталось и следа.       — Я слышал, что ты больше не будешь заниматься с нами, — вполголоса произнёс Ринтаро, и звучал он действительно печально, хоть и горел изнутри. ­— Мне так жаль…       — Ах, подожди, наверное, ещё разок приду, — неожиданно тепло улыбнулся Кита, положив руку ему на плечо.       — Всё равно, — Суне почувствовал, как осмелел, потому сам взял капитана за плечи и взглянул в глаза Киты. В них появилось недоумение. Ринтаро, боясь, что мог растерять всю храбрость, наклонился к нему и нежно обнял.       — Спасибо тебе за всё, что ты для нас сделал, Кита-сан.       Суне показалось, что прошла не минута, а целых пять. Он так бережно обнимал своего сэмпая, что тот замер в изумлении. Тепло его тела успокаивало Суну, но он нехотя выпрямился, пусть и не выпустил из объятий Киту, который теперь сам положил свои руки на его расслабленные бицепсы.       — Ринтаро, — даже как-то беспомощно произнёс капитан, а его рука скользнула чуть выше, и Суна вновь чуть наклонился вперёд. Он чувствовал, что их лица оказались в преступной близости друг к другу, но ничего уже нельзя было сделать, чтобы этому помешать. Ринтаро даже видел своё отражение в больших глазах Киты, который первым подался ему навстречу. Они оба замерли, как только их губы нежно и будто случайно прижались друг к другу. С неловкостью Ринтаро ответил на этот поцелуй. У него тут же закружилась голова, особенно когда Кита зарылся пальцами в его густой шевелюре на затылке, жадно и глубоко его целуя. Воздух действительно накалился, и они оба с трудом прекратили целоваться, а Ринтаро сделал быстрый шаг назад, не в силах смотреть на капитана.       — Ты помнишь, что тогда случилось, да? — спросил Кита. Ринтаро сглотнул комок в горле и робко кивнул. Мысленно отвесив себе пинка, он поднял глаза. Кита действительно выглядел очень разгорячённым после поцелуя: его щеки горели. Ринтаро, уговаривая себя успокоиться, часто задышал, затем принялся считать до десяти. На «пяти» Кита сказал:       — Ты пойдёшь со мной на свидание, Ринтаро?       Он тут же сбился со счёта. Несколько раз он открывал и закрывал рот, немного походя на рыбу, выброшенную на сушу.       — Я… наверное, — ответил Суна, до боли вжимаясь в стену.       — Наверное? — Кита даже как-то иронично поднял бровь. — А мне показалось, есть шанс, что ты тоже этого хочешь, — из-за волнения он говорил очень сбивчиво, но было ясно, что он пытался разрядить обстановку, однако, снова приблизившись к своему кохаю. Тот посмотрел на него, словно испуганный зверёк.       — Я хочу, — как можно чётче ответил Суна, пока противоречивые чувства раздирали его изнутри. Такой всплеск эмоций был для него очень непривычным. — Я просто боялся сказать об этом.       — Почему?       — Да потому что ты идеальный, ты всегда прав, ты же такой красивый, умный и хороший, а я нет, и мне было страшно, понятно? У тебя будто нет слабостей вообще, — выпалил он на одном дыхании, закрыв лицо руками, с которых он забыл снять тейпы. — Я не такой.       Неожиданно Кита рассмеялся. Несмотря на то, что смех его был тихим и приятным, Ринтаро почти незаметно вздрогнул. Шинске уже более расслабленно прислонился к деревянной двери, а его улыбка заставила пульс Ринтаро участиться.       — Нет слабостей? Правда? — капитан поправил чёлку. Проследив за этим жестом, Суне страшно захотелось поцеловать Киту снова. — Моя слабость… — начал было он, но заметил тейпы на пальцах собеседника. — Ох, давай сниму.       Суна был всё ещё в лёгком состоянии шока из-за услышанного, когда капитан потянулся к его руке. При прикосновении их пальцев обоих легонько ударило током, отчего Кита поморщился.       — Меня в нашей форме вечно током бьёт, — пожаловался он, а Ринтаро улыбнулся. Наверное, то был знак судьбы. Затем Кита решительно, но мягко взял его за руку и принялся снимать с пальцев эластичные ленты, пока Суна краснел и размышлял о том, что, скорее всего, Кита просто нашёл хороший повод, чтобы снова к нему прикоснуться.