Пустыня

В последние дни Боруто сам за собой заметил, как стал агрессивнее. Причём Саске ничего не говорил, не смотрел чаще или по-другому, чем раньше, что не отсекало автоматически возможность изменений. Это была не просто агрессия от плохого настроения. Это была настоящая, с первого взгляда ничем не подкреплённая злоба. Способ тренировки сознания Саске помогал выкрутить на ноль голос Момошики в голове, плюс ударная доза отцовских пилюль не прошла мимо. Но усталость от шума никуда не ушла, пусть сам шум в ушах и исчез. Передышки стали ненавидимы им. Ноги начинали ныть, когда они устраивали привал, и Боруто страдал от необходимости прилечь. Освободившееся на патруле время он не сразу додумался направить на попытку понять принцип работы Джогана в отрыве от кармы, но суставы так сильно ломило, что ни одной путной мысли не доходило до головы. Он мог только идти. Настолько быстро, что теперь ни разу не допустил отставания от Саске пусть и с приличной разницей в росте. Он был так растормошен, что не мог вымолвить и слова, если его не спрашивали. Когда сон совсем ушёл, отведённое на связные мысли время утекло сквозь пальцы вместе с ним. Что-то постоянно крутилось у него перед глазами, но ускользало из поля зрения. Что-то очевидное, будто он снова слышал нашептывание над ухом. — Боруто? — Он обернулся к костру, с другой стороны от которого Саске отдыхал. После ужина он обычно сразу же ложился спать вплоть до своего дежурства во второй половине ночи. — Что с тобой происходит? — Что? — нахмурился Узумаки, как в трансе не осознавая смысла заданного вопроса. Он пытался вспомнить только что произнесённые слова, но в голове было пусто. Ни чужих мыслей, ни его собственных, только бурление раздражения от того, что был остановлен. — Мы договорились, что ты будешь рассказывать о любых изменениях, — спокойно продолжил Саске, как чувствовал на себе Боруто, пытающийся разглядеть внешнюю реакцию на свои слова. — Ты ведь не спишь? — Сплю, — соврал он быстрее, чем подумал об ответе. Саске несколько секунд смотрел ему в глаза, что Боруто мужественно выдержал. Он принимал решение, по итогу которого отвернулся и улёгся спать. Узумаки сдуло с места в тот же момент. Ему нужно было отбежать на приличное расстояние, чтобы не привлекать внимание своим вандализмом в отношении местного ландшафта. Тело не чувствовало той усталости, от которой умирал мозг. Повиснув на одном из деревьев неподалёку от лагеря, Боруто попытался задуматься и случайно не заснуть с закрытыми глазами. Казалось, ему всегда было так хреново, просто раньше Момошики озвучивал каждое его чувство, делая более отчётливым и реальным, податливым к анализу. Футболка сползла к подмышкам, задев соски. Вата в голове внезапно потяжелела, а тело разомлело, перевесив теперь не напряжённые голени. Всего на секунду Боруто почувствовал ту желанную прежнюю власть над своим телом, которую не ощущал с самого исчезновения голоса Момошики, и даже падение с потенциальным концом стало наградой. Его пятка успела скользнуть по дереву, как его за неё поймали. Несмотря на возвращающийся туман, Боруто какой-то частью себя всё же чувствовал счастье. Саске никогда не позволит ему упасть и разбиться. Его обещание собственноручно убить, когда он сойдёт с ума от треска голоса Момошики в голове, неконтролируемой кармы или всего одновременно, перестало звучать угрозой. — Долго собрался висеть? — недовольно поинтересовался Саске, хоть и не испытывал неудобств при удержании такого веса. Боруто чувствовал, что дело в прилившей к голове крови: он снова был способен на сколько-то сносную оценку себя и чужих слов. Потому остался висеть без намерений самостоятельно подняться. Естественно, Саске подумал, что с ним всё совсем худо. Он отошёл к корню широкой ветви, а затем, придержав коленом, медленно положил его перед собой и сел следом, чтобы привести в чувство. Но едва они оказались на одном уровне, Боруто резко сел и толкнул Саске на ствол дерева, садясь на его бёдра сверху. От равнодушия Саске, не подкреплённого ни удивлением, ни раздражением, Узумаки пробирал изнутри смех. — Когда ты был не в себе, — вместо реакции на шумное сопение перед лицом и заламывающиеся на его шее пальцы, — Момошики наболтал всякого про тебя. — И вы поверили? — тяжело выдохнул Боруто, наклоняясь под шершавый подбородок, чтобы вдохнуть запаха с шеи. Его желание бежать, не теряя ни секунды на сон, вдруг сконцентрировалось на том, чем обычно его дразнил Момо. У Саске и бровь не дёрнулась, когда Боруто отстранился и коснулся носом его носа. Смазанное, практически инстинктивное чувство звериного возбуждения заставило по первому порыву заправить за ухо прядь, прикрывающую зияющую дыру на месте глаза, спрятанную не до конца сомкнутым веком. — Не было оснований не верить, — ответил Саске в унисон с дёрнувшимися вперёд, на его живот, бёдрами Боруто. — Ты обещал говорить о любых изменениях, - повторил сказанное после ужина Учиха. — Вы сейчас ведёте себя так, будто мне всё дозволено. То, как Саске неожиданно усмехнулся в ответ, на мгновение обезоружило нечто голодное внутри Боруто. У нечеловеческой части внутри обнажились клыки. — Я снова чувствую себя живым, — пробормотал Узумаки, досадливо сведя брови к переносице. Он импульсивно посмотрел вниз, спрашивая разрешения. — Я не собираюсь тебя трясти, чтобы выяснить, что происходит. Очень по-детски доводить себя до точки, когда перед своей же совестью всё сойдёт с рук. — А перед Вашей? — Боруто слышал ровно половину из того, что вещал его учитель, сосредоточившись всем существом на их соприкоснувшихся в процессе внушения губах. Они зацепились липкими от засохшей слюны участками. — Я не твой отец. Если это и не было «да», то и очевидным отказом не являлось. Боруто высунул язык, коснувшись кончиком чужих губ, и прильнул следом поцелуем. Из-за отсутствия сопротивления он легкомысленно отстранился, снял со лба раздражающий протектор и снова вернулся к чужому лицу. Он не надеялся на ответ, потому довольствовался тем, что ему дали. Спектр захлестнувших эмоций, когда ладонь Саске накрыла его ухо и вплелась пальцами в волосы на виске, сделал каждую клетку его тела эрогенной зоной. Тиски, размозжившие его голову, ослабли, и он снова вспомнил, как дышать. Вместе с этим далеко в затылке он снова услышал эхо бормотания Момошики. Саске никогда не упоминал, о чём тот трещит, пока Боруто не в себе и пускает сожителя к рулю во время тренировок. Видимо, о чём-то таком, что раньше преследовало Узумаки во снах и наяву в мыслях по пятам, а после исчезновения раздражающего фактора исчезло, принеся с собой беспокойство и бесконечный стресс. Вниз незаметно соскользнула повязка, без которой Боруто чувствовал себя свободно, будто пространства и воздуха вокруг прибавилось. Он хотел раздеться сам, раздеть их обоих, но это было так чертовски сложно, не уронив ничего с высоты. Боруто расстегнул плащ под флегматичным взглядом Саске. — Считаете, я сошёл с ума? — Думаешь, что заслужил подобного благосклонного заключения? — его губы снова дёрнулись; в тени от тусклого света луны можно было предположить усмешку. — Ждёшь слишком много сочувствия в свою сторону. — Тогда почему позволяете? — Боруто снова положил обе ладони на его шею, прижимаясь насколько возможно телом к телу. — Как я могу судить того, чьё проклятие равно моему? Боруто закрыл глаза, прерывисто выдохнув через рот, и страдальчески прошептал на пару тонов ниже: — Очень хочу этого с Вами. Я… — Момошики был весьма красноречив в описании того, что ты хочешь. Боруто вдруг смутился и опустил подбородок на грудь. — Не делайте то, что Вам сказали. Я хотел бы думать, что Вы... не так равнодушны, каким бываете обычно. Пальцы Саске пропустили его волосы на висках, переместившись на затылок. А затем сжали их в кулаке, потянув голову назад. Оказавшись близко, губы Боруто сразу легли на губы Саске.