Paranoia

Её практика всегда носила много скелетов. Шкафа для такого количества пока не придумали, поэтому Алиса хоронила их прямо за порогами допросных и кучей заметок в ежедневнике. Но шестое чувство говорило сейчас лишь о том, что этот скелет так просто не исчезнет. Фонарь. Цепи. Красные глаза. Смотрели так пронзительно. Маска луны вроде должна успокаивать, но в соло с зрачками придавала лишь ужас. Мундроп другой совсем чуть-чуть. Волосы чернее вороньего крыла, колпак с звездами на голове, сменная одежка с яркокислотными полосками желтого и ожидающих взгляд. Все так же одно лицо со своим двойником. Одет даже сходственно, один в один, такой же клоун. Уильямс бы больше ни на что не обращала внимания, не будь она психиатром. Различия буквально врезались ей в глаза, рвали сетчатку поперёк и отражались на коре мозга тонкими стёжками. Фонарь привередливо освещает его глубокие мешки под глазами и широко раскрытую глазницу с расслабленными чертами лица. У людей это был явный признак передоза от наркотиков. Но Мундроп оказался другим. Он буквально полыхал собственным безумием, готовясь сжечь эту комнату до тла и Алису заодно. — Здравствуйте, Мундроп. Вы меня знаете? Проглатывает слоги и не шевелится. Глубоко выдыхает воздух, чтобы самой не воспламениться. Спокойно, главное не создавать трение. Забавно, учитывая, что пока с Санрайзом она только так и работала. Сумрак гасит рецепторы, с тем же успехом, как потеют ее ладони. Разводы света на его пластине оставляют лишь желание включить свет, скрутить этого ненормального и покончить с этим. Но принципы, которые просыпаются в следующий момент, едва сдерживают ее. Она не чувствует время, бег стрелок, и как холодеют пальцы в мелком треморе рук, когда он замком кладет пальцы на стол. Только две красные щелчки напротив, ежедневник и ручку. — Возможно даже больше, чем вам того хотелось бы. Он сидит ровно, не елозит, не бегает взглядом по столу и по комнате, не обращает внимания на ее секундные движения в сторону. Просто смотрит и наблюдает за глазами. Алиса старается затеряться среди собственного самообладания, но не может даже нарушить зрительный контакт. Сейчас не лаймовый цвет выделяет робота от пыли, а он от неё. Нить мыслей снова скрыта, и Уильямс теперь предстоит снова плавать в этом океане в одиночку, по интуиции. — Что вы имеете ввиду, если не секрет? — Алиса съедает саму себя без остатка, точно Уроборос, глаза напротив не потерпят слабости. Считай, что до этого она обижалась на маленького мальчика. Сейчас перед ней его опасный старший брат. Даже как-то въедливо истерично. — Секрет, — ехидно улыбается, по-лисьи показывая зубы в оскале. На этом моменте, Уильямс понимает, что подумать ей стоило лучше, перед тем как скинуться в воду в самый разгар шторма. Мундроп откидывается на стуле и слегка прикрывает глаза. Почувствовал ее страх? Или просто заранее приготовленная позиция победителя? Крутит калейдоскоп и так, и сяк, а узоры все равно не сходятся. Слишком много различий и вероятностей. Думай, Алиса, думай. Откуда он может ее знать? Видел раньше? Не мог. Чувствовал ее приход? Они тут оба не экстрасенсы и не верующие в мистику. По крайней мере, она точно нет. Идея проскальзывает скоротечно, и девушка тут же хватает ее и тащит к себе в логово. В ежедневнике она записана немного по-другому, но кто помешает ей подойти к делу с, так сказать, творческим подходом? — И все же? Поверьте, через меня прошло много тёмных личностей, и все их секреты я бережно храню, — пешка вперед. Игра завелась, всегда надо начинать именно с маленьких фигур, по-другому нельзя. — Нет, раз с таким упоением мне о них рассказываете, — он не ведётся, ставит свою маленькую отдушину только на клетку вперёд, и то, с огромной неохотой, потому что не ходить вообще тут нельзя. Не в правилах их переглядок. — Я подозреваю с какими именно личностями вы работаете, об их секретах невозможно молчать, тем более с начальством. Уильямс опешила от его размаха понимания и собственной нерасторопности. Тут тебе не игра в кубик, тут нельзя надеяться на удачу, только на ум и расчёт. И Уильямс отвыкла играть в такие игры, большинство предпочитало косые взгляды, пустые угрозы и убийства последних капель собственной этики. Глупо рассчитывать, но у некоторых психопатов она есть, правда подмасленная и разбавленная ядом в воде. — Я обещаю, что эта часть разговора останется здесь. О своей шкуре я забочусь в первую очередь, — конь с клеймом «мой здравый эгоизм» шагает врагу на встречу, ошеломляя. — Охотно верю в это, мисс Уильямс, но я предпочту пока оставить это в тёмном уголке. Скажем так, привлекаю ваше внимание, — Мундроп бессовестно обезоруживает ее, двигая имитацией мимики. Конь не страшит, лишь забавляет противоположную сторону перед смертью. — Флиртуете? — Возможно. Алиса заплывает слишком далеко для себя. На границе между тем, что ей по силам и тем, чего она еще не пыталась делать. Бросать кость с её стороны не сильно умно, с другой стороны, она же не будет играть так всегда? Порой стоит уступить место удаче, ну или же своему слабоумию, у кого что в достатке. — В таком случае, вы согласны на допрос? Не откажете в услуге прекрасной даме? — девушка и забыла, какого это, кокетничать и бросать томные взгляды из-под ресниц. С ухажерами всегда не складывалось, они были либо слишком самоуверенные, либо слишком неискренние и наглые. Не в ее вкусе. — Разумеется. Уильямс на ощупь находит диктофон и щёлкает кнопкой. Фонарь ставит по середине дном на поверхность, и он уже освещает половину потолка. Уже не так жутко, но по-прежнему страшно. Ручка переливается темно синими чернилами, и Алиса на секунду представляет, что они оба в формалине. Потому что мертвые не могу причинить вреда, ведь они оба в объятиях смерти. Тик-так. Часы ожили в разуме Алисы с приходом Муна. Интересно, но она за секунды привязалась к его прозвищу от Санрайза. Он другой и отношение естественно другое. Только вот он по-прежнему ее оппонент по шахматном бою. И не в ее компетенции проигрывать. — Вы… Не буйный сейчас, мистер Мундроп. Допрос начинается под видом заметки, стикера на доске. Мундроп тут же кусает и рвёт на части конспирацию Уильямс, нагло забирая первую пешку. — Да вы, мисс, наблюдатель. Ирония тащит ее на дно, но в все же делать нечего, она подставляет слона под королеву. Убьют ее — до короля добраться не проблема. — И все же? — тавтология плескается раскаленным костром по языку и отдаёт весьма странным послевкусием. Профессор из университета сейчас бы четвертовал её с пересдачей на двадцатый раз. Но, простите, этому процессору не довелось работать с психикой создания техногенного века, так что увольте. — Как говорил Сан, наши характеристики снижены. Это влияет на нас обоих, так как мы имеем одни и те же детали функционирования. Однако, не советую вам расслабляться, потому что это не значит, что я не могу проткнуть вам артерии только из-за того, что у меня в голове будет орать Санрайз, — ухмиляется, сверкая двумя щелками. И смотрит на ее реакцию, будто капнул кислоту воду. Но он забыл, что вода по-своему слабощелочная среда, и брызги не помешают поглотить ей его нахальство. Алиса никогда не сдавалась в чужие руки. Потому что она — альфа, ее голос — закон государства, она волк в человечьем обличии. Ей не пристало поклоняться перед стервятниками. Она заставила за решётку столько маньяков и убийц, что собственная совесть перестала даже подавать живые звуки. Слишком энергозатратно, да и не к чему это. — Мило… В таком случае, не думаете, что если вы открыто угрожали мне и я пропустила это мимо ушей, то я забуду это. Будем считать это мелкой поблажкой за знакомство, — конфета, на палочке, которая секунду назад была забыта на внутренней стороне щеки, ощущается иначе. Приторностью и сахарным диабетом, но никак не наслаждением. Зубами перебирает на другую сторону, чтобы избавиться от скопления вкуса. Мундроп не отводит взгляда с этого и оскаляется чему-то своему. Его зрачки блестят ещё ярче в близости к какой-то затеи. Он что-то удумал. Причем раньше, чем Уильямс. Блять, Уильямс, возьмись за голову! — У слуги закона оказывается есть свои зубки? Как неожиданно, — робот уже не смотрит на нее, прикрывает глаза, будто дразня медэксперта. Алиса впрыскивала ртуть в свою кровь. Плевать, что не будет воздуха, плевать, что она будет медленно умирать, но она отравит его своей желчью. Пусть задохнется. — Нет, мистер Мундроп, скорее наблюдение. Вы дали мне ценный совет, — в ладони показывается коробок с будущими головешками. Она делает ход ладьей и рокировку. Просто так, ради смеха, чтобы запутать его, и зайти вместе в его мирок. — А долг платежам красен. Наконец до него доходит что она хочет тут устроить, и поэтому мгновенно напрягается, смотрит внимательно, наискосок. Неживой. Забитый дешманской масляной смазкой и её духами. Оно и понятно, волчий запах на добыче после укуса остаётся очень долго. — Вы не посмеете. Мои программы не зависят от света. Замыкание происходит непроизвольно, — Мундроп уже живая кукла. Он понял, что его загнали в ловушку, сам пошел по ее дороже из крошек, понадеясь на свою сообразительность. Просчет. — В таком случае мой эксперимент провалится, — не сдерживает хмыкание, одним движением выдвигая коробок. — Вы же не хотите говорить мне все напрямую, я же вижу. Ваши механики говорят, что скорее всего в вас засел вирус, и ваши красные глаза лишь его побочный эффект. — Вы не знаете о нем ничего! Он не проявляется просто так! — На то и нацелен эксперимент. Спичка — незаженное солнце, колет необработыным стержнем пальцы, хотя пока и не было трения. Сера оседает маленьким веснушками, неприятно. Алиса смотрит на нее, потом на Мундропа. Сан был прав. Они разные, но при этом части друг друга. Две стороны одной монеты. Две грани. Мун смотрит независимо, по-одиночьи дико, зло. Птица сломала себе крылья, но продолжает ползти, лишь бы не попасть в когти кошки. Просто, потому что это инстинкт. — Думаете, я буду вас молить об пощаде, как Санрайз? Этот слабак не может ничего, кроме как ныть и развлекать, — робот презрительно закатывает глаза, равнодушно смотря на нее. Но они оба знают, что она загнала его в угол. — А он был готов убить меня ради вас. Чуть не скинул меня с высоты, когда речь пошла про ваше удаление. Вас это никак не трогает? — Плевать. Наручники впервые за долгое время снова звонят металлическим бренчанием, поэтому Алиса незаметно вздрагивает. Его зрачки щурятся, схлопывая все волнение за толстой стеной вранья. Просто эмоции на выброс. — Вы знаете, мистер Мундроп, сколько мне уже названивали с предложением взятки за положительную статистику для дела? Знаете, какие мне суммы предлагали за правильное заключение? — Она стучит по болоту палкой, чтобы понять, где почва была более-менее твёрдой. Это уже навык, привычка, ритуал, просто палки разные, ведь у болот тоже есть классификация. — Знаете, почему я отказывала им? — Жалость? — насмешливо выкидывает чёлку в воздух и смотрит уставшей старой гельитиной. Готовится снести Алисе голову с плеч — Профессионализм. Вы с вашим другом по несчастью удивительные существа. Инженеры говорят, что у вас обоих самые высокие показатели осознанности, контроля и индефикациии своей личности из всех аниматронников. Если ваша уникальность подтвердится, вы станете первым зарегистрированным искусственным интеллектом! Я не могу упустить такое чудо только из-за зажравшихся чиновников! Уильямс говорила, вдохновенно, как только могла. Её настоящие чувства были схожи с теми, которые были представлены величием открытия, однако более приземленные. Это так, пыль в глаза, пудру на щеки, выдох на вдох. Сплошная симфония. Слон вперед. — А если нет? Если не подтвердится? Вас совсем не напрягает, что в нас сидит вирус? Что я в любой момент могу накинуться на вас? Мисс Уильямс, вы кто угодно, но точно не самоубийца, — скучающе и одновременно с посланием на три хода вперед. Не заигрывайся, детка, я тебе не товарищ в твоих грезах. — Если результаты будут отрицательные, и ни вы, ни ваша тёмная сторона не пойдёте на контакт, мне придётся просто написать заключение на вашу переработку. Мне останется лишь сожаление об парочке упущенных тысяч долларов, — криво улыбается, ручка скользит в ежедневнике, пальцы цепляют фонарь. Один щелчок, два звука трения пороха и они оба окажутся по ту сторону реки Стикс. И неизвестно, вернутся ли. — Мы в одной лодке, дорогой. — Мне уже все равно, Алиса. Я ужасно устал от вас и вашей болтовни. Делайте, что считаете нужным. Она не улавливает их общую ДНК. Все-таки, откуда он её знает? Его эмоциональное состояние явно нельзя назвать логичным. С ухмылки на усталость, с неё на смех. Глупость да и только. Нейропатия? Или железный засов, чтобы скрыть что-то большее? — Вы точно не хотите мне рассказывать ничего в нормальном состоянии? — А смысл? Вы ведь теперь мне не поверите. А вам нужна стопроцентная достоверность. Так или иначе, я не могу ее предоставить хотя бы потому, что у нас нет взаимного доверия, — смотрит более осознанно. Не так как раньше. Уильямс, ты хотела вытащить из него всю грязь, сломать изнутри, как делаешь это обычно, а не бережно протирать раны антисептиком. Ты что вообще творишь?! — Не смею тогда больше тянуть. Фонарь щёлкает выключателем, заполняя комнату доверху тишиной. Тени из углов хлынули на них, как только почувствовали свою безнаказанность. Треск металла. Звон колечек об стул. Алиса дезориентирована и закрыта по собственной воле. Ловушка на живца. Подставить еще одного коня, чтобы уберечь королеву. Чирк. Комната озаряется пугливым светом. Огонь горит тревожно, неуверенно, готовясь в любой момент сбежать, скрыться с глаз. Алиса смело подносит солнце к лицевой пластине и тут же отдергивает. Она не видела его глаз из-за слишком яркой вспышки, а как разглядела, удрала со всей мочи. Словно маленький ребёнок, она надеялась, что с приходом света, все подкроватные монстры исчезнут в предрассветном небе. Однако она не задавалась вопросом, куда они скроются. Глаза на этот раз неразумные, животные. Чёрный зрачок полностью поглощен и съеден красным полукругом с картинками. Кровавое море во плоти. И Уильямс запоздало понимает, что теперь она не моряк и не прохожий на берегу. Она утопающая.