Как продать весну

      У Йоаке дрожат колени, и трясутся руки. Шисуи успокаивающе сжимает ладонь. Его ободряющая улыбка делает только хуже. Это маска — Йоаке чувствует тремор его пальцев.       — Так куда мы пойдем, Йоаке-чан? — беззаботно спрашивает он. Все вокруг кажется Йоаке абсурдом и какой-то нелепой театральной постановкой. Все вокруг лишь кукольный спектакль, и она одна из кукол, которую уверенно дергают за ниточки…       Йоаке старательно натягивает улыбку. Красная помада липко растекается по тонкой коже губ. Йоаке чувствует театральную маску на лице.       Всенепонастоящемувсенепонастоящемувсенепонастоящему…       — Тут недалеко делают отменный чай, Шисуи-кун, — излишне радостно смеется Йоаке, затылком чувствуя пристальные взгляды. — И данго там просто невероятный!       Шисуи хохочет и позволяет вести себя вперед. Йоаке крепче сжимает его пальцы. Йоаке хочется закричать во всю глотку: «Беги!» Но она лишь улыбается и ведет его в чайный домик.       Помада липким медом капает с губ.       Йоаке мило улыбается и заправляет прядь волос за ухо, разливая по чашкам чай. В спешке, в страхе и леденящем душу ужасе она забывает крышку на столике… Йоаке этого не замечает, старательно отыгрывая свидание. Они смеются и едят данго. Йоаке прячет расширенные от ужаса зрачки за веками, чувствуя взгляды с крыш. Шисуи тоже их замечает, но не ведёт и бровью, мирно отпивая чай.       Они уходят из чайного домика, держась за руки и оставляя чайник без крышки.       Багровый след губ кровавым отпечатком остаётся на чашке.       Йоаке трясется и ежится в вечерней прохладе. Солнце заходит за горизонт, окрашивая крыши домов красными оттенками. Шисуи слегка приподнимает ее за плечи и острым взглядом проходится по округе.       — Смотри какое небо, Йоаке-чан, — проговаривает он, продолжая спектакль. Йоаке криво улыбается. Дрожь пальцев уже не удается скрыть, и Шисуи прячет их в пышущих жаром ладонях. На его лице безмятежность и закатные лучи. Йоаке думает, что красный ему не пойдет… В далеко воет пес, а над их головами протяжно каркает ворон. Ликорисы медленно покачиваются на ветру, протягивая свои алые лепестки в их сторону.       — Рассветы мне нравятся больше, — нервно хохочет Йоаке, кутаясь в расшитый цветами платок.       Трава, колышемая ветром, зловеще шелестит. Кроны деревьев раскачивают свои ветви. Йоаке кажется, что она слышит в листьях плач. Ей страшно.       Мед струится по губам, обращаясь кровью.       — Прости меня… — шепчет Йоаке и отчаянно целует его. Их губы встречаются в круговороте горя и отчаяния. Йоаке жмется ближе, впивается ногтями в плечи и путает дрожащие пальцы в темных кудрях. Шисуи широко раскрывает глаза, багровым заревом всматриваясь в лицо напротив, стирает ледяные слезы с ее щек и сминает губы вновь и вновь. Они двое знают — он обречен. Он уже похоронен в сырой промозглой земле, а нить его жизни давно попала в руки кукловода…       Они целуются на закате, зная, что ночью его сердце уже не будет биться. Что легкие больше не наполнятся утренней прохладой, а тело остынет, лишившись жара. Йоаке плачет, целует вновь и вновь, размазывая алую помаду по его губам.       Ядовитое стекло пузырька ударяется о малахитовую черепашку, оставляя на панцире трещину.       — Прости… — рыдает Йоаке, выпускает темные кудри из пальцев и исчезает в дымке шуншина. Вороны каркают еще громче и тоскливее. Их голоса — аплодисменты кукловоду, что вышел на сцену проститься с публикой.       — Прости меня! — кричит Йоаке, свернувшись клубком на кровати в общежитии. — Прости!       Йоаке рыдает во весь свой голос, не стесняясь соседей за стенами. Половица под кроватью вырвана с гвоздями, и шкатулка полная детских сокровищ раскрыта в центре комнаты. Йоаке кричит, царапая ногтями горло.       Всенепонастоящемувсенепонастоящемувсенепонастоящему!       Тогда почему на их совместной фотографии Итачи и Йоаке улыбаются по бокам, а Шисуи стоит в центре?..       Йоаке кричит и рыдает, размазывая по щекам багровую помаду.       — Эй, утренняя звезда…       Йоаке дёргается, как от удара, заслышав вороний вскрик за окном.       —…я придумал…

***

      Шисуи Учиха на следующее утро объявлен мертвым.       Йоаке Харуно на похороны не приходит…