обними меня, мне страшно я чувствую себя всегда неважно обними меня, мне страшно я чувствую себя всегда неважно
— Блять! — Алина выпрямляется в спине и округлившимися глазами оглядывает тетрадь. — Смотри, смотри! Это что, личный дневник? Охренеть, не думала, что такие вели раньше. Алина проводит подушечками пальцев по пожелтевшим от времени страниц, стараясь не задевать порванные в каких-то местах листы. Соня отбрасывает очередной альбом, разглядывая детские фотки уже где-то полчаса, подползая на коленях к девушке. Зрачки бегло огибают кривой почерк на страничках, заостряясь на некоторых словах. Буквы «д» и «у» очень похожи, есть изящные хвостики и округление у гласных — сразу видно, что человек писал чёрными ручками чаще, чем нужно. — «Одиннадцатое апреля, тысяча девятьсот девяносто шестой год. Привет, внучка, твоя безалаберная мать ещё не решила, как тебя будут звать, но будь уверена, что я настою на имени Софья. Если ты нашла этот дневник, то ты большая молодец, что всё же выстояла против родителей и вернулась в эту квартиру. Наверное, меня уже нет в живых, да и поделом мне, знаешь всё и без меня старой. Нет, Софья, даже не думай обвинять меня грешную, хоть мы с тобой не служим церкви и больше поверим в чертов с рогами, не правда ли? Так о чём это я: если бы всевышний существовал, то не наградил бы младенца магией, не повесил такую ношу на хрупкие детские плечи. Это не наказание, но это ноша, и я постараюсь её облегчить своими изредкими записями здесь, чтобы в будущем ты облегчила свою нелёгкую», — Алина облизывает пересохшие губы и сглатывает ком слюны во рту, поднимая глаза на шокированную девушку напротив. Она хмурит брови и незамысловато крутит кистью в воздухе, намекая на продолжение. — «Всё началось у моей прабабушки, когда…» — Блин, можешь к сути? — Да, да, — Олешева прокашливается и бегает зрачками по тексту, будто выделяя микротемы. — Так, тут рассказ про прабабку и её первые вспышки магии, как это передала ей её мать, страшно, непривычно, так, это ясно, — перелистывает страницу и разглядывает какие-то штрихи в уголках чёрной ручкой. Интересно, что было в мыслях, когда она оставляла эти пометки? — О, смотри: «Ты не подумай, что я хочу напугать тебя, или не пойми неправильно, но ты не ангел-хранитель с крыльями за спиной, если считаешь себя таковой. Это бремя, ты не должна спасать чужие жизни, кроме своей и покровителя. Спросишь, что за покровитель? Софья, милая моя внучка, я просто надеюсь, что успею рассказать тебе при жизни и застану хотя бы твоих лет шестнадцать. Но сейчас напишу так: покровитель — любовь, которая оберегает тебя и спасает от невзгод. Ты встретишь её случайно, но любовь эта будет бешеная, как химия. София, не то чтобы я в тебе сомневалась, но с магией своей одна ты не справишься. Покровитель заберёт твоё сердце и часть магии, навсегда скрепляя вас воедино, будто кровью, навечно и пока смерть не разлучит. Твой дедушка тоже был напуган, ах, и помню я, как он поцеловал свой золотой крест на шее, когда увидел мои яркие и полными волшебства глаза. Но ты не бойся, держись за покровителя, а если и этот дурак будет пытаться убежать от тебя, то не выйдет. Такова судьба, и да будет так, что вместе вы разделите все невзгоды. Именно покровитель научит тебя настоящему контролю, сам этого не осознавая…» Ебать. Ты поняла? Я — твой покровитель, Сонь! Сомусева зажмуривается и запускает пальцы в волосы, натягивая корни и тяжело вздыхая. На глазах собираются слёзы, а в голове эхом звучит каждое слово. «Покровитель, любовь, магия». Почему именно она? Олешева захлопывает блокнот и тянется к Соне, хватаясь руками за шею и протягивая к себе, целуя сухими губами горячий лоб. Та всхлипывает в районе груди, а сердце розоволосой делает тройное сальто, задевая струны души. Она знала, что такая реакция будет, что её загадочная бабуля оставила хоть что-то, и вот — этот блокнот валяется у ног, пока в объятьях роняет слёзы её девушка.***
Заваливаются к родителям в то время, когда луна высоко над головой, а тёмные улицы освещаются фонарями, и Алина сразу же падает на диван, кутаясь в тонкое одеяло и тут же засыпая от усталости. Просидели в пыльной квартире до самой ночи, листая блокнот и вчитываясь в рассказ бабушки, обмениваясь мнениями. Держала Соню за коленку, целовала в мокрые от слёз щеки и обнимала, чтобы той было спокойнее. Узнали не так много, потому что тянуло в сон ужасно, Алина ещё не отошла от бесконечной дороги от Москвы до Кургана. Сомусева долго перебирала сухие розоватые прядки волос, то и дело скашивая взгляд на книжицу с историей, что покоилась на тумбочке возле Алины. Та посапывала и ворочалась, что-то бубнила — вероятно, сон был достаточно пугающий. Сама Соня пыталась уснуть в разных позах, с одеялом и без, потому что бросает в жар и холод. В итоге плюёт на все несчастные попытки уснуть и тянется через Олешеву за тетрадкой. Включает фонарик на телефоне и чуть отворачивается, чтобы не разбудить Алину. Хочется узнать больше о предназначении покровителя в жизни магии. Будет ли она в безопасности? Сможет ли уберечь их обеих? Бабушка обязательно рассказала, её задача — найти это среди сотни страниц с кривым почерком. Листает, мельком пробегая глазами по тексту и выделяя только самое главное. Например, что то самое управление чужим разумом — ключевое действие магии. Им овладевают в первую очередь каждый волшебник, как было и у Сони, и в целом это не так сложно. Базовый уровень, так сказать. А вот в две тысячи пятом году уже появляется информация от какой-то гадалки, по рассказу бабули, что таких владельцев магии на данный момент двое. Двое из родства Сомусевых, не считая деда, которому, как покровителю старушки, тоже досталось чуточку волшебства, а если быть точнее — телекинез. Правда, он магию не развивал и со временем она исчезла, но для покровителей это нормально. Им свойственно перенимать привычки любимого человека и разделять с ним это тяжёлое бремя. На корешке разглядела номер телефона той самой гадалки: бабушка посоветовала навестить, «если она не помрёт раньше, конечно же». В голове рыжеволосая уже представляет странную и таинственную женщину с чёрным вороном на плече и магическим шаром под руками. — Сонь? — Алина привстаёт на локтях и щурится от света фонарика. — Бля, прости, разбудила. — Нет, нет, но… Ты не собираешься спать? — её голос хриповат ото сна, но это ничуть не портит вида. Вообще выглядит невероятно уютно с чуть припухшим лицом и губами, да ещё и в домашней футболке. Она обеспокоенно оглядывает Соню, заставляя одним взглядом выключить этот чёртов фонарь. — А смысл? Уже светает. — Ты устала, давай поспим пару часиков? — обессиленно роняет голову, зарываясь холодным носом в сгиб локтя Сомусевой. — Не могу оторваться от бабушкиных записей. Прикинь, у нас на районе есть какая-то гадалка, которая шарит за магию. Может, я смогу узнать своё предназначение в этой жизни? Бабуля сказала, что никакой я не супергерой, но вдруг? — грустнеет за секунды, тяжело вздыхая и закусывая губу. — Или моё предназначение — всю жизнь крутить бутылками в дрянном клубе, — больше утвердительно говорит и оборачивается к Олешевой. Алина хмыкает, тянет одеяло до головы и сворачивается в клубок под ним, прижимаясь по-прежнему к девушке. — Типо как в «Экстрасенсах»? Найдите человека в багажнике — и не будете фуфлом? — Понятия не имею, — закрывает блокнот и вместе с телефоном прячет под подушкой. Трёт усталые глаза, а перед собой видит только чёрные мошки, что маячат перед лицом. — Ты замёрзла? Твой нос ледяной. Соня выглядит невероятно вымотанной и уставшей. Нет сил даже банально помыть голову и подкрасить ресницы, хотя, признаться честно, Алина без ума от её чистого личика без косметики. Нравится трогать бархатную кожу и целовать сухие губы без слоя гигиенички, потому что она противная и липкая, совсем не подходит для неё. — Ну так согрей, мышонок. Сомусева щипает её бедро, а та смеётся в ответ, стараясь не шуметь и не будить родителей за стенкой. Обычно так называли её только в кругу семьи, и то, что об этом прозвище узнала Алина, немного смущало, но из её уст звучит лучше. Холодные руки хватают за талию, и девушки устраиваются в объятьях друг друга. Соня наконец-то может уснуть, хотя бы на пару часов позабыв о бабушке и её загадках с этими гадалками и ведьмами. На утро они встали чуть позже остальной части Сомусевых, потому что рыжеволосая безнадёжно высыпалась (ну, или пыталась), а Алина не хотела выходить без неё на завтрак к незнакомым людям. Кажется, ей здесь не особо рады, в особенности женщина с хмурым взглядом и вздёрнутым подбородком. Немного пообщалась смс-ками с Евой, рассказывая, что в Кургане они буквально на пару дней, пока не разгребут полностью квартиру бабушки. Олешева понимала, что Соне тяжело и она не уедет, пока не узнаёт всё о своей магии. Смотрит на себя в зеркало, разглядывая цветные радужки и удивляясь, как вообще связалась с магией, которая задела и её. Дверь позади открывается с тихим скрипом, что заставляет девушку содрогнуться. — Ой, доброе утро, не хотела пугать, — женщина чуть заглядывает в щёлочку, огибая взглядом всю комнату, будто здесь должно было что-то измениться. — Доброе утро, Соня спит ещё. — Да вижу, — она хмурится, а затем вздыхает, — выходи к нам завтракать, жду тебя. Прозвучало по-домашнему уютно, от непривычности такого тона по предплечьям пробежала стая мурашек. Алина сжимает с силой челюсть, сводя брови домиком, представляя себя беззащитным породистым котёнком на фоне огромный уличной крысы. Будто ей сейчас откусят голову, пока возлюбленная высыпается в постели, мирно посапывая и дёргая носиком во сне. Однако тяжко вздыхает, будто на плечи кладут огромный груз, хотя на деле придётся вести диалог с роднёй Сомусевой, глупо хлопая глазами и стараясь не выводить на конфликт. За столом отец читает газету, пока на фоне гудят утренние новости и слышится шипение масла на сковороде. После хот-дога на заправке запах яичницы приятно щекочет нос, пробуждая условные рефлексы и вынуждая вырабатывать слюну. Она тихо здоровается, но мужчина даже не поднимает взгляд, заинтересованно вчитываясь в текст и только слабо кивая головой. Будто попала в советский фильм: старая мебель из дерева, женщина в забавном цветном фартуке за плитой, газета, местный утренний эфир с рассказами о том, куда сходить в Кургане на выходных. Такой уют Алина в последний раз чувствовала лет в восемь в гостях у любимой бабушки. На тарелку перед девушкой любезно приземляется глазунья с одним растёкшимся желтком и крепкий чёрный чай с сахаром. Отпивает, зубы неприятно сводит от сладости, но виду не подаёт, дабы не обижать матушку, которая тем временем выключила телевизор, переводя всё своё внимание на Олешеву. — Как спалось? — она улыбается, но от этого оскала больше мурашек по спине, чем приятности. Алина отламывает вилкой кусок белка и тянет в рот, пережёвывая и только потом вступая в диалог, соблюдая манеры. — Хорошо, очень вкусно, спасибо, — на самом деле вся еда в масле, но это лучше, чем урчащий целый день от утренней сигаретки желудок. — Соня так долго спит, — больше утвердительно шепчет женщина, отводя взгляд в сторону окна. — Небось, всю ночь читала бабушкины записки, да? — Соня правда мало спала, но сейчас высыпается вместо завтрака. Для неё это важно, поэтому она так переживает и нервничает. — Она всегда такая, в детстве везде пихала свой длинный нос и хотела узнать про все секреты и тайны планеты. А что мама могла оставить в этих её блокнотах — тёмный лес для меня. Алина кивает, хотя ей совершенно не интересно, что там думает Сонина мать насчёт таинственных записей. Предпочла бы сидеть в тишине, но в присутствии родителей она даже режет уши, и только мужчина справа от неё изредка перелистывает газету. — Вы же не подруги, да? — кусок желтка чуть не вылетает изо рта, и она даже давится едой, пока женщина надменно задирает подбородок и оглядывает незванную гостью за столом. — Так и знала. Её бывший кавалер не допустил бы того, чтобы срываться с ней в Курган из столицы и рыться в поисках ответов на несуществующие вопросы. — Вы ничего не знаете. — Это ты ничего не знаешь, потому что я всю жизнь пыталась уберечь её от магии, но моя мать была слишком настойчива! — Она умирает! — Алина кидает вилку в тарелку, и та со звоном переворачивается. — И вместо того, чтобы помочь ей, вы только обвиняете бабушку, прячете ключи всю жизнь и пытаетесь сделать вид, что знаете её как свои пять пальцев, а это ничерта не так! Прошу вас, дайте ей свободу и не мешайте! Я её покровитель, только я могу ей помочь, и я сделаю всё для неё, а вы… — Блять, да вы опять, что ли, — Соня в узеньком коридоре сонно потирает глаза и проходит мимо матушки, хватая первый попавшийся под руку стакан, наливая туда воду. Кажется, ей порядком надоела эта стычка из-за неё, не любит быть объектом внимания. Морщится от хлорки, а затем проходит мимо девушки, хлопая Алину по плечу. — Пойдём покурим. Мам, прошу тебя, послушай папу хоть раз. Женщина тяжело сглатывает, стаскивая с плеча полотенце и отворачиваясь к раковине, дабы никто не увидел невинный блеск в глазах. Алина шепчет «извините» и срывается за Сомусевой, натягивая куртку уже в подъезде. Соня достаёт из пачки две: это уже как традиция — вместе раскуривать вишнёвый никотин и улыбаться друг другу, вдыхая в лёгкие едкий запах. Сигареты стали неотъемлемой частью жизни, а в их отношениях — ещё и чем-то значимым. Чем-то, что ассоциируется только с рыжими прядками и голубыми глазами, будто это одно целое. Волшебница щёлкает пальцами в воздухе, и на фитилях появляется огромное пламя, потухая секунды через две. — С первого раза, — Алина улыбается, как можно быстрее касаясь губами сигареты и прикуривая. — Ага. Магия и правда во мне бьёт через край. Хреново, — говорит с некой грустью, содрогаясь от холода в подъезде и усаживаясь на лестницу. Алина не хочет читать лекцию о вреде для почек, а только усаживается рядом, кидая печальный взгляд на бледные губы и зеленоватое личико с сонной припухлостью. — Ты выглядишь как мертвец. Выспалась хотя бы? Твоя мама немного прикрикнула сегодня, но в целом… — Давай не будем про неё. Мне грустно, что ты узнала её с такой стороны. В моём детстве она казалась мне до безумия правильной и властной женщиной, но сейчас… — стряхивает тлеющий пепел на лестницу. — Или мой кукольный замок из детских иллюзий распался, или она постарела, — прокашливается, потому что никотин идёт не в то горло, и хриплым голосом договаривает, жестикулируя свободной рукой: — или я просто уже не та наивная Сонечка. Алина кивает, хоть ей и тяжело понять девушку. В её детстве рядом была только бабушка: именно она открыла маленькой девочке такие чудеса, как зоопарки, сладкая вата, аттракционы и музыка. Хоть ей и не нравится пианино, каждая мелодия давит воспоминаниями и утягивает за собой в бездну, но тем не менее она очень привязана. Думала перейти на барабаны, потому что сможет выбить из себя всю злость на маму и отчима, на ушедшего отца и горе-любовника бабули. Серый и жестокий мир разукрашивают только рыжие волосы. Соня с прищуром смотрит на девушку и протягивает руку, обнимая её и прижимая к себе, заставляя положить голову на плечо. Алина повинуется — от этих действий щёки розовеют и внизу живота приятно потягивает, будто там тысячи бабочек. Каждое касание и движение — будто в первый раз, постоянно пробирает до мурашек и вызывает спокойствие на душе. Курить в обнимку одним в подъезде — намного интимнее, чем секс. — Мы скоро уедем. Думаю, даже завтра, — хорошие новости, даже Соня не может сдержать улыбки. — Схожу к гадалке и ещё поищу у бабушки дома что-то, может, на кухне порыться или в гостиной. — Мы сходим и поищем, — поправляет Алина, делая акцент на слове «мы», чуть склоняя голову и заглядывая в голубые фонарики глаз. — Куда я без тебя? — Это я без тебя никто. — Прекрати! — Всё равно я права. Глупые разговоры, но Алина так любит её дурачество. Буквально умирает, переизбыток магии заставляет голову кружиться, а ноги — заплетаться от усталости, но Сомусева об этом не скажет, нет. Она боится круглых от испуга цветных глаз Олешевой, которые наполняются слезами каждый раз, когда девушка говорит о магии. Больно, плохо, тошно, но старается молча терпеть боль и не вызывать мурашек от страха. Только от любви и ласк. Сомусева чмокает Алину в розовую макушку и выдыхает туда последнюю затяжку никотина, наблюдая, как дым путается в прядках и медленно испаряется над головой. — Окей, — кидает бычок под ноги и тушит мысом ботинка, — я в душ, нужно помыть голову, и пойдём к таинственной бабке. Алина кивает, а спустя пару секунд хищно улыбается, оглядываясь на девушку. — А можно с тобой в душ?***
Пенить друг другу волосы каким-то дешёвым шампунем с травянистым запахом было весело. Алина постоянно бурчала, что вода то горячая, то холодная, а Соня только исподлобья смотрела, как стекает между чужими лопатками гель для душа, припадая уже к чистой коже шеи языком и вызывая смешки у девушки. Даже думать не хочется, что там с её родителями за стенкой, пока из ванной комнаты доносились разные звуки: от стона до матов (опять же из-за температуры воды). Но волосы чистые, одежда не очень, зато пахнет какой-то смолой с дубом, или что там было написано на шампуне? У Сони мокрые ладони и уже вторая сигарета за пять минут. — Малышка, — Алина перехватывает руку, которая тянется за третьей, и чуть сжимает её. — Всё хорошо будет. Хочешь, я позвоню? Они договорились с таинственной женщиной-гадалкой встретиться в три часа дня. Сейчас без двух минут три, они топчутся на пороге из-за волнения и потеющих ладошек Сомусевой. Страшно узнать что-то, что может изменить жизнь как её, так и чужую. Боится правды, опасности в магии и окончательной потери контроля. Алина чудесна, она будто считывает все мысли по лицу и пальцами заправляет рыжую прядку за ухо, укладывая ладонь на щеку. Тело окутывают стая мурашек и какая-то лёгкость, будто тепло разливается от сердца по органам. — Всё будет хорошо. И нажимает на кнопку звонка. На пороге спустя пару секунд появляется забавная женщина с тёмными волосами и причудливой родинкой у губ. Она бормочет что-то про то, как Сонечка выросла, что она помнит ту ещё в пелёнках и как бабушка гордилась бы её любопытством и желанием разгадать все тайны магии. Алина держит крепко чужую руку, вместе проходя в коридор и скидывая там обувь, попутно оглядывая квартирку. В коридоре ничего особенного: обычная советская отделка и старые обои, но в комнате царит настоящее волшебство. Деревянный столик посередине с какими-то блокнотиками и ручкой, а вокруг целые джунгли: множество растений, свисающих со шкафа с книгами, клетка с пушистыми пауками, от которой по телу бегут мурашки, и голова буйвола на стене. Алина искренне надеется, что она ненастоящая. Однако никаких магических шаров, карт, котла с кипящим зелёным зельцем, но всё равно комнатка внушает страх. Девушки неловко усаживаются за стол, отказываясь от кофе и всяких конфеток, потому что после увиденного кусок в горло не лезет и постоянно кажется, будто по телу ползают пауки. — Надеюсь, Барсик вас не напугал, — женщина задёргивает тёмные шторы и хихикает, оголяя лишь пару передних зубов во рту. — В далёком прошлом я кандидат биологических наук, а это так… — она машет в сторону клетки, хотя в полумраке комнаты это почти не разглядеть, — пёсик, чтобы не забывать о прошлом. Это ничерта не объясняет, но Соня слева от Олешевой с облегчением вздыхает. Кажется, она надумала что-то хуже, чем быть кормом для её домашнего питомца. Гадалка усаживается за стол и хлопает в ладони, а вокруг загораются восковые свечи, освещая хоть немного тёмную комнату. Свечки самые обычные, но сияют будто бы ярче, маяча красными огоньками на столе, шкафу, тумбочках со всяким старым хламом. Девушки переглядываются, оглядывая освещённые тёплым светом лица друг друга. — Рассказывай, милая Софа. Соня сглатывает ком в горле и ищет утешение в Алине, но та только слегка кивает и сжимает её руку под столом. — В общем, моя бабуш… — О-о-о, милая Софа, твоя бабушка была прекрасным человеком, царство небесное ей. Знаешь, когда ты была ещё маленькая, ну, знаешь, пешком под стол ходила, — женщина хрипло смеётся, — она рассказывала мне, как будет передавать тебе магию, потому что уверена, что ты справишься. Но у тебя проблемы, — не спрашивает, а утверждает, заставляя девушку кивнуть. — Магия не умещается в тебе, правильно? Знаешь, от тебя даже идут прерывные волны волшебства, будто помеха от радио или… — Откуда вы знаете про это? — Милая Софа, нашла ли ты своего покровителя? — вопрос был проигнорирован, а от серьёзного взгляда таких же, казалось, голубых глаз по спине пробежались мурашки. — Впрочем, уже вижу, что нашла. Старушка улыбается, переводя внимание на розоволосую, что только крепче сжимает чужую руку под столом. Смотрит изучающе, разглядывая лицо, а именно цветные глаза, что так и притягивают к себе, будто магнит. — Как давно у тебя это? Вопрос адресован Алине, отчего та вжимает голову в плечи. — Это… Вышло случайно, но… около недели или типа того. — Магия передалась неравномерно, но подправим, не беспокойся. Бывало и похуже, деточка, например, мог вырасти шестой, а то и седьмой палец на руке, или же ты вовсе была обречена на вечную слепоту. Волшебство действует по-разному, — Алина тяжело сглатывает накопившую во рту слюну, а в голове вспыхивают воспоминания, как она ничего не видела каких-то несчастных несколько секунд. — Дай руку. Олешева протягивает левую, чувствуя, как мокрой ладони касается чуть шершавая кожа. Гадалка что-то шепчет под нос, а по телу будто бежит ток, проводя по двигательному нейрону магию вплоть до глазниц, что в следующую секунду загораются у обеих. Женщина выдёргивает руку и шлёпает пальцами по Алининой, отчего магия сразу отпускает тело. — Ай! — Отпусти руку Софьи, ты же не хочешь, чтобы она ослепла? Я делю эту магию только с тобой, а ей, — кивает в сторону рыжеволосой, — она только навредит. Олешева сбивчиво извиняется и вытаскивает правую руку из-под стола, напоследок сжимая Сонины пальцы. Боится даже посмотреть на неё, потому что внутри всё сжимается от напряжения и волнения, хоть и чувствует обеспокоенный взгляд сбоку. Старушка проводит тот же обряд, а как только глаза освещаются белым светом, тайное заклинание с каждой секундой становится всё громче и грубее, поднимая вокруг ветер и окутывая бледную кожу. Соня зажмуривает глаза и отворачивается, чуть не слетая со стула, когда наступает пик заговора, и вся комната резко возвращается в привычное состояние: без шатающихся клеток с пауками и растений. Алина давится глубоким вдохом, хватаясь руками за грудную клетку, будто это поможет восстановить дыхание, и откашливается. — Алина? Эй, посмотри на меня, ну же, — Сомусева касается её плеча, пока девушка приходит в чувства и наконец поворачивает в её сторону голову. Глаза выглядят обычно, с таким домашним, уютно-серым, будто асфальт, цветом. Несчастный синий оттенок будто испарился, возвращая тот самый тёплый взгляд, в который она однажды влюбилась. — Твои глаза, они… Вместо ответа Алина утыкается носом в чужое плечо, сводя брови домиком и пытаясь не сойти с ума от переизбытка эмоций. Чувствует тёплые ладони на спине, а от ситуации внутри гремят паника, радость, отчаяние — и всё это смешивается в единый ком эмоций. Её колотит, но лёгкие поцелуи в висок возвращают на землю каждый раз, когда волна страха пытается утянуть в океан, на самое дно. — Милая Софа, — женщина привлекает к себе взгляд, не в силах оторвать от покровителя девушку, — сейчас нужно, чтобы вы слушали мои указания, и тогда я смогу распределить магию между вами, поняла меня? — Магию между нами? — глупо повторяет Сомусева, наивно хлопая ресницами и хмурясь. — Нет, подождите, но… я не хочу, чтобы Алина мучалась, как я. Ей не нужна эта ма… — Милая Софа, — теперь это звучит на ласково, а даже угрожающе, как гром среди ясного неба, — она покровитель. Это их ноша — быть вторым сосудом для волшебства и очищать своих возлюбленных, разделяя магию между вами. — Но я не… — Ты настолько переполнена магией, что она начала неосознанно передаваться в малых концентрациях твоей девушки, а это ещё хуже, чем полностью получить способности. Ты подвергаешь опасности обеих, твоя бабушка не обрадовалась бы такому исходу, милая Софа. Милая Софа сейчас готова расплакаться от отвественности, что лежит на её плечах. Алина крепче утыкается носом уже в ключицу, не в силах больше смотреть на загадочную бабулю, которая вернула ей радужку глаз. А Соня только гладит по спине быстрее, чаще, не осознавая, как на самом деле дрожат её руки. Она поджимает губы и переводит взгляд на Алину. — Малышка, ты не… — Соня, сделай как говорят, — она наконец отстраняется, а глаза стеклянно-мутные от слёз. — Если я твой покровитель, то смогу осилить это. Вместе мы пройдём через эту херню, я помогу тебе, ты поможешь мне, и… — улыбается, не показывая зуб, но приподнимая щёчки. — Я доверяю тебе. И она делает. Целует Алину в губы, в следующую минуту сжимая руки, как говорит женщина над ухом, и прикрывая глаза. Гадалка стоит над ними, что-то нашёптывая на непонятном языке, который не в силе разобрать даже Сомусева. Веки прикрыты, но перед ней всё равно виднеется курносый нос с веснушками и серые глаза, которые смотрят влюблённо и так по-домашнему. Мелькают картинки, самые разные: цветные — все их радостные встречи, начиная от совместной первой сигареты и заканчивая сидящей под баром Алиной; чёрно-белые — все их ссоры, что разрывали горло от крика и текли слезами по щекам. Как вместе сидят ночью на лавочке, удивляясь, что ноги не промерзают до костей в сетчатых колготках; как устроилась на подоконнике с вишнёвым привкусом ну губах и смотрит на розоватые от холода и открытого окна костяшки пальцев. Поцелуи, страстный секс, мысли друг о друге перед сном — всё дурманит и без того затуманенную голову и прокручивается снова, будто заевшая плёнка в кассете. Ток бежит по пальцам и скапливается в единой узел в районе груди, отключая все рецепторы и рефлекторные функции. Голос в голове становится громче, а картинки сменяются быстрее, начиная сводить с ума. Тело разрывает будто на множество кусочков, на секунду останавливается и перезапускается заново сердце. Девушки открывают глаза, а пучина воды будто выплёвывает их на сушу — снова не хватает воздуха. Женщина убирает ладони с макушек, устало взмахивая кистями, будто сбрасывая с них тяжёлую ношу. И одёргивает занавески минуты так через три — комнату наполняет светом и даже лучами солнца. Соня хмурится, потирая глаза с лопнувшими сосудами, и оглядывает Алину. Та не изменилась: приоткрытые губы, длинные ресницы и серые, наконец-то, глазки-пуговицы, что неловко поглядывают на неё в ответ. — Ты выглядишь бодрее, как чувствуешь себя? — сил нет, но Алина протягивает руку, укладывая её на чужую коленку, и чуть сжимает непослушными пальцами. С плеч будто и правда скинули груз, больше нет тяжести на веках, усталости в пояснице, и даже уже не тошнит. — Что вы сделали? — Соня игнорирует девушку, только молча укладывая ладонь на её руку, как бы принимая этот знак. — Теперь всё так, как должно быть, милая Софа, — женщина осматривает своего паука, делая вид полной незаинтересованности в ней. — Я не понимаю. — Теперь магия в вас двоих. Не бойся, покровительница Алина, твои способности проявятся, а милая Софа поможет тебе, да будет так всегда и свет озарит ваш путь, — она подходит медленно — чёрная длинная юбка плетётся следом по полу, будто старушка не идёт, а плывёт по советскому ковру. Укладывает ладонь на плечо и чуть наклоняется, переходя на шёпот: — Бабушка бы тобой гордилась, милая Софа.