мы умрем где-то посреди ночи но я люблю тебя очень и я люблю тебя очень мне очень жаль, что мы умрем
Крошки от печенья сыпятся изо рта, оседая на бёдрах и от пары движений рукой оказываясь на полу. Жуёт овсяные хлопья и запивает холодной водой, оглядывая через окно проезжающие мимо по пустой трассе машины. Двигаются. Слава богу, что получилось разорвать этот грёбанный купол и отпустить время, оживляя неспешную людскую жизнь вокруг. Алина тогда крепко держала Сонины руки, настраивая девушку на позитив и стараясь забрать часть её магии. Они убежали из придорожной забегаловки, пока Олешева держала свои холодные ладони под кофтой девушки, целуя в щеку и нашёптывая на уши какие-то успокаивающие слова, заставляя рыжеволосую максимально расслабиться. Мороз бил по носу, но они кружили возле машины, обнимаясь и наслаждаясь тишиной в этом мире, будто существуя в отдельной вселенной. Когда магия спала, голубые глаза резко потухли, а из носа пошла кровь — в общем-то, как обычно. Соня дожёвывает очередной кусок печенья, вытирая руки о джинсы, попутно вытягивая пачку сигарет. Пусто, нужно спуститься к машине. Оглядывает Олешеву, что зарылась носом в одеяло и тихо посапывала, отдыхая от муторной дороги. Не помнит, как добрались до ближайшего мотеля, но розоволосая сразу завалилась в кровать, а пошёл уже пятый час её сна. Она герой. Нет, правда, иногда Соня думает, что Алина — ангел. С огромными крыльями, тёплой душой и сердцем, какого нет ни у кого в этом мире. Порой думает, что не заслуживает такую прекрасную девушку рядом с собой, которая готова и в огонь и в воду ради неё. Насколько же сильно должно было повезти, что судьба свела их? Улыбается, а курить с каждой мыслью хочется всё больше и больше. Целует в нос, усыпанный веснушками, и осторожно выходит из комнаты, хватая со стола ключ-карту. На улице морозно, прохладный ветер заставляет натянуть капюшон Алининой толстовки выше, закрывая уши. Солнце только недавно появилось из-за горизонта, поэтому раннее утро настраивало на дальнюю поездку. Парковка полупустая, потому что обычно в дальних дорогах люди предпочитают спать на разложенных креслах. Олешева сама хотела поспать в машине, но Соня уговорила заночевать в нормальном месте. Достаёт пачку сигарет, хлопая дверью машины, и, нажимая кнопку на ключах, убирает их в карман. Оглядывается — рядом нет лавочек, скамеек, поэтому, тяжело вздыхая, усаживается на одну из ступенек. Ищет зажигалку, однако вспоминает, что та постоянно у Алины в куртке. Вокруг никого, даже на ресепшене девушка сладко посапывала, упираясь лбом в деревянную стойку. Щёлкает пальцами у сигареты, прикрывая левой рукой от ветра. Никотин расползается по лёгким, а по телу разливается тепло. Выдыхает, запрокидывая голову и оглядывая странные узора дыма. Дорога предстоит долгая, но скоро сможет увидеть родителей и разобраться с магией. Придётся копаться в бабушкиных вещах, но перед этим выпросить ключ дома. Наверное, в квартире всё ещё пахнет свежей выпечкой и на прикроватной тумбочке лежит кроссворд с синей ручкой. Она любила решать его, изредка задавая вопросы из условия маленькой Соне, заранее зная ответ. Бабушка всегда знала ответы на них. Тяжело будет снова зайти туда. Скидывает тлеющий пепел, прислушиваясь к открывающейся двери позади. — Огонька не будет? — оглядывается через плечо на хриплый голос, хмуря тёмные брови и рассматривая мужчину с опухшим лицом и запашком перегара. Отрицательно качает головой, надеясь, что обойдётся без вопросов. — Прикурите, мудмазель? Ей страшно. Безумно боязно до мурашек по коже, когда Алины нет рядом. Ощущение, что теряет контроль без неё, будто она правда является воздухом или лечебной сывороткой. Олешева — лекарство. Её самое дорогое лекарство, отпускающееся с рецептом. Нет, вакцина, которую — Соня была уверена — не заслуживает. Та самая единственная в мире, и вкалывают её в вену именно рыжеволосой девчушке, растворяя внутри, как этот чёртов никотин. Кажется, если бы Алина и вправду была лекарством, то со вкусом вишни, будто тонкая сигарета причудливого цвета, определённо. Но волшебная пилюля тихо посапывала в номере, пока на рыжий затылок до сих пор пялил мужчина. Он тяжело вздыхает и усаживается рядом, а Соня чувствует, как прогибается кафель под его весом. — Откуда ты, доча? Подавляет смешок, вскидывая брови и оглядывая слева от себя незнакомца с толстой сигаретой между двух пальцев. — Москва. — Городская, сразу понял, — вроде и комплимент, а вроде и головой качает сам себе как-то разочарованно. — Куда путь держишь? Да что ж он доебался? Соня не была такой открытой, как её девочка. Алина — сорвиголова. Та самая девушка, которая за любой движ, включая даже голодовку. Она бы с лёгкостью переночевала на вокзале, закорешилась с незнакомым парнем на заправке и прикурила бы сигарету у байкеров, если уж на то пошло. Правда, стала спокойнее с недавних пор, и вместо того, чтобы сгоряча сорваться куда-то и придумать безумную идею, она мудро выкурит последнюю из пачки и взвесит на чаше весов все «за» и «против». Соня не такая. Жмётся к лестнице, будто та спасёт её, а разговаривать совсем не хочется. Может, у него вообще нож за пазухой и, если в ответ будет длительное молчание, он использует его? А вдруг бандит или гангстер, который зарезал персонал в мотеле, и последней осталась рыжеволосая? Мурашки по коже от мыслей — отнюдь не от пробирающего до костей ветра. Но, кажется, это просто алкаш. — Курган. К родне, — стряхивает пепел, наблюдая, как он перекатывается куда-то в сторону в потоке ветра. — Это правильно, родителей нужно ценить. Хотя я подумал изначально, что ты очередная хиппи без мозгов, — мужчина хмыкает, а Сомусева чувствует, как его взгляд покушается на её сигарету. Прикуривать сигаретой к сигарете — слишком интимная вещь для этого мира, поэтому Соня глубоко в душе смеётся. Эта привилегия доступна только Алине. — Эти тёлки вечно пытаются стопать дольнабольщиков. Раньше я соглашался, да и им было интересно, а сейчас, — он разочарованно машет рукой, а Соня не может понять, зачем продолжает слушать. — Но ты умная девеха, по глазам вижу. Далеко пойдёшь. Сомусева кивает, привставая с лестницы и откидывая бычок в сторону. Останавливается напротив, с жалостью оглядывая мужчину и хлюпая заложенным носом. — Удачи на дороге, мужик, — смотря ему в глаза, щёлкает пальцами, и искры обволакивают сигару, разгоняя огонь по ней под сияние голубых алмазов. Мужчина дёргается, рука быстро дёргается куда-то к внутреннему карману куртки, но Сомусева гордо уходит, оглядывая ладонь и с улыбкой сжимая её в крепкий кулак. Научилась.***
— …и второй раз получилось, прикинь? А у него были такие глаза типо «чёрт, чё за хуйня?»! Ха-ха, да я прям как ходячая зажигалка, бля! Алина громко смеётся с эмоциональности девушки, слушая эту историю уже третий раз за последние пару часов и восхищаясь как в первый, мысленно называя Соню поджигательницей. Здорово, что она контролирует это: магия всё же подвластна, и это не может не радовать. Половина пути позади, а стрелка показывает почти сдохший бак. Как назло, за всё время ни одной заправки с их стороны дороги, и Алина начинает уже думать, как бы не пришлось толкать тачку. — Бензин на исходе, — стучит тонкими пальцами по рулю, кусая щеку с внутренней стороны, — ты случайно нам его наколдовать не можешь? — Увы, — Соня жмёт плечами, доставая мобильник, и недовольно цокает. — Нет связи. Хуёво. Радуются ближайшей заправке, однако та оказывается нерабочей. На остановке Олешева заглядывает в багажник в надежде на канистру, но кроме аптечки и огнетушителя ничего не находит. Музыка надоела, даже Сомусева выключила её и сосредоточенно разглядывала дорогу, хлопая ладонью по коленке. Машина заглохла. — Блядство, — Алина упирается лбом в кожаный руль, жалобно поскуливая. Вокруг только какие-то поля с коркой снега и трасса с изредка проезжающими машинам, что странно, учитывая, что девушки решили объехать платную дорогу. Сомусева накидывает куртку и хлопает дверью, раздражённо кусая губу. Видела такое в фильмах — реальность оказывается такой же пугающей, как в тех ужастиках. Облокачивается на капот, вариантов всё равно нет. Уже раз десять пожалела, что вообще затеяла всё это, но сама понимала: умирать не хочется. Все эти симптомы явно не к счастливому финалу, и это до дрожи в теле пугало, выкручивало желудок — Соня умело подавляла тошноту. Она хочет жить и счастлива, что её за руку от входа в рай уводит Алина, пусть они обе и направляются в ад. Но лучше гореть в котле вдвоём, чем существовать одной в белых стенах, да? Вытягивает большой палец вбок и молится, чтобы их не прирезали. Алина хлопает дверью и устраивает острый подбородок на плече, прикрывая глаза и руками кутаясь в дутую куртку. — Всё будет хорошо, нам нужно отсосать бензин у кого-то. — Надеюсь, только бензин. — Сонь, — недовольно цокает и делает шаг назад, так же облокачиваясь на тачку. — Мы раскидаем их одной магией, мы прямо как Винкс, когда они спускались на землю из Алфеи. — Кажется, Винкс не надирали зад насильникам, — Соня улыбается: ей становится легче, когда рядом стоит девушка и пытается разрядить обстановку. — С чего ты взяла вообще, что стопанутся какие-то маньяки? — накидывает капюшон, потому что ветер задувает в уши, и складывает руки на груди. — Столько добрых дальнобойщиков есть, как тот у мотеля. — Нам не может так повезти, — кивает вперёд, и Алина перехватывает взгляд, наблюдая, как мигает поворотники в их сторону у тонированной приоры. Соня судорожно вздыхает, а Олешева шепчет тихое «я сама», заставляя девушку встать за её спину. Будто вдвоём против всего мира. На этой планете только два положительных героя: с неизвестной судьбой и смертельной болезнью на плечах — по всем законам жанра. Пусть магия — это не болячка, да и о летальном исходе рано говорить, но две девушки — всё равно центральные персонажи в игре, а вокруг только боссы и уровни выше. Потому что каждый шаг вперёд — преодоление этого уровня, а впереди ждёт столько интересного, да и попотеть придётся. Алина тянет воздух через ноздри, наполняя грудь воздухом и выдавливая улыбку из себя. С водительской стороны выходит мужчина лет так тридцати с густой бородой и наколками на шее, а сквозь тонкое стекло Олешева видит очертания ребёнка в детском кресле. Прищуривается и уже может разглядеть разные по высоте хвостики со смешными бантиками и ужасно грустные огромные глазки. Они внимательно смотрят на розоволосую девушку, пока вид не загораживает двухметровый амбал. — Добрый день, что приключилось? Его голос холодный, грубый, взрослый и ужасно громкий, что заставляет Алину чуть съёжится, глядя снизу вверх. — Здрасьте, у нас тут бензин закончился, вы не могли бы помочь? Мы заплатим. Мужчина внимательно оглядывает машину, почёсывая бороду, и кивает, замечая обеспокоенный взгляд на себе. Он бубнит что-то вроде «сейчас посмотрю» и возвращается к своему багажнику. Алина вздыхает и не может нарадоваться такому везению: им попались не маньяки с педофилами, а обычный семьянин с ребёнком на руках. Девочка в это же время хлопала своими голубыми глазами, оглядывая незнакомок. А в следующую секунду она дёргает за ручку двери и, стягивая с себя пояс безопасности, выпрыгивает из тачки. — Милая! Куда без куртки? — отец ставит найденную канистру возле колеса и, смутно извиняясь перед девушками, достаёт верхнюю одежду девочки с заднего сиденья, сбивчиво и как-то нелепо надевая розовую вещицу на малышку. — Ты хочешь постоять на улице? Мы поможем этим прекрасным девушкам и сразу же поедем, хорошо? — Хорошо, — она улыбается и оглядывается на них, весело хихикая. Отец треплет её по голове, а затем подхватывает бензин, направляясь к Алине. — Сколько мы вам должны? Это очень круто с вашей стороны помочь нам, — Алина указывает на крышку бака, складывая руки на груди и кутаясь в куртку при таком ветрище. — Ничего, мне не сложно, да и дочка прогуляется немного. — У вас прекрасная дочь, — Алина наблюдает, как та медленно подходит к Соне и что-то говорит ей, дёргая за джинсу. — Как зовут? — София, — мужчина усмехается и оглядывается на эту же картину, как-то грустно улыбаясь. — Диагностировали опухоль недавно. Улыбки спадают у всех, а Соня резко поднимает голову, встречаясь взглядом со своей девушки. Эти слова отпечатываются в голове, эхом повторяясь и заставляя мир вокруг немного кружиться, будто стоишь на ватных ногах. Олешева тяжело сглатывает, хмуря брови и высказывая мужчине, какая София прекрасная и что у неё получится победить её. Он соглашается, а Сомусева по глазам видит, что не верит. Рассказывает, как жена умерла от рака, а затем диагноз дочери… У него рушится внутри всё. Рыжеволосая чувствует, как наворачивается слёзы при виде маленький девочки и этого на вид бездушного байкера, но с раненым сердцем и тяжёлой судьбой. — У тебя такие красивые волосы, — мечтательно говорит девочка, а Соня наконец-то возвращается в реальность. — А можно потрогать? — Конечно, — Сомусева присаживается на корточки, и маленькая ручка тянется к рыжим прядкам, накручивая их на пальцы. — Тебя зовут София. — Да, папе очень нравится это имя. Я бы тоже хотела такие волосы. — Знаешь, а меня тоже зовут София. Уверена, у тебя будут такие волосы, даже лучше! Девочка улыбается и кивает, а затем как-то грустнеет, хлопая большими глазами. — Папа говорит, что мне нужно много ходить по врачам, иначе меня заберёт плохой дядя навсегда. Я не хочу к чужим людям, поэтому стараюсь не болеть, — Соня слушает, поджимая губы в тонкую полоску и обхватывая маленькую ладонь своей. — Если я поправлюсь, то я тоже отращу такие волосы! Ты почти как Рапунцель. Алина косится на девушку, пока мужчина рядом заполняет бак до конца и продолжает разговаривать о своей дочери, натягивая улыбку для вида и утверждая, что деньги ему не нужны. — Все принцессы рано или поздно отращивают красивые волосы, и у тебя будут! Я тебе обещаю! Ты мне веришь? А… Хочешь, покажу тебе магию? — правую руку укладывает поверх левой, сильнее сжимая детскую ладошку и зажмуривая глаза. — Вау! Хочу, хочу! Её радужка светится, но не так, как Сонина. Это детские искорки надежды и счастья. Девушка видит её прекрасное будущее: какой она будет красивой, с длинными каштановыми волосами чуть ниже лопаток. Как по ней будут сходить с ума мальчики, как любящий отец будет забирать её со школы и искать сигареты по карманах в старших классах. Как будет хотеть для дочери самого лучшего, поэтому все женихи будут знакомиться с ним лично. От этого сводит живот, а Соня знает, что может помочь ей, — это будущее станет реальностью лет через десять. Сомусева кивает и зажмуривается, сосредотачиваясь на волшебстве и собирая внутри себя тот самый пучок магии. Она уже делала похожее, когда прохожему на улице стало плохо. Тогда она только научилась владеть силой сознания, но сквозь руки смогла откачать того бедолагу. Массаж сердца, как учили на уроках ОБЖ, немного магии, номер скорой — и убегает, слыша звуки сирены позади, наблюдая за ситуацией из-за угла. Парень выжил, а гордость впервые нахлынула волной. В этот раз так же: магия проходит сквозь тело одной Софии, передаваясь другой и заполняя собой всё пространство внутри. Глаза вспыхивают голубым огнём, да и не у неё одной — маленькая девочка на секунду отсвечивает такой же светлой радужкой, а затем громко смеётся. — Щекотно было! И улыбается. Улыбка больше не выглядит болезненной, а на душе не скребут чёртовы кошки. Соня устало улыбается, щипая малышку за пухлую щёчку и улыбаясь точно так же. — У тебя всё будет хорошо, принцесса. Ты веришь? — Я… — Милая, поехали! Бабушка ждёт, помнишь? Мужчина закручивает уже пустую канистру под грустный взгляд розоволосой рядом. Она пихает ему круглую сумму, но он отнекивается, отвечая что-то про Бога и добро. Девочка оглядывается на отца, а затем шепчет тихое «я тебе верю» и убегает к мужчине, напоследок улыбаясь Сомусевой. — Моя принцесса! — София вырезается в его ногу, хватаясь за протёртую джинсу, как за спасательный круг, за что байкер снова треплет её за смешные хвостики. — Хорошей дороги вам, девочки. Бог вам в помощь, да храни он вас! Алина только улыбается и машет девчонке рукой, наблюдая, как они отходят к своей машине. — Ты как? Ты прям так распереживалась, я… — Алина подходит ближе и пытается приобнять за талию, но Соня резко отходит, делая быстрые шаги вперёд, в сторону мужчины. — Извините! Когда вернётесь домой, пройдите обследование ещё раз. Я не врач, но… Прошу, просто проверьте девочку ещё раз. Хорошо? И не дожидается ответа — уходит к машине, чувствуя, как непонимающий взгляд отца прожигает её спину. — Соня? — Олешева разводит руки, а Соня только кратко чмокает её в щеку и усаживается на своё место, хлопая дверью. — Невыносимая. Устало закатывает глаза и садится за руль, ничему особо не удивляясь, потому что давно привыкла к рыжей бестии и её странным поступкам. Даёт по газам, напоследок сигналя их спасителю и подмигивая фарами, исчезая вдоль бесконечного шоссе. — Папа, папа! Она принцесса с магией, представляешь?! Мужчина захлопывает багажник и смотрит в сторону уезжающей машины, приобнимая дочь и поджимая сухие губы. — Могу представить, малышка.***
Алина гордится своей девочкой, словно самая любящая мамочка, которая ходит на все субботники в садике и хлопает громче всех в зале. Потому что когда Сомусева рассказала, что «кажется, я вылечила девочку от опухоли», розоволосая чуть не съехала с дороги, выворачивая руль и тормозя на обочине. Она чуть ли не заплакала, крепко обнимая и целуя Соню, повторяя, насколько она чудесна. Ангел-хранитель в человеческом обличие с чуточку магии. Позже пошла кровь из носа, но даже это уже не так удивляло их обоих. Дорога выдалась долгой. Пару раз обсудили эту девочку, но в основном слушали песни через блютуз и даже один раз включили какой-то ролик на ютубе — Алина смутно помнит, но, кажется, это был обзор на какое-то шоу. Не вслушивалась в диалоги мужиков, которые с интересом наблюдали за развитием истории и на удивление близко принимали к сердцу, но Соне нравилось, и это главное. Она выкручивала печку на всю, откидывая куртки на заднее сиденье, и снимала обувь, закидывая ноги на бардачок, стараясь не задеть иконки. Спала, чуть откинув сиденье и пытаясь уместиться, часто ворочалась, пока Олешева пила второй энергетик и наблюдала за дорогой. Один раз остановились, и Алина наконец-то поспала несколько часов, пока Соня куталась в куртку и наблюдала за рассветом сквозь стекло. Это была последняя ночёвка в машине. Алина хлопает дверью и тянется, разминая поясницу и попутно мыча что-то нечленораздельное, улыбаясь. Волосы грязные, слегка сальные на проборе и запутанные по длине. Синяки под цветными глазками и мешки, но сейчас она выглядела достаточно бодро: радовалась, что они в Кургане. — Ура, ура, я посплю в кровати! — радостно вытаскивала рюкзаки из багажника, напевая себе под нос одну из мелодий, которая играла раз так сто в дороге. — Диван максимум. — Пойдёт! Она улыбается, а Соня удивляется, откуда в ней столько энтузиазма. Кажется, энергетики до сих пор не отпустили. Подлетает к рыжеволосой в следующую секунду, целуя ту куда-то в лоб раза так четыре, пока Сомусева нервно оглядывалась и, смеясь, пыталась оттолкнуть её. Хотя кто бы мог подумать, что Алина сорвётся в какой-то чёртов Курган? Скажи ей об этом лет пять назад, то маленькая блондинка послала бы нахуй и закурила сигарету, пачку которых купил рандомный мужик возле табачки. Потому что тогда была мечта совсем иная: северный городок с вечными дождями и сильным ветром, что носит гордое название Санкт-Петербург. А сейчас она вернулась в серую Москву, влюбилась по уши и тонет в бездомных голубых глазах, срываясь за Соней, будто жена декабриста. — Ты чего приуныла? Думай позитивно, стакан всег… — Так, только без «Кровостока». Наслушалась в дороге, тошнит уже, — Соня задирает голову и смотрит на то самое окошко на третьем этаже, громко шмыгая носом и натягивая шапку на лоб. — Пойдём уже. Район обычный. Даже чем-то похож на родную окраину столицы: такие же хмурые пятиэтажки, мусор на улице, корка грязного снега, и в подъезде мочой пахнет. Будто и не уезжала. Правда, лифта нет — приходится подниматься на уставших от дороги ногах под взволнованный бубнёж Сомусевой. Она не выспалась, одежда воняет… Повезло, что из-за её волшебства машина не застряла где-то за всю дорогу. Ну, а ещё появились переживания, мол, родители выгонят обратно в Москву, Алина им не понравится, ключи не отдадут и вообще отправят её, как подопытную крыску, в научные лаборатории, чтобы там изучили её магию. И кто знает, может, появится вакцина от рака? Вытащат какой-нибудь ген — и вуаля: утихнет одно сердце ради биения миллионов других. Останавливаются у квартиры, и Олешева целует девушку в лоб, улыбчиво кивая и сжимая руку в успокаивающем жесте. Три, два, один — и стучит, потому что звонок не работает. Слышит, как прекращаются разговоры за стеной, шуршание тапочек, и на пороге появляется женщина с морщинами на лице и усталой улыбкой. Обнимается с дочерью, прижимая к себе, а Соня оказывается на голову выше, что выглядит забавно и по-домашнему уютно. — Милая моя, ты так выросла! — ладони бегают по плечам и сжимают предплечье, пока она оглядывает дочь с ног до головы. — Невеста, невеста! Дорогой, тут мышонок приехал и… — Здравствуйте. Алина чувствует себя ужасно глупо в этой семейной идиллии. Не в своей тарелке — это мягко сказано, потому что зелёные глаза напротив сканируют все сто шестьдесят сантиметров роста, а на лице ни один мускул не дёргается. Воспоминания бьют под дых: этот равнодушный взгляд можно сранивать только с первым знакомством бабушкиного ухажёра, когда тот детоненавистник сказал, что маленькая блондинка избалована и капризна, хотя это было и не так. На неё часто смотрят пустыми глазами, будь то отчим, мать, незнакомые люди. Одна радужка Сомусевой всё-таки светится при виде розоволосой, и она безумно блогадарна, когда мокрую от волнения руку сжимает её обладательница. Всё становится тише за ужином. Ложки бьются о бортики тарелок, звук разносится по всей старенькой кухне, а в тишине это только режет уши. Отец Сони хлюпает каждый раз, когда ест какой-то незамысловатый куриный суп с овощами, заедая чёрствым хлебом. Кусок в горло не лезет, и Алина со всей силы пытается запихнуть в себя хоть половину порции, которую любезно налила главная женщина в этом доме. Мать закидывает полотенце на плечо и, сложив руки, наблюдает за дочерью, которая пихает в себя ложку через «не хочу». Олешева представилась подругой, а взрослых всё устроило, хоть и чувствуется, что ей не особо-то и рады. Вообще атмосфера нагнетает и давит со всех сторон: Олешева ощущает на себя оценивающие взгляды и замечает переглядки Сониных родителей. Один Бог знает, о чём эти двое думают, да и Алине не особо интересно. Даже если бы Сомусева читала мысли, никогда не попросила узнать, что там в голове у родственников. — Ты так выросла, Сонечка. Голос грустный, улыбается через силу, а та поджимает губы. — Да, мам, время бежит. — Ты давно не приезжала. У тебя всё хорошо? — приподнимает бровь, хотя сама прекрасно знает, что дочь не приехала бы просто так. Понимает, что не потащила бы с собой «подругу» на какой-то левой машине, что скромно припаркована под окнами. — Ты о чём? Женщина вдруг выпрямляет спину, опираясь на столешницу позади поудобнее, а в движениях чувствуется скованность. Она кусает тонкие губы и бегает глазами по девочкам, останавливаясь на розоволосой. — Всё хорошо с тем самым? Соня хмурит тёмные бровки, зависая над полной ложкой супа, а затем хихикает, забавно хрюкая и сбивчиво извиняясь. — Мам, она знает. — Знает? — снова меняет позу, задирая подбородок и оглядывая мужа. — Бабушка говорила, что… — Мам, если бы не Алина, я бы не справилась. Она помогает контролировать, и ты разве не видишь глаза? — поворачивает голову влево и оглядывает девушку, которая скукожилась вся на старенькой табуретке. — Это моя магия. Передалась ей, потому что я не справляюсь. Женщина проводит ладонью по лицу, будто скидывая с себя усталость, и трёт переносицу. — Это безответственность! Ты думаешь, что бабушка хотела бы, чтобы какая-то левая девчонка делила с тобой это? — Я падала в обмороки — Алина ловила меня, вытирала кровь под моим носом, когда магия слишком давила на меня. Я бы умерла, мам! — Соня чуть вскрикивает, заставляя отца шлёпнуть по столу кулаком, отчего, казалось, подпрыгнули даже тарелки и чашки с компотом. — Не повышай голос на мать! — он вытирает влажные от супа усы и переводит взгляд на жену. — А ты — на мышонка. Если эта юная леди помогла ей, то мы должны быть благодарны за то, что Соня функционирует ещё. Драмкружок. Алина назвала бы это херовой постановкой в театре, но, к сожалению, она попала в актрисы, которые по сюжету слушают все стороны конфликта и делают определённые выводы. Сама ни черта не понимает, но хорошо, что теперь никто не следит за её тарелкой и можно не давиться жирным бульоном. Хочется положить ладонь на колено Сони и поддержать, но единственное, что можно позволить себе, — это осторожно коснуться мизинчиком её, хоть та и не реагирует: уставилась на родителей, и всё тут. — Это давно нужно было сделать, — мужчина встаёт со скрипящего стула и, чуть хромая на левую ногу, проходит куда-то за спины девушек, дотягиваясь до ящичков над плитой и вытаскивая какие-то банки. Что-то шепчет под нос, а затем вытягивает обмотанный старым кусочком ткани ключ. — О, нашёлся. Смотри, даже не запылился. Женщина напрягается и отталкивается от тумбы, порываясь выхватить заветный ключ из рук, краснея от злости. — Борис! — Нет, Оксан, это нужно сделать, понимаешь? — он поворачивается к дочери, а та привстаёт, не отрывая взгляда от безделушки в руке, будто под гипнозом. — Соня, милая, мышонок, это ключ от бабушкиной квартиры. Мы долго не хотели, потому что твоя бабушка была той ещё ведьмой и это было бы опасно, но сейчас… Осторожно берет её ладонь и вкладывает туда ключик, заставляя сомкнуть пальцы и крепко сжать кулак, да так, чтобы кожа побаливала от холодного метала. Глаза начинают слезиться, Алине кажется, будто Соня вот-вот упадёт на спину, закатывая глаза и сбивая стул своим телом, поэтому сидит наготове, в напряжении наблюдая за семейной драмой. Олешева смотрит на маму равнодушным взглядом, а затем кивает отцу. — Береги себя. Иначе магия убьёт тебя точно так же, как убила мою мать. Соня дёргает за рукав Олешеву, заставляя подняться, и вылетает в коридор. Алина улыбается Борису, оглядывая в последний раз тарелку с мясным бульоном и удаляясь следом за своей девушкой, которая с силой затягивает шнурки на ботинках. — Ты идёшь? Алина хлопает глазками, наблюдая, как Соня в спешке обувается и накидывает куртку, дёргая за ручку двери, оказываясь в подъезде. Розоволосая хмыкает, шлёпая себя по бёдрам и разводя руками в стороны. — Будто у меня есть выбор, дорогая.***
Сыр хоть и не тянется, но откуда он там — за двадцать семь рублей в местной пекарне. Пахнет чем-то отдалённо напоминающим сыром, да и пойдёт, всё равно эта химоза на вкус неплохая. В любом случае лучше супа. Алина откусывает раз за разом, набивая щёки и стараясь быстро съесть булочку, пока Соня дёргает застоявшийся ключ в бабушкиной двери. — Блядство. — Не торопись. — Да я не могу, бля, меня трясёт всю, — вскидывает руки, вытирая мокрые ладони о джинсы и оглядывая ключ в замке. — Сейчас я узнаю всё, понимаешь? Если бы не отец, мама бы никогда не сказала мне про этот ключ. Алина кивает, комкая упаковку от булки и кидая на лестницу, обещая после обязательно подобрать и донести до мусорки. Дожёвывает и делает пару шагов, крепко обнимая девушку и стараясь не чавкать ей на ухо. Соня напряжена, но быстро расслабляет мышцы под ладонями любимого человека. Вдыхает запах ароматизатора сыра, чувствуя смесь с вишнёвым табаком, и зарывается носом в сожжённые краской волосы. Её успокаивает покой Алины, в её объятьях мир вокруг замирает, а планета перестаёт вращаться. — Я тебя люблю, — шепчет тихо, но для Сони эти слова безумно громкие. Алина выворачивается и тянется к замку, не отпуская девушку и проворачивая левой рукой ключик, вслушиваясь в щелчок двери. — Сейчас мы зайдём и все найдём, только не волнуйся. — Ты лучшая, знаешь же? — Соня не сдерживает улыбки и чмокает девушку в губы, не боясь, что за ними могут подсматривать из соседних квартир в глазок. — Знаю. Как же счастлива. Счастлива, что именно так всё складывается в жизни, даже отьезд из Питера сейчас кажется невыносимо верным решением. Если бы осталась в дождливом городе, то никогда бы не дала огоньку этой рыжей красавице, хоть за встречу с ней пришлось отплатить по полной. Ссоры с отчимом, возвращение в квартиру и предательство близких подруг. Сомусева делает несколько шагов в помещение и кашляет от пыли в воздухе. Не то чтобы Алина не скучала по девчонкам из общаги. Думала про них во время дороги, это помогало хотя бы не уснуть. Даже не знает, пытались ей написать или им плевать, но решение точно было верным. Если бы ей предложили вернуться в Санкт-Петербург и поступить на другое направление, то выбрала бы она Соню и голубые глазки. Проходит следом, а квартира кажется совсем заброшенной. Куча пыли, какие-то коробки в коридоре накрыты тряпкой, зато в комнатах всё по-прежнему. Сомусева останавливается у двери в бабушкину комнату и с болью оглядывает знакомые и родные стены. Проводит пальцами по причудливым обоям в цветочек и вдыхает полной грудью. Постель заправлена пледом — на нём, наверное, целый слой грязи накопился за это время. Телевизор-ящик с маленькой антенной еще со времён СССР накрыт узористый салфеткой: бабуля любила вязать крючком. — Всё такое родное, — Соня чувствует тёплые ладони на плечах и поцелуй в висок, но даже Алина сейчас не в силах заткнуть эту пустоту внутри груди. — Я скучаю по ней. — Понимаю, малышка, я тоже скучаю по отцу иногда. Даже не знаю, жив ли он вообще, — Олешева ловит на себя сочувствующий взгляд и пожимает плечами, мол, да ладно, не привыкать. — Начнём со шкафа или тумбочки? Соня благодарна, что Алина не жалеет её, как маленькую девочку, потому что эти грёбанные соболезнования никогда не делают легче. Чуть улыбается и подходит к шкафу, приоткрывая деревянные двери и вытаскивая всякие папочки с полок. Книги, записи с рецептами, телефонная книжка — и всё не то. Никакой зацепки, словно тут и правда жила обычная старушка без признаков магии. Олешева даже потрясла книжки в надежде, что из корешка выпадет какая-то закладка, но ни черта. Разбросали всё по полу, будто по комнате прошёлся ураган, а за окном в это время садилось солнце за горизонт. — Неужели зря приехали? — Соня отшвыривает очередную тетрадь с какими-то рассчётами. Как она объяснила, бабуля перед самой пенсией работала в продуктовом и считала выручку в таких пружинистых тетрадках. Цокает и встаёт на ноги, потягиваясь в спине и вытаскивая какую-то коробку с верхней полки. — Фу, пиздец тут пыли. — Что там? Сомусева усаживается обратно и приоткрывает её, оглядывая разнообразную мелочь. Пуговицы, расчёска, ленты для волос, пустой тюбик духов и всякое барахло. Олешева морщит нос, надеясь, что девушка разберётся с этой коробкой сама, и уходит в противоположную часть комнаты, к тумбочке. Первый ящик: куча цветных платков, очки, те самые нитки для вязания. Во втором поинтереснее: маленькая коробочка. Алина сразу проводит ассоциацию со свадьбой, потому что в таких миниатюрных шкатулках обычно хранят колечки. И правда: внутри золотое кольцо с маленьким камушком, что отливает голубым на лучике солнца. Проводит параллель с морем и Сониными глазами: цвет такой чистый и спокойный, напоминающий штиль после цунами. — Боже, тут мои детские фотки! — рыжеволосая сияет, приоткрывая альбом с пыльными страничками. Алина кидает взгляд через плечо, захлопывая маленькую коробочку в руках и засовывая её в карман джинс. — Смотри, смотри! Это я в ванной, мне тут лет пять! Вот настоящие нюдсы, вот угар! Алина улыбается и чувствует тепло от кольца в левом кармане. Хоть и надумывает себе подобное ощущение, но что-то до безумия приятное в этом есть.