ты рядом, что ещё надо? это лучше чем пить в баре одной. ты рядом, что ещё надо? это лучшее что случилось со мной. разговоры по душам, одни на двоих улица, вечер, фонари, дым дым он сближает, токсины убивают так сильно меняет, и во мне сразу тает
Всё становится хуже с каждым днём. Из-под ног уходит земля, когда голос в телефонной трубке срывается на плач и просит придти, приехать, прибежать к ней. Алина срывается, получая выговор от Олега и обеспокоенный взгляд Евы, которая интересуется проблемами через сообщения в Инстаграмме. Деньги сейчас не волнуют, то, что она не появлялась дома уже вторую неделю, — тоже. Так даже лучше: не так больно и можно устроить мини-тур по северной окраине Москвы, ночуя у друзей, и чаще всего заваливаться к Соне. Целовать её в лоб, носик, подбородок, обнимать, пока она цепляется пальцами и сжимает футболку на её спине от обиды и боли. Магии становится больше с каждым днём. От этого трясёт, неизвестность пугает, а Сомусева попросту не выходит из дома. Уволилась, когда в очередной раз голубой цвет глаз озарил весь бар, а ультразвук от голоса побил чуть ли не все бокалы на стойке. Страшно, когда всё начинается с банального и нежеланного телекинеза, а заканчивается разрядом тока для пухлых губ Алины при поцелуях. Просит не подходить, избегать, уйти, а Олешева, будто преданный пёс, только жмётся ближе к груди, зная, что не отпустит. Согреет, укроет, накормит и прочие обязанности любящей девушки. Да даже если бы сорвалась и отдалялась от этой липучки с розовыми волосами, то Алина бы побежала за ней, цепляясь тонкими пальцами за руки и разбивая коленки, падая. «Я не уйду от тебя, даже если ты случайно вырежешь мою почку своей этой хренью, потому что, во-первых, моя магия в ответ залатает рану, а, во-вторых, мы сможем продать её и съехать, так что меня не пугает нихуя, кроме твоего самочувствия», — примерное такие монологи иногда проскальзывают тихим вечером, когда Соня обеспокоенно смотрит и качает головой. Нет, так нельзя. А Алина плевать хотела. Любит — и всё. — Есть билеты на среду, — делает скриншот, — о, есть на завтра, но они дороже. Она сидит на пустом подоконнике, листая вкладку «Авиасейлс» с выбранным рейсом «Москва-Курган». — Ты с ума сошла? Я не полечу в таком состоянии, — Соня выглядит плохо. Очень плохо, но Олешева не жалуется, понимает всё. Иногда думает о том, что ей даже идут эти синяки под глазами и изредка сальные волосы в две косички. Несколько дней назад тёплая вода переключилась на кипяток, и, конечно же, виноваты в этом не трубы, но после этого как минимум в душ она отказалась ходить одна. Поэтому компания Алины в старенькой ванной была до жути приятной — особенно, когда её ногти корябали спину, намыливая её всякими гелями. Это до ужаса романтично. — Если из-за меня упадёт самолёт, я не выдержу. — Думаю, при таком исходе никто не выдержит, — хмыкает, хотя смешного мало, конечно, но телефон блокирует, нажимая на кнопочку и откладывая его. — Хорошо, другие варианты? Поезд? — Одна херня. — Так нельзя, не пойдём же мы пешком! Соня поджимает губы, потому что Алина как всегда права. Чувствует себя таким ребёнком рядом с ней, а Олешева только возмужала спустя несколько месяцев после знакомства. Больше не та маленькая и неуверенная девочка — теперь это умная девушка с цветными глазами и чуточкой магии в сердце. У них нет волшебной палочки, они не носят смешные шляпы и не колдуют по ночам над похлёбкой в виде супа бабушки Тони. — У тебя есть права? — поднимает голубые омуты, которые больше не затягивали так сильно, но шанс утонуть в них всё же имеется. Алина глупо хлопает глазками, потому что права-то у неё есть, но на машине она ездила последний раз в Питере, и то тогда, кажется, была под небольшим градусом. Пазл в голове складывается, и она коротко кивает, до конца не уверенная в этом жесте.***
— Юр, послушай! Это очень важно! — Алин, ты себя слышишь? Какая нахуй магия, какой, блять, Курган — жопа мира! Моя тачка в твоих «таксебеводительскихспособностях», — делает пальцами кавычки в воздухе, — вернётся в Москву с одним рулём! Ты чё тут употребляла, а? — вытаскивает из холодильника банку пива, хлопая дверцей и направляясь в сторону гостиной, пока Олешева быстрым шагом следует за ним, будто домашний питомец на выгуле, блуждающий за хозяином. Идея с машиной, конечно, странная до чёртиков, потому что ехать не два часа, а значит нужно делать остановки, Алина вечно будет на нервах, потому что так долго сидеть за водительским сидением — суицид для позвонков и задницы. Соня сказала, что тоже может сесть за руль, что когда-то давно дворовые друзья в Кургане учили её аспектам, но без прав далеко не уедут, особенно если их стопанут где-нибудь на трассе. Юрина тачка — единственный вариант и надежда, а ещё было бы идеально взять его с собой. Но проблема в том, что этот парень далеко не предмет и, кроме пива и дивана, его сейчас ничего не волнует. — Юр, тебе мой глаз ничё не сказал? — встаёт перед ним, загораживая плазменный телек. По взгляду Юры можно подумать, что ей вот-вот прилетит в челюсть, если не в скулу — прямо в синяк, который зажил буквально неделю назад. Он готов рвать и метать за место под солнцем, а если быть точнее — перед телевизором. Но всё же оглядывает глаза, мечась от одного к другому. — Ну, прикольные линзы. — Ну ты дебил, — такими темпами проще у Олега отпуск выпросить, чем донести что-то до друга. — Ещё раз, — облизывает пересохшие губы, тыкает кнопку выключения телевизора и усаживается напротив, вытягивая руки для придачи эмоционального окраса. — Соня — волшебница, у неё есть магия, эта магия передалась частично мне, и эта магия переполняет её, и она не может контролировать эту магию, понял? Я тебе отвечаю, у меня затянулся шрам от ожога сам по себе, мой глаз, блять, потемнел, я взглядом выбила телефон из рук какого-то мужика — это всё моя магия. Ты понимаешь? Юра глупо хлопает ресницами, зависая над открытой банкой пива. Хмурится, делает глоток, а затем разводит руками. — Кроме слова «магия» ничё не понял. — Я тебе сейчас, — заносит руку, отчего парень смеётся и шепчет тихое «тише, тише». — Нам нужна твоя тачка. Вообще, можно было бы взять каршеринг и не ебаться со всеми этими «умоляю» на коленях, «пожалуйста, пожалуйста», да и хождение хвостом особо не привлекало. Но ценник бы накрутился с тремя, если не больше, нулями, а это как минимум не по карману. Из-за снега и гололедицы на дороге можно прибавлять ещё несколько часов в пути, а от одной мысли хочется взвыть. Но держится, потому что это всё ради Сони. Боится, что не успеют и случится что-то непоправимое, что навсегда сломает жизнь одной из них, но хочется выйти победительницами из этой войны. Война между магией и человеком, война с этими загадками бабушки, война с цветными глазами на крайняк. Голова идёт кругом, Алина смотрит на циферблат и тяжело вздыхает. До работы пару часов, а этот нытик даже на шаг не продвинулся в понимании всей серьёзности. — Почему моя ласточка? Ты же угробишь её, — закатывает глаза, точно так же тяжело вздыхая, и театрально сводит брови домиком. Алина не обижается, потому что сама не уверена в обратном. — Я буду аккуратна, хотелось бы в этой жизни без аварий обойтись, и так приключений на задницу — океан. Не признаётся, что этот самый океан — голубые глаза девушки, которая так резко появилась в жизни и перевернула её. Но в голове каламбур засчитан. Юра ломается, расспрашивая про магию подробнее, и кивает с умным лицом, будто действительно понимая. Называет Соню сукой, когда узнаёт, что из-за её чар он отпустил подругу с этой рыжей бестией тогда, в клубе. Когда телефоны разрядились, грели сигареты и чужие руки, а время будто бы остановилась вокруг. Воспоминания приятно теплятся в сердце, щекоча рёбра и вызывая лёгкий румянец на щеках. Насколько же всё должно было пойти по наклонной, чтобы найти смелость вот так вот раскидываться информацией о магии? Кажется, что достаточно. Но утешала мысль, что это новая ступень. Доверие растёт с каждым днём. Иногда Соня думает, что в какой-то из вселенных они встречались, встречаются или встретятся, обязательно увидят друг друга, и поэтому в этой им до ужаса легко вдвоём. Алина прикрывает глаза, укладывая голову на её плече по вечерам, и думает о лете, съёмной квартире на окраине города и трепетных поцелуях. Не представляет это время года (как, собственно, и другие) без компании волшебницы, а она уверена на все сто, что всё будет прекрасно и они разберутся с магией. Тогда будет не страшно летать на самолетах, и, может быть, смогут накопить на поездку в Сочи или Роза Хутор. Будут гулять вечерами по набережной, ужинать в кафешках и купаться в солёном море. Олешева бы попыталась затащить её на глубину и уговорить пригнуть с пирса, на что получала бы кучу брызгов в свою сторону и девичий смех. Целовала бы её плечи, языком слизывая капли моря и пальцами цепляя лямки купальника. — Ок, ладно, бля, окей! — Юра поднимает руки ладонями вперёд, будто на него направляют автомат, и кивает сам себе, заставляя встрепенуться от прерывания потока мыслей. — Я не буду с тебя брать бабки, но умоляю — верни в целости и сохранности. Алина рада. Алина качает головой, будто сумасшедшая, расплываясь в благородной улыбке и обнимая сильные плечи. Алина думает, что если угробит его тачку, то про солёные капли моря и набережную можно забыть.***
— Как думаешь, я понравлюсь твоим родителям? Сейчас ты выглядишь особенно красиво. При свете старого ночника у дивана и в слабых лучах луны за окном, с мокрыми волосами, которые теперь пахнут моим шампунем. Даже любимый гель с кокосом пахнет лучше, чем её хвойное мыло, поэтому я в восторге. Закусывает пухлую губу и вытягивает ногу, проводя по бедру тыльной стороной стопы. Если бы ты знала, насколько прекрасна и какое восхищение вызывают у меня твои эмоции, движения. Люблю твои веснушки, вздёрнутый носик и розовые пряди, которые ты подкрашиваешь раз в три недели. Ты пьянишь лучше алкоголя, потому что ты и есть крепкий коктейль на спиртовой основе, который вызывает мурашки и целует холодными губами в скулы. Ты, ты, ты — могу вечно говорить, потому что безумно утонула в тебе, а звать спасателей и не собиралась. — Ты, — улыбаюсь, потому что опять ты, ну а как без этого? — Ты бы им понравилась. Отец чудесный мужчина, а мама… Она поймёт. Тебя невозможно не понять. — Завтра собираем вещи? Понятия не имею, как ты уговорила Юру позаимствовать машину. Почему он не послал тебя, меня, не сказал, что мы чокнутые и нам надо лечиться. Вместо этого приехала к нашему подъезду, о чём-то долго говорила с этим странным парнем возле тачки, а затем ободряюще похлопала по плечу, наверняка убеждая, что всё будет хорошо. Забавно подкинула в руке ключи со странным брелком, а на лице расцвела победная ухмылка. Я видела вас из окна. Подползаю на коленях, зарываясь пальцами в мокрые волосы и целуя в лоб. Осторожно, медленно, а на губах бальзам — наверняка останется противно-маслянистый след, но ты только улыбаешься, устраивая руки на талии и заставляя перекинуть ногу через тебя. Слушаюсь, усаживаясь сверху и чуть отстраняясь, наблюдая за твоими эмоциями. — Нам много вещей с собой не нужно, но если ты хочешь… — Не, — пожимаешь плечами, игриво вскидывая брови и улыбаясь, — в рюкзак по мелочи закину — и нормально. Только можно заедем к Еве утром? Ты так быстро привязалась к этой странной блондинке. Не скажу, что в восторге от неё, но мне нравится твой блеск в глазах, когда так старательно рисуешь на пенке кофе сердечко, когда разговариваешь с Евой или помогаешь завязывать фартук в бантик на пояснице. Вы правда гармонируете, а те девочки из Питера просто не достойны тебя. Ради тебя подловила бы их на улице и заставила сделать какую-то глупость, но я слаба. Магия бьёт через край, страдаешь ты, ко всему же, а я могу только целовать твои веснушки и думать о том, как же тебе тяжело со мной. Но ты всё равно со мной. — Я люблю тебя. Моё сердце разрывается от любви к тебе. Как я раньше жила без этих слов? — Ты знаешь, почему я раньше не говорила тебе это? — веду большим пальцем по твоему острому подбородку, а лицо напротив вмиг гаснет до серьёзности. — Я так боялась признаться себе, насколько ты стала для меня важна, и боялась своих чувств. Подумала, что если я молчу — всё будет продолжаться дальше, а если я скажу, то всё рухнет. А получилось наоборот. Грустно хмыкаю, а ты отводишь цветные глазки в сторону окна с лунным светом. Ты этого не узнаешь, потому что я никогда не сообщу вслух, но тебе так даже больше идёт. Придаёт взгляду игривости и загадки, потому что историю синей радужки знаем только мы, ну, и парочка второстепенных в нашей жизни героев. Интересно, да? — Я боялась, что со мной что-то не так, и… — Алин, я помню. Это была самая тупая ссора, — наклоняюсь и кратко чмокаю в губы, пока ты тянешься за поцелуем дальше, но я играюсь. — Я люблю тебя. …и я сделаю всё, чтобы мы были счастливы в окружении магии. Закидывает полупустую спортивную сумку и хлопает багажником. Если бы рядом был владелец машины, то за такое обращение с его ласточкой по головке бы не погладил, но Соне в общем-то всё равно. Брезгливо отряхивает руки, оглядываясь на девушек у входа, и возвращается на переднее сиденье, выкручивая музыку на полную. Ева делает затяжку электронной сигареты и хмурится, кивая в сторону рыжеволосой. — Чё это с ней? Алина сама теряется в пространстве, даже не замечая, как быстро тлеет сигарета между пальцев. Поднимает голову, поправляя капюшон фиолетовой толстовки и оглядывая тёмную машину у дороги. Они приехали сюда минут двадцать назад, успевая выпить маленький стакан капучино и выйти на перекур с подругой под недовольный бубнёж Сони. — Переживает, — стряхивает пепел и подносит к губам, ухмыляясь. — Я сама вся на нервах, долгая дорога предстоит. — Понятия не имею, как ты уговорила Олега на эти выходные, да и знать не хочу. Если что, тебе давно бы повырывали волосы, а его бы разорвали с помощью этих ваших, — дёргает руками, показывая магию и смеясь, пытаясь разрядить обстановку. Молчит, а затем облизывает пересохшие губы и продолжает: — Ты главное отдыхай от руля, делайте стоп-точки в придорожных отелях, там обычно не очень дорого. Или можете спать прям в машине на парковке, только не забывай блокировать двери. Всё же не понимаю, в чём была опасность лететь на самолёте, но если твоей спокойнее в тачке, то por qué no? Осторожно бьёт Олешеву в плечо своим маленьким кулачком, улыбаясь и подмигивая. Розоволосой хотелось бы улыбнуться, но только дрожь в коленах выдавала нервы и бессонную ночь в разговорах. Утром зашла в квартиру, закинула несколько вещей в рюкзак и так же тихо испарилась, словно призрак, который изредка возвращается на место смерти и осматривает, как тут без него разрастается пространство вокруг. Комната окутана её тогдашним запахом и воспоминаниями. Подумала, как же будет радостно и больно летом съезжать отсюда, но через это уже проходила, оставаясь в полном восторге. Жизнь с Соней не может быть хуже того, как прожила восемнадцать лет. Даже несмотря на то, что она любит оставлять пустые банки в комнате и бросать куртки на пол, Алина готова поклясться, что будет с любовью убирать весь бардак. Ну, хотя бы первые полгода. Бросает бычок в снег и наступает на него ботинком, вдавливая в землю. — Мы погнали, — поворачивается к блондинке, грустно улыбаясь, будто они действительно уезжают навсегда. — Пиши и звони пожалуйста, bebé! Кидается на шею Алины, крепко обнимая и задирая чужую куртку. От этого действия становится невероятно уютно, и даже хорошо, что машина стоит задом к ним, иначе бы Соня точно сломала её сигарету вновь. Хлопает по плечу и, попрощавшись, идёт к машине. Внутри пахнет вишней, а Сомусева со сложенными руками сидит на соседнем от водителя сиденье и смотрит куда-то в районе бардачка. Олешева улыбается ей, хлопая дверью, и расстёгивает куртку, чтобы в тесном салоне было удобнее. Пристёгивается и укладывает правую ладонь на чужое колено, чуть сжимая с долей волнения. — Поехали? Сомусева поворачивает голову, а в глазах будто пробегают чёртики, заставляя покрыться мурашками спину под толстовкой. — Поехали.***
Чем дальше от Москвы, тем снега меньше, хотя вокруг много деревьев и пустые дороги. Но машина едет спокойно, позволяя Алине за рулём максимально расслабиться, чуть откинув сиденье. Постукивает тонкими пальцами по рулю, вслушиваясь в бит надоевшей за несколько часов дороги песни и подбирая слова, чтобы заставить свою девушку выключить этот трек из тиктока. Но Соне весело, она подпевает во весь голос, ёрзая на месте и дёргаясь под «Солнце, Монако», объясняя это тем, что «вообще-то, песня про глубокую любовь, а любви вокруг должно быть много, поэтому…», и выкручивая динамик на всю мощь. Олешевой хотелось высадить её на трассе уже после пятого повтора. Вообще дорога была на удивление спокойной: слушали музыку на радио, пока ловили FM-волны, успели съесть пачку сырных чипсов и один раз остановиться в туалет. Розоволосая размяла колени и выкурила сигарету, сторожа Сомусева за кирпичной стенкой, пока та на корточках и, как сказала Алина, «с голой жопой на морозе» справляла свои биологические нужды. А сейчас уже не выдерживает и тыкает на кнопку, после чего салон погружается в тишину. Слышно только, как качается ёлочка с ароматизатором и как в багажнике катается огнетушитель. — Ну и что за вольности? — Меня достал этот вой всю дорогу. — Эта песня о… — Любви, знаю я, — фыркает розоволосая, мельком посматривая на неё. — В мире столько песен о любви, а ты это «Монако» слушаешь. Соня выглядит оскорблённой. Но Олешева упрямо делает вид, что всё её внимание занято дорогой. Она разомкнула губы в надежде сказать что-то утешающее или вообще извиниться, но девушка рядом только чуть открыла окно, запуская в салон струйки холодного воздуха. Подставила лицо ближе, а рыжие локоны окутал ветер, переплетая пряди между собой. Алина осторожно укладывает ладонь на чужую коленку и сжимает, неловко улыбаясь и шёпотом проговаривая: — Закрой окно, заболеешь. Соня кивает, поворачиваясь в её сторону и поджимая губы. Олешева хоть и не водитель с огромным стажем за плечами, но отводить взгляд от дороги и недолго рассматривать волшебницу по правую руку может себе позволить. Улыбается и убирает руку с коленки, укладывая пальцы в области скулы. Она ластится, будто кошечка, кажется, что сейчас начнёт мурлыкать, и эти трения о ладонь вызывают лёгкий смешок у Алины. — Ты покраснела. — Я покраснела? — Соня приподнимает брови и удивлённо хлопает ресницами, будто смущаясь от этого глупого вопроса и замирая от большого пальца на щеке. — Ты покраснела, — повторяет и победно хмыкает, когда ладонь сбрасывают, и наконец-то хватает руль двумя руками. Ей нравились такие игры, будто они — два тайно влюблённых друг в друга подростка, а эти долгие взгляды сводят с ума, прямо как сейчас. Не может прекратить улыбаться, когда чувствует на себе взгляд голубых глаз и улавливает лёгкую ухмылку. Поворачивает голову, собираясь сказать что-то язвительное, и запинается. Под носиком с титановым кольцом сбоку осторожно течёт алая струйка к губам, пока Сомусева мягко улыбается. Брови сводятся к переносице, а она сама вопросительно кивает, не понимая такую резкую смену эмоций на лице Алины за секунд пять. — Малышка, у тебя кровь, — Соня подносит пальцы к лицу и, дотронувшись до красной дорожки, оглядывает алые отпечатки на руке. Глазами мечется по салону, залезая в бардачок и вытягивая оттуда пачку влажных салфеток, пока девушка за рулём аккуратно перестраивается по полосам, сворачивая на обочину. — Нет! Какие салфетки, с ума сошла? Сейчас достану из багажника аптечку, там ватка есть. Не запрокидывай голову! Последнее буркнула достаточно громко и резко, хотя давно уже привыкла к редким кровоподтёкам у волшебницы. Сама она объяснила это одним словом — магия. Обычно это случалось после проявления сил, потому что организм ослабевал моментально, но в последние дни волновала не только кровь под носом, но и частые потемнения в глазах вкупе с головными болями. Старалась игнорировать это, скупая таблетки пачками в ближайшей аптеке, пока Алина с кулаком у подбородка не заставила рассказать правду. Волнуется каждый раз, даже сейчас: кусает нижнюю губу и сдирает потрескавшуюся кожу, паркуясь у обочины, и тянет коробку передач дрожащими руками, вылетая из машины в поисках аптечки. Холодный ветерок пробрался под кофту и тонкую джинсу, заставляя укутаться в рукава, откидывая пряди розовых волос с лица. Мимо мчались машины, создавая ещё больший ветер и шум вокруг, что повышало градус нервняка, но благо багажник был пуст. Коробочка с медикаментами и огнетушитель на случай, если остановят менты. Бинты, зелёнка, йод, парочка ватных палочек — и вот оно! Новая пачка с ватками. Шепчет победное «ура» и, сжимая в ладонях, обходит машину, громко хлопнув багажником, звук от которого исчезает вдоль трассы. Открывает дверь, а Соня всё-таки запрокидывает голову, пальцами будто пытаясь удержать кровь у ноздри. — Убери, — слушается, пока Олешева раскрывает упаковку и дёргает небольшое облачко из ваты, подставляя его к носу. — Вот, вытри пальцы, — достаёт те салфетки из бардачка, которые давным-давно засохли в открытой пачке, а Сомусева мягко улыбается, оставляя кровавые отпечатки на ней. — Ты со всеми такая заботливая? — она хмыкает, а розоволосая понимает, насколько серьёзно сейчас выглядит. Расслабляет лоб, переставая хмуриться, и тяжело вздыхает, прикрывая глаза. Смеётся, как будто не она разваливается по частям от переизбытка магии, и вообще я не я и хата не моя. — А ты всех просишь огонька для сигареты? — язвит, вспоминая их первую встречу. — Зачем, если у меня есть это? — щёлкает пару раз пальцами, а салфетка в ладони загорается, отчего Соня вскрикивает и откидывает её на коврик под ногами, придавливая подошвой мартинсов. Жесть, видел бы это Юра, то бросил бы её на трассе и уехал дальше, даже не подумав вернуться, потому что «моя машина — вторая мать, и если ты убьёшь мою тачку — ты оставишь меня без родителей». Глупо, тупо, но это Заслонов. — Вот блять! Чуть не подпалила тут всё. И снова смеётся. Когда Алина успела стать такой взрослой, что от каждой проёбки хочется дать Соне подзатыльник и почитать нотации о правилах безопасности? Наверное, любовь бьёт в голову сильнее алкоголя. — Ты невыносима. — Ты говоришь мне это каждый день, малышка, — левой рукой придерживает ватку у ноздри и запрокидывает голову назад, упираясь макушкой в сиденье. — Потому что так и есть. Не запрокидывай, — чуть тянет за плечо, а Соня поддаётся, улыбаясь ей глазами и оглядывая цветные радужки, — подожди. Ты умела эту хрень раньше? Зачем ты тогда подошла ко мне? — Знаешь, — отводит взгляд куда-то в сторону и возвращает, опираясь на подлокотник и игриво оглядывая Алину исподлобья, — я бы могла щас придумать красивую историю, что я просто подкатываю таким образом к девчонкам у ларьков, хотя давно владею магией и могу всё, но, во-первых, это неправда, потому что скорее магия владеет мной, а, во-вторых, — правой рукой цепляется за шнурок от капюшона, резко дёргая Олешеву на себя и оказываясь в миллиметрах от чужих губ. Алина шумно выдыхает, теряясь на секунду в пространстве, — я не подкатываю к девушкам, потому что один раз я подкатила к одной и получилось. А скольких ещё я могла бы осчастливить, но ты заполонила все мои мысли? Поехали. И возвращается на место, откидываясь на сиденье и убирая пропитанную кровью ватку от лица, небрежно оглядывая её. Алина ругается про себя, потому что опять повелась на эти красивые речи и пухлые губы, а теперь нужно собраться и следить за дорогой. Закатывает глаза и пристёгивается, выезжая на трассу. Соня рядом поглядывает на неё, хихикая и стараясь спрятать улыбку за рыжими волосами, а Олешева закатывает глаза, включая ту самую надоедливую мелодию. Невыносимая.***
Дорога выдаётся ужасно долгой. За окном уже темнеет, мелькают редкие жёлтые фонари, а также другие машины. Соне даже удалось поспать пару часов, скинув тяжёлые ботинки на коврик и поджав под себя ноги. Музыка давно не орала на весь салон — устали от неё ещё часа четыре назад, делая выбор в пользу тишины и редких щелчков от поворотника. Алине казалось, что её тело — кукольная тряпка, которой хозяин давно перестал управлять, и она делала всё на автомате. Сквозь приоткрывшиеся веки смотрела на дорогу, то и дело пытаясь размять спину. Они в пути уже восемь часов — за это время сделали две остановки на заправке и несколько сотен у обочины или на специальных кармашках, чтобы Олешева хоть немного размялась и не разучилась двигаться. Выходила из машины в одной фиолетовой толстовке, потеплее кутаясь в плотную ткань вместе с капюшоном, и закуривала. Перед отъездом купили в ларьке упаковку из двадцати пачек любимой и ненавистной вишни, чтобы весь салон и одежда провоняли насквозь. Сомусева тоже выходила, раскуривая сигарету на двоих, руками разминая затёкшие плечи. Взгляд цепляется за табличку, что показывает белыми буквами на синем фоне долгожданное «Помпончик». Перестраивается в правый ряд, поближе к съезду, и предвкушает горький кофе на языке. Почему-то все круглосуточные заправки закончились около десяти километров назад, хотя по ощущениям они остались вообще в Москве. Хотелось в туалет и пончиков, а ещё капучино на кокосовом молоке. — Сонечка, — съезжает, паркуясь возле забегаловки, пока условный рефлекс вырабатывает слюну от предвкушения сладости. Переключает коробку передач и наконец-то отпускает руль, сцепив руки в замок над головой и потянувшись, — хочешь пончиков? Или кофе? Могу принести в машину. Сомусева медленно приоткрывает глаза, задирая голову и оглядывая счастливую девушку. Мягко улыбается, бурчит что-то вроде «иди, я догоню» и снова опускает веки, втягивая струйки воздуха через нос. На улице нереально классно. Даже не думала, что когда-то может так обрадовать пятиградусный мороз. Но, по сравнению с духотой и включённым обогревателем в машине, холодный воздух кажется спасением. Кости хрустят, пока Олешева делает разминку, уверенно заходя в заведение с расправленными плечами. Народу нет. Девушка за кассой с забавной чёлкой и гулькой на макушке, какой-то мужчина в углу с телефоном в руках, да девушка у сортира, вероятнее всего, в очереди. Хмыкает, доставая из кармана мобильник с двадцатью процентами, и отправляет короткую смс-ку Еве, что гласит: @oleshev Всё ок, мы щас будем есть пончики :) [01:11] Продублировала для Юры и заблокировала экран телефона: всё равно эти двое не в сети. — Доброй ночи, что будете? — Три пончика и два капучино, можно в один из них поменьше молока? Спасибо, оплата картой. Прикладывает к терминалу и благодарит девушку, ожидая заказ. Хочется курить и в прохладный душ. С удовольствием сейчас бы легла в чистую постель, обняла за торчащие рёбра и уткнулась носом в рыжие волосы, слушая тиканье настенных часов. Но дорога интересная, необычные ощущения. Руки уставшие, кажется, будто и до мозолей на нежных ладонях недалеко, а глаза слипаются от яркого света в этой столовой. До ближайшего придорожного мотеля несколько десяток километров, хотя можно поспать и в машине, откинув кресла и вытянув наконец-то ноги. Берёт кофе и порцию пончиков, чувствуя, как взгляд кассирши бегает по цветным глазам. Устала, но сама выбрала такой путь. Во всех смыслах. Усаживается за столик и добавляет половину пакетика сахара в напиток, размешивая пластиковой ложечкой. От мучного рядом исходит пар и вкусный запах выпечки. Поворачивая голову, видит, как устало её девочка выползает из машины, хлопая дверью и потягиваясь. Завязывает пучок на макушке, потирая кулачками глаза и направляясь ко входу. Алина бодрится от одного глотка, хоть кофе и не самый вкусный — она-то уж знает. Ева бы расплакалась от этой горечи. — Надеюсь, не всё так плохо. Сомусева приземляется напротив, а девушка щурится, оглядывая смытый макияж на лице и остатки туши под нижними веками. Кивает на «ужин», а Соня морщится, прикрывая глаза. — Всё хорошо? — Да, просто немного мутит. — Тебе надо поесть. Соня сама это знает, но кусок в горло не лезет. Криво улыбается, а сердце розоволосой пропускает удар. — Пойду умоюсь. Алина кивает и оглядывается — очереди у туалета больше нет. Второй кофе остаётся нетронутым, а девушка исчезает за белой дверью сбоку. Знает этот взгляд, а ведь сама ничего не скажет — нужно каждое слово вытягивать клещами. Лицо бледное, как и губы, или она всегда перекрывает эту аристократичность косметикой? Думает, что чем быстрее расправится с пончиками, тем раньше остановится и поспит, а может и до мотеля доберутся за полчаса-час. Хотелось бы сходить в душ и лечь на чистое бельё, давая позвоночнику отдохнуть. Отправляет второй пончик в рот, запивая кофе и раздумывая о поездке. Интересно, представит ли Соня Алину родителям как подругу или осмелится сказать? Какая будет реакция и нужно ли будет успокаивать девушку, покидающую родительский дом со слезами? Это так странно, что буквально полгода назад они не знали о существовании друг друга, а сейчас эта магия воссоединяет две души, связывая в крепкий узел, не оставляя выбора. Вселенные сходятся, и эта крепкая любовь въедается волшебством в чужие стопы, начиная окутывать с них и до самой макушки, застревая в голубых глазах. Звук удара сбоку заставляет дёрнуться. Перестаёт жевать, прислушиваясь к звуку, но ничего. Нет, не показалось, потому что тот самый мужчина в углу и даже девушка за кассой удивлённо уставились на дверь. Бросает эту булку, подрываясь к двери и прислоняясь к ней ухом. Чужого дыхания не слышно, только шум воды и ничего. — Соня? Тишина режет воздух, а Алина кулачком стучит по двери раз так шесть. — Открой пожалуйста. Соня? — опять ничего. Дёргает за ручку — и закрыто, вот чокнутая! — Блять! Девушка, ей там плохо, откройте дверь! Та бубнит что-то про ключи и испаряется где-то в служебке, пока Олешева дёргает ручку в порыве желания открыть несчастную дверцу. Тянет так сильно, что глаза на секунду вспыхивают цветными огоньками, и дверь слетает с петель, чуть ли не пришибая розоволосую девушку. Магия проходит по всему телу до кончиков пальцев, потому что она — самый верный товарищ. Помогает всегда, ещё не подводила никогда, и это невероятное чувство — быть единой с волшебством. Соня лежит на грязной плитке с разводами от чужих ботинков и кучей туалетной бумаги на полу, как и бывает на обшарпанных заправках. Грудь вздымается, слава богу. Алина падает на колени, обхватывая бледное лицо и хлопая по щекам, пытаясь привести в сознание рыжеволосую. — Ну же! Соня, прошу, вставай! — зажмуривается, сосредотачиваясь на внутренних ощущениях, укладывая ладонь чуть ниже ямочки у ключиц. Пробуждает магию, а та разрядом проходит по чужому телу, заставляя Сомусеву раскрыть глаза и яростно схватить воздух ртом, будто бы только что вынырнула из воды. — Блять, вы чего с дверью сделали?! Я сейчас полицию вызову! — сзади появляется работница забегаловки, глупо хлопая ресницами и сжимая в руке связку ключей. Соня кашляет и сгибается пополам, пытаясь подняться с пола. — Алло, ты чё, не слышишь?! Вы нахер дверь выбили, мне за неё урежут зарплату! Алине плевать на этот хрипловатый голосок позади, всё внимание направлено на Соню. Игнорирует, помогая своей девушке приподняться, хаотично цепляясь пальцами за одежду на её теле. Сомусева устало, будто рефлекторно вскидывает руку, и глаза загораются голубым пламенем, пока вокруг проходит волна магии, заставляя встрепенуться. В ушах ужасный писк, что вынуждает нахмуриться и заткнуть уши в попытках сохранить барабанные перепонки. Открывает один глаз, а затем второй, неуверенно осматривая тяжело дышащую рыжеволосую напротив и её испуганный взор, направленный за спину. Оглядывается, сглатывая ком в горле и проговаривая тихое «вот же блять» под нос. Мир вокруг застыл. В прямом смысле. Будто накрыло плёнкой, укутывая пространство вокруг в бесконечное время, замораживая людей и их наискучнейшую жизнь. Тот странный мужчина замирает с пончиком в руках, намериваясь было откусить немного, а девушка позади застыла в немом крике. — Блять. Ай, — Соня упирается в стенку, судорожно подбирая под себя ноги и сжимая корни рыжих волос. — Чёрт, голова! В глазах застыли слёзы, но дрожащие пальцы всё же осмеливаются дотронуться до Сомусевой. Алина подвигается ближе. Она жмурится, в висках угрюмо стучит и бьёт по макушке. Вокруг них будто купол, отдельный мирок и их вселенная, отдалённая от людей-статуэток. — Соня, ты слышишь меня? Милая, посмотри на меня! Прошу, — пытается перехватить её лицо, а затем цепляется за подбородок, встречаясь с ярко-голубыми глазами с солёными слезами на ресницах. — Я люблю тебя. Всё будет хорошо. — Нихуя не будет! — Успокойся. — Нет, ты не понимаешь, Алин! — кусает губу, оглядывая каменную кассиршу и искры магии вокруг, тяжело сглатывая. — Посмотри, что я натворила, блять. Меня нужно убить, я делаю всем только хуже, я… — Заткнись! Я напугана не меньше твоего, блять, Соня, сука, посмотри, как у меня трясутся руки! Мы всё исправим, только послу… — Мы? У неё взгляд ребёнка. Слезящиеся глаза с грустным блеском полны веры в завтрашний день, что для неё он наступит и она никому не навредит. Олешева рядом, держит её за руку, чувствуя биение чужого сердца и пытаясь унять бестолковую дрожь хоть на пару минут. Соня правда думает, что будет одна вывозить это дерьмо? Алина упирается лбом в чужой, перед этим целуя в кончик носа и мягко улыбаясь. — Мы всё исправим. А теперь возьми меня за руки, и давай сосредоточимся на магии, хорошо? Вместо ответа благодарно поднимает уголки губ, слегка кивая и растворяясь в любви.