Dragon - Tiger

Баджи немного нервно скосил глаза к окну, красный зимний восход слепил, окрашивал кожу в болезненный розовый, и в тишине кабинета шаркающие шаги Кейске звучали как набат. Он ходил прихрамывая, почти не обращая внимания на боль от пули в мягких тканях голени, иногда опирался рукой на стол, стулья и спинки диванов, второй рукой сжимал отчеты Мицуи. Они никогда не лезли в дела друг друга, хорошо друг другу доверяли, и не было повода вмешиваться. Кейске прекрасно торговал оружием, знал в этом деле необходимые тонкости, в конце концов он даже стрелял лучше всех в Тосве. Мицуя лучше всех в Тосве врал, мастерски пиздел, честными фиалковыми глазами мог смотреть на агентов ФБР и с лицом девственно-невинным заявлять: — Что вы, эти двадцать миллионов евро получены за последний показ, мы корпорация честная! — и сжимал в руках папку с документами, а Хаккай за его спиной пистолет в кармане, ничего нового. ФБРовцы кривились, морщились, с отвращением подглядывали на манерного, нихрена он никогда манерным не был, но эти тупые остолопы дальше своего носа не видят, пидорка, что шьёт костюмы и сам рядится в бабские пиджаки с вышивкой, и на его муженька, угрюмую глыбу под два метра с синей башкой к тридцатке. ФБРовцы считали, что япошки эти, ещё детей в пятнадцать понарожавшие, странные, но по документам все чисто выходило. И пускай список предприятий у них странный, ну знаете, дома мод и казино в Прибалтике, Румынии и Болгарии это — странный набор. Мицуя всегда презрительно фыркал им вслед, стоило двери за спинами в уродливых костюмах закрыться. Никто не наебывал лучше Мицуи, и Баджи никогда не лез в его дела и документы. А зря. Нет, ничего крамольного он в них не нашёл, Мицуя верен Тосве был до последней капли крови. Но… — Ты знал, что Джим в совете акционеров наших казино?! — взрывается Баджи, тряся бумагами зло. — А откуда мне было знать, что ты продаёшь ему стволы? Я никогда не лез в твои документы, — вспыльчиво отвечает Мицуя. — Почему Хаккай не проверял его? — наклоняется к Мицуи Кейске, пальцем указывая в направлении Хаккая. — Потому что нечего было проверять! Обычный американец, работал в казино чуть ли не со школы, так и поднялся! — с нажимом говорит Мицуя, тяжело и упрямо смотря Баджи в глаза. — У него ОПГ в Штатах, под ним весь ЛасВегас ходит! Он самый большой покупатель нашего оружия! Мы сотрудничаем дохуя лет и ты хочешь мне сказать, тебе не разу ни показалось, что он странный? — Кейске орет почти у лица Мицуи, и тот морщится. Дерьмо. Наверное им стоило точно докладывать все друг другу, но нельзя же каждую мелочь рассказать и уточнить. Мицуя потирает лоб пальцами, хотя нервный залом все равно так не расправишь. Он толком не спит уже несколько суток, на руках кровь запеклась, потому что перевязки Кейске хрен кому доверишь, а этот идиот ещё и чуть ли не бегает с прострелянной ногой. В голове фонило, шум мешал точно уловить ситуацию, которая при всей свой херовости скатывалась ещё глубже. Хаккай за его спиной мягко положил руки на его плечи, разминая. — Я правильно понимаю? Выходит какое-то наебалово? — аккуратно спрашивает он, потому что Кейске на взводе, это Кейске на взводе, и ну его нахуй с таким прирекаться. — Да, Хаккай, да, наебалово! — орет Баджи — Этот хер затесался в дела Тосвы, и мы хрен знает сколько лет не могли это обнаружить! — Мицуи кажется, что такими темпами Баджи охрипнет минут через тридцать — Где, блять, Казутора когда он так нужен?! —. Все притихли, Ханемия всегда был камнем преткновения в Тосве, в их личном кругу, потому что как не крути был частью их семьи. Но дичь иногда творил отборную. Мало кто понимал чем он руководствуется, Мицуя с годами начал думать, что даже Майки не всекает, что у Ханемии на уме, от этого становилось дурновато. Он повернулся в угол кабинета, где в тени от горящей лампы застыл Харучиё, тихо наблюдавший как беснуется капитан первого отряда. Мицуя пристально оглядел его. В целом, Санзу ни на йоту не изменился за почти двадцать лет от начала Тосвы, пускай поначалу даже носил костюмы с вышивкой, что для него исправно шил Мицуя, оставался все равно тем ещё тихушником. Тихушником и садистом, чего уж скрывать. А после смерти Мучо все и вовсе пошло под откос. Харучиё первые полгода вообще из квартиры не выходил, сколько бы не звали, уж не знает Мицуя, чем он там занимался, но почему-то думает, что тот тупо лежал где-нибудь на полу, максимум доползая до новой дозы какой-либо дряни. А потом вообще обрядился в чёрный траур, и больше никогда костюмов с вышивкой не носил, только маску снял, так что исполосованная морда вызвала нервную дрожь даже у закоренелых преступников и ублюдков. У них великолепная компания: садист-наркоман, гиперопекающий отец с проблемами контроля гнева, его тихий муж, что прекрасно способен медленно ломать людям пальцы по одному, потому что сыночка кто-то обидел, здоровяк закрывшийся от всех ещё пятнадцать лет назад, так и не пережив предательство зама, человек организовавший изнасилование собственного крестника, глыба с комплексом служения и эгоцентрик-полупсихопат в качестве бессменного лидера! А, да, ещё Мицуя и Хаккай, от том как можно охарактеризовать их Мицуя даже думать не хочет. Это джекпот, это лучшая банда на свете, семья чтоб его. В семье не без урода, Мицуя пытается представить урода в их семье. Бедные их дети, боже, простите нас, Шини, Казу, очень прошу! Так Мицуя думает в последние дни все чаще. Но все равно он вынужден возвращаться к мыслям куда более насущим. Харучиё оглядывает их ни капли не затравлено, похуистически-равнодушно, потому что угашенный, скорее всего, опять до потери памяти, Мицую уже даже на нервный смех пробивает. — Харучиё, где твой командир, ебать вас всех?! — вопит Кейске, пока Чифую плавно подвигается к нему поближе. Мужа что ли успокоить собрался? Ну наконец-то! — Я не знаю, Баджи-сама, — тихо, едва членораздельно отвечает Санзу. — Как не знаешь, как можно не знать где твой командир еб твою мать! — голос Кейске уже начинает похрипывать на высоких нотах, и Мицуя тайно надеется, что тот все же охрипнет. И помолчит хотя бы десять минут. — Ханемия-сама не отчитывается мне о своём местоположении, — все так же тихо лопочет Санзу — Он уехал куда-то ещё неделю назад, я не знаю где он, —. Лицо Кейске выражает такую жажду убийства, что даже на секунду становится не по себе. Кейске не садист, смерть его не забавляет, но Кейске отец, отец маленького мальчика который прячется от всеобщего пиздеца и непонятно жив ли, а для Кейске сын — святыня. Мицуя понимает, что сейчас любая проблема в Тосве для Кейске — дуло к тёмной макушке ребёнка, он способен разораться на любую мелочь. Какой-то хуй в собрании акционеров это нихрена не мелочь, это жирная такая проблема, что странно, как это Кейске ещё не разбил кому-то морду. — Ханемия занят, — тянет Такемичи, и Мицуя поворачивается к входу в комнату. Ханагаки опирается на дверной косяк, с умиротворенной ленцой сумасшедшего оглядывает их — Кейске, я дал им пистолет, они справятся, — добавляет он блаженно улыбаясь. — Они же стрелять не умеют, — чеканит Баджи с нажимом, сминая бумаги в кулаках в труху. — Я похож на идиота? — Такемичи улыбается — Спроси у мужа, я думаю он тебе ответит: раз я сказал Ханемия занят и не о чем беспокоиться — значит не о чем беспокоиться, — говорит Ханагаки отмахиваясь от Кейске. — Ты… — раздражённое шипение Кейске прерывает тихий голос: — Милый, тише, пойдём, нужно поговорить, — Чифую всегда знает как говорить с Кейске, всегда видит в нем самые тонкие и сложные детали. Кейске удивлённо оглядывает мужа, но кивает, Мицуя давит в себе желание зажмуриться: Баджи, о боже, но разве можно в открытую так нежно смотреть? Он ведь тогда под прицелом.