Dragon - Tiger

Номер заливает солнечный свет, довольно редкий в зимние месяцы, падает на кровать, облизывает подушки желтыми язычками, слепит если чуть не задернуть шторы, солнечными зайчиками отражается от стрелок часов. Одиннадцать утра, Ханемия ушёл, сказав что на сегодня у них выходной, «успеете ещё устать, сопляки,» час назад. Шиничиро не знал куда себя деть, неуютно потирал затёкшее и болящее левое плечо, оттого, что левшам стрелять ещё сложнее, чем другим. Шиничиро как раз левша. Он чувствует себя странно поникшим и виноватым, не знает особо может ли смотреть на Тору прямо. Ему кажется, что он затронул что-то очень личное и многогранное для обоих Казутор и боится теперь задеть своего омегу ещё сильнее. Казутора, впрочем, меланхолично раскладывает пасьянс, той самой колодой, на кровати, перекинув распущенные волосы за спину, весь залитый до искр солнечным светом. Красивый ужасно. Красивый и задумчивый, немного грустный, кажется, и Шиничиро не знает, как ему загладить вину. А вину он чувствует, хотя и сам не знает за что именно. Неловко топчется у кровати, помыв тарелки и вытерев руки, переделав все «домашние» дела и теперь не зная, как ему не мешаться дальше. Даже сесть кажется вмешательством, поэтому он стоит, нерешительно сжимая руки в кулаки, разглядывает Казутору украдкой. — Зачем ты там стоишь, любимый? — не поворачивая к нему головы спрашивает Казутора, сосредоточенно собирает свой странный пазл из карт. — Я, ох, я помешал? — Шиничиро стыдно за слабость своего голоса и хочется отмотать все назад на месяцок, в тот вечер, когда он впервые побрил голову и снова стал кем должен. В тот вечер, когда впервые обнял Казутору. — Хм, — Казутора издаёт почти раздражённый фырк, скидывая карты с рук поверх остальных и поворачивается к нему, смотря Шиничиро в лицо — И как, прости, мой альфа может мне помешать сев или стоя рядом со мной? — возмущается Казутора, взмахнув тонкой ладонью, Шиничиро смотрит как свет играет с длинными пальцами и наслаждается эстетически. — Я…— он хочет объяснить, что ему сложно, что после такого разговора ему не совсем понятно, что и как, но не знает как ему это сказать. — Ты ведь расстроился из-за того, что сказал крестный, да? — тихо спрашивает Казутора, ласково улыбаясь, убирая локон за ухо — Шини, крестный сложный человек, тебе не в чем винить себя, сядь, — похлопал рукой по месту рядом с собой. Шиничиро сел позади, тут же оплетая талию Казуторы руками, удобно пристроил подбородок на остреньком, но мышечном плече, разглядывая рисунки на картах. Казутора погладил его по голове, выдохнул мирно и счастливо и вновь вернулся к картам, продолжая раскладывать их в одному ему известном порядке. — Когда мои родители познакомились крестный сидел в тюрьме, последние месяцы срока уже досиживал, — говорит Казутора — Знаешь, у моих родителей все быстро закрутилось, отец в день знакомства уже просил дядю Майки принять папу в Тосву, — он задумчив прищёлкивает пальцами свободной руки, бормочет: пиковый туз сюда! — Это так в Тосве об отношениях объявляли? — хмуро выдохнул Шиничиро, сжимая Казутору в руках сильнее, поводя носом по его шее. — Ахах, нет, и не делай так, щекотно! — повизгивает Казутора, смеясь своим невероятно красивым смехом — Встречаться они начали чуть позже, в день когда отец принёс папе его первые ленты, — добавляет он. — Это так важно? — удивлённо спрашивает Шиничиро, потому что он уже понял, все эти штуки важны для банды, но что они важны лично дяде Чифую было немного странным. — Для папы очень, он знаешь ли, как зам, преуспел, отряд его обожал с первого дня вступления в должность, — взмахивает рукой Казутора и хихикает — Папа правда не знал тогда, что у отца можно было не только ленты, а хоть жизнь попросить, отец отдал бы, — Шиничиро слышит в его голосе улыбку. — Твои родители так любят друг друга, — задумчиво мычит он — Мои…—. — Твои тоже! — перебивает его Казутора, ёрзая в его объятиях — Просто, просто твой папа не любитель ярких жестов на публику, но я видел как они смотрят друг на друга и на тебя, — Казутора все-таки поворачивается боком, смотрит на Шиничиро мягко — Так смотрят только на детей по большой любви, — улыбается ему. — Ты знаешь как у них все началось? — спрашивает Шиничиро, убирая аккуратно от лица тёмные путы волос. — В общих чертах, ты бы тоже знал, если бы досиживал с нами часов до двенадцати, — посмеивается Казутора. — А что я пропускал? — с живым интересом спрашивает Шиничиро. — О, — тянет Казутора, сотрясаясь от немого смеха — Для начала регулярные разборки, кто из дядюшек и отцов больший педик, — загибает он палец. — Эм, наши родители альфы и омеги, их сложно так назвать, — непонимающе заламывает брови Шиничиро. — Издержки детства на станциях Синдзюку и Сибую, знаешь, там как-то похер, мужик он мужик и есть, — всплескивает руками Казутора — Но все равно все всегда заканчивается тем, что главным педиком объявляют моего отца, — посмеивается он. — Дядю Кейске? Серьезно? — Шиничиро удивлённо округляет глаза — Он альфа, второй по росту после моего отца, здоровяк, кулаком, кажется, может железный лист пробить, — перечисляет Шиничиро. — А ещё молится на мужа, а муж у него, ну как ты понимаешь, мужик, — добавляет Казутора, не переставая улыбаться. — Мужик - омега, — с нажимом говорит Шиничиро. — А их после двух бутылок вискаря не ебет, — Казутора смеётся — Как и не ебет, что они все по этой логике педики, особенно дяди Мицуя и Хаккай, они то вообще беты, — наклоняется Казутора ближе к лицу Шиничиро, сдувает с носа упавшую на него прядь. — Какая странная логика, но ладно, что ещё я пропускал? — задумчиво тянет Шиничиро, в прочем, через пару секунд решив, что ну и хрен с ней, с логикой. Она в Тосве вообще вещь иногда из разряда чудес и божественных явлений. — Байки из юности, смешные истории о том, как куда-то пришлось ехать с мелкими нами, а на мотах детей неудобно возить, перепалки на тему, кто все-таки сожрал ту самую последнюю дорояки десять лет назад, — загибает пальчики Казутора, наиграно закатывая глаза — Как бонус пошлые анекдоты от дяди Мицуи, смешные пиздец, но у чувствительных могут уши завять, — Казутора широко распахивает глаза, как бы изображая, насколько анекдоты забористые. — Дядя Мицуя? Пошлые анекдоты? — медленно усваивает поступившую информацию Шиничиро, не сказать, что он не удивлен. Дядя Мицуя последний от кого подобное ожидаешь. — Ага, отец всегда ворчит и пытается зажать мне уши, а я ржу и вырываюсь, пошлятина редкостная, но смешно ужасно, — смеётся Казутора — Ещё смешнее смотреть как ржут в повалку остальные, можно даже подметить где кому что отзывается, — Шиничиро с восторгом смотрит на то как красиво Казутора смеётся, как свет падает на его кожу и золотит ее, а смех переливается в комнате бархатными тонами. — Так ты от том как мои родители начали узнал? — Шиничиро смеётся тоже, потому что Казутора делает это уж очень заразительно, и щекочет парня под рёбрами — Тогда даже слышать ничего не хочу, —. Казутора пытается улизнуть от его пальцев, и Шиничиро грудь от нежности расперает, он собирает образ своего Торы по кусочкам, осколками склеивая то, что успел позабыть: Казутора боится щекотки, Казутора любит объятия, у Казуторы мимика это отдельная магия. И много ещё других мелочей. — Нет, — перестаёт смеяться Казутора, хотя улыбка его остаётся широкой — Они сами рассказали, говорили, что у них все чуть сложнее было, чем у моих, ну потому что твои по простому не умеют, — выдыхает он, отводя глаза. — Вот значит как, — говорит Шиничиро, оглядываясь на окно. — Когда эта херня с анализами началась твой папа очень тяжело это принял, — уже тише, чем раньше говорит Казутора, и смеха в его голосе не слышно — Боялся оказаться омегой, — пожимает он плечами под непонимающим взглядом Шиничиро — Типа знаешь, омега даже девчонки хуже, — Шиничиро видит в его лице толику грусти, застарелой, уже прожитой и внезапно понимает. Казутора хотел быть с ним, и даже согласен был на роль омеги. Которую ещё пятнадцать лет назад в их мире считали унизительной. Шиничиро захотел внезапно зацеловать юношу до крика, потому что Казутора прекрасен. Силён, стоек, невероятен, всем бы альфам такой стержень. — Твой отец сжёг свой лист с результатами, хотел скрыть от дяди Майки свой подпол, чтобы между ними ничего не изменилось, — добавляет Казутора, смотря Шиничиро в глаза. — Но у них изменилось, — догадливо говорит Шиничиро, ну, потому что он сейчас здесь сидит, дышит, да и вообще живет, это доказательство очевидных изменений, он оно и есть. — Да, в один вечер, судьбу не наебать, как не рыпайся, — кивает Казутора — Они тогда сказали, что никогда бы не согласились на иной вариант, если бы могли выбирать, ведь, ну…— он делает глубокий вдох — Родился ты, —. Шиничиро прижимает его голову к своей груди, покачивается баюкая, потому что слышит в этом «родился» горечь и страх. Казутора очень боялся, что где-то существует вариант, что Шиничиро не с ним. Шиничиро понял его теперь безусловно, он тоже боялся, если во вселенной существует такой вариант, что Казуторы нет, то Шиничиро и не знает зачем ему это все. В отражении света в рамке часов ему на секунду чудятся желтые, знакомые глаза, когда стрелка подползает к двенадцати. Змей Дарио открывает веки на пару мгновений и смотрит на Шиничиро, отражаясь от часового стекла.