Dragon - Tiger

— Так значит лацкан пиджака у каждого члена Тосвы индивидуален? — Шиничиро взмахивает руками с восторгом — Для каждого пошит специально? —. Это кажется ему воодушевляющим, чем — то таким странным, но приятно греющим душу. — Почти, — кивает Ханемия, едва заметно морщась, будто от зубной боли — У каждого нашито имя, отряд, если таковой имеется, звание и, конечно, знак самой банды, — рисует он треугольник лацкана на листке — Например, лацкан Торы будет выглядеть так, — он вырисовывает два иероглифа — имя, знак принадлежности к Тосве и звание второго господина — Если бы был отряд, то под званием была бы цифра, у Кейске и Чифую например единица, — разводит руками мужчина. — У меня нет отряда выходит? — спрашивает Казутора, потирая пальцами переносицу. Сегодня его немного штормит и колотит, как от простуды. — Ты к моменту своей первой формы уже был выше отрядного деления, — отвечает Ханемия — Если бы форму для вас пошили к тринадцати годам, ты бы был в первом, как и родители, — он без нажима рисует на лацкане единичку, едва заметную. — Выше деления? — Шиничиро приподнимает бровь, недоуменно рассматривая лист, словно видит в нем тайны мироздания. — Вышивка это всего-то отражение места в иерархии, чтобы было проще понять как с тобой говорить, — поясняет Ханемия — Кейске, как капитан, может приказать всем ниже стоящим, но не может равным и выше соответственно, — вновь рисует знакомый кружок Казутора старший — Дракен может приказать Кейске, но не может Майки, Майки может приказать всем, — дорисовывает он ещё два круга сверху. Шиничиро вытаскивает прошлый исписанный «семейным» древом листик. — Вы говорили: я выше по статусу, чем отец, — тыкает пальцем в «себя» на рисунке — Это значит…—. — Как сын ты можешь жевать сопли, как наследник, при участниках банды разумеется, твой отец не смеет не подчиниться твоему слову, иначе порядок будет нарушен, — кивает ему Ханемия — Только Майки выше тебя на этой лестнице, пока… — он фыркает едва слышно — Дракен может бесконечно быть твоим отцом, но как зам главы он ниже по статусу чем ты, ведь, ну, ты от Майки, — качает головой мужчина. — В смысле? — не догоняет Шиничиро. — В смысле Тосва это банда Майки, его кровь в ней первая, следственно тот кого он выносил в утробе первее некровного родственника, — фыркает Ханемия, цокнув языком — Это если бы власть в стране передавалась не королем, а королевой, кого она выносила и родила, тот и важнее, — ему нравится лицо Шиничиро, что выглядит слегка поражённым, от такого поворота. — А мои дети? — встревает Казутора, и Ханемия довольно щурится, потому что его крестник умница и задаёт верные вопросы. — Увы, но когда папой будешь ты, важнее уже будет, что они от Шиничиро, твое место будет вторым, — отвечает Ханемия. — Выходит мне может приказать только папа, а я… — Шиничиро уже и сам знает ответ на вопрос, но хочет услышать его из чужих уст. — Всем, абсолютно всем, отцу, дядюшкам, рядовым, даже тигрёнку, — скупо улыбается ему мужчина — Тора может приказать всем кроме тебя и Майки, он ниже только вас, — Ханемия нервно хихикает — Вы ещё дети, ваши приказы могут быть смешными, тупыми, да просто сумасшедшими, но если вы прикажете это, ну скажем на собрании, се ля ви, остальные обязаны подчиниться, —. — Если все работает так, то приказы дяди Майки неоспоримы никем? — спрашивает Казутора, потирая шею. — Так и не так одновременно, — говорит Ханемия, всматриваясь в детские лица, наслаждается замешательством общим на двоих — Когда иерархия в Тосве только зарождалась, стало ясно, что на Майки ложится слишком много, — он покачивает головой — Если глава внезапно двинется чердаком, что делать? — приподнимает в вопросе бровь. — Нужен инструмент контроля? — спрашивает Шиничиро, царапая ногтями столешницу. Ее заливает утренее солнце, от того, что на часах едва ли девять утра, но когда Ханемия пришёл будить их, дети уже ждали его полностью собранные, с неприкрытой жаждой впиваясь в его лицо. — Верно, — Ханемия кивает — Поэтому было решено, что приказать Майки может кому угодно, но, — он поднимает указательный палец к потолку — Если его приказ кажется ошибочным трём из пяти командиров, приказ аннулируется, — Ханемия на листке перечеркивает кружок «Майки» одной линией. — Слово отца не учитывается? — спрашивает Шиничиро напряжённо. — Да, по двум причинам: первая — он замглавы, должен оставаться в нейтральной зоне, потому как до твоего полнолетия обязан стать «регентом», вторая — он трахает главу, уж простите за прямоту, следственно, он не объективен, — Ханемия щурится. Шиничиро чувствует от слова «трахает», что-то близкое к отвращению, но понимает, что суть сказанного оно вполне передаёт. — Полнолетия? — переспрашивает Казутора. — Да, до момента пока Шиничиро не признан официальным преемником, — подтверждает Ханемия. — То собрание… — Шиничиро испугано вглядывается мужчине в лицо, чтобы увидеть там уже понятный ответ. — Да, теперь ты признан наследником, значит, если Майки дальше не сможет быть главой, им будешь ты, — кивает ему Ханемия. — Мне пятнадцать, — возмущённо взмахивает руками Шиничиро. — Ты серьезно? — восклицают в два голоса оба Казуторы. Шиничиро закусывает губу и понимает, что да, в Тосве это нихрена не аргумент. Папа стал главой Тосвы в тринадцать же? Значит Шиничиро аж на два с половиной года старше, достаточно взрослый для таких дел. Нихрена, ничуточки, он в сравнении с папой просто младенец. Ханемия видит в нем этот надлом, испуг и чувство собственной беспомощности и давит в себе желание покачать головой. Участь всех Шиничиро ему была не по душе. — Знаешь, у твоего папы был старший брат, — он никогда не планировал об этом говорить, и крестник смотрит на него удивлённо, сжимая ладонь Шиничиро своей — Майки назвал тебя в честь него, — Ханемия постукивает пальцами по столу, нервно осознавая, что возможно разговор уплывает не туда. Не туда, где безопасно. — Знаю, а ещё вы убили его, — сухо отвечает Шиничиро. — Знаешь как? — Ханемия внезапно чувствует иррациональное желание расхохотаться — Знаешь почему? — он криво улыбается, болезненно, и Шиничиро видит в этом, что-то новое, что-то более сложное чем просто жестокость. Казутора Ханемия вообще сложный, все Казуторы сложные. — Нет, — честно отвечает Шиничиро покачав головой. — Майки исполнялось тринадцать, — улыбается Ханемия — Вам ведь тоже подарили по байку, да? Казуторе в тринадцать, тебе в пятнадцать, Шиничиро? — он заправляет за ухо выбившуюся прядь и смотрит остро, как люди не смотрят — У нас тоже так было, к тринадцати годам у всех было по байку, как сейчас помню, твой отец дрожал над своим зефиром, словно тот женщина, — чувство чего-то светлого внутри расшатывает Ханемию, перед глазами Дракен, такой давно потерянный, трясётся над мотоциклом, что ещё пахнет новой резиной — Только у Майки не было байка, —. Шиничиро смотрит на Ханемию и внезапно понимает важность этого момента, всю его тонкость и сложность, и даже смеётся про себя, от того, что это горько и иронично. — Мы хотели подарить Майки байк, знаете, — Ханемия трёт лоб пальцами — Все так тряслись над вами, потому что все остальные почти сироты, и мы так хотели вам нормального детства, — нервно смеётся он — У нас не было семьи и дома, поэтому мы считали, что мы-семья, у моего брата день рождения, я хотел подарить ему байк, он заслужил, —. Казутора понимает, что это возможно перебор, он давно об этом думал, каждый раз когда бывал у бабушек, когда задумывался о том, что дедушек у него нет, он смотрел на отца и понимал отчего тот такой, но сейчас, смотря на крестного, он думает, что возможно Тосва это перебор. Но он пиздец как любит этот перебор. — Я не знал, что этот магазин — магазин брата Майки, я просто хотел подарить другу, брату, своему главе байк, — чеканит Ханемия, внезапно твёрдо и горестно — И, знаете, когда Шиничиро вышел к нам, Кейске так испугался, я так не люблю когда Кейске пугается, — Шиничиро почти не дышит. Потому что он не ждал такого откровения. В том, как Ханемия произносит «Кейске» есть что-то такое страшное, сиплое, до боли подранное, что руки трясутся, потому что, ну потому что Шиничиро так только одно имя способен произнести. — Я не хотел убивать твоего дядю, я не хотел сидеть по малолетке, но Кейске испугался, а Кейске это малость больше, чем просто друг и брат, — сухо заканчивает Ханемия, сжимая пальцами столешницу. И Шиничиро почти мёртв, потому что это режет на живую. Дядя Кейске большой и сильный, он смелый, прямой, иногда безбашенный, Шиничиро до дрожи под грудью любил дядю Кейске, но то, как любил его Ханемия было несравненно больше. — Вы бета, — говорит он, будто это может как-то противоречить всему тому, что было. — Да, а Кейске альфа, а Чифую омега, а у нас у всех есть сын, — твёрдо отвечает Ханемия, утирая кулаком скупую слезу у глаза — И знаешь, пацан, я тебя блевать кровью заставлю, но крестник мой останется жив, потому что это главное зачем ты есть, — он замолкает, но Шиничиро большего не надо. Да, все верно, Казутора не на втором месте, он вообще единственное зачем я здесь. Это место первое, се ля ви.