Dragon - Tiger

Майки смотрит на Баджи, у того лицо прочерчивает скверная линия, и он с жалостью сжимает в пальцах рокс, в нем виски плещется о гранённые стенки, Баджи как всегда, самый честный из них, даже не пытался сыграть в праздник пузырьками и нитками игристого, сразу показал, он ничего не празднует. Вечер когда он продаёт собственного сына и не мог быть праздником, Майки его понимает. Мицуя постарался на славу, льётся рекой вино и богатство, так что подкосились бы ноги у любого, у их детей подкосились, потому что даже огонь-Казутора замер прижавшись к Шиничиро всем телом, в их вип-ложе, возвышения для ближнего круга, мальчик Казутора не отпускает из пальцев рукава Шиничиро, и Майки все видит, и Майки все понимает. Мягкие диваны, дорогие приборы, возвышение мрамором ступенек вверх, чтобы все видели, где заседает король и наследник, где свита ходит по кругу, выпивая то ли от счастья, то ли от страха. Это все, мир который должны были увидеть дети Майки, один выношенный в утробе, другой родной по другому, но все же… Мицуя устало ставит бокал на стол, и ни капли в его взгляде бравады, лишь панихида, он смотрит на братьев по крови чужой, вместе пролитой, и не улыбается, в его глазах Майки видит, чёрную усталь, а не усладу, и похоронный колокол. Чифую смотрит в спину сына, провожает будто, куда-то туда в сизый туман взрослости, и у всего этого горький привкус, это пир, пир на костях. Пир во время чумы. Майки не чувствует кисловатого вкуса вина, только горечи отзвук, потому что тропка эта сложная вела его сюда, к дорогим диванам, к мраморному возвышению, где он прощается заранее, где все они прощаются, сохранив лишь толику надежды в сердце. А вдруг и на этот раз обойдётся. Вдруг и на этот раз сладим и устоим. Подобные вечера уже бывали, подобные пиры случались, у Баджи в квартире на пятом этаже, где взамен вину было дешевое пиво, на пустырях где полыхали костром байки, потому что своих, пускай и совсем незнакомых, Тосва хоронит с достоинством, подобное уже бывало, но такого не было. Такого не было, потому что алые драконы со спины Шиничиро слепят Майки до слез, до родительской горести, до дрожи, потому что Баджи сунул ему под руки два фальшивых паспорта. В ближайшее время у их детей есть лишь эти книжки, пару пачек банкнот и вера, надежда на лучшее, но об этом те пока не знают. Последний вечер их юности догорает дорогими свечами, и Майки не в силах открыть рот, чтобы сказать им об этом. Такемичи он видит сразу, тот ведёт по гладким перилам пальцами с порезами от карт, и желтый свет отражается от его бритой головы, он ступает прямо и смотрит без укоризны, лишь с достойным прощением, готовый делать, то что должен. Дети смотрят на него открыв рот, провожают глазами, пока тот идёт к Майки, лицо скрыто маской наполовину, но Майки видит, видит, что губы не ломает улыбка, впервые возможно за десяток лет. Такемичи сильно изменился, возможно Такемичи уже вовсе и не Такемичи, и Майки он ни на каплю не верен, верен лишь чему-то своему, но Майки нет до этого дела, пока это «своё» служит ему на пользу. Пока спасает его сыну жизнь. — Дети так выросли, — говорит Такемичи, и Казутора истерически смеется в руках Шиничиро, почти взрыв, так что бокалы вот-вот лопнут. — Не делай вид, что с ними не знаком, — Майки говорит без гнева, лишь со скупым смирением человека, что идёт на плаху. — У судьбы свои шутки, — отвечает Такемичи, отвечает Дарио и смотрит Шиничиро в глаза. А Шиничиро сжимает Казутору в руках и понимает, что на этом все кончилось.