Dragon - Tiger

2019 От стола отражалось желтое, от ламп наверняка, но отчего-то казалось, что нет, что это свет другого толка, прожигающий Майки роговицы, свет его вины. Он слепил ему глаза, издевался жуткой, уродливой игрой теней и трескался на циферблате часов, там стрелка неумолимо скользила к четырём, скользила, казалось, к смерти. Тьма не отступала, не уходила гонимая слабой зарей, о нет, висела густым туманом, окутывала со всех сторон, забиралась Майки прямиком в душу. Потому что его ребёнок пропал уже шесть часов назад. Сколько бы в тонких пальцах, наполненных силой, не искрилась власть и влияние, не бежали они золотыми струйками окутывая ладони почти что магией, он был абсолютно бессилен, бессилен и пуст. Потому что не знал, где его сын. От этого хотелось кричать, разодрать на груди дорогой пиджак, да и кожу разодрать, разбить бокал о стену, орать так, чтобы в самой преисподней услышали. Верните мне ребёнка! Но на крик сил уже не осталось, были только на скупое дрожание, на губы закусанные до крови, не хватало даже на то, чтобы поднять глаза на мужа. Майки боялся увидеть в них такой же желтый отблеск, ведь на самом деле, всему виной был сам Майки. Майки когда-то давно, кажется уже, что жизнь назад, забавлялся этой игрой, купался во власти, утопал в собственном эго и лишь когда родился Шиничиро, что-то в нем треснуло. Он не знал, что такое быть родителем, не знал, что такое явить кого-то на свет, но как только сжал в ладонях то хрупкое, едва новорождённое, выношенное и вскормленное в собственной утробе, нечто внутри хрустнуло. Майки и раньше напоминал себе зверя, хотел быть им, таким неутолимо жадным и почти до ужаса жестоким, но стал им лишь тогда, когда маленькая ладошка сжала его за палец. Новорождённый сын пах кровью, почти как детёныш медведя в далеких холодных лесах, и в тот миг в сердце у Майки зародился тот самый звериный вой. Тронешь мое дитя, и я сотру тебя в пыль. Порву зубами, голыми руками вспорю тебе кишки, испью твоей крови, с жаром и улыбкой вытру губы, наслаждаясь твоей агонией, потому что за то маленькое и хрупкое я готов обточить свои когти и сколоть свои зубы. Но ты умрешь, умрешь зная, что зверь подрал тебя не просто так. Теперь же от этого медвежьего рыка в горле душило, от того, что хотел рычать и в горячую плоть впиваться зубами, драть и слышать крики, но все, что он мог это сжимать пальцами полированный дуб и смотреть на отблеск желтого. Все что мог. Баджи был не лучше, ломался истерически, сидя в кресле, дергал пальцами, ужом скользил по чёрной коже, будто что-то рвало его изнутри. На Чифую Майки и вовсе не посмел кидать взгляда, побоялся, что этого зрелища не перенеси. Потому что Чифую сломанной куклой сидевший где-то в углу, вывернутый наизнанку почти, с взглядом пустым и ничего не видящим вызывал почти что смертельный ужас. Сдохнуть хотелось всем и неимоверно. Дракен закрыв глаза считал секунды, пытался дышать, но отчего-то не выходило, потому что…потому что они поднял на голову весь Токио, вытрясли его и вывернули, почти с костями сожрали, но сыновей так и не нашли, и каждая секунда, капающая сквозь пальцы слезами отбирала у них. Отбирала у их сыновей шансы. Непонятно чего они ждали, непонятно зачем вообще здесь сидели, закрывшись в привычном до зубовного скрежета кабинете, как будто впервые за жизнь решили не брать сами, а дождаться когда дадут. Издевательски вывернутое наизнанку решение, взамен всего того, что они решали брать, что уничтожали безжалостно, подобно поветрию жестокому высекали без раздумий, можно было только раз действительно брать самим. И когда можно было, нужно было, они сидели и ждали. Уродливые, абсолютно жестокий урок от судьбы, пинок от богов, напоминание, что жалкие смертные не смеют касаться обжигающего солнца. И когда тишину разбила телефонная трель, Дракену показалось, что прозвучал взрыв. Майки пальцами дрожащими, на дисплее красную кнопку отжимает, так будто тонкий сенсор готов продавить. — Небожители тоже плачут, — голос игриво-холодный, знакомый какой-то, отпечатывающийся в подкорке надрывом с издёвкой рвёт динамик. Майки молчит, ничего не отвечает, нет сил у него на ответы, ни на что нет сил. — Вот как бывает, Майки, — голос срывается на усмешку — Можно захватить все и потерять то, что казалось всегда было твоим, — Дракен чувствует бегущий по позвонкам ужас, от того как голос этот, все менее мутен в памяти. — Где мой сын? — Майки выдавливает с нажимом, кажется вот-вот по столу ударит маленьким кулаком. — Моя любовь на пятом этаже, — нараспев отвечают — Почти где луна… -. Баджи ломается сразу, глаза распахивает турмалиновые, прямой весь, будто окоченевший труп, и только пальцы скрежещут по кожаным ручкам кресла. — Ах, да, наверняка и Кейске с тобой да? — говорят так буднично, словно рассказывают о походе в кино на выходных — Передай ему, что я оценил его тёплый жест, — Дракен отворачивается к Чифую, натыкается на воспалённый взгляд, полный невиданных ранее расскаинья и злости. — Назвать сына в честь меня, это правда мило, — в трубке смеются, а у Дракена по венам течёт плавленное железо, жжёт ему кожу, до боли в кулаках, или это он ногтями продавил кожу ладоней? — Может поэтому, он все ещё жив? Знаешь над тёзкой сначала можно и поизмываться, — они молчат, каждый умирая в эту секунду — А ваш с Дракеном выбор тоже очарователен, не думал, что на мой счёт припишут ещё одного Шиничиро, — Майки не выдерживает все-таки, швыряет бокалом в стену и орет. — Где мой сын?! — в ответ на секунду наступает тишина, а позже почти что ласковый смех. — Я же сказал, на пятом этаже, или уже забыли запах родных пенат? -. Майки нажимает отбой даже чуть быстрее, чем в трубке успевают договорить. Баджи уже у двери, понявший такую детскую загадку. — Я, сука, отправлю его в ад, быстрее чем он успеет заржать, — и хлопает дверью, так, что они едва успевают подскочить за ним.