Скошенные цветы

      Август того же года       Ленор чувствовала легкое раздражение. Лето пока еще цвело во всей пышности, но холодный ветерок и глубокая чернота ночей выдавали, что подкрадывается осень. А значит — два месяца меланхолии, дурного настроения, пока яркий, как у проститутки, наряд природы наконец не сменится серой наготой.       Они с Найджелом провели две недели в Клейфорде, а до того Ленор была в сельской местности на этюдах. Теперь, после возвращения, не терпелось повидать друзей, да и мама с Виолой обещали приехать. К одиннадцати часам Ленор явилась на вокзал — встречать поезд.       Когда на перрон спустилась, аккуратно ступая, только мама, на миг похолодели пальцы. Мама выглядела довольной, мило прощалась, видимо, с соседкой по купе — очень красивой женщиной чуть старше, которую встречал такой же красавец-сын. «Если бы с Виолой что-то случилось, она ведь не болтала бы с посторонними, правильно?» И все-таки, подбежав к матери, Ленор слишком быстро схватила ее за руку.       — Что с Виолой?       — Немного простудилась. Она навестит тебя, когда поправится.       Виола болела очень часто, но ее недомогания не длились долго. И все же было не по себе, что сестра осталась одна.       Мама всю дорогу до дома оставалась непринужденно-веселой, но по каким-то мельчайшим деталям Ленор научилась отличать, когда хорошее настроение было искренним, а когда показным. И она настороженно ждала, что же должно выясниться.       Зайдя в квартиру, мама выдохнула.       — Пожалуй, я рада, что мы можем поговорить наедине. У меня новость, которая может тебе не понравиться. Виола выходит замуж за Ральфа Карпентера.       — Что?!       Ленор и не ожидала, что новость может быть настолько отвратительной. Ничего хуже с ее сестрой нельзя было сделать, чем выдать ее за неуравновешенного, самовлюбленного ревнивца. «И ведь они знают, давно знают…»       — Джордж все-таки добился своего, — констатировала мать.       — Не без твоей помощи, конечно? — Ленор не удержалась от ядовитого тона.       — Именно так. Его интересы — это и мои тоже. И предупреждая твое возражение: интересам Виолы этот брак тоже полностью соответствует.       — Что-то я не замечала у нее интереса к деньгам…       — Она еще ребенок и сама себя не понимает. Зато я про нее понимаю все. Прости, я буду откровенна. Если мы не выдадим Виолу замуж сейчас, мы не выдадим ее никогда, даже за нищего старика, не то, что за богатого мужчину в самом расцвете лет. В ней нет ничего, что привлекало бы порядочных мужчин. Таких, которые хотят семью.       — Семья сейчас — не единственный путь для женщины. Виола — умница, притом старательная. Она может поступить в университет, учиться…       — А ты будешь ее опекать? Пойми: она не готова жить без няньки. Ты сама молодая девушка и не можешь привязывать себя к ней. А без присмотра она быстро станет жертвой какого-нибудь проходимца. Такие всегда гибнут первыми.       — Как бы этот ваш Ральф не погубил ее скорее, чем любой проходимец… — проворчала Ленор, вспоминая его бешеные глаза, когда он проигрывал или ревновал.       — Перестань, в конце концов, преувеличивать. Ральф — джентльмен и ведет себя пристойно. Притом же… — тон матери стал чуть саркастичным. — Мужчина не станет ревновать женщину, которая ему не нужна.       Тут Ленор поняла, что окончательно сбита с толку.       — Если Виола ему не нужна, зачем он женится на ней?       — Потому что этот брак нужен его отцу. А самому Ральфу все равно надо остепениться.       Ленор долго ничего не могла ответить. Ей и в голову не приходило, что своевольный Ральф так же безропотно подчиняется своему отцу, как любая барышня. Как же ему удается обуздывать себя?       — Как видишь, — продолжала мать, — у молодого человека есть причины обращаться с Виолой хорошо.       — А у вас есть причины успокоить себя, — ответила Ленор, со злости стиснув манжету. — Вы спихнете замуж дочку, с которой не знаете, что делать, получите доступ к фирме Карпентеров — всем хорошо!       — Можешь считать так, — мать пожала плечами. — Закончим этот разговор.

***

      Мама уехала вечерним поездом, не оставшись даже ночевать — слишком уж явно зла была Ленор после таких новостей. Она всласть, до состояния тряпочки, отбила куриное филе, искромсала все овощи, так что даже не поняла, что за салат в итоге может получиться, стала набрасывать сцену колесования — ничего не помогало. Мысли окутала кровавая пелена, в груди был дикий кураж зверя, готового броситься на добычу.       Она и сама сейчас была зверем. Ей хотелось снова, как несколько лет назад, наброситься на отца и кромсать его когтями, рвать зубами, тыкать тем самым ножом, которым она крошила салат. Хоть как-то разрушить этого идола, истукана. Пусть он почувствует такую же боль, какую чувствовала она от того, что они с матерью предали сначала ее, а потом и Виолу. Предали во имя своего непомерного эгоизма.       Ночью Ленор, которая всегда ложилась поздно, почти до рассвета не смыкала глаз. Ее тянуло в темный парк, где наверняка загулял какой-нибудь пьяница, и уж тогда… Она кусала себя, билась в постели, молилась и наконец впала в забытье — совершенно измочаленная.       Ее разбудил телефонный звонок. На другом конце провода счастливая Холли прощебетала:       — Я вернулась вчера! Можно зайти к тебе сегодня?       — Нужно! — Ленор подскочила на постели.       Через полчаса Холли приехала. У нее последний месяц выдался, как она выразилась, головокружительным, и весь ее сияющий вид это подтверждал. Она точно норовила оторваться от земли, чуть не пританцовывала, то и дело что-то напевала. В глазах ее появилось нежное мерцание, в голосе — бархатные нотки.       В начале июля чиновник, детей которого Холли учила рисовать, отправился за границу, к Срединному морю вместе с семьей. Холли предложили их сопровождать, чтобы присматривать за детьми. Она отправилась, чтобы подзаработать и отдохнуть от Уилла. А вечером, в день приезда, увидела во дворе гостиницы… Лайнелла!       — Представляешь, он сел на тот же поезд, только в общий вагон! Как он выдержал поездку — уму непостижимо! Я думала, мне будет некогда, но все оказалось просто. Я давала детям немного снотворного, и мы с Лайнеллом гуляли по ночам. Какие же там ночи, ты бы видела! Луна такая огромная, рыжая, как апельсин! И эти домики с плоскими крышами. Мы забирались наверх и смотрели на море, а оно блестело… Мы купались обнаженными. Волосы у меня на жаре сохли быстро. А пару раз я брала пару часов отдыха днем, Лайнелл отмычкой открывал пустой номер люкс, и там, на кровати под балдахином. Как король и королева…       Холли запрокинула голову и зажмурилась. Она как будто забыла, как страдала в мае, когда оказалось, что Лайнелл изменяет ей с какой-то девушкой из богатой семьи. И он ведь не попросил прощения, просто, как Холли рассказывала, однажды в училище встал у нее на пути и проронил:       — Тебе решать, потеряешь ты меня или нет.       Терять его подруга не захотела. Сделала ли она тогда хоть какие-то выводы?       — Ленор, ты как будто больна. Ты не простудилась?       — Меня просто мучает бессонница. Старею, начинаю реагировать на погоду.       Холли с сомнением на нее посмотрела. Помялась.       — А точно тебя никто не обидел?       — Ну, ведь ни в каком парке не находили расчлененных трупов, правильно? — Ленор хищно блеснула глазами.

***

      Она еще надеялась на разговор с самой Виолой. Та неделю спустя все же приехала — не похожая на счастливую невесту, но и не перепуганная. Скорее она обдумывала, что же такое происходит в ее жизни, пыталась понять, что ее ждет в будущем.       Ленор, когда она пришли домой, попыталась ей это прояснить. Она описала, чем Ральф Карпентер оттолкнул ее в свое время, и высказала самые искренние сомнения, что сейчас он изменился. Виола слушала внимательно, слегка наморщив лоб — как всегда, если вспоминала.       — Если честно, я не замечала, как он себя ведет. Мы редко бываем вместе. Он вежливый, иногда улыбается мне… Понимаешь, в тебя он был влюблен — может, поэтому и ревновал, и хотел выглядеть в твоих глазах лучше.       — Так мама говорит, — саркастически заметила Ленор. Виола только кивнула.       — Но ведь она часто бывает права. А я… Может, мы сможем подружиться.       — С такими не дружат, увы. Но ведь тебе вообще не обязательно выходить за него замуж. По закону никто не может принудить тебя. Перебирайся ко мне насовсем. Мы хорошо будем жить. Ты поступишь в университет, я познакомлю тебя с самыми интересными людьми. Вообще, знаешь, жизнь в большом городе — это особенный ритм, атмосфера…       — Ленор, но ведь я даже не знаю, кем хочу стать, — мягко прервала ее Виола. — У тебя есть дело всей жизни, но я так и не смогла понять, чем же мне больше всего нравится заниматься.       — Ты поймешь. Я не буду тебя торопить.       Виола покраснела.       — Нет, Ленор, это… неправильно. Не трать себя на меня. У тебя большие мечты, я же помню, ты всегда хотела чего-то грандиозного, а я, пожалуй, не хотела ничего. Может, мне в самом деле стоит попробовать быть хотя бы чьей-то женой.       Ленор грустно улыбнулась. Да, бывало, в школьные годы она мечтала, что своими картинами сможет вдохновить людей совершенно изменить жизнь, мир вокруг — и до сих пор не утратила этого желания, хотя порой остро ощущала, что недостойна этого, потому что сама живет совсем не как нужно, потому что порой больше похожа на хищника, чем на человека. А тогда она делилась мечтами с одной только Виолой и верила, что сестра всегда пойдет за ней, всегда протянет ей руку. Виола словно ответила на ее мысли:       — Ты никогда не перестанешь быть моей сестрой. Неважно, за кем я буду замужем. Но, Ленор… Я хочу, чтобы родители были мной довольны. Хочу их отблагодарить. Может, все будет хорошо.