***
Гарриет горела. Ее телу было больно, а разум казалось медленно покидал умирающее тело. Ей было нечего терять, она слишком была разбита. И смерть, долгожданная смерть, была для нее наградой. Но вместо этого она все ещё дышит. Все ещё жива. Разве она многого просит? Лишь спасение от оков бремени ненужного героя. От боли об утраченных людях, тех кто по вине властолюбивых глупцов, пали и оставили её одну. Ей хотелось уйти вместе с ними, перестать притворяться, лгать… перестать быть той, кем была она была сейчас. Не Гарриет. А кто-то совершенно другой. Кошмар по имени Вернон Дурсли закончился. Но оставил шрамы в её душе, так будто это было наяву. Так будто она и вправду могла чувствовать эти руки, что гуляли по её телу. Руки что брали и брали, пока от нее ничего не осталось. Ее тело все ещё чувствует боль от тяжёлых кулаков. Но почему-то в этот раз был страх, чувство которое, она по отношению к этому чудовищу, перестала ощущать уже давно. Была и обида, что кричала «За что?!» Было всё что было Гарриет и одновременно было не ею. Но сломанный разум это не волновало. Пока она лишь чувствовала боль, пока это всё не стоило её внимания. Пока душа Гарриет как и 30 лет назад становилось чем-то большим. Чем-то больше не одиноким.***
Письмо от родителей к Лили пришло намного позже обычного. Что было странно ведь ещё ни разу такого не было. Каждый раз из года в год, Брюс и Эйнли, отправляли его ровно за два дня до её приезда, в 7 часов утра по Лондонскому времени, чтобы удостовериться что она приедет и не останется в Хогвартсе на каникулы. Но в это раз всё было по-другому. Письмо пришло в день отъезда, где её родители говорили, что не смогут её встретить, вместо этого из вокзала её заберёт дядя. Не просто дядя, а дядя Джон. Тот самый дядя Джон, что жил уже который год в Эдинбурге и которого она видела два года назад, на свадьбе кузины Джин. И это была их первая встреча! Что-то было не так. Внутреннее чутье Лили подсказывало что случилось что-то плохое и что… это принесёт ей горе. Первый звоночек она получила довольно скоро, когда вместо Коукворта они остались в Лондоне, в огромном доме принадлежащей родителям ее отца. Которые не разговаривали вот уже добрых 20 лет. Второй звоночек прозвенел, когда она увидела кучу различных родственников с обеих сторон, собранных вместе. Семья, что не общалась с ними лишь из-за глупых предрассудков, вдруг объединилась и даже дружески общалась между собой. Это было немыслимо. И наконец третий звоночек прозвенел, когда Пэт… Петуньи нигде не было. И никто не отвечал на вопросы о ней. Лишь хмуро отворачивались от ее вопросов и меняли тему. Лили это беспокоило. Ее волновало почему родителей не было, почему все делали вид будто все хорошо, хотя Мерлин знает, даже она заметила эту наигранность. И наконец, где во имя Морганы находиться её сестра! Но Лили терпелива или хочет быть такой. Она подождёт родителей и спросит их прямо, какого драккла здесь происходит. Лили ждёт и в своем ожидании она больше змея, чем кто-либо ещё…***
— Миссис и Мистер Эванс я буду серьёзна, травмы вашей дочери это не то что может излечить наша медицина, — начала с ними разговор главный врач больницы. Её заявление было похоже на удар под дых. Брюс чувствовал как жена на миг крепко сжала руку, больница имени святого Патрика была самой лучшей в Великобритании! Их семьи сплотились вместе, чтобы оплатить пребывание Петуньи в больнице. Но даже этого было мало, казалось мир постоянно разбивает их на части. И самое отвратительное, что ещё ни разу они не смогли ответить на удар. — У мисс Эванс, регистрируются довольно серьёзные и обширные черепно-мозговые травмы, — сказала она, после короткой паузы, — и это не говоря о телесных поврежденях, но если с ними мы можем справиться… То с мозгом дело будет труднее. Я как врач скажу вам, я даже не уверена, что она сможет проснуться и даже если проснется, то велика вероятность что это будет уже другой человек. Мозговые травмы… Если проснется… Другой человек… Для Эйнли слова проходили как сквозь вату, единственное что она слышала это биение сердца. Которое с каждым днём разбивалось на более мелкие кусочки без возможности восстановления. Петунья... Её дочь могла не очнуться. Она могла умереть и вообще не проснуться. Давление этих мыслей казалось пригвоздило её к сиденью дивана, которое вдруг стало таким жёстким. Её взор помутнел и слабость медленно пробиралась к ней. Перед глазами стоял образ сломанного тела её дочери. Она посмотрела на доктор Сейнтил, которая выглядела такой холодной в точь, как её кабинет, разукрашенный в серебристо-белых тонах. Её лицо, что не знало сочувствия и взгляд холоднее снега, буквально душили её. Она чувствовала как Брюс зовёт её, но была не в силах что-то ответить. Отчаяние, боль и обида за дочь наконец нагнали её. И не в силах это стерпеть Эйнли Эванс упала в спасительный обморок.