Return To Innocence

— Сейчас спокойно сядем и поговорим. Не надо нервничать… — Томас устало провёл рукой по волосам, под глазами у него залегли тёмные мешки, будто бы он не спал сутки-двое. Он подошёл к шкафу и достал бутылку блэк Бакарди, налил себе и залпом выпил, вторую забрал, смутившись:       — Эй эй, малыш, не рано ли тебе 18 ещё нет? — твёрдо сказал я. Но парень посмотрел на меня и невозмутимо вернул рюмку обратно. — Итан, отстань от него. Ему семнадцать лет, а он роды принимал, — Виктория устало протёрла покрасневшие глаза, завтра все заголовки будут только об этом. — Это еще не все: скоро на одну Раджи станет больше… — он опустошил и вторую, а Виктория опустила глаза, покраснев. Тут до меня дошло: Поздравляю вас… но можно, я завтра буду рукоплескать и дарить подарки? А сейчас, позвольте мне удалиться на свидание с кроватью… Когда я прошёл в комнату, кровать уже была пуста. Широкое окно открыто настежь. «Вот ведь егоза как был неугомонным так и остался» — подумал я, заметив, что покрывало исчезло, на столе лежала записка: «я во дворе на лужайке. Спускайся вниз» простыня связана косичкой и спущена вниз, я улыбнулся; дверь она, конечно же, проигнорировала, как по-другому? Спустился, она ушла в себя и не заметила моего присутствия. А я беззастенчиво любовался ей: то как ветер ласкает её волосы, глаза закрыты, дыхание умиротворённое..... первые лучи солнца касаются её лица, сел сзади обвивая руками её талию и вдыхаю аромат свежего утреннего воздуха, смешанный с ароматом мяты, который исходил от макушки Милли. Сон всё-таки, медленно овладевал мной, Милли почувствовала это и сказала: — Ложись. — она похлопала рукой по пледу. — Голову ко мне на колени, — глаза смеются. Чистая детская беззаботность человека, на котором не лежит груз тяжёлых воспоминаний. А потом она начала петь: «Лунные поляны Спят во тьме ночной Спи мой итан милый так, Как я спала. В уголок подушки носиком уткнись… Звезды как веснушки на небе зажглись. Засыпай скорее, улетая ввысь.» Прекрасно, помню откуда у неё в голове эта колыбельная… Дамиано было семь лет, и у него часто случались истерики, потому что мать плохо к нему относилась. Била его, как он рассказывал, за малейшие проступки, мы жили рядом и он прибегал ко мне, когда было очень плохо. Мой отец хорошо относился к нему, и сейчас его мнение не поменялось. Наши отношения он воспринял спокойно даже положительно в отличие от матери Дамиано, которая выгнала его из дома. Тревожные мысли быстро покинули мою голову, когда я почувствовал нежные пальчики в своих волосах. Так приятно, еще замурчать, как коту, осталось… на грани между сном и явью услышал её голос: — Спи, принцесса, я рядом. Я — твой страж.

***

Когда проснулся было уже светло. Голова до сих пор, находилась на коленях у Милли, посмотрел на неё: в руках была книга по психологии, пальцы правой руки всё ещё путались в моих волосах, нежно поглаживая, на пледе россыпью лежали красные как кровь яблоки, сок которых сочился из-под тонкой кожуры и так манил надкусить, почувствовать свежесть и сладость… Все напоминает библию. Когда змей — искуситель соблазнил Еву, а она следом подтолкнула к греху Адама. Милли взяла одно яблоко и поднесла к губам. Мгновение — сладкий сок брызнул девушке в рот, заставляя прикрыть глаза от удовольствия… «Хочется прижать её к этому несчастному дереву и целовать нежно, и мягко…до дрожи». — Доброе утро. Выспался? — лёгкая улыбка уголками губ: — Завтракать будешь? Сырники Вик напекла. — Нет… — взгляд в глаза, затем на губы, блестящие от сока. Она видит моё желание, медлит, затем не выдерживает: — Торкио, тебе 16? Поцелуй меня уже! Может я и не помню всего, что было между нами, но сердце, кажется, рядом с тобой скоро взорвётся, как бомба… — она взяла моё лицо в свои руки и посмотрела мне в глаза: — Итан, помоги мне вспомнить. Я хочу вспомнить нас… Ее слова как выстрел в голову. Нежно убит. Резко притягиваю её к себе, целую, углубляя поцелуй, провожу по нижней губе языком, чуть прикусываю. Запускаю руки в мягкие волосы, портя ей причёску, не хочется закачивать, время — патока, вязкая, мягкая… Она — моё лекарство… Мягко отстраняет меня и опускает глаза: — Я думаю, нам лучше пока повременить… ты опасен, Итан. Один невинный поцелуй, а я уже теку, как девственница… а может у меня и не было… — Было. Тебе было 18 мне 16…

***

Дамиано бежал по мокрой от дождя траве, споткнулся, упал, снова побежал несмотря на боль. Колени болели, на них образовались ссадины и синяки, но это не сравнить с угрозой матери сдать его в интернат, избавиться от него навсегда. Дамиано был прислугой в собственном доме, как золушка. У парня набатом звучало имя: «Итан, Итан…» как мантра… спасение. Окно, как всегда было открыто. Его ждали в этом доме, его любили. Он добрался и бросился в тёплые объятия Итана, который шептал и успокаивал, его трясло, ему было плохо… к горлу неприятным комом подкатила тошнота. Он поднял заплаканные карие глаза вверх, столкнувшись с угольными чёрными, в которых пропал без права на возвращение. Старший сверкает глазами полными слёз и поддаётся вперёд, целуя в губы, Итан подхватывает и шепчет на ухо: — Поцелуй 120. Ночь, которая перевернула всё с ног на голову… ночь любви чистой и безгрешной, да будет бог мне свидетелем… Мокрая одежда, липнувшая сброшена на пол… дрожь сменяется жаром. — Я даю обет: губы мои принадлежат только тебе, Дамиано, и 1000 поцелуев моих тоже тебе, как и сердце. У нас будет больше чем 1000. Я обещаю тебе. Новый поцелуй, сносит крышу, барьеров больше нет. В эту ночь скрипились намертво две души, и они найдут друг друга даже спустя годы… и чихать на обстоятельства! Ночь укроет влюблённых от посторонних глаз и затопит их разумы нежностью. Они пройдут ладонь в ладони и огонь и воду. Вместе и навсегда.