энтропия

Никто в офисе не сомневался, что Фонгай — человек. Самый человеческий человек из всех — с красной трубкой вместо башки. А что, не видели? Просто все знали: у Фонгая нет жизни вне этих стен, и тут его ласково называли Скоттом — периодически с маленькой буквы, проглатывая вторую т. Ты тоже околачивалась рядышком. Сначала — только с философией, боже как громко; Сократ и Ницше могли бы в сторонке прикурить от того, с каким упорством накачивалась осмысленностью повседневность грязных стен; так вот про Фонгая — ты долгое время даже не подозревала о существовании мифического телефоноголового парня. Взялся откуда-то, стройный и высокий, с иголочки одетый — и закрутил шарманку. Аминь. Дневной и ночной штабы, оказалось, разбились на два лагеря ещё в день сотворения земли: кто-то Скотту доверял, а кто-то проверял. В ночниках проверяющих не было никого — оно и понятно. Кадры менялись быстро. Потом прибавилось личное наблюдение: оказавшись в одном помещении с Фонгаем, ты был либо очарован до безумия, либо уволен. Вы стояли в курилке — напротив старых расклеек о пропавших без вести; ты и Марьям — официантка на полставки с дневной, которая могла уничтожить в один подход всю пачку, прежде чем пойти сервировать малышне Фазберс-пиццу. — Не понимаю, почему ты согласилась, — в лоб сказала она. — Тащиться через полгорода посреди ночи… девушке… — Пятьсот с хреном долларов всё ещё пятьсот с хреном долларов. — Аргумент. Студенческая солидарность. Марьям возвела серые глаза к узкому прямоугольнику неба, поглядывающего на вас, запертых крыс внутри кирпичного колодца закоулка, — и выдохнула двумя струями дыма через нос. Может, она бы сама перевелась на ночного сторожа, если б не пахала на двух работах в перерывах между колледжем. — Перцовку дать? — чуть более сипло предложила. Ты в ответ мотнула головой: — Своя. — Круто. Хотя бы не наивная. — Надеюсь, не пригодится. Тот инструктор пообещал встретить на полпути, а если понадобится… Лицо собеседницы под конец фразы мертвецки осунулось: — Беру свои слова назад, — она кинула тлеющий бычок под ноги и с остервенением втоптала его каблуком рабочей туфельки в мокрый асфальт. — Инструктор твой — это Скотт. Наверняка. Нет, послушай, не тот, который с тупой причёской — менеджер Скотт. Вселенское-зло Скотт. Психопат с топором. Безголовый– — Я слышала, конечно, что он тут каждому второму лично ставил подножку и харкал в стаканчик с водой, но чтоб настолько… — Ты подожди. Ему, вон, всё спускают с рук и премии выписывают пачками. Зато нас, заловых и кухонных, которые просто разносят тарелки и пытаются выжить — штрафуют. Девушка, а это вообще нормально, что у вас сотрудники с топорами ходят? Простите, мы обновляли пожарные щитки — нет, позовите начальника — так это он и ходит. Или моё любимое — а почему у Фокси челюсть западает? Зовёшь механика, он смотрит и грит: крепления раскручены. Вчера нормально, но после смены Скотта какая-то дрянь. А менеджер дневной смены уже без слёз не может все эти замечания фиксировать. Боюсь представить, какие он фокусы ночным показывает. То-то у них текучка… Ты с намёком хлопнула рукой по плечу коллеги. Марьям осеклась, так и не сорвавшись на злостные перечисления. Вздохнула, сунула пустую пачку обратно в карман. — Залей его при первой же возможности, ладно? Её серьёзность не пропустила ни одного намёка на шутку. Опасливая, жалеющая задним числом серьёзность, — ты тоже не позволила своей решительности дрогнуть: страшилки страшилками, но познакомиться с головной болью всего филиала стоило. Образ сумасбродного, говорливого и въедливого парня сиял в твоих мыслях, основанный только на одном личном разговоре трубка-в-трубку. Впервые свою примечательную странность он проявил именно тогда. В смысле, не в разговоре — когда кадр на смену не нашёлся. И тебя подписали под колонкой ночников. Ты решила начать знакомство со Скоттом с мастер-класса по опозданиям.