Я вижу солнце

      Пройти по тысяче ступеней лестницы, ведущей в Облачные Глубины, прилетев в Гусу на Совет или по какой-либо иной надобности, считалось хорошим тоном и уважением к клану Лань. Потому сейчас делегация Цинхэ Не и четверо даочжанов в белых одеждах неторопливо поднимались по этой лестнице, сохраняя молчание. Для каждого идущего этот подъем был чем-то особенным, и потому каждый был погружен в свои мысли.       Не Минцзюэ с теплом вспоминал побратима и думал о том, что уже через год он отправит детей сюда, постигать искусство заклинательства под началом самого уважаемого Учителя всей Цзянху, и что следует договориться, чтобы близнецы жили в одном доме, потому что разделить их значит обречь на нарушение правил: разлуку они не примут ни под каким видом.       Хуайсан вспоминал свою учебу здесь, как сбегали с занятий, дурачились на берегу одной из многочисленных речушек Юншэна, ловили рыбу, запускали небесные фонарики, получали наказания и устраивали пакости, тайком пили вино и нарушали правила. Временами он украдкой поглядывал на невозмутимо шествующих рука об руку Ванцзи-сюна и Ванбэй-сюна, ловил промельки улыбок на их лицах и радовался тому, что видит.       Для Не Хоувэя подъем к резиденции клана Лань был не более чем очередным рабочим визитом, ему Юншэн Буджичу не нравился, как истинный сын Не, он просто не понимал такой привольной открытости. Вот Буцзинши — совсем иное дело, ее постройки все надежно прикрыты стенами цитадели, подступы к воротам просматриваются прекрасно, а с тыла надежно защищают непроходимые горы, которые невозможно преодолеть даже на мечах — барьер, завязанный на естественный источник ци, не пропустит. Здесь же — словно не было когда-то вероломного нападения Вэнь! — низкая и совершенно ни от чего не защищающая стена, слабый барьер, да еще и леса вокруг. Никакой безопасности, и это сюда глава желает отправить наследников? Как опасно!       Лань Ванцзи с замиранием сердца ждал встречи с родными Облачными Глубинами, с полуосознанной тревогой — встречи с людьми, их населяющими. Брат рассказывал, как переменился дядя, когда узнал, что он, Ванцзи, отправился в обитель Бессмертной, вымолив вместе с Вэнь Нином ее помощь любимому. Очень хотелось посмотреть, оценить эти перемены. Еще хотелось увидеть супругу брата и его маленькую дочь, ведь именно этого — семейного счастья и любви — он так желал Сичэню, а тот о своих «госпожах» рассказывал с теплом и нежностью. Еще Ванцзи немного тревожился о том, узнает ли кто-нибудь в его любимом Вэй Ина. Он не мог оценить, насколько тот стал не похож на самого себя в юности, хотя Хуайсан сказал, что для того, кто давно не видел Ванбэя, перемены будут разительными, ведь раны, а потом и исцеление оных изменили его: форма носа, глаз, даже губ — все стало другим, не намного, но вместе эти черты складывались в совсем иное лицо. Для Ванцзи это всегда было лицо его Вэй Ина, как он мог не узнать его улыбку или забавный жест, или его взгляд? Он боялся, что узнают и недруги, а таких было много — слишком многие боялись Ушансе-цзуня, его силу. И ведь все такие люди, которым поди докажи, что в этом теле больше нет тьмы. А подпустить поближе для проверки страшно, ведь даже одним ударом слабый заклинатель может убить того, кто сильнее, если ему повезет.       Ванбэй тоже думал об этом, поднимаясь по ступеням. И только ради того, чтобы его не узнали сразу, он повязал на глаза тонкую шелковую ленту. При желании он мог сквозь нее видеть, но для всех вокруг эта лента будет казаться непроницаемой. Волосы он подобрал, заплетя в плотный пучок примерно половину, и подарок шицзунь — белый нефритовый гуань с резной шпилькой — украсил его, как подобало. Кроме того, на его поясе висела, ярко выделяясь на белом, резная подвеска в виде головы Таотэ из черного читекуана с серой и зеленоватой кистями: знак его принадлежности по крови к клану Не. Вэй Усянь — Ушансе-цзунь, Повелитель мертвецов — носил черно-красные одежды и только на последнем совете по приказу хозяина вырядился в клановые цвета Цзян. И его простая коса, больше походившая на прическу северных варваров, указывала на отсутствие какого-либо статуса в обществе. Нынешний Не Ванбэй отличался разительно, люди в первую очередь смотрят на внешнее, на то, что бросается в глаза, его же мимолетная схожесть с собой-прежним терялась на фоне отличий. Но он знал, кто непременно узнает его несмотря на все ухищрения. И обязательно постарается поговорить с ним наедине. Эту встречу он ждал, хотя и желал ее не более, чем ту, с Цзян Чэном, в Аньчжоу. Если у него все получится, то уже по окончанию Совета Цзян Чэнмэй снимет клановые одеяния Цзян, избавившись от всех обязательств и навязанных ему долгов. Возможно, что и Цзян быть перестанет, что в принципе особого значения не будет иметь. Просто вернет себе фамилию Сюэ, а уж выкупить его меч у Ванбэя денег хватит: шицзунь была так щедра, что в цянькуне, который она вручила ему перед уходом, было достаточно серебра для основания ордена. Главное, чтобы глава Цзян не заартачилась, потому что ему в самом деле не хотелось поднимать дурно пахнущую волну и уничтожать репутацию и без того едва держащегося на плаву ордена.       В Цзянху должно было быть пять Великих орденов. Это было обусловлено балансом сил и стихий, и с уничтожением Цишань Вэнь этот баланс нарушился. Конечно, рано или поздно он будет восстановлен: наследие стихии огня проснется в ком-то из малых кланов, возможно, даже из вассалов Цинхэ Не, как ордена, который сохранил последнюю кровь огнепоклонников. Если же крах постигнет еще один Великий орден, равновесие будет смещено слишком сильно. Впрочем, если судить по тому, что он видел в данный момент, Юньмэн Цзян следовало бы сложить полномочия хранителей стихии и передать их другому ордену, с такой же предрасположенностью, но к тому ж еще и достаточно полнокровному — клан, являющийся основным для стихии Воды, должен был нести все признаки хранителей, и многодетность была только одним из них. Младшая ветвь клана Цзян, если не разродится наконец наследником, не сможет нести это бремя.       Если же Ванбэй правильно понимал нынешнюю ситуацию с наследованием в клане Цзинь, там все было столь же печально: прямая линия крови была потеряна, на пионовом троне сидел бастард, чье кровное родство с «признавшим» его покойным главой Цзинь было сомнительным — сын шлюхи мог быть, а мог и не быть его сыном. К тому же еще и женатый на женщине, которую официально признали бесплодной. Но отчего-то Цзинь Гуанъяо не спешил разводиться, брать наложницу и продолжать хотя бы так свой род. Ванбэй видел сразу несколько причин для этого: во-первых, Гуанъяо мог догадываться, что крови Цзинь в нем не течет вовсе, а потому хранитель стихии и клана его потомство попросту не примет; во-вторых, ему могло быть наплевать на все, что случится с кланом после его смерти. Второй вариант не исключал первого.       В итоге, хранящих равновесие стихий кланов оставалось ровным счетом два. Баошань-шицзунь предсказывала тяжелейшие потрясения, войны и передел границ в цзянху и Поднебесной в общем, именно потому она с такой неохотой отпускала своих воспитанников в дольний мир. Вэй Ин мог бы возложить на свои плечи миссию по спасению мира, спустившись с горы. Но он больше не был наивным подростком, не хотел и не мог тащить на себе подвиг, за который по факту никто не поблагодарит. С него было довольно и одного раза, чтобы уяснить, что люди не любят героев и очень легко и просто сталкивают тех, кого так называли, в грязь, навешивая ярлык Зла. Именно потому ему категорически не хотелось влезать во взаимоотношения кланов и орденов, рушить чьи-то репутации, мстить и все такое прочее. Он хотел бы мирной жизни, помощи простым людям, чтоб их четверых если и называли героями, то не в золоченых палатах орденских дворцов, а в крестьянских хижинах и бродячие сказители в трактирах. Чтоб звали их по именам или придумывали безыскусные хао, на которые так горазд деревенский народ, и которые порой намного точнее отражают душу названного, нежели любая цитата из священного текста или ченъюй. Немного тщеславия — это ведь не грех?       Вэнь Нин и Сяо Синчэнь просто шли, жадно осматривая красоты гор, окружающих Гусу, а там было на что поглазеть, особенно сейчас, когда во второй раз зацветали магнолии. Братец Синчэнь вполголоса бормотал что-то стихотворное, то ли из поэтических сборников, то ли сочиняемое прямо на ходу, Вэнь Нин же, соступив с лестницы, сорвал полураскрывшийся бутон, без малейших сомнений вколол его в волосы возлюбленного, заставив того краснеть и улыбаться. Ванбэй тронул Лань Чжаня за руку и кивком указал на них. Он был искренне рад за младших, сумели ведь сохранить свое чувство несмотря на запреты, не испугались и не отреклись. И это было воистину благо, ведь чем больше в мире подобной незапятнанной чистоты, тем устойчивее баланс энергий Инь и Ян. Жаль, что немногие это понимают. Вдвойне жаль, что еще меньше людей понимают и то, что у любви нет пола, и гармоничная пара двух мужчин или двух женщин имеет такие же права на существование, как пара из мужчины и женщины. Несомненно, для кланов-хранителей важны именно последние, как гарантия продолжения рода. Но в мире столько сирот, которым не хватает любви... Разве есть разница, кто даст им эту любовь? Ванбэй был уверен: однажды на пути младших встретится ребенок, который потянется к ним, и они не оттолкнут. Он и о себе мог сказать то же самое, а вот насчет любимого пока был не уверен. Лань Чжаню еще предстояло перерасти свою ревность. Торопить его Ванбэй не собирался: теперь, когда у него было золотое ядро и ничто не препятствовало совершенствованию, у них впереди было все время мира.              Лестница, наконец, вознесла их на ту высоту, что граничила с облаками, и, оглянувшись, можно было заметить белые клочки небесного пуха, цепляющиеся за вершины деревьев и возлежащие меж лесистых пиков Юншэна. Прохлада близящейся осени чувствовалась здесь особенно сильно. Воздух был так свеж, что казался кристально-чистой водой, которую можно было пить и не напиться. Суровая громада Стены Правил возвышалась над вратами резиденции клана, как и прежде, шестнадцать лет назад. Ванбэй уставился на тот ее край, который он помнил пустым, и повязка ему ничуть не помешала понять, что правил прибавилось на добрых полтысячи или около того.       — Всемилостивая Гуаньинь! Я думал, ужесточать рамки — прерогатива стариков типа Учителя Лань. Но твой сюнчжан продолжает это неблагое дело!       — Ванбэй, — укоризненно покачал головой Ванцзи, пряча усмешку в глазах и стараясь не дать ей выползти на губы.       — Я разве не прав?       Ванцзи не стал отвечать, он уже давно понял, что следовать нужно внутреннему закону, а попытка придумать правило на каждый чих — это заведомо обреченное на неудачу деяние. Все равно не получится ограничить и расписать все действия человека. Именно потому он не смог заставить себя снова надеть клановые одеяния и лобную ленту: это было бы лицемерием. Да и не собирался он оставаться в Облачных Глубинах. Его путем уже давно стал тот, по которому шел его любимый человек, а не тот, что был предначертан второму Нефриту клана Лань.       Церемонные приветствия встречающих делегации адептов прервал почти нарочито громкий возглас:       — Чжэньши! Чжэньши, ты прилетел!       И Ванбэй успел только раскрыть руки, чтобы поймать влетевшего в объятия юношу, закрыть его рукавами, успокаивающе поглаживая по спине.       — Тише, А-Ян. В Облачных глубинах запрещено бегать и кричать, даже если ты очень соскучился.       Но он понимал Цзян Чэнмэя. Сейчас, вот в эти дни должна была решиться его судьба, и ему было страшно.       — Я не оставлю тебя, А-Ян. Все будет хорошо, доверься.       — Я боялся, что ты не прилетишь на Совет, чжэньши...       — Но я не мог бросить тебя, младший.       Он слушал заполошный стук чужого сердца и то, с каким трудом Ян сдерживает дыхание, запрещая себе слезы. И немного удивился, когда Ванцзи шагнул ближе и тоже накрыл их с Чэнмэем рукавами, обнимая.       — Мы не могли.       С души свалился тяжелый камень, о котором он даже не подозревал.       — Теперь, я уверен, у нас все получится.