Обратная сторона медали

      Спросонья я всматриваюсь в разводы реагента в окошке теста на беременность дольше, чем нужно. Я уже чуть больше месяца делаю это каждое утро и, хотя результат всегда одинаковый, всё равно мне мерещится злополучная вторая полоска. Через несколько минут паранойя проходит, конечно, но тревожное послевкусие остаётся не самоё приятное. Вчера врач окончательно подтвердил, что беременности нет, но ежедневная проверка вошла в привычку, от которой я ещё не успела избавиться.       Наверное, и правда пора обо всём забыть, ведь худшее не случилось. Поэтому оставшиеся в шкафчике над раковиной упаковки тестов я прячу сначала глубоко в аптечку, а потом и вовсе решаю выкинуть, не желая оставлять у себя в квартире чеховское ружьё. И никаких на всякий случай.       Почистив зубы, я выскальзываю из ванной в халате, вслушиваясь в тишину утра и надеясь, что Ленни всё ещё спит на диване в гостиной, но там я его не нахожу, зато с кухни идёт запах овсянки. Даже не подгорелой. Сегодня он ночевал у меня, так как мы до поздней ночи смотрели фильмы Marvel, потому что я ни одного толком никогда и не видела целиком.       — Доброе утро, — приветствует меня он широкой улыбкой, но потом выражение его лица резко сменяется на хмурое. — Зачем тебе тесты? Ты же говорила, что всё в порядке…       — А… — я даже немного теряюсь, не сразу вспомнив, что они у меня в руках. — Мне это больше не нужно, — и скидываю коробки в мусорное ведро, где им самое место.       Сейчас у нас странные отношения. Всё стало как-то сложно и легко одновременно. Так странно, что после всего мы продолжили общаться как друзья. Без полутонов. Он держит необходимую дистанцию, не выказывая никаких возражений, а сейчас ещё и готовит завтрак. Вряд ли его чувства куда-то делись, он всё ещё в меня влюблён и наверняка надеется, что я изменюсь. Этого не случится. Но меня совесть не будет мучать: я всё сказала как есть, и за его выбор я не несу ответственность.       — Как спалось? — интересуюсь я, желая сменить тему. — Надо было, наверное, постелить тебе на полу, а то даже мне лежать там не особо удобно.       У меня узкий нераскладной диван, купленный в большей степени для обстановки: я редко в гостиной что-то делала, скорее эта комната служила складом. Там до сих пор стояли нераспакованными коробки и некоторые чемоданы после прошлогоднего переезда. Руки до сих пор не дошли всё разобрать, хотя когда я паковала эти вещи, то была уверена, что не смогу жить без них.       — Нормально, — пожимает плечами он, раскладывая кашу по тарелкам и украшая её сверху ягодами. — Кстати, ты так громко стонешь во сне, даже через дверь слышно. Я от этого ночью проснулся.       Блять.       Меня будто током шарахает, но я изо всех сил пытаюсь сохранить милую улыбку. Кажется, больше у меня никто ночевать не будет. А то мало ли…       Время от времени мне всё ещё снится Лето. Хотя он уже давно у нас не появляется, решив сменить холодный каток на пляжи Ибицы. Я не могу отвязаться от Джареда в моей голове. И очень неловко, что Ленни стал свидетелем этого.       — Только стоны? Или я ещё и разговаривала? Папа всегда говорил, что я лунатик-болтушка, — я пытаюсь свести всё к тому, что это вполне обычное дело. В детстве я и правда очень много говорила во сне, в принципе, мне часто снятся довольно яркие сновидения, зачастую связанные со спортом. Ну и в последнее время с Лето… Что-то я запоминаю, а что-то забывается моментально.       — Только стоны, а потом как-то стихло. Что тебе такое снилось?       — Не помню, — я достаю для нас приборы, включаю кофемашину, Ленни ставит миски на стол, и мы принимаемся за завтрак. Блин, а готовит он, конечно, круто. Даже мамина овсянка не такая классная получается! Причём он не знал, что мне нравится именно так — не слишком разваренно. Вкуснятина. Я в последнее время живу на доставках готовых рационов питания, потому что времени на стояние у плиты нет совсем. Там съедобная, но не вау какая вкусная еда, но лучше так, чем никак. Подготовка к сезону в самом разгаре, я очень много времени уделяю прыжкам, мы всё-таки восстанавливаем четверной лутц. У меня получается через раз, конечно, но с каждым днём всё лучше.       В идеале уже пора начинать ставить новую произвольную программу, но идей опять нет, как и времени. Ольга даже пошутила, что зря Лето уехал, а то могли бы и найти что-нибудь. Пока мы сошлись на том, что стоит оставить старую под «Жизнь» Людовико Эйнауди. Естественно, многое будет другим: заменим вращения и дорожки шагов, комбинации прыжков, мне сошьют новое платье. Я бы, конечно, хотела свежий номер, чтобы сезон под другим флагом в корне отличал меня от того, что было раньше, но время поджимало слишком сильно.       — А с кем ты идёшь на Coldplay? — кивнул Ленни в сторону висящих на холодильнике билетов. Крис Мартин сделал мне небольшой подарок в честь нашего сотрудничества, так совпало, что концерт ещё и в день моего рождения. Места шикарные, ближе только сцена. Приятно.       Ленни, кстати, не знает историю о моей музыке для короткой программы. Меня пока попросили об этом не распространяться до выхода интервью. Первое уже сегодня: после тренировки поеду на радио обсуждать постановку. Пиарщики группы очень прониклись и решили превратить всё это в классную имиджевую историю, поддерживающую серию концертов в Америке. Я согласилась поучаствовать, ведь это самое меньшее, что я могу сделать для людей, которые так помогли мне.       — Одна, — отвечаю я.       — А второй билет тебе зачем? — и тут я поняла суть вопроса. Ленни прекрасно знает, что в городе у меня никого нет и за пределами своего катка я общаюсь в основном с ним. Кого я могу ещё пригласить?       — Не за чем, — пожимаю плечами я. — Мне их подарили. Хочешь, пойдём вместе?       — Я бы лучше на 30 Seconds to Mars, — заявляет Ленни, мечтательно откидываясь на спинку стула. И опять он, опять этот грёбаный Джаред всплывает в нашем разговоре. — Хотя Лето сейчас активно снимается больше, чем гастролирует, а жаль. Мне он не нравится как актёр.       — Музыка хороша, да…       — Он же спонсор девочки с твоего катка, да? И ты с ним наверняка знакома, но тебе никогда не приходило в голову подружиться с ним? Или Лето слишком пафосный для этого?       Хочется ответить как-то так, чтобы Ленни больше никогда не заговаривал о Джареде, но я очень боюсь неосторожно спалиться и выдать лишнего. Он-то не подозревает, что нас связывает немного большее, чем просто сотрудничество.       — Не знаю, — в конце концов, я выбираю стратегию. — Мы не особо общаемся. Скорее Лето просто снимает наши тренировки для своей документалки и делает это так ненавязчиво, что я не замечаю его.       Опять полуправда. Его съёмки и правда никак не влияют на меня — он не просит специально что-то сделать на камеру, не вмешивается в процесс тренировок и все вопросы задаёт Ольге или другим тренерам, однако его присутствие всё время ложится на меня какой-то незримой тяжестью.       — И почему-то я сомневаюсь, что он вскоре вновь у нас появится. Я видела в новостях, что он в Европе отдыхает с модельками на яхте. Если вернётся, то даже и не вспомнит про Энн, возможно… Главное, что деньги перевёл, так что ребёнок сезон протянет без проблем.       Признаюсь честно, я временами просматриваю фанатские группы, следя за тем, как Лето проводит отпуск. И нет, я не завидую. Просто ещё не настало то время, когда я смогу себе такое позволить. После отпусков с родителями я могла месяц восстанавливать все прыжки, но тогда я была ребёнком, а сейчас я вообще перестану прыгать, если возьму такие каникулы. У него есть возможность быть беспечным, а у меня — нет.       Но каждый раз, когда я вижу очередную копию Барби рядом с ним, меня захлёстывает необъяснимой ревностью. Желчное чувство отравляет всё настроение и почему-то слишком сильно давит на самооценку. Хотя я прекрасно осознаю разницу: эти девушки хороши для своей работы, а я — для своей. Будь у меня такие же длинные ноги, я бы не смогла прыгать четверные и не выиграла бы столько титулов. На вкус и цвет, но… Ему нравятся такие. А это значит, что между нами ничегошеньки не будет, а прошлое — лишь благотворительность.       Уверена, Джаред там только об этом и говорит: какой он великий филантроп, раз помогает олимпийским надеждам страны.       — Думаешь? По-моему, Лето не такой человек…       Я закатываю глаза, но в глубине души всё равно надеюсь, что он вернётся. Похоже, я всё-таки перестала отрицать свои чувства.

***

Пусть тебе приснится Пальма-де-Майорка, В Каннах или в Ницце ласковый прибой       Спустя две недели в салоне машины ещё веет новым. Запах кожи с обивки кресел перемешался с пудровыми нотками парфюма из автодиффузора и теперь внутри аромат, как в бутике. Сзади мне сигналят, но я намеренно еду медленнее, чем, наверное, предусмотрено дорогой. Ебанные мили в час, я получила два штрафа за превышение в первые три дня и теперь даже не пытаюсь ускоряться. Да и под Шуфутинского как-то не хочется.       Отвыкла я ездить, конечно… Но тачка такая классная, что вряд ли она у меня будет пылиться на стоянке. Отец решил не дожидаться моего дня рождения и не держать машину зря в автосалоне лишний месяц. Так что мне пригнали её под окна, оставив на парковке, украшенную огромным подарочным бантом, привлекать зевак, желающих сфоткаться. Новая бэха хороша, на фоне пикапов и старых тачек, которых здесь полно, белоснежный кроссовер, едва вышедший с конвейера, здоровски выделяется. Папа неплохо знает мои вкусы и с выбором не ошибся, хотя я и не заказывала машину. В общем-то, я ничего не просила мне дарить, только однажды, заикнувшись в разговоре, что без тачки в городе не всегда удобно, предложила перевести мою машину в Штаты. Он поступил иначе и просто купил мне новую, а мама составила плейлист для поездок, полный песен из моего детства, напоминающий о семейных праздниках и путешествиях. Поэтому по Калифорнии я разъезжаю под Меладзе и прочих, как в детстве, когда мама возила меня на тренировки. Кажется, что это было слишком давно, в какой-то альтернативной реальности.       Отстукивая спокойный ритм песни по рулю, я стараюсь сосредоточиться и не впадать в меланхолию. Слишком много всего в голове. Тренировка выдалась не самая удачная, а теперь я ещё и опаздываю на интервью. Ольга часто говорит, что у спортсменов бывают как хорошие, так и плохие дни, это нормальное явление, но мне сложно совладать с её либеральной тренерской риторикой. День-то может быть и правда плохим, но легко обвинить в этом кого и что угодно, кроме себя, так ведь? Вероятно, надо было не сидеть до поздней ночи за кино, а дать возможность организму полноценно восстановиться. Как минимум.       Хотя Ольга постоянно говорит, что я не отдыхаю, и это очень влияет на меня. Но парадокс: как только я наконец отвлекаюсь, всё становится ещё хуже. А это ещё сезон не начался. Мне казалось, что в прошлом году я была в худшем состоянии, но, видимо, на адреналине и агрессии у меня получалось лучше справляться со всем. Сейчас даже и справляться не надо, бюрократические штуки утрясли уже давно, с моим недозалетом разобрались, травм нет… Или в Подмосковье роща вдоль пригорка Главное, что б вместе были мы с тобой       Возможно, я сейчас переживаю какой-то кризис мигранта. Мне нравится Лос-Анджелес, мне нравится Америка, но тут у меня совсем другая жизнь. В России после тренировки обязательно было очень много всего: пойти в кино или ресторан, или торговый центр — обыденность. Еженедельный поход с мамой в ЦУМ — традиция, равно как и домработница — необходимость. В моей комнате в Москве дизайнерская мебель и огромная гардеробная, содержимое которой стоит как целая квартира.       Эту прошлую жизнь я вначале усиленно пыталась перевезти сюда, чтобы хоть как-то сгладить резкость случившихся событий. Я старалась делать всё то же самое, что и дома, но никак не могла завести себе компанию, а потом начался сезон. И не срослось. Ещё и мои вещи из России ехали сто лет, потерявшись где-то на полпути между таможнями… А в итоге вышло, что мне не нужно возвращение к старому, всё успокоилось, когда я перестала придерживаться своих прежних рутин. И я стала узнавать новую себя: оказалось, прекрасно готовлю, если есть на это время, уборка очень даже успокаивает, а стеллаж из Икеи удобнее, чем из итальянского мебельного бутика, да и собрать я его тоже смогла сама, попросив шуруповёрт у соседей.       Появление этой машины, как нырок в прошлое. Она теперь не вяжется с моим более аскетичным образом жизни. Хотя, блин, смешно говорить об аскетизме, когда у тебя в сумке безлимитная кредитка и ты ей во всю пользуешься, просто не так, как привыкла. Может я и перестала ходить по бутикам, однако я всё ещё скупаю косметику и спортивные вещи — просто от скуки и стресса. Вместо ресторанов — дорогие супермаркеты с органикой и доставки диетической пищи. А для остальных светских радостей времени уже не хватает.       Меня постоянно шатает из стороны в сторону. Какой-то период я пребываю в эйфории, я в ударе, и моя мотивация на запредельно высоком уровне. А потом я скатываюсь в эмоциональное дно, полное тоски и страхов, как сейчас. Вдруг у меня не получится, и я взяла на себя слишком много, рискуя опозориться на две страны сразу?       Так что на запись я приезжаю не в самом лучшем настроении. Настолько, что я даже не отказываюсь от пончика, предложенного к кофе. И постоянно тереблю свой браслет.       На радиостанции я не впервые, в России пару интервью таких было, и здесь ничего сверхнового нет. Время до начала — пятнадцать минут, ведущий коротко обрисовывает мне список тем, они подключают Криса через онлайн-звонок. Мне показывают упражнения на артикуляцию, чтобы «размять рот» и речь не превращалась в кашу. В эфирной комнате нас трое: ведущий, звуковик и я, если не считать ноутбука, через который и идёт связь с музыкантом. Студия рассчитана на четверых, и одно свободное кресло пустует, его мог занять Мартин, если бы находился в Штатах.       Единственное, что меня немного напрягает — камера, снимающая студию для трансляции на Ютьюбе, которая будет идти параллельно эфиру. Что ж, я подготовилась: заехала после тренировки домой, переоделась во вполне милое платье, помыла голову и накрасилась, но всё же мне бы не хотелось, чтобы меня сейчас кто-то видел… Ладно, Аня, выдохни, это всего лишь час, а потом всё кончится, и ты поедешь домой.       И тут прикосновение тёплой ладони к плечу заставляет меня резко вынырнуть из своих мыслей. Сердце забилось чаще, на пустующее кресло рядом плюхнулся Лето собственной персоной! Он должен жарить свои впалые бока на европейском курорте! Я ведь ещё только вчера чекала фангруппу… Мне даже никто не сказал, что он будет, ну как так-то?       Вроде как я хотела его увидеть? Не знаю… Сейчас его присутствие скорее сбило меня с толку, но времени заново собираться с мыслями у меня уже не осталось. Звуковик дал отсчёт до старта эфира, мы надели наушники, и началось интервью, а если быть точнее — беседа.       Лучшее, чему научил меня спорт, — это прятать эмоции. Во время прокатов погружаться в образ, забывая обо всех своих внутренних проблемах, или же не показывать огорчения от плохих баллов, низкого места на пьедестале. Негативные эмоции никто не любит. Радостным ты можешь быть сколько угодно, однако стоит тебе проронить хоть слезинку разочарования, сразу начинается. Пресса готова уже окрестить тебя истеричкой, тысяча и один эксперт докажет, что такое поведение недопустимо и нужно уметь проигрывать. К слову, со вторым я согласна, принимать поражение — высшее искусство, но опять же искусство — притворяться, задвигать свои истинные чувства подальше на публике, а потом рыдать в гостиничном номере до тех пор, пока лицо не раздует, как пельмень.       И сейчас я делаю то же самое. Я даже не анализирую, что несу. Я никогда такого не говорила на интервью, и это так на меня не похоже: я бесконечно рассказываю о том, какая шикарная будет короткая программа, что тренер — это самый настоящий член семьи, даже вспоминаю историю, как мы праздновали Новый год в гостях у Георгия Борисовича, а ещё бесконечно рассыпаюсь в благодарностях обоим музыкантам. Лето, в свою очередь, выражает огромное восхищение американским спортсменам, много говорит о вдохновении. Мартин вспоминает выступление на закрытии Паралимпийских игр в Лондоне десятилетней давности (боже, мне тогда самой было всего десять). Так, час действительно проходит незаметно и после того, как всё заканчивается, я с облегчением снимаю наушники и откидываюсь в кресле. Я слишком напряжена, и это очень нехорошо.       Ещё около получаса уходит на фото для соцсетей. Только после этого я выбираюсь на улицу, пока Лето раздаёт рукопожатия на прощанье. Вот бы сейчас прохладный ветерок, но нет. Палящее солнце обжигает едва ли не с первых минут, но я всё равно присаживаюсь на скамейку около входа в здание. И просто дышу. Долго. До тех пор, пока кое-кто не перекрыл мне солнце.       — Выглядишь так, будто день у тебя совсем хреновый, — замечает он, поправляя солнечные очки, которые, к слову, не снимал весь эфир. — Или же ты просто нервничала.       — С чего бы?       — Под столом ты заламывала пальцы, а ещё ты постоянно поглаживаешь себя то по ноге, то по шее — классический успокаивающий жест. И даже сейчас...       Естественно, руку с бедра я тут же убираю. Да, это неосознанно, однако моя маскировка провалилась, раз Лето заметил.       — Быстро ты с Ибицы свалил. Чего, отдыхать надоело? — мигом перевожу тему, чтобы не продолжать обсуждение меня.       — Ты что, не помнишь? Я же обещал, что вернусь к интервью. Крис сказал, что было бы круто, если и я поучаствую, поэтому пришлось подождать, пока кто-то из нас будет в стране, чтобы ты не сидела один на один с ведущим. Это бы плохо смотрелось в кадре. Мы обсуждали это месяц назад.       — Ясно, — я могла забыть. Да, я внесла дату в календарь, но кто указывает такие подробности? И получается, что наехала я на него вообще без всякой причины.       — Так как твои дела? — интересуется Джаред так, будто этого и не было.       — Пока не родила, — говорю я по-русски, хихикнув. Он юмора не поймёт, зато это как нельзя точно отражает суть. — А вообще, нормально. Много тренируюсь, мало отдыхаю, как обычно.       — А я прилетел ночью, ещё не спал даже.       В отличие от меня Джаред выглядел максимально расслабленным, как будто он всё ещё в Сен-Тропе или на Ибице, или в любую секунду телепортнется туда: золотистый загар, шляпа, льняные брюки и цветастая гавайская рубашка, обнажающая крепкие руки, которые в моих снах выделывали со мной такое… И опять я не о том.       Лето садится рядом со мной на скамейку, и солнце вновь слепит мне глаза, и я морщусь. Очки лежат в машине, забыла их взять с собой.       — Я соскучился, между прочим, — он легонько ударяет моё плечо своим, а я недоумеваю, потому что прозвучало как шутка. Если же не шутка, то звучит ещё более странно. Сложно понять, когда он говорит серьезно, а когда нет. — А ты мне больше не пишешь, не звонишь.       Когда утрясли все вопросы с музыкальной композицией, мне стало не за чем ему написывать. Тем более к тому моменту он как раз уехал. Чего беспокоить человека в отпуске? У него дела поважнее есть: загар, посмотреть на рыбок в акваланге…       — Неужто на манекенщиц больше не встаёт? — мой сарказм просто на грани всего, но чем резче я, тем проще, тем больше я чувствую себя защищённой за потоком не самых добрых слов.       — Можешь проверить, — так же легко он парирует мой выпад, — всё работает так, как должно.       — Я же не модель.       — Но ты лучше, — усмехается Лето, понимая, что этот раунд за ним, потому что я слегка смутилась. — И что-то мне подсказывает, что парня у тебя больше нет.       Туше.       — С чего бы? — нет, мне правда интересно, откуда он это взял. Никто про Ленни не знал, кроме Ольги и Энн… Чёрт, а вдруг малышка Энн ему всю мою подноготную слила? Двойной агент… А ведь точно, она недавно совсем спрашивала про него, а я сказала, что мы расстались. Чертовка! Ох, покажу я ей, она с моего толчка пять, нет, шесть оборотов сделает, даже не четыре.       — Интуиция, — хитро улыбается Джаред, и это только укрепляет догадку в моей голове, — и неужели ты по мне не скучала?       Нет, я правда не понимаю. У него есть возможность спать и встречаться с кем угодно, но он возвращается ко мне, говорит мне кучу странных вещей… Зачем? Ладно, пофиг на то, что наплела ему Энн. Но мне теперь правда кажется, что он сознательно залезает в мои сны и прекрасно знает, что творится у меня на душе.       — Ну, раз уж так, может, то самое предложение всё ещё актуально? — я говорю это не всерьёз, хотя по-хорошему стоило бы, учитывая последние события, а только лишь, чтобы его самого немало так озадачить. Моя риторика изменилась: я теперь хочу с ним переспать, но знаю, что потом будет хуже. Как с Ленни. Вселенная дала мне один звонок, но, видимо, я настойчиво решила дождаться второго.       — Я бы не хотел это обсуждать поблизости от журналистов, — и, похоже, мой вопрос не стал для него неожиданностью. — Поужинаем? Только где-нибудь неподалёку, а то я без машины.       Есть мне и правда очень хочется. После тренировки я долго проторчала в душе, потом выбирала наряд и красилась. Да, я сварила себе гречки, но поесть не успела.       — Ну, это не беда, теперь я на колёсах, — я киваю в сторону моей машины, припаркованной в паре метров от нас. — Могу вернуть тебе должок. И даже угостить.       — X5? Ещё и этого года? — а вот здесь Лето удивился, и легонько так тема съехала с секса на машины. — Да ты, вообще, умеешь водить?       — Ну, если бы папа во мне сомневался, то нанял бы шофёра.       — Ладно, поверю, — хотя и доля колебания в его голосе остается. — Что ж, поехали, пока кто-нибудь не решил выйти покурить.       Непривычно так. Раньше всегда было наоборот: он в кресле водителя, я на пассажирском. Я привыкла к зрителям на льду, но никак не в быту, а я прямо чувствую его пристальный взгляд, наблюдающий за моими действиями: как я выезжаю с парковочного места, встраиваюсь в вечерний плотный поток машин, держу руки на руле. Не доверяет. Впрочем, не удивительно, я не произвожу впечатление человека, который с машиной на ты. Хотя, может, под капот я и не залезу, но с вождением у меня проблем не было. С детства папа сажал меня порулить. Сначала к себе на колени, а потом, когда ноги доросли до педалей, стал давать доехать до магазина в дачном посёлке. Почему-то он никогда не боялся за меня. И права я получила в семнадцать, а ещё через год мне подарили первую машину.       — А где твоя тачка? — интересуюсь я после того, как мы определились с рестораном. Место меня волновало в последнюю очередь, ведь всё равно ничего, кроме салата, я не закажу, поэтому я согласилась на первое же его предложение. Судя по карте, рестик где-то в центре.       — В сервисе. Ничего серьёзного, просто обслуживание, но сроки они сорвали прилично. Ещё на прошлой неделе всё должно было быть готово.       — Мм…       Двадцать минут пути явно растянутся. Вечерние пробки постепенно превращали зелёные участки на навигаторе в жёлтые и красные. Такое себе.       — Так что же заставило тебя передумать? — спрашивает меня Лето, когда мы оказываемся в очередном заторе. — И, признаюсь, я не понимаю тебя. Сначала ты мне отказываешь, начинаешь встречаться с кем-то, а теперь снова вроде как возвращаешься ко мне.       — Я не возвращалась. И я всё ещё сомневаюсь.       — В чём же? Во мне?       — В себе. Понимаешь, мне нельзя отвлекаться, легкомыслие может стоить мне медали. Я говорю об этом постоянно… Но дело в том, что и сосредоточиться я тоже не могу. Я думаю о тебе больше, чем ты того стоишь.       — Звучит обидно, между прочим.       — Если я слишком задела твоё драгоценное эго, то могу остановиться, и ты выйдешь, — в шутку он сказал это или нет, но всё же я снимаю блокировку с дверей, лишь подтверждая свою серьёзность. Мне сложно. Я впервые сталкиваюсь с тем, что мои чувства мешают мне. И как бы я ни пыталась от них закрыться, ничего не получается. Однако если он не может хоть немного поставить себя на моё место, то и разговаривать нам не о чем. И останется душ — мой лучший друг и любовник.       — Ты и так почти не двигаешься, — хмыкает он. — Но я тебя понимаю. Правда. Когда я работаю над ролью или мы с братом активно записываемся на студии, то превращаюсь в такого же контроль-фрика, как ты, которого выводит из себя малейшее отклонение от идеала собственных представлений. От меня даже люди стараются подальше держаться, но с годами я научился не психовать, а сразу ставить рамки и создавать условия. Так что и ты можешь просто сказать, чего именно ты хочешь.       Первая мысль, конечно, это — медаль, но вопрос не в этом.       — Тебя, — и первый порыв звучит сентиментально, романтично, как в дамских романах. Лето явно не ожидал такого ответа, краем глаза я вижу, как от удивления его брови взмывают вверх, но всё же эту ложку мёда я разбавляю бочкой дёгтя. — Но я хочу иметь возможность закончить эти отношения в любой момент, если пойму, что ты мне мешаешь. И, естественно, наши встречи не должны в принципе накладываться на тренировки, я не собираюсь под тебя подстраиваться и жертвовать временем на льду.       — Хорошо, — окей, я могу понять, почему согласился Ленни, но Лето… Да я бы на его месте просто нахуй себя послала, ибо это странно, когда девушка ставит такие условия. Он может спокойно обойтись и без сложностей со мной, но зачем-то упорно лезет в эти дебри.       И всё, получается, мы всё решили? Мне сложно подобрать какие-то слова, и мы съезжаем в не то чтобы неловкую, но странную паузу, которую я хочу заполнить музыкой, но, подсоединив провод к телефону всё же останавливаюсь, не желая шокировать его своим плейлистом. Пробка начинает рассасываться, и движение становится чуть более оживлённым. Боковым зрением я слежу за Джаредом, пытаясь увидеть хоть какое-то зерно сомнения на его лице, но ничего такого не замечаю.       — А помнишь, когда ты мне предложил в начале… Если бы я тогда сказала то же самое, что и сейчас, ты бы всё равно согласился? — я вспоминаю события полуторамесячной давности и пытаюсь сопоставить их с тем, что сейчас.       — Нет, — и не вяжется. — Я считал, что с тобой будет всё проще.       — Тогда что же изменилось?       — Мои чувства к тебе, — коротко отвечает Лето, а я с силой вжимаю ладони в руль.