Соединяя воедино

Шрамы. Неотъемлемая часть тела каждого. Это воспоминания, это кусочки жизни, оставленные на теле. Это жизнь в рубцах. Инсталляция судьбы на человеческой коже. Шрамы упоминание о том, как учился ездить на двухколесном велосипеде. Упоминание о первой драке, что случилась в начальной школе. Шрамы могли рассказать всё, что угодно, о жизни их хозяина. И чем больше шрамы, тем, кажется, хуже произошедшее событие. Хайтани впервые увидел россыпь мелких черточек и телесных линий чуть побольше на теле Сатсу случайно. Это было лето. Частный пляж с белоснежным песком, два лежака, сплетенных из мягких прутьев, и бескрайнее теплое море. Черная ткань купальника не скрывала и большую часть женской кожи. На загоревшем теле белесыми линиями отсвечивали шрамы, когда рисунки тату бледнели. Тогда они были только вдвоём, Ран мог бы спросить, но не стал. Он жадно высматривал каждый сантиметр, иногда кончиком пальцев шкрябая по поврежденной коже. Ее почти надменный взгляд не обращал внимание на мужские действия. Черные линзы очков скрывали сонный дрем под теплым солнцем. Вода билась о сушу, убаюкивая. Голова отключалась. Тогда Ран заметил и то, что Мари подхрамывает на одну ногу. Рукой, об воздух цепляясь, нащупывает какой-то костыль. Заходит в море, блаженно сливаясь с водой. Потом осмотр ее тела стал неотъемлемой частью каждой их встречи. Украдкой, опасаясь спугнуть, Ран смотрел на изгибы шеи, в коих прятались хвосты змей. На руки смотрел, что обычно скрыты под белоснежной рубашкой и пиджаком. На них фразы, символы, лианы. И шрамы, много шрамов на предплечьях. Откровенность встреч перетекала в откровенность открытых частей тела. Сатсу была, как произведение искусства, под ним. Унесенная, чертовски чарующая, своя. Её внутренний мир и красота давно уже стали для него фетишем. Однако, про шрамы хотелось знать больше. Поднимает её, всю разморенную сладким ощущением, усаживает на бедра. И Ран смотрит, смотрит на ее тело, оглаживая лапами изгибы. Проезжается легким касанием губ по ложбинке груди, спрашивает: — Откуда он? — Нож при драке, — она очерчивает ладонями сухопарые плечи. Ран в отместку целует сильнее, словно пытаясь исцелить след. Спускается дальше, подушечками легонько касается горошин сосков, останавливается на неаккуратном порванном шраме. — А этот? — Ещё одно покушение, — она горькой улыбкой озаряет лицо Хайтани. Он молчит, точно завороженный приподнимает ее тело выше, а она кажется ему сейчас невесомым перышком. Сцеловывает пар с живота, заставляя табуны мурашек слоняться по ее телу. Он отпускает, напористо заставляя вновь лечь. Сжимает под ладонями мягкую кожу, агрессивно от переполняющих чувств щиплет, за что потом извиняется невесомыми поглаживаниями. Губами повторяет рисунок лотоса на впадине тазовой косточки. Уверено держит за них, чтобы Мари не убежала. Натыкается на бугорок регенерировавшей кожи — ещё один. И ему не надо задавать вопросов. Она отвечает сама, принимая ход игры: — Я много кому дорогу перешла. Это пулевое. Пытались застрелить через партнёра, — ее руки, точно за спасательный круг, хватаются за свободную ладонь Рана. А парень все не унимается: вскидывает тонкие ноги себе на плечи, чтобы колени прямо перед лицом были. Придерживая ладонью, пододвигает шрамы от швов к себе. Целует с трепетом, потому что эти черточки он знает откуда. Операция, лишившая Сатсуджин природного колена — там металлический сустав, который часто ноет и скрипит, как старуха. Мари реагирует неожиданно: громко вздыхает, а в глазах начинают скапливаться прозрачные льдинки. Сатсу жмурится, пытаясь отогнать накатившую влагу. Этим местам, на коленях, всегда очень холодно. Теперь там тепло. Кожа почти полыхает от заботливых касаний и чувственных поцелуев. У Сатсу поджимаются пальцы на ногах. Ей слишком хорошо сейчас. Она готова поклясться, что никто так её не трогал. Никто не усыпал уродливые осколки её воспоминаний на теле таким чувством надобности в них. Ран будто нуждался в каждом этом шраме, хотел касаться каждого так долго, сколько это вообще возможно. Покрывать влажной пленкой от поцелуев, чтобы Мари просто знала — она красива и с ними. Она красива с теми татуировками, что скрывают ещё с десяток таких же резких мазков кожи. И Хайтани жадно прячет это тело под собой, будто кто-то бы их сейчас увидел. Прячет руки под тиском своих. Прячет изысканную грудь под широким сводом плеч. Прячет всё-всё-всё, что могло произвести такое же впечатление на других. Он ревнует саму Сатсу к самой же себе, даже на улице стараясь скрыть за собой. Она его. И нет не собственность, он бы оскорбил тем самым Мари, назвав её таковой. Она — лучшее творение скульптора под названием «судьба», которое он арендовал на неопределенный срок. И как он оказался глуп, словно обычный смертный, увидев впервые этот божественный лик. Он не смог бы, да и не сможет её никогда забыть. Она та, с кем он учился доверять и подчинятся. Она та, ради которой и мир к ногам положить не жалко. Она — что-то невероятно возвышенное и далекое от этого мира. И Ран совершенно не готов этим делиться, это самое возвышенное терять и забывать. А взамен на свои капризы готов отдать свое тело, душу, хоть какую-никакую любовь, на которую был способен, тепло, ласку, миллион первородных эмоций, которые рождались только при виде его женщины, только при виде Мари.