Забота, проявляющаяся в мелочах

      Уен сказал Сану то, о чем не должен был даже думать. Признание было резким и неожиданным, словно сосулька, свалившаяся на голову перед подъездом. Уен осознал это поздно, только тогда, когда увидел в чужих глазах некоторое разочарование и будто тоску. О чем же сожалел Сан, сидя на его кровати? О чем он тосковал, когда прикрыл лицо ладонями, слабо выдохнув?       Уен смотрел на всё это под призмой замедленного времени: вот, Сан поднял на него взгляд, потом перевел тот на бедро, на котором ткань шортов не прикрывала татуировку "друг до конца"; что-то в нем надломилось, какое-то невесомое и хрупкое чувство утерянного.       Сан не знал, что говорить в ответ. В его горле застрял вязкий ком, который с каждой секундой становился все больше и больше. Вот, через секунду он уже заставил задыхаться, но Сан сдержался, гулко сглотнув. Легче не стало.       — Мне не стоило этого говорить, — тихо произнес Уен, теребя подол футболки, — я мог с этим жить и дальше.       Прозвучало как приговор. И две стороны были наказуемы. "Я мог жить с этим и дальше", — было вымолвлено Уеном ужасно; он не должен был говорить об этом, ведь Сану еще хуже стало.       Сколько месяцев он жил с "этим"? Было ли это сиеминутным осознанием или приходило в его голову долгое время?