Забота, проявляющаяся в мелочах

      Хонджун был открытым перед Сонхва во всем, кроме прикосновений. Каждый раз, когда его касались чужие руки, он брыкался, будто разъяренный кот, и просил перестать. Каждый раз в глазах Сонхва стояло непонимание, ведь на любые вопросы Хонджун ничего не отвечал.       Момент, когда дружеская привязанность переросла в симпатию, они оба преодолели и сейчас были уверены во взаимных чувствах. Только это «но» в образе не тактильности Хонджуна стопорило Сонхва, ставя перед носом железный занавес.       Первое время Сонхва думал, что это исключительно его вина — Хонджун сторонится, потому что Сонхва неприятен ему в этом плане, только потом он понял, что проблема кроется в чем-то другом, более глубинном, что выяснить ему совсем не выходит уже сколько месяцев подряд.       К завершению подходил очередной день, состоящий из одной рутины, что Сонхва чуть не позабыл о ванных процедурах, когда упал на заправленную нижнюю койку звездой. Но поняв по суетливому топоту и разговорам за дверью, что ребята еще не помылись, он решил немного позаниматься. Не пропадать же зря такому важному и свободному времени.       Сняв с себя потную за день футболку и сразу же засунув ее в корзину для грязных вещей, Сонхва уперся в решетку каркаса кровати и чуть подвинулся ближе, фиксируя ноги в удобном положении для отжиманий, — для большего у него нет сил, — и приступил к быстрым повторам.       После очередного подхода, мышцы дали о себе знать, когда нижняя часть живота будто колола тысячью иглами, поражая наземь, что Сонхва решил сделать перерыв, а точнее, улечься на холодной пол разгоряченной спиной.       — Сонхва, ты опять за свое, — со стороны двери послышался чей-то гнусавый голос, напоминающий о том, что Сонхва действительно делил комнату с Хонджуном, который сейчас демонстративно-напыщенно развернулся к нему спиной, — ты снова занимаешься голый, я же просил так не делать, когда я ночую в нашей комнате, а не в студии.       — Я не голый, — ответил Сонхва и, поднявшись на ноги, надел первую попавшуюся футболку, — в ней неудобно, да я и не думал, что именно сейчас ты придешь.       — Меня это до жути смущает, — тянуче произнес Хонджун, будто слова ему давались с трудом, — знаешь, видеть тебя полуголым посреди комнаты, так еще и потным, наталкивает весьма на другие мысли. — Закончил свою несвязную речь он, кладя толстовку в шкаф и, наконец, поворачиваясь лицом к Сонхва.       — На какие же? — Сонхва не глупый, понимал Хонджуна с полуоборота, да и поддерживал его мысли тоже.       — Неприемлемые на данный момент, — Хонджун сморщил нос, отнекиваясь от явного флирта, — ты меня вот так соблазняешь, а проблему приходиться решать под душем в одиночку, а я его, к слову, только что принял.       — Так чего же нам стоит закрыть дверь и всё? — Сонхва действительно не понимал, насчет чего так беспокоился Хонджун. Ведь даже если их и было слышно, парни поняли бы.       — Но еще никто не спит... — а Хонджун под сладким напором Сонхва действительно терял фору.       — Тогда я сделаю все тихо, — мило улыбнулся Сонхва, и если бы они не пребывали бы в подобной ситуации, то Хонджун бы точно не подумал, что тот подтолкнет его к кровати и усядется между ног на колени.       А Хонджун в самый неподходящий момент, забыл все слова напрочь, и рассиживал на матрасе, хлопая ресницами, пока Сонхва пытался развязать узлы на штанах.       — Джун-а, твои противные штаны испортили всю мою сексуальность, — вздохнул Сонхва, отпуская бедные затяжки, чтобы их развязал уже сам хозяин.       — Твою сексуальность ничто не испортит, — чуть слышно ответил Хонджун, высвобождаясь из оков, ненужной сейчас, одежды.       Сонхва решил ничего не говорить и просто хмыкнул, потому что такая краткая фраза смогла согреть его сердце тысячный раз до градуса кипения.       Боксеры снимались куда проще, Сонхва решил опустить ненужные сейчас прелюдии, ведь томить не хочется ни себя, не возлюбленного.       — Сонхва-я, — окликнул Хонджун, пока еще пребывавший в здравии, — не бери глубоко, завтра загруженное расписание.       И даже сейчас, когда низ живота начинал взрываться первыми фейерверками возбуждения, он заботился, что и весь горячий пыл почти пропал, если бы не пульсирующий член в руке.       Не решая долго церемониться, Сонхва примкнул к сочащейся предэякулятом головке губами, невинно целуя и смотря из-подо лба прямо в глаза. Хонджун не мог отвести взгляда от такого Сонхва. От Сонхва, которого может наблюдать исключительно он и никто больше: нуждающегося в ласке, но также и своевольного по своей натуре.       Глаза слезились то ли от переполнявших чувств к Сонхва, то ли от божественно прекрасного вида внизу: Сонхва скользил губами по всей длины, особо уделяя внимание чувствительной головке. Никто из них не напирал и не торопился: Хонджун полностью вбирал все свои ощущения, осторожно сжимая короткие волосы на затылке, а Сонхва пытался уделить большего внимания касаниям, нежели привести к скорейшему финишу.       Только как бы ни хотелось, но организм не обмануть, и через некоторое время пронзительных звуков влажных губ по члену в тишине комнаты, Хонджун не смог выдержать и начал чуть ли не умолять Сонхва отстраниться.       — Прошу, остановись, иначе я кончу тебе в рот, — Хонджун хрипло застонал, каждый раз перебивая самого себя несдержанными всхлипами.       И вот, Сонхва действительно остановился, но по взгляду стало понятно, что он что-то да коварное надумал, — а именно приступил водить ладонью по члену в быстром темпе, когда смотрел на Хонджуна чуть ли не невинно, как он мог: полностью распахнутые раскосые глаза со зрачками-бусинами. Хонджун, даже если бы применил титаническую силу, не сдержался и, стыдливо прикрыв рот рукой, излился.       — Теперь ты ничего не будешь говорить о моих вечерних упражнениях? — спросил неожиданно Сонхва, когда они уже улеглись на его нижней койке еле помещаясь.       — Если после этого будет такое продолжение — ни в коем случае.