«Тому, кто сражается с чудовищами, следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем» © Фридрих Ницше
Ли уже не надеялась на изменения. Каждое возвращение ознаменовывалось тяжестью и неприязнью, желанием повернуть обратно в тот же миг, как вершина шпиля показывалась из-за крон деревьев. Никаких тебе благих знамений меж облаков или удачных поворотов сюжета. Только давящее ощущение приближающейся развязки, и концовка явно будет не из приятных. Через заляпанное точками грязи окно такси казалось, будто десятки метеоритов вот-вот упадут на эту чёртову башню. Подъездная дорожка — Браун тут же попросила водителя остановить машину. Таксист тихо хмыкнул, бросая на дом скептический взгляд, будто в его понимании невозможно было принять факт того, что такая девчонка живёт в этой развалине, подождал, пока она выйдет из салона, и тут же уехал, не собираясь тратить здесь лишнее время. Ли окинула особняк взглядом и тут же отвела глаза, зная, что потеряет время, замрёт в вечном своём экзистенциальном копании, не в силах решиться сделать шаг дальше. Подбежала к фургону, быстро забралась внутрь и повернула ключ зажигания, едва улавливая паническую мысль, что боже, я даже не потрудилась вытащить ключ из замка. Затем проехала чуть вперёд, остановилась, развернулась и поставила машину капотом к лесу. Руки замерли на руле, ногти впились в поцарапанную обшивку. Как в тот самый день, когда, по сути, всё для них с Питером только начиналось. Ей не хотелось думать, может ли это быть началом конца. Слишком много параллелей. Опять засохшее на полу пятно крови, опять она сбегает и возвращается лишь под утро, вновь это издевательски сияющее солнце, так многообещающе, словно в насмешку, и слишком умиротворяющие звуки леса. Через листву тёплые лучи легли на её осунувшееся лицо подрагивающими пятнами. Приятно, но недостаточно, чтобы выкинуть из головы тревожащие мысли. После вечера с ТК возвращаться сюда казалось безбожной ошибкой, стоящей жизни, как и в прошлый раз. Собравшись с духом, Лилиан вышла из машины, подгоняемая в конец осточертевшим желанием получить ответы. Что такое последний разговор с Сарой в сравнении с этим? Жалкие крохи, когда же сейчас она стояла на пороге открытия куда большего. Ли не даст заднюю, не в этот раз. Вместо обивки руля ногти теперь впились в кожу ладоней, туда, где не успели ещё сойти следы предыдущих полумесяцев, и, если приглядеться, можно было заметить на их месте едва заметные шрамы. Что ж, не удивительно. Похожие шрамы виднелись и на поляне перед домом. Время их скроет, но они всё равно останутся неприятным напоминанием, стоит лишь присмотреться внимательнее, провести рукой по огрубевшей коре дерева или скосить траву. Они были здесь до неё, останутся и после, вот только к ним прибавятся новые. Ли оглянулась на водительское сидение, подумав, а не стоит ли оставить двигатель включённым, но мотнула головой, отворачиваясь обратно и с громким хлопком закрывая дверь. С трудом оторвавшись от автомобиля, прошла вперёд, останавливаясь ровно на границе между перемешанной шинами землёй и заросшей лужайкой. Как на старте. Настрой узнать правду с каждой минутой рос внутри всё сильнее, и она была уверена, что всё получится. Она пробьётся, сможет. Обойдёт ложь, пресечёт враньё, излишки которого уже переполнили чашу терпения, не позволит манипуляциям вновь схватить за шею, получит желаемое. Ли-жертва убежала куда-то прочь, предоставляя место кому-то новому. Эта, новая Ли, вгрызалась в мясо ради правды, упорно смотрела в глаза и не отступала ни на шаг, упёрто прорывалась вперёд в какую-то до смешного безграничную даль с якобы счастливым будущим. Эта была настолько смелой, будто смешала в себе все допинги разом, засыпав сверху шмалью и запив перегонным пивом. Эта что-то решала и чем-то управляла. Какая-то безумная. Браун часто называла себя чокнутой, но только в этот раз почувствовала, как что-то внутри действительно переклинило. Было ли это результатом накопившейся за много лет помыканий усталости или же правда стала другой, но факт оставался фактом: она не узнавала эту девчонку в зеркале. Нечто перекрыло выражение отчаяния и печали новым грунтом, выписывая что-то непонятное. Или всё было куда проще? Её наёбывали, а она заебалась. В любом случае, эта новая непонятная пока девчонка ей даже немного нравилась. Может, они подружатся. Писательница огляделась кругом, подмечая, что после отъезда ничего не изменилось, разве что мелкий утренний дождик прижал траву, наполняя воздух затхлым запахом мха, да обнажил последствия недавнего происшествия. Пусть и стояла далеко, но промокшие бычки от косяков доносили до носа слабый-слабый, едва уловимый запах наркоты. Она поморщилась и отошла на несколько шагов назад. Дальний щебет птиц разбавлял едва слышный звук столкновения капель с листьев о стекло пустых бутылок. Равномерный, почти не раздражающий. Дети разбросали бутылки, на которых лучи играли отсветами солнечных зайчиков, по всей лужайке, но наибольшее их количество валялось у пня, и страшно было даже представить, как всё это в них поместилось. На потемневшей коре дерева красовалось обновлённое граффити, и теперь Браун могла понять, что же ранее оно из себя представляло: дурацкое переплетение красных пятен, по идее призванное объединиться в некий инициал, но в итоге составляющее из себя лишь месиво потёкших линий. Будто причастный к этому уникум даже не удосужился встряхнуть баллон. Может, и хорошо, что она присоединилась к этому празднику жизни лишь под конец. Страх, паника, истерика — спектр развития событий был не шибко радужным. Могло ли это закончиться гораздо хуже? Помог бы Питер? Какими словами прикрыл бы помощь, наверняка окончившуюся чьей-то смертью? А что толку думать. Ли уже была полностью уверена, что он способен на нечто жуткое. Вот только должны же быть у этого злополучного «нечто» какие-то границы. Возможно, стоило вернуться сюда с повязкой на глазах, дабы не видеть всего этого. Как Фемида, вершить правосудие, не видя непрошенной нежности и стыда в голубых глазах напротив. Поддаться ведь так легко, утопнуть в этих омутах, когда Кинг скажет: «Это было ради тебя. Я на всё готов». Словно от этого ей станет легче. Ли повела плечами, подходя ближе к лужайке, от которой в своих метаниях успела неосознанно отойти как можно дальше, и вгляделась в покосившиеся окна дома. За ними уют и принятие, месяц пусть и не всегда стабильного, но счастья. А ещё за звуком падающих осколков, лязга ножей и запахом свернувшейся крови недомолвки, секреты и тайны, стоящие кому-то жизни. Необходимым показалось прямо сейчас вытащить сигарету и закурить, ту самую, дешёвую и мерзкую, какую курят или от нищеты, или от желания поскорее возненавидеть вкус и бросить наконец, но она выкинула пачку ещё в городе. Жаль, можно было бы выкурить вместо того, чтобы ставить свечки по мёртвым: зажечь, прошептать рвано «Поминовение усопших» и затянуться. К горлу подкатил ком с привкусом выпитого ранее на голодный желудок дрянного вина. Смелости, полученной от алкоголя, хватило только на дорогу. Благо, в этот раз ТК не брали с неё обещания разобраться во всём вместе. У Лилиан есть немного времени между умалчиванием и несомненным раскрытием, чтобы разобраться хоть в чём-то самостоятельно, не вмешивая в это дорогого человека. Достаточно и того, что заставляет их беспокоиться о себе сильнее прочих. В конце концов, у любого терпения есть предел, и может статься, что однажды ей некуда и не к кому будет бежать. Мысль эта вызвала очередной позыв развернуться и уехать отсюда. Иногда ей действительно думалось, что лучше бы Питера не существовало. Было бы лучше не иметь смысла возвращаться домой, не привязываться, не искать надежды и поддержки в ком-то другом, кто, по сути, всегда рядом, не переступать через себя, прислушиваясь к совести, не прощать, не пытаться анализировать. Это было непривычно, от того и слишком хорошо, чтобы быть правдой. За внезапной удачей ведь всегда скрывается что-то тёмное, не правда ли? Ты будто садишься за игральный стол с друзьями, с которыми вы договорились обобрать в покер «кролика», а «кроликом» по итогу оказываешься ты сам. Ли часто думала о том, как могло бы быть. Крайне дурацкая привычка, но отучиться трудно. Как заливать в себя кофе литрами, есть урывками, срываться и вливать в себя всю бутылку за раз или выкуривать пачку полностью. Обычно оглядываются назад на останках прошлых жизней, а вот у неё всё получилось наоборот. В мире, настолько сумасшедшем, что в нём есть место существам, для которых время и пространство — условность, сложно не задумываться, как могло бы выйти иначе. Например, встреться они с Питером при иных обстоятельствах или не встреться вообще. Работай в архиве не ТК, а кто-то другой. Не будь чёртового Роя Уильямса, тёмной лошадки или рыцаря на белом коне — поди разбери. Ну и что же она сейчас имела? Тяжесть на сердце, шум в голове и ужасный со всех сторон план. Однако Браун была уверена, что он сработает. Этот план базировался на удивительной вере в себя и своё влияние, пусть призрачное, но точно имеющее место быть. Новая-Ли придумала его за пару минут, полностью уверенная в победе. Старая не то чтобы ей особо верила, не хотела идти на поводу, но место уступила, ожидая момента проигрыша, чтобы затем ворваться с громогласным: «А я же говорила!». Вот только Ли знала Питера. И, увы, знала, куда давить. В этом они оба, крысы за спинами друг друга, были очень даже хороши. План начинался с простого "оставаться в безопасности". Девушка потопталась на месте, утрамбовывая землю со следами шин от машин и велосипедов. Вновь вгляделась в окна, за которыми не шелохнулось и тени, и скрестила руки на груди. Он ведь ждёт, наверняка ждёт. В этот раз ему нет нужды прятаться. Надо оставаться там, где он не доберётся, если его словам вообще можно верить. Последнее время недомолвки и ложь — частые спутники. Бегать от брата к сестре и обратно, не забывая проверять в иных источниках, занятно, но затратно. Казалось, даже птицы разлетелись — образовавшаяся тишина давила на нервы. Ли стояла на месте в ожидании, когда же дверь наконец откроется. Ведь Питер не глупый. Слишком догадливый сукин сын. И вот, это свершилось, как в старых хоррорах, которые они смотрели вечерами вместе, старые петли скрипнули в тишине громогласным рёвом. Проход зачернел зияющей дырой, как портал. Вот-вот, и из него должен бы выйти злобный злодей, дабы поведать свой план, но его не было, а краски всё сгущались. Словно Кинг опять играл с ней, знал, что даст слабину, зайдёт, как все эти глупые персонажи, добровольно идущие в самое пекло. Повезло же Браун, что была трусихой. Глаза защипало, и девушка закрыла их, чтобы, открыв, увидеть наконец Питера прямо перед собой. Мерзкий комок на месте сердца замер, рухнул куда-то в пятки и резко поднялся к горлу. Питер не злобный злодей, Браун. Он теневой игрок, которого даже на карте нет. Знаешь, как сосед, которого обычно обходят стороной, никто с ним не разговаривает, но у него-то припасён компромат на каждого. Его голубые глаза смотрели непонимающе, с подозрением, будто из них двоих пять лет одиночества сказались именно на её рассудке. Да, сумасшедшая Лилиан Браун, отказывающаяся возвращаться в дом с дружелюбным привидением. Парень наклонил голову, ожидая, когда же она объяснит, но, не получив ответа, сделал ещё один, кажется, самый тяжело давшийся ему шаг — их разделяли какие-то двадцать сантиметров и разворошённое месиво из грязи и травы. Он всегда был тощим, костлявым, но казалось сейчас, что эти сутки прошли для него как очередные годы одиночества, делая привычные мешки под глазами ярче, устрашающе ярче, как чёрная земля вокруг озера. Как там пелось? «Не упоминай Бруно»? — Ты не заходишь, — протянул Кинг, сузив глаза, хриплым голосом, полным неверия. Ткань старой футболки обтянула напрягшиеся худые плечи, превращая тело в обёрнутый кожей скелет. Своей сгорбленной фигурой, тенью былого себя, он перекрыл тёмный проход за открытой дверью. «Два метра рост, крысы на спине… Позовёт тебя — исчезнет во тьме…» — Хах, — внезапно усмехнулся Питер, потирая затылок. — Я понял, — хлопнул в ладоши и тихо рассмеялся ещё раз, как если бы до последнего отметал вероятность того, что Ли разглядит правду и, о чудо, проявит здравую осторожность, за ней ранее наблюдаемую крайне редко. Лицо его казалось серым, слишком блеклым. Обычно он выглядел как человек, но сейчас…как привидение, что пугало гораздо, гораздо больше. Разница температур тел ощущалась тем сильнее, чем дольше Питер на неё смотрел, отдаваясь фантомными вспышками холода по телу. Он брал силы, как всегда, осторожно, но в этот раз дёргано, рвано, будто вот-вот нить между ними оборвётся насовсем. — Уже успела сбегать к Саре? — спустя минуту тишины спросил Кинг, слабо улыбаясь с выражением принявшего неизбежное. — Тебе ведь нужны подтверждения, так? Опять про этого беднягу из старого дома наговорили глупостей, а его сестрёнка расскажет ещё больше. Может, тебе помочь? Могу рассказать всё, что ты хочешь услышать, — перейдя на шёпот, каким делятся тайнами, придвинулся ближе, наклоняясь. Лилиан всё ещё стояла поодаль, но Питер терпеливо ждал, когда же она повернёт голову и подставит ухо под его губы, примет правила игры, хотя бы один вписанный его рукой в общие правила пункт. Она не подошла. — Правду ты обычно не говоришь до последнего, — разочарованно смотря на него, произнесла Браун, и он тут же скривился в лице. — Я разве сделал хоть что-то, за что стоило бы меня винить? Кем ты заклеймила меня на этот раз? — голос предательски сломался, превращая плавные ноты в фальшь. Он старался держаться, как обвинённый, уверенный в собственной святости. — Но у нас же теперь есть новый рассказчик, верно? Что сказал Уильямс? Кинг выплюнул это имя проклятием, и ей очень даже захотелось повторить следом. Чёртов Уильямс, прибавивший этой истории ещё больше белых пятен, а закрашивать их придётся ей. Никто и не просил, впрочем, но это же Лилиан Браун и её воображаемый детектив в голове, мнивший себя не хуже Шерлока, и оба больные на голову. — Ничего нового, чего бы я уже не слышала, — юлила, но по мелочи и едва заметно, что даже Питер не отметил ложь, хотя он, наблюдательный чёрт, видел всё. — И куда ты пропал, когда пришли полицейские? Питер замер, уставился сквозь неё, сжал кулаки. — Не смог… Я не… — голубые глаза заблестели, будто вот-вот должны были хлынуть слёзы, но он вздрогнул, потряс головой и выровнял дыхание. — Я не хотел тебя бросать. Дорогая, я… — Э-это было неправильно с моей стороны, — остановила его девушка, внутренне упрекая себя. Ну конечно же, этот человек испортил ему жизнь, с чего бы это должно было быть просто? — Прости. Он слабо кивнул, растягивая тонкие губы в подобие улыбки. — Как всё прошло? — Нормально… Нормально, — повторила больше для самой себя, пытаясь выкинуть это дрянное странное чувство из сердца, что причина страха Кинга может быть куда в большем, чем просто беспочвенные обвинения. Хотя беспочвенные ли — ещё стоило доказать. А совет Роя быть осторожней приводил только к большей тревоге. — Я вижу, как мысли ползают в твоей голове, — но от его смешка не стало проще ни ей, ни ему. — Ответь мне. Честно, Питер. Он… то есть, то, что он копал под тебя, испортил тебе жизнь, привело к тому, что ты?.. — Мы клялись не говорить об этом, — резко прервал её парень. Брови свелись к переносице, обрамляя напрягшийся взгляд тёмной тенью. Выглядело пугающе, излишне серьёзно, что подошло бы больше детективному фильму, где под напором все тайны становятся явью, да вот только не она подозреваемый, а реальная жизнь не всегда совпадает с представлениями сценаристов. Иначе эта чёртова тайна уже была бы раскрыта юным детективом, приехавшим из дальнего штата. — Пит, это важно! Почему ты просто не можешь сказать мне?! — Разве не очевидно? — нервный смех вырвался сам собой. — Ты вечно лезешь, куда не стоит. Эта история закончена, дорогая, хватит! Я даже почти не помню того, что было, память ускользает с каждым годом всё больше и больше. И это не то, что я желал бы помнить. То, как посмотрел он на неё в этот момент, заставило сердце ёкнуть, возрождая те странные, несвойственные ей мысли в голове насчёт него. Словно происходило что-то непонятное, но совершенно очевидное для Кинга, пока же Ли смотрит на это, а в голове сложить не может. Да всё ты можешь, просто трусиха. Она заставила себя остановиться, мысленно давая пощёчину. Не верила, просто не верила, что он говорит правду. Точнее, не хотела. «Ведь это портит твои грандиозные планы найти смысл жизни, Браун, конечно, зачем прекращать. Ты не перестанешь, даже попроси он тебя на коленях», — запричитал внутренний голос, отчитывая. — Какие же мы… — вдруг рассмеялась она, не менее нервно, чем привидение. — Да мы же вообще… друг другу не доверяем. Ты видишь? — Дело не в доверии, а в безопасности. Ли не ответила, наблюдая, как струны его терпения лопаются одна за другой. — Всё, что я делал и делаю, только ради тебя, дорогая. Ей казалось, что уж тут-то и посыплется, но нет. Расстояние между ними измерялось в сантиметрах, и это должно было подействовать, но… все громкие слова уходили вхолостую. Сейчас Ли не чувствовала себя жертвой, коей можно так легко манипулировать. Если Питер и хотел быть хищником, то точно не с ней. А, может, просто не получалось. Он выучил волчьи повадки как по учебнику, но не его вина, что она жила в обществе особей покрупнее. Или же он просто-напросто не хотел вести себя так с ней. — Стрельба по людям? Кидание ножей? Скажи, Питер, хотя бы в одной сказке рыцари так спасали принцесс? — Некоторые делали вещи и похуже, — усмехнулся Кинг. — Да, умирали на дуэлях, например. Вот только что-то мало кто из них интересовался мнением дамы на этот счёт. Может, ей не очень нравилось быть похищенной или её спаситель не совсем ей нравился. — Опять что-то из твоих исторических отсылок? — он улыбнулся так мягко, прикрыв глаза, словно представил себе один из их рабочих вечеров. Только там и только тогда он растягивал губы так мечтательно и довольно. Пока не усмехнулся, говоря: — То есть, я тебе не нравлюсь? — Да не об этом речь! — Внезапное повышение голоса вывело его из странного транса, и голубые глаза уставились так поражённо, будто она проткнула ему грудь копьём. Он не знал, на какой эмоции остановиться: они менялись на его лице от злости до обиды. — Боль, Питер! Ты причиняешь людям боль! Сара не в счёт. Она довела тебя, и у вас явно личные счёты, она спровоцировала тебя, но… дети? Это были глупые дети, и достаточно было просто выстрелить в пол, чтобы они пулей свалили из дома! Кинг открыл рот, но первые звуки обломились, так и не превратившись в слова. Парень осёкся, потупил взгляд, подняв дёргающийся уголок губ. — Что ж… я спасал принцессу, как мог… И тут до неё дошло. Как гром среди ясного неба. Да он же… не понимал, совершенно не понимал, что сделал не так. Браун многое бы отдала, лишь бы узнать, что творится в голове человека напротив. Он действовал, как умел, без лишнего умысла, просто не мог по-другому. — Они могли причинить тебе боль. Я бы никогда… не простил ни себя, ни их, если бы это произошло, — Питер наконец поднял глаза, свои огромные ясные глаза на неё, как смотрят дети, искренне ожидающие похвалы, но тревожащиеся, что их подарок может не понравиться. И как же было мерзко от самой себя, осознавая, что от этих слов в груди вместо прошлой паники поднималось тепло. Да я же ничуть не лучше… Только румянца и загнанного дыхания не хватает, какая же ты тварь, Браун. Да вот только оживший рассудок умело вытащил её из болота. — Так защищают трофеи, Пит, — грустно произнесла девушка, сразу продолжив, не дав ему договорить: — Думаешь, я не замечаю, как ты на меня смотришь? — Я был бы рад, если бы заметила! — нервно дёрнул парень руками, непонимающе глядя. — Сколько можно, милая? Всё уже давно решено, почему ты продолжаешь вводить меня в заблуждение? — Заблуждение?! — в свою очередь возмутилась Браун. — Ты единственный, кто здесь во что-то играет! Скажи мне, почему каждый раз, когда происходят ужасные вещи, ты смотришь на меня, как на вещь? Как на трофей! Ты будто доволен, что я возвращаюсь, продолжаю верить тебе, и с каждым разом всё становится только хуже и хуже! Сначала слухи, потом Сара, потом дети!.. — Ты клялась, что веришь мне… Я не убийца, дор… — Я знаю! Ты не убийца, но ты же можешь… стать им. Из-за меня. Ведь всё, что ты делаешь, ради меня, — эти слова из собственных уст вырвались со скрипом, будто что-то инородное выходило из тела вместе с ними. Как лезвия от бритвы, резали язык. Спокойствие ушло окончательно, и дрожащие руки пришлось спрятать в карманы худи. Когда-то она не боялась его. Чёрт, она простила ему попытку убийства сестры! Списала на случайность, на эмоции. Второй раз доказал, что ничем из этого это ни черта не являлось. «— Сара боялась, что ты можешь причинить мне боль, Пит! Она действительно верит, что ты способен на убийство шестерых человек! — И тебе не страшно? — Перед собой я вижу совершенно другого Питера Кинга». Лгунья. Теперь Ли вообще не понимала, кто стоял перед ней. Кинг выпрямился, глянул в сторону и закусил губу. Будь из плоти, наверняка пошла бы кровь. Происходило что-то непонятное. Впервые Ли показалось, что он… в бешенстве. Тихом, слишком тайном, глубоком, но оно клокотало в остатках души, норовясь прорваться сквозь бестелесность. Тонкие пальцы дёргались, мышцы лица напряглись, взгляд, обычно живой, сияющий, застекленел ледяным озером. Чувствуя опасность, Браун сделала шаг назад, и Питер это заметил, блеснув в глазах таким отчаянием, какое могло скопиться только за десятки лет. Он рвано хохотнул, сжал волосы, отвернулся, но тут же повернул голову обратно, силясь что-то сказать, но слов не находя. — Что мне сделать? — совсем тихо, рвано, на грани слышимости, на одном уровне с бьющимися о стекло бутылок каплями. — Что мне сделать, Лилиан, что мне сделать?! — Вдруг закричал Питер, полоснув непривычным «Лилиан», смотря зло, яростно. — Мне сказать, что мучил животных в детстве? Может, что носил в школу складной нож и однажды даже пырнул уёбка, который ко мне пристал? Что отрезал Саре волосы, хотя хотел проткнуть шею? Что да, ненавидел ту суку, мою мать, настолько сильно, что позволил ей умереть? Да, да, я всё это сделал! Ты всё надеешься, что поймаешь меня на лжи, ожидаешь удара в спину, думаешь, я буду как твой драгоценный папочка, резать тебя стеклом от бутылки или покажу безымянную могилу на заднем дворе! Ты правда хочешь видеть во мне это?! У привидений нет слёз, но Ли могла поклясться, что видела их прямо сейчас на сером искорёженном болью лице, с неудовольствием отмечая, что не чувствует ничего, даже руки прекратили биться в конвульсиях. Как при истерике Сары. Пока что ничего, после обязательно выльющееся в очередной припадок потери самоконтроля. Чем-то похоже на не до конца завершённый защитных механизм. — Я могу таким быть, если ты этого хочешь! — продолжал Кинг, расхаживая из стороны в сторону раненым зверем, крича всё громче и громче. — Но зачем, чёрт возьми?! Почему тебе мало?! Я никогда не причиню тебе боль, дорогая, я защищу тебя! Всё, что я делаю, — обвёл руками вокруг, остановившись на доме, — я делаю ради нас! Я не хочу убивать, но я убью, если это потребуется, если потребуется для тебя! Но ты всё равно, — наконец он остановился, сжал кулаки, смотря куда угодно, но только не на девушку перед собой, — всегда предпочитаешь… другое. И когда он подошёл близко, настолько близко, что они почти столкнулись носами, ей малодушно подумалось, что для полноты картины не хватает только падения на колени, и отошла назад, едва не споткнувшись о разворошённую землю. Дальше Кинг пройти уже не смог. — Я дал тебе всё, — прошептал он на последнем дыхании, в слабом порыве вскидывая руки и тут же роняя вдоль тела. — Ты ведь мечтала об этом: о безопасности, о семье, о месте, которое могла бы назвать домом. Они молча смотрели друг на друга долгие десять секунд, загнанным дыханием заглушая и птиц, и капли, пока Питер, набрав в лёгкие воздух, который ему был даже не нужен, закончил: — А я всегда мечтал, чтобы ко мне хоть кто-то возвращался. Свой человек. Она ничего не ответила и на это. — Ты жестокая. Разве не иначе должно быть, когда тебя всеми силами пытаются защитить? Ли отмерла, горько усмехаясь. — Я не хочу, чтобы в какой-то момент пришлось защищаться от тебя. Питер вздрогнул, и по лицу было понятно, что ему больно, так больно. — Пожалуйста, не заставляй меня бояться и тебя тоже. Он скрестил руки на груди, смотря в сторону. Искал умиротворения, пытался успокоить расшатанные нервы, но никак не получалось. — И что же мне сделать? — Позволь всё узнать. Или хотя бы тебя. — Как? Кинг, наконец, повернулся к ней, напряжённо ожидая ответа. — Ты знаешь. Отстранённо кивнув, он развернулся и направился к дому, исчезая в проёме двери. Долгие десять минут Браун боролась с собой и желанием пойти следом, топчась на месте, изнывая от нетерпения, но вот, он вернулся, принеся с собой три тетради. Две старые, потёртые и одну относительно новую. Она посмотрела на них с трепетом и несдерживаемым восторгом, словно на главное сокровище, Священный Грааль, за которым охотилась многие годы, уже представляя, как зароется с головой в написанные в них истории. Питер склонил голову набок и испытывающе уставился на Лилиан — буквально жадный до чужих тайн любопытный ворон. Вот только не ручной, домашний, а откровенно дикий, способный до смерти заклевать, истерзать органы и не испытать ни капли жалости. Опять пытался быть хищником, лишь бы сохранить секреты. Ли взглянула на него мягко, одаряя улыбкой, от всей истосковавшейся по загадкам душе благодаря одними взглядом. Она позволила чужой до ужаса холодной руке накрыть свою, едва не морщась от контраста — а вот Питер не сдержался, нахмурив брови, дрогнул, — и взяла тетради. Ну наконец-то… И тут резкое движение, руки вокруг плеч, и чужое тело чуть не сбило её с ног. Холодное, очень холодное, стремительно забирающее тепло и не выпускающее из тисков. Кинг зарылся лицом в её волосы, сипя, будто сейчас заплачет, и сжал сильнее. Она испугалась, действительно испугалась, испытывая нечто схожее с тем, когда Питер впервые шепнул ей на ухо «Я здесь». Безопасность — в дребезги. Поняв это, затряслась, не в силах вырваться, отступить, как раньше. Дура, дура, дура! — Тебе надо было отступить ещё на метр, — прошептал он на ухо, опаляя холодом. Метр. Хренов метр, и Ли была бы в выигрыше. И Питер, чёртов актёр погорелого театра, просто разыгрывал, даря мнимое ощущение контроля. Ему ничего не стоило прямо сейчас просто затащить её в дом, запереть, сделать всё по-своему, да что угодно… — Возвращайся домой пораньше, — прервал тихий голос поток панических мыслей, и Питер отступил, с трудом отрываясь от девушки. Он не улыбался, нет, просто смотрел пустым взглядом на тетради в чужих руках, на эти дрожащие руки, принадлежащие самому близкому за последние пять лет, если не за всю жизнь, человеку, человеку, который его боялся. Затем развернулся и молча ушёл, закрывая за собой дверь. Как плотину, следом могло прорвать и Ли, но она вовремя взяла себя в руки, точнее, прижала тетради к груди, как самое ценное в жизни. Спокойно. Всё позади. Удивляться даже особо нечему. Какая-то часть тебя всё равно ведь ему доверяет даже сейчас, правда, сумасшедшая?***
Ли вошла в здание архива, как в другой мир, открывая дверь будто в психиатрическую лечебницу, где добрый доктор обязательно поможет. Добрый доктор как раз стоял за стойкой администрации и перебирал бумаги. Сейчас бы поставить стулья посреди комнаты, сесть друг напротив друга и провести беседу, по результату которой выяснится, что это всё просто в её голове и стоит поставить капельницу, дабы вывести дурные мысли из самой крови. ТК сразу заметили девушку, замершую в проходе, и лучезарно улыбнулись, освещая комнату ярче лампы. Они махнули рукой, подзывая ближе, и принялись перебирать документы в разы быстрее. Наверняка успели бы перебрать весь архив, пока она медленным шагом шла к ним, упорно не поднимая глаз. ТК ещё рады её видеть. Значит, ничего не знают. У неё есть немного времени. — Привет, Браун! — поприветствовали они, отпихивая ногой огромную коробку с очередными бумагами. — Даже не час дня, похвально. Того и гляди, допишешь книгу к концу года. Скоро пробормотав, они вернулись к бумагам, изгибая брови в извинении. Кажется, у них не было времени даже разогнуться. Она еле выдавила из себя улыбку в ответ, стараясь держать на лице привычное выражение: лёгкая усталость с недосыпом. Не хватало ещё вызвать у них подозрения заранее. — Только твоё беспокойство о моём будущем заставляет меня жить в настоящем. ТК фыркнули и рассмеялись, на секунду оторвав взгляд от текста и переведя на неё. — Только попробуй не жить, я достану тебя даже в посмертии. А ведь, как оказалось, достать человека после смерти действительно возможно. — Извини, сегодня я не смогу уделить своему любимому писателю достаточно внимания, — состроив презрительную мину, ТК снова пнули коробку. — Пришло много новых документов. И в этот момент она поблагодарила саму судьбу, последнее время только над ней насмехавшуюся. Вскинув руки в примирительном жесте, девушка быстро кивнула и схватилась за ручку двери в архив. — То есть, спасать меня от голода ты сегодня не придёшь? — Придётся тебе позаботиться о себе самой. — Я обязательно выживу. Улыбнувшись им ещё раз, писательница быстро вошла в комнату, оставив заваленных работой ТК за спиной. От быстрого простого разговора стало даже немного легче, и сжимавшие лёгкие тиски исчезли. Будто только сейчас руки Питера перестали ощущаться, тянуть назад. Эта комната уже стала вторым домом, вторым убежищем. И пусть пыли на полках и старых коробках теперь гораздо меньше (добрый друг чуть ли не два раза в неделю проводил уборку, едва узнав о её небольшой аллергии), прежний уют до сих пор ощущался. Тусклые лампы, тонны макулатуры, прохудившиеся перекладины и запах старой бумаги. Ли села на привычное место у окна, наблюдая, как редкие пылинки, подсвеченные лучами солнца, летают перед глазами, и выдохнула, унося их в неизвестном направлении. Здесь тихо, слышно лишь, как Ли Паркер за дверью переставляет коробки, да шелест листов, ни звука из библиотеки за стеной, хотя обычно библиотекарша особо не следила за тишиной. Мгновения долгожданного спокойствия, в котором даже мысли перестали копошиться, проламывая черепную коробку. Может, и не самым умным решением было исследовать новую находку здесь, но иного варианта она не видела. Ощущение безопасности пересиливало беспокойство быть пойманной с поличным. В конце концов, это просто изучение старых тетрадей, верно? Ничего, за что стоило бы подозревать. Лилиан вздохнула снова, пряча лицо в ладонях. Дрожь уже прошла, оставив только разочарование в самой себе. И о чём только думала? Переиграть того, кто читает тебя как открытую книгу, но кого самого понять невозможно, не так-то просто. Тем последним метром Питер оставил последнее слово за собой. Несмотря на свои подозрения, она не удивится, если в конце концов все его слова окажутся правдой, и вновь останется проигравшей. Что вообще выиграть пыталась? Противореча самой себе, кидаясь из пустого в порожнее, к какому выводу вообще надеется прийти? Ищет какую-то правду, даже не зная, против кого та сыграет. Верить Питеру? И да, и нет. Верить Саре? Вот ещё. Рою?.. Да что он такое, этот ваш Рой Уильямс, и почему так глубоко закопан в это дело? Почему именно оно стало для него делом жизни? Былой азарт растворился в ощущении неправильности происходящего, но происходящего давнего, давно потерянного, и именно поэтому отказаться от дела — отказаться от смысла. Старый запал даже разгорелся с новой силой, сталкивая в пропасть чувство вины. Хватит раскисать, Браун! Ли хмыкнула и достала из рюкзака тетради. Чёртов святой Грааль. Ещё один. Вчера она мечтала к ним прикоснуться, а теперь боится открыть. Первое касание к ним будто вечность назад привело в неописуемый восторг, вызвало писк радости, а что же сейчас? Пара минут, и любопытство пересилило, вспотевшие руки перевернули обложку, открыв глазам плотный, убористый почерк, угловатый и, честно признаться, трудно разборчивый. Писать так может или ребёнок, или врач. Вторым Питер не был точно, а вот первым когда-то давно. Некоторые слова расплывались пятнами, словно растворённые слезой, где-то чернила текли, запечатлевая в кляксе отпечаток вытиравшей её руки, некоторые слова навсегда исчезли за десятками перечёркнутых линий, а где-то ручка продавливала бумагу настолько яростно, что оставляла следы на двух других листах. Она смотрела и восхищалась, как смотря на старый документ или долгожданную коробку с ценными бумагами, открывающими историю. И да. Тот азарт. Он загорелся вновь.***
Прошло несколько дней, прежде чем последний лист был перевёрнут, и Ли откинулась на спинку стула, устало потирая глаза. Опустошение смешалось с чувством победы, вылезая наружу слабой улыбкой. Многие смущающие вещи нашли своё объяснение в дневниках. Почему Питер такой, как так вышло? Несколько дней на записи от начальной школы до момента, как послал на хер семью и уехал строить жизнь. Потом ни слова, будто больше не было нужды марать бумагу ненавистью. Хороший это показатель или нет, сказать сложно. Мучил ли Питер животных в детстве? Приукрасил. Его агрессия ограничивалась пинками и криками. Первое время Лилиан надеялась, что этим всё и ограничится, но… Носил ли с собой нож? Да. Пырнул ли какого-то парня в бок? К сожалению, тоже да. То случилось в переулке, парень — типичный школьный задира, доведший до белого каления. Избивал, пока не почувствовал тёплую кровь. Дело замяли — деньги в карман полицейского и новая школа. Отрезал ли Саре волосы? Хотел горло, но передумал. Ненавидел мать? Большая часть гневных записей была посвящена именно ей. Он не солгал ни разу. Сердце рвалось от осознания, сколько ненависти в маленьком одиноком мальчике, одиночества и пустоты. Она никогда не смогла бы стать такой. Не то чтобы это было огорчением, хотя с какой стороны посмотреть. Ли всегда была трусихой, прячущейся за спинами окружающих, молчуньей, сносившей все обиды, забитой собакой, которую даже на поводок садить не надо: сама вернётся, как только устанет убегать от самой себя. Страшащейся поменять жизнь на 180 градусов. Кинг никогда не боялся. Натерпелся и, когда чаша переполнилась окончательно, взял всё в свои руки. Это восхищало, пусть само дозволение мыслей об этом уже показывало, что у неё что-то явно не в порядке с головой. Не может такое восхищать, не должно. Но вот, однако… с моральными принципами у неё всегда были нелады. Браун радовалась за него. Что он смог, вырвался, перешагнул через тело школьного уёбка, ссоры с сестрой и её отрезанные волосы, послал мать и превратился в того, кто есть. Пришёл к мечте, закончившейся странной, непонятной трагедией. В голове ожил звук пули, как если бы переняла на себя его роль. Рабочее кресло, огромный дубовый стол, пистолет в правой руке и секундный звук выстрела. Она попыталась хотя бы представить, что могло привести к такому, но в голову ничего не шло, а потом вновь обращалась к дневникам и тут же находила сотни причин. Что толку гадать? Может, парень молчит, потому что и сам причины не знал. Просто в какой-то момент… стало слишком тяжело. Словно Рой Уильямс с Сарой сами на курок нажали, когда решили раскрыть это дело во что бы то ни стало. Живут с чужой кровью на руках, кровью невиновного человека, пусть их и не было в доме в тот момент. Последнее умозаключение разбилось в пух и прах, стоило открыть последнюю тетрадь. Список имён. Шесть абзацев и каждый со своим заглавием. Ли с трудом сглотнула, борясь с желанием закрыть тетрадь и закинуть в самый дальний угол, где та порастёт плесенью и сгниёт к чёртовой матери. Но не может же всё быть так… очевидно? Питер клялся, что не врёт, что не убийца, зачем ему было бы вообще отдавать ей эти записи, если бы они его компрометировали? «Может, он всё же наступил себе на горло…» — промчалась удивительно оптимистичная мысль, очень неподходящая ситуации. Девушка окинула взглядом страницы, не позволяя себе вчитываться, и подумала ещё раз, хорошенько подумала. Доверие? Возможность всё узнать? Понадеялся на её способность делать правильные выводы? Питер молил Ли не ввязываться, но, видимо, всё дошло до грани. Браун скептически глянула на текст, размышляя, к какому выводу придёт. Видимо, по мнению Питера, это должно утолить безмерное любопытство. А потом ты вернёшься за разъяснениями, поговорить. Опять к нему. И снова он будет чувствовать себя победителем. Поздравляю, Браун, колесо Сансары сделало свой оборот. Она опустила глаза и принялась читать. «Шэннон Гилберт. 28 лет. Блондинка, голубые глаза. Пропала в мае. Может, первая? Работала в закусочной, центр города, проходное место. Часто знакомилась с посетителями. Много мужчин, несколько женщин. Переехала из другого штата, образования нет. Плохие отношения с матерью, часто сбегала из дома. Возможно, проститутка.***
Питер появился на пороге — впервые за несколько дней появился в принципе, — как только фургон подъехал к дому. Опёрся о косяк и стоял, наблюдая, как Ли выбирается из салона и скорее рефлекторно, чем необходимо, отряхивает мятую одежду, которой это совершенно не поможет. Она не смотрит сразу на него, обводит взглядом поляну, залитую вечерним светом, подсвеченную оранжевым. Красноватые блики отбиваются от бутылок, ударяя прямо в глаз, как и мысль о том, что стоило бы это всё наконец убрать. А может и вовсе вычистить весь дом до блеска, лишить его этой трухи тайн и загадок, выдрать с корнем эту чёртову лозу из кирпича, починить окна, чтобы они прекратили сопровождать все трагедии жалобным стоном. И только потом смотрит на него. Сейчас он не выглядит победителем, как обычно. Лицо немного напряжено, взгляд нахмурен, руки скрещены на груди, тонкие пальцы грубо обхватывают кожу. Она медленно подходит, отличаясь радостной улыбкой. Смотрит в ледяные глаза минуту и вдруг обнимает. Питер шокирован, но спустя мгновение обхватывает длинными руками, прижимая так близко, что разница температур ощущается особо ярко. — Спасибо за доверие, Пит, — тихо прошептала она ему на ухо, и Кинг тихо хмыкнул. — Не разозлишься, если скажу, что знал, что ты вернёшься? — Я и не сомневалась. — Дорогая? — он отступил, внимательно смотря в глаза. — Да? — Больше никаких вопросов, ты понимаешь? Не надо в это лезть. Она кивнула, отпуская напряжение, когда его губы коснулись лба. Задержали дольше, чем требовалось, и нехотя оторвались. Думаю, дальше справлюсь и сама. Смалодушничала.***
А ещё через пару дней случилось то, чего и следовало ожидать. — Ничего не хочешь рассказать мне, Браун?