Солнца яркий луч, Путь найди во мгле, Я прошу верни… То, что так желанно мне. Раны исцели, жизни свет пролей Я прошу верни! Что так желанно мне-е-е… Жела-а-анно мне.
Время позднего вечера. Пиршество все еще в самом разгаре, хотя заклинатели уже изрядно пьяны и некоторые из них предпочли уйти в свои покои. Сычжуй сидит на скамейке полностью погруженный в свои мысли, не замечая странных взглядов Цзинъи, который всем своим присутствием пытается намекнуть о том, что происходит что-то совсем не нормальное. Каким бы дураком Цзинъи не был, он бы все равно понял странность происходящего, в особенности по поведению его лучшего друга. Да и вообще, если вспомнить весь чертов день: бледный Цзинь Сюаньюй, потом убегающий в шоке Цзинь Лин, странная просьба и поведение Главы Лань, а также Ханьгуань-цзюня, да еще и потом встреча Цзинь Сюаньюя и Ханьгуань-цзюня. Как бы сильно Сычжуй не скрывал то, что там происходило, уши Цзиньи никто в тот момент не заткнул. А теперь еще нужно будет лететь на окраину смежных территорий клана Лань и Цзинь по просьбе Главы Лань. Он не знал, но догадывался, что Сычжуй думает примерно о том же. Лицо у Сычжуя было сложное, полностью погруженное в мысли о происходящем, будто бы он пытался решить самую сложную задачу в своей жизни, и при этом с легкими оттенками ужаса на его лице. «Похоже мой отец помешался на Старшем Вэе и сошел с ума. Чертовщина какая-то, да простит меня Учитель Лань, ведь это по-другому не опишешь. Дядя тоже сам не свой в последние пару месяцев. Старшие будто бы постоянно прибывают в своих мыслях и не замечают ничего вокруг. Как будто бы они зациклились на какой-то одной идее и не могут ее отпустить. Или кого-то не могут отпустить. Вот оно. Нам обязательно нужно выполнить поручение моего Дяди, быть может там ситуация прояснится. А если так, я должен быть готов к худшему и вовремя принять сложное, но правильное решение.» Внезапно Лань Сычжуй вскочил на ноги уже уверенным видом. Цзинъи тут же встрепенулся и вскочил следом: — Ну и? Что надумал? Сычжуй поворачивается к своему другу с тем же уверенным выражением лица. Будто бы он стал старше на несколько лет, а его дядя — не Лань Сичэнь, а сам Вэй Усянь. Хотя, конечно, Сычжуй прекрасно помнил, что на самом-то деле его дядей был никто иной, как Вэнь Жохань. И именно сейчас порода этой фамилии проступала на лице у подростка. — Мы должны найти Цзинь Лина, я уверен, ему что-то известно. Нам нужно узнать всю неприглядную правду и принять правильное решение. «Мой отец не был бы рад, если бы узнал, что я не остановил его тогда, когда он впал в безумство, особенно если это будет связано со Старшим Вэем» Цзинь Лина на этот раз они нашли сразу. Он был в своем кабинете и торопливо собирал куда-то свои вещи. Отгребал написанные письма по стопкам и оставлял на каждой стопке по записке своему заместителю. — Цзинь Линь, у нас есть к тебе пара вопросов, мы бы хотели уточнить у тебя информацию о Двух Нифритов Гусу и твоём покойном дяде Вэе, — с порога начал Сычжуй. Цзянь Лин сразу же навострился и опасно сощурился, не зная можно ли доверять двум старым друзьям. он отложил все, что держал в руках в сторону и посмотрел на свое официальное письмо к учителю Ланю в облачные Глубины, содержащее его личную подпись и восковую печать. — Допустим, быть может вы начнете с того, что вам уже известно? Сычжуй вздохнул, он хотел выведать какую-то информацию, но за время своего правления Цзинь Лин стал достаточно компетентен в вопросах ведения споров. Все же где он, и где совет старейшин Ланьлина, а также Советы Орденов. Только что из хищника он превратился в добычу, и исправить это мирно, когда Цзинь Лин на входе — не получится. — Да, конечно, Цзинь Лин. У нас есть некоторые подозрения о том, что оба Нефрита немного не в себе, — на этом моменте Цзинь Лин вздрогнул и покрылся холодным потом, справедливо опасаясь за своего дядю. Цзинъи, не чувствуя перемены лица своего товарища резко добавил: — Да-да, от них иногда прямо-таки несло тьмой, мы с Сычжуем опасаемся, что у них поехала кукуха, вчера вечером мы слышали, как Ханьгуан-цзюнь называл Старшего Цзиня — Вэй Усянем! Сычжуй резко втянул в себя воздух в ужасе от такой подачи важной и тяжелой информации. Он возмущенно уставился на товарища, боясь взглянуть на Цзинь Лина. впрочем тот побледнел так сильно, что даже Цзинъи соизволил это заметить. — Я сейчас не то болтнул, да, Сычжуй? — Ты не представляешь насколько, Цзинъи. — Что вы сейчас сказали? Да вы не представляете, какой это - пиздец! - Цзинь Лин принялся громко ругаться на Юньмэнском, не хуже своих дядь, — Ваш, Е****ий глава ордена спер моего самого лучшего заклинателя прямо из-под моего носа! Он не постеснялся вынести его тушку днем! На мече! А сейчас вы утверждаете, что ваши старшие Лани сошли с ума??? Я как это должен понимать? Знаете, если он причинит ему вред, я не постесняюсь объявить вашему Ордену войну! — Цзинь Лин, успокойся, наш Орден тут ни при чем, вопрос касается исключительно двух Нефритов, и мне бы хотелось участвовать в этом вопросе, чтобы проследить за своевременным и справедливом наказанием для моего отца и дяди, если такого будет необходимо по всей строгости законов моего Ордена, как будущему Главе Ордена. Цзинь Лин жестко усмехнулся, — То есть иными словами, ты хочешь выдать им поблажек? Если они чокнулись и навредят моей семье или моему Ордену, то я не позволю уменьшить их ответственность, так и знай. — Я не говорил об этом, Цзинь Лин. Я заварю чаю, ты весь на нервах, тебе нужно успокоиться и иметь более холодную голову перед принятием столь важных решений, как война. — Только попробуйте меня усыпить, — Цзинь Лин действительно был весь дерганый, как на иголках. — Кхем, юная госпожа, тебя никто не собирался усыплять, если бы мы хотели покрыть наших старших, или содействовать им, то нас бы здесь не было, — вмешался Цзинъи. После этих слов Цзинь Лин немного расслабился, а Лань Сычжуй решил задать интересующий его вопрос: — Цзинь Лин, речь шла о заклинателе, что победил в соревнованиях лучников вчера днём? — Да, о нем. Цзинь Лин оглядел двоих Ланей пристальным взглядом: — Кого именно Ханьгуан-цзюнь сегодня назвал Вэй Усянем? — Старшего Цзиня, Цзинь Чжичен, —спокойно ответил Сычжуй, продолжая заваривать чай. Цзинь Лин, отпив из чашки свежего чая сказал: — Я написал письмо учителю Ланю, где мягко указал, что все указывает на то, что Первый Нефрит похитил одного из самых умелых заклинателей Ланьлина. А также я написал приказ о задержании и последующем заточении двух Нефритов для выяснения дальнейших обстоятельств. Я так понимаю, что мне стоит вписать инцидент с Вторым Нефритом и Вэй Усянем, о котором вы говорите. Я планировал прямо сейчас отправиться на встречу с Лань Цыжэнем и старейшинами вашего Ордена. Лань Цзинъи охнул от серьезности настроя Цзинь Лина, а Сычжуй ответил, что это будет хорошей идеей. — Мы будем присутствовать на этой встрече и поведаем всю правду, о которой нам известно, а также после встречи с Учителем Ланем нам с Цзинъи нужно будет направиться на место встречи с Главой клана Лань, Лань Сичэнем, где мы, возможно, узнаем что-то еще, к тому же нельзя позволить им, двоим, засомневаться в чьих-то намерениях. Цзинь Лин кивал головой, раздумывая: — Сычжуй, почему ты так стараешься выступить против своих родственников? — На самом деле, у меня очень плохое предчувствие,— но про себя Сычжуй думал о другом: — «Дело в том, что это не совсем мои родственники, и тем более не меньше, чем сам Вэй Усянь, который воспитывал меня еще совсем в маленьком возрасте. На самом деле я обязан Вэй Усяню жизнью, так же как и своему приемному отцу. Но я уверен, что если бы мой отец и дядя был бы в добром здравии, он никогда бы не стал причинять вред Старшему Вэю, или заниматься чем-то настолько не хорошим. А я почему-то уверен, что этот старший Цзинь на самом деле и есть Вэй Усянь, но именно об этом пока ещё рано утверждать.» — Настолько плохое? Я немного упустил, в чем был замешан второй Нефрит, кроме темной магии? — поднял бровь Цзинь Лин. — Я думаю, твой дядя тоже в опасности, — задумчиво произнёс Сычжуй. Цзинъи удивленно уставился на Сычжуя: — Откуда ты все это знаешь? — Мне попадались на глаза обрывки записей, которым до этого момента я не придавал значения. Цзинь Лин вновь начал ругаться по-юньмэнски: — Твою-то мать, если я скажу об этом своему дяде, то он не станет меня слушать и ломанётся прямо к ним в руки. Однако, если ты говоришь, что были записи, значит у нас есть доказательства их виновности, Сычжуй? — Они ведь могли все сжечь, это не стоит принимать за аксиому. — Верно, могли. Не стоит делить шкуру не убитого зверя. Скорее всего они вдвоем хотели похитить людей, похожих на своих возлюбленных и привязать их к себе, совратить или же опоить чем-то, возможно заколдовать темной энергией, если судить по тому, что мне уже известно. Я собираюсь в Облачные глубины. Прямо сейчас.***
Облачные Глубины встретили молодых людей и сопровождение клана Цзинь как всегда своей прохладой, тишиной и спокойствием. Они прилетели не за долго до звона колокола, оповещающем об отбое. Через палочку благовоний они втроём стояли в кабинете у Лань Цыжэня и выдавали всю имеющуюся информацию. Так же Цзинь Лин положил ему на стол официальное письмо с печатью, которая говорила об официальном визите Главы другого Ордена и о серьезности намерений Цзинь Лина. Цзинь Лин пришел не дружеского совета просить у старшего, как неопытный юнец, он пришёл со своими требованиями, как состоявшийся Глава Ордена. Выслушав их речь Цыжэнь встал из-за стола поглаживая бородку стал медленно ходить взад-вперед, раздумывая и лишь немного нервничая из-за полученных нерадостных новостей. Учитель Лань был уверен, что у них будет все под контролем, он пообещал немедленно собрать отряд и наказать братьев за все, что они уже успели учинить. Он был уверен, что его племянники сбились с истинного пути и хорошее наказание их вернет в нужное русло. Сычжуй молчит но после всех слов сильно сомневается, что наказание хоть как-то поможет. Он думает, что скорее всего всё очень плохо, вспоминая длинную речь Цзинь Лина. Цзинь Лин откланивается и покидает Орден. В этот момент он был вне себя от злости. Конечно, Цыжэнь обещал проверить рукописи, оставленные братьсями, но там, наверняка, не будет тех доказательств. А также не будет на данный момент и тяжелых преступлений, наверняка старейшины нарочно подсуетятся и схватят виновников раньше момента, когда всему миру раскроется их замысел. Тем самым засранцы будут жить и их золотые ядра будут на месте. А раз так, то эти чокнутые еще раз попытаются навредить его семье. Не бывать этому. Цзинь Лин лично позаботиться об их трупах, а если не выйдет, то он позаботится о строжайшем наказании — лишении способности к совершенствованию. Но сначала он прибудет обратно в орден и частично расскажет обо всем Вэй Усяню. Он постарается сделать так, чтобы второй дядя не пошел в ловушку к Второму Нефриту. — Цзинь Лин, здесь мы разделимся, мы полетим навстречу к Главе Лань. — Будьте осторожны, — Цзинь Лин обнимает своих друзей напоследок, проявляя неожиданные эмоции для своей персоны, по мнению его друзей. Но долго они не стали об этом задумывается, их ждали более важные задачи.***
Деревня в которую прибыли двое молодых людей была… захудалой, если вообще можно было еще называть ее деревней. У многих домов была проломленная сгнившая крыша, в домах не горели огни. Сычжуй огляделся и достал сложенную бумажку, которую им передал Глава Лань. — Цзинъи, подсвети. После того, как Цзинъи подсвечивает бумагу с местом описания встречи, на ней появляются новые иероглифы, будто бы кто-то прямо сейчас прислонил перо к бумаге и пишет. «Лань Цзинъи, Лань Сычжуй, я очень рад, что вы все еще слушаете мои просьбы и приказы, и прибыли в это место, но вы немного задержались и сейчас я уже держу путь в деревню Хань, а именно к каменной скале, носящей название Мала , возле нее расположено двухэтажное здание, бывшее когда-то весенним домом . Прилетайте туда одни, и не пытайтесь кому либо сообщить о своем местоположении. Как только вы прибыли сюда, вы попали под действие моего проклятия.» У Цзинъи поднялись волосы дыбом. — Да это же была ловушка! Что нам теперь делать? Сычжуй в этот момент пытался рассмотреть сложенную бумагу со всех сторон и даже просветить ее насквозь. Когда он не нашел никаких зацепок, то просто покачал головой. Но бумага в его руках неожиданно вспыхнула и он отшвырнул ее на землю. — Н-да, значит сжечь ее — нам бы тоже не помогло, — Сычжуй тяжело вздохнул, — Не думаю, что у нас есть время на поиски талисманов, которые наверняка тут развешаны, дабы это все работало, — он указал рукой на сожженную бумагу, опасаясь произносить вслух полученную информацию. Никто из них ведь не знал какой контур для срабатывания заклинания, где он расположен, можно ли его будет найти в такую темень, о можно ли вообще его легко обнаружить, как и то можно ли будет сжечь или отодрать эти талисманы от того, к чему их закрепили. На все это — уйдет слишком много времени. Быть может существует еще какой-то шанс спасти того заклинателя Ланьлиня их собственными силами? — Цзинъи, мы просто поступим так, как он хочет. — Но как же…? Сычжуй просто покачал головой в ответ. Если Цзинъи не понимает, он не хочет рисковать тем маленьким шансом на разрешение этой ситуации, произнося задуманное вслух. Они встают на мечи и через две палочки благовоний прибывают на место. Первое, что бросается в глаза, это огромная каменная скала. Сам вид этой скалы ночью под светом луны вызывал неприятное чувство. А еще от нее веяло могильным холодом, тьмой. Быть может из-за тьмы ощущение от этого места исказились. Очень близко от скалы располагалось заброшенное здание, чьи фасады были в пыли, части иероглифов на вывески отвалилось, краска здания облезла. При подлете к заброшенному зданию их встретила фигару в белом — Лань Сичэнь. Сейчас, как никогда был заметен сумасшедший блеск в его глазах. Было ли это из-за луны иои из-за того что ему удалось украсть того несчастного заклинателя — было не ясно. Сычжуй еще больше расстроился увидев его таким, он задумался, где же сейчас его отец? — Лань Сычжуй, Лань Цзинъи, — Сичэнь кивнул в знак приветствия поклонившихся ему адептов. — С прибытием. Я заварю вам свежий чай. После чая Сичэнь попросил молодых людей перенести свертки с темными техниками в дом. В доме стало заметно, что у Лань Сичэня обе руки были забинтованы и сквозь них выступали следы крови от свежих порезов. Сычжуй видел такие у Старшего Вэя, когда они расследовали инуидент с демонической рукой. Адепты откланялись, Сычжуй сделал знак своему другу, чтобы тот не произносил ничего вслух. когда они подошли к пещере, то помедлили со входом в нее. Все же тьмой из нее разило слишком сильно. Сычжуй переглянулся с Цзинъи, затем достал талисман огня и поднес его к факелу, который Цзинъи вытащил из корзины, стоявшей рядом, и сейчас протягивал его горящим концом Сычжуя для поджога. После чего Сычжуй взял факел у друга. Он вступил в пещеру первым, так как был более бесстрашным, при этом положил вторую руку на рукоять своего меча. Цзинъи в свою очередь пошел за ним следом, также положив руку на рукоять меча. В пещере не было ничего примечательного до тех пор, пока они не дошли до круга, исписанного разными символами с помощью крови. Сычжуй увидел это первым, он вздрогнул и судорожно вздохнул от ужаса, встав колом. Из-за чего Цзинъи влетел в его спину. Он хотел было возмутиться этому, но перевел взгляд за плече Сычжуя и взвизгнул. Сычжуй развернулся и закрыл ему рот. Когда Цзинъи успокоился Сычжуй поднес факел к написанному ближе. — Что-то понимаешь, Сычжуй? — Нет, ничего. Тут есть много измененных частей обычных талисманов: свет, огонь, нить, полет и много других, не имеющих связи, вероятно они должны давать противоположный эффект, а вот это похоже на талисман, помогающий запомнить важную информацию больным старикам, но он тоже изменен. Остальное не имеет смысла. Значит ли это, что Дядя Лань хотел, чтобы тот заклинатель забыл свое прошлое? — Не знаю, Сычжуй, я ужасно хочу проснутся у себя в ордене и не знать всего этого. Сычжуй обвел помещение факелом еще раз. — Вот, свитки, которые он просил принести. — Ого, да тут целая гора! Как было бы хорошо это все сжечь раз и навсегда. Даже Старшему Вэю это не принесло добра. — Тьма — это инструмент , важно лишь то, как желающий будет использовать этот инструмент. И способен ли он с ней справиться. А так же она имеет слишком большую плату за свое использование, не каждый готов это заплатить. Во времена войны она в руках Старшего Вэя спасла заклинательский мир. — Лань Сичэня не назовешь слабым… — Возможно он слаб духом сейчас, но причина его поведения не в тьме. Я думаю, когда он обратился к ней, он уже был не в себе. — Если он не в себе, значит точно слаб духом. Тьма может вырваться из-под его контроля в любой момент. Сычжуй кивнул и взял в одну руку свитки: — Факел будем носить по очереди, чтобы было честно. Цзинъи набрал себе гору свитков и пошел за Сычжуем. Следующее поручение от Старшего Ланя было:— Отнесите это в глубину пещеры, где я уже нарисовал новый контур, служащий для того, чтобы меч не отозвался владельцу. Новый холодок ужаса прошелся по спинам подростков. Они понимали, чьи это золотые одеяния и дорогой хороший меч. Как только они вышли на улицу к пещере с чьими-то вещами они услышали очень знакомый лай. Они переглянулись между собой и пошли обратно во внутрь здания, несмотря на приказ Сичэня. Будет все же лучше, если меч будет ближе к своему владельцу. Они закрыли одежды заклинателя Ланьлиня в небольшой кладовке, надеясь, что владелец сможет им воспользоваться. Затем Сычжуй зашел в комнату, где сейчас находился Старший Лань. Он сидел на кровати, где лежал тот самый заклинатель, но его вид…. Сычжуй непроизвольно сглотнул. Еще немного и он будет просто орать в голос, он едва контролировал себя. На кровати лежал сам Саньду Шеншоу, и он дышал! Сычжуй не боялся этого человека, он пришел в ужас от того, что сделал его Дядя Лань и по каким причинам похитил того заклинателя. Это что — шутка? Он переодел и омыл того заклинателя сам, пока тот был в отключке и надел на него чужие одеяния? И все из-за того что тот несчастный всего лишь был на него похож??? Лань Сичэнь не отрывал своего взгляда от лежащего, и гладил его по лбу: — Пока что — это все. Сычжуй, будь неподалеку. Сычжуй откланялся и вышел в коридор, где ожидал его Цзинъи. Не говоря друг другу ни слова они направились туда, где слышали тот лай. Источник звука оказался гораздо дальше, чем им казалось в первый раз. — Цзинъи! Сичжуй! Что вы там увидели, что у вас такие лица? — прошептал Цзинь Лин Цзинъи отмахнулся, Сычжуй неуверенно повел плечами изобразив жест будто бы ему отрезали язык. — Мы не можем сказать, — озвучил Цзинъи. — Вы поэтому не отправили бабочку? Впрочем, я решил перестраховаться и подсунул вам, двоим талисман слежения. — Тебе не стоит тут оставаться. — Здесь так тьмой разит. Я полечу обратно в орден. Я соберу армию против этих ненормальных. Они похитили двух самых важных члена моего Ордена. В том числе пропал мой дядя Цзинь. Я это дерьмо так не оставлю. — не медля он взбирается на меч. — Цзинъи. Доложи Учителю Ланю о нашей с тобой проблеме и постарайся быть более убедительным. Не забудь добавить то, что глава Цзинь только что сообщил — Сычжуй намеренно напомнил их общему другу, что слова Цзинь Лина не просто пустой звук, теперь его решение — это решение Ордена Ланьлинь Цзинь. Цзиньи со всей серьезностью кивнул, теперь окончательно убедившись в серьезности, натуральности и ужасе происходящего. Он посторается как можно сильнее убедить учителя. В такой ситуации должны быть в курсе событий старейшины ордена. Конечно, он бы не хотел самой плохой участи братьям Лань. Однако сейчас ситуация не располагала к заступничеству за когда-то дорогих людей. Они перешли серьезную черту и украли дядю Цзиня его друга. Это уже не два нефрита Гусу, это уже монстры. — А ты? — Я попробую разузнать немного о нахождении твоего дяди Цзинь, а потом полечу к тебе, Цзинь Лин. — Подожди,— Цзинь Лин снял с себя какую-то подвеску и надел на шею Сычжую. — Это защитит тебя от любого заклинания с использованием тьмы. Когда-то мне ее и вот этот браслет подарил дядя Вэй. Сычжуй решил не заходить обратно в здание, ведь его отца там все равно не было. Он предпочел влажную улицу сухому помещению с чайем, где его дядя набирал новые витки безумства. У него не было более моральных сил, чтобы смотреть на дядю Ланя. Поэтому Сычжуй достал из Цзянькуня циновку и котелок с чаем, он собрал немного хвороста и развел огонь, затем поставил котелок с чаем на огонь и стал дожидаться когда вскипит чай. Он сидел не так далеко от бывшего дома удовольствий. В принципе он даже не нарушил последний приказ и был неподалеку. Одну часть дома почти можно было закрыть рукой, но дом был слишком длинный, так что чтобы закрыть обе его части вытянутой рукой, нужно было отойти еще дальше. Чайник вскипел и он ополоснул кипятком заварку, затем залил повторно кипяток и стал дожидаться крепкого чая. В этот момент он услышал звуки приземления меча, где-то еще дальше, в сторону пещеры. Он медленно и тихо пробрался сквозь кусты поближе к звуку. Перед ним престала занимательная картина. Ханьгуань-Цзюнь опустил с меча невысокого парня, только начавшего набрать массу в силу своего юного возраста, в золотых богатый одеяниях Ланьлиня. На голове этого парня был гладкий пучок, который полностью был закрыт золотой заколкой. Цзинь Сюаньюй. Что происходит? Цзинь Лин сказал, что его дядю Сюаньюя — похитили тоже, но вот он здесь, он не связан, он сам спускается с меча по своей воле. Однако после этого Цзинь пытается бежать к пещере, но его отец стискивает ему руку, и тот от боли садится на колени. Жаль, что ему не подойти ближе, чтобы услышать хотя бы интонации, его отец тогда обязательно заметит слежку, а сделать что-то против самого Ханьгуан-цзюня у него вряд ли получится. Разговор начался на более высоких тонах, теперь гневные интонации его отца долетали до него и громкое, но слишком злобное для Сюаньюя: — Отпусти меня к нему сейчас же! Неужели отец довел даже этого, достаточно хрупкого по характеру юношу до злобы или же перед ним все таки не Сюаньюй, а…. Додумать Сычжуй не успел этот Сюаньюй вырвался из рук отца и дал деру, а его отец призвал мертвецов гуцинем. «Неужели, это правда, отец, почему?»— ноги Сычжуя сами стали двигаться по направлению к нему. Он не хотел верить в то, что уже давно должен был понять, в то, о чем он рассказывал друзьям и Учителю Ланю. Но сам он не верил в это, хотя все понимал. Он думал, что сейчас он увидит доказательства невиновности своего отца. Быть может он только поэтому остался дожидаться второго Ланя, хотя был риск того, что он просто зря проторчит тут, и второй Лань сюда не явится. Он наступает на ветку, что громко хрустит под его ногами и замирает. Это немного отрезвило его от созерцания этой жуткой картины. Лань Ванцзы в праздничных одеждах с багато вышитыми рисунками, на его голове не повседневная прическа, но заместо праздника вокруг Ванцзы клубится столько тьмы, что ее черные кружева видно даже с того места, где находился Сычжуй. Чем ближе тьма к земле, тем больше ее концентрация вокруг его Отца. Его белоснежные сапоги по щиколотку отпали в черном, как будто бы он вяз в сапогах в болото. Может быть и правда болото. Болото тьмы. К сожалению или к счастью, но хруст ветки услышал не только Сычжуй, но и Ханьгуань-цзюнь тоже, ведь хрустнуло весьма отчетливо и громко. Лань Ванцзы дерьгается от звука и оборачивается по направлению к нему. Сычжуй не знает видно ли отцу было, кто там, на вершине стоит или нет. Скорее всего видно, ведь его одежды такие же белоснежные. Ванцзы в этот момент теряет контроль над тьмой и падает на плоский камень горы коленями с характерным звуком. Ужасный звук, будто бы колени были только что разбиты. Но Лань Ванцзы явно сейчас интересует не его отбитые колени. Он склоняется в судорожном кашле и даже с высоты Сычжуй видет, что тот кашляет кровью. Ее много, она растекается красным пятном на сером плоском камне в свете луны. Она пачкает подол белоснежной одежды Ханьгуан-цзюня кровью. Вероятно, увиденное Сычжуй не забудет никогда. Это картина теперь навечно станет его кошмаром и будет его преследовать бессонными ночами. Сычжуя начинает крупно колотить от страха. Что ж, ведь он сам хотел увидеть своего отца. Стоило подумать об этом заранее и побояться своих желаний. Сычжуй не может оторвать от него взгляда или уйти от туда. Его разрывает изнутри два желания: подойти, помочь спасти или убежать дальше от увиденного, ведь его вряд ли ждут теплые объятия, если он подойдет ближе спасать своего отца. Отец поднимает голову и смотрит ровно ему в глаза, вся нижняя челюсть его в крови. Все что он делает — машет рукой «прочь». Сычжуй вздрагивает от этого жеста, вновь отмирая, он вновь начинает что-то слышать вокруг и чувствовать. Он не знает прогнал ли его отец из-за того, чтобы он не мешался или потому, что все еще беспокоился о нем. Сычжуй предпочитает думать о втором и срывается на бег в сторону своих оставленных вещей. Вряд ли он будет хорошим помощником Цзиню в таком состоянии, он скорее всего поможет своего отцу, о чем потом будет очень сильно жалеть. Но смотреть как страдает человек, с которым он жил все это время было бы выше него. Он не сможет поднять на него меч, уж точно не такими трясущимися руками. Сычжуй допивает свой уже остывший чай в кружке залпом, кипяток он вылевает и быстро собирает вся в Цзянькунь, даже не отряхнув циновку от травы. Дрожащими руками он достает меч и встает на него. Картинки из детства и юношества, связанные с отцом сменяют друг друга одна за одной. Намеренной концентрации в мече хватает только для того, чтобы отлететь от дома и деревни так, чтобы их не было видно. Ведь обычно умелый адепт направляет в меч Ци уже на автоматизме, не замечая этого. А затем Сычжуй уже не может влить свою Ци в меч. Течение было нарушено сильным стрессом и остальное из его организма просто не извлекается, хаотично мечась по телу и выплескиваясь наружу вместе с нарушенным дыханием и слезами, что мешали ему нормально видеть. Меч, лишенный подпитки Ци падает острием вниз, и вместе с ним валиться Сычжуй, царапаясь о ветки и ломая руку вместе с парой ребер, на которые он приземляется. Боль делает его состояние в разы хуже, паника застилает больной разум. Он начинает задыхаться от этой паники. Руки непроизвольно царапают землю, затем горло в попытке сделать вдох. Взгляд цепляется за меч, что вошел в землю почти по рукоять. Его светло-белый слабый блеск побуждает его разум к воспоминанию. Он закрывает глаза и будто бы оказывается внутри своего же воспоминания…***
В те годы отец был наказан старейшинами и не мог выходить из своего дома. А его Дяде Сичэню пришлось срочно уехать из-за плохого самочувствия названного брата — Чифэн-цзуня. В этот день ему исполнялось ровно 12 лет. И Учитель Лань принял решение подарить ему собственный меч именно на его день рождения, а не дожидаться Сичэня. На лице у Учителя была мягкая улыбка. Он протянул ему свернутый в ткани меч, чтобы мальчик развернул ткань сверху в его руках. Когда маленький А-Юань развернул свой меч, его глаза засветились счастьем а на губах расцвела теплая улыбка, он перевел взгляд на Учителя. — Пусть этот меч служит тебе правдой в горе и в радости, А-Юань. Ты всегда должен помнить, что в твоем родном ордене тебе будет к кому обратиться, даже если этих двоих рядом с тобой не будет. После этих слов Учитель положил меч на низкий стол и извлек с помощью тряпки на пару цуней. Тогда у А-Юаня еще не было клановой фамилии, не было второго имени. Они ждали, когда у Ванцзы закончится наказание и он сможет признать его своим сыном. Но даже до этого обряда, Учитель прекрасно понимал, что они уже несут ответственность за этого ребенка. Он не мог предсказать, что сделает Ванцзы после того, как наказание завершится. Быть может это решение, привести в орден ребенка Вэней, было навеяно в наплыве чувств, но по истечению срока заточения, его же идея покажется племяннику абсурдной? Ведь последние действия Ванцзы заставляли уже не раз сомневаться в одекватности племянника. Но несмотря на все эти мысли, Учитель Лань не думал ничего плохого о самом ребенке и был готов поддержать мальчика даже тогда, когда его новоиспеченные родственники не могли найти на него время, хотя сегодня было его день рождения. — Я привязал к твоему мечу клановую подвеску с выгравированными на ней символами, что должна приносить тебе удачу. Теперь ты должен наполнить своей меч своей Ци, поскольку ты уже сформировал ядро, и дать ему имя.***
Воспоминание обрывается тогда, когда Сычжуй хватает меч за рукоять. Он хотел прямо сейчас разрыдаться, но боль в ребрах не дает ему такой возможности. Он достает из Цзянькуня карту и ковыляет в сторону ближайшей речки. Было бы хорошо не тревожить переломы, но обработать свежие ссадины и промыть их тоже необходимо, а пустить сейчас в небо сигнал о помощи, равносильно самоубийству. Он слишком мало пролетел, чтобы его помощь прилетела быстрее, чем те, кто, возможно, захочет его добить, как ненужного свидетеля. Во всяком случае в Лань Сичэне он точно не был уверен. Он старался идти медленно и дышать размеренно, одновременно пытаясь вернуть потоки Ци в свое направление. После такого всплеска эмоций уже не получится сделать вид, будто бы ничего не произошло с его семьей. Его до сих пор потряхивало, но он не позволял себе думать или вспоминать о том, что произошло. Через палочку благовоний он наконец-то доковылял до реки. Это была уже вторая половина ночи, а он все еще не спал. Он промыл и намазал обеззараживающей и заживляющей мазью раны, попутно крехтя от того, что приходилось долго подбирать позу, чтобы добраться до каждой из них. Переломы никто не отменял. Прежде чем заняться ими, ему пришлось распугать своим скулежом всех ближайших птиц, вправляя перелом левой руки. Орать он себе не позволил, пока полностью не окажется в безопасности. Руку он жестко привязал к двум палкам по обе ее стороны. Нажал на акупунктурные точки, пытаясь перераспределить уже более менее успокоившуюся Ци, дабы залечить живительной энергией свои переломы. Что ж он немного помедитирует и полетит дальше в Ланьлинь. И все же капля везения в сегодняшней ночи у него была, ведь когда он открыл глаза после медитации напротив него сидел Вэнь Нин.***
По прилету в Орден Цзинь Лин тут же отправляет бабочку Цзян Кеншую, где обрисовывает всю ситуацию. Почти сразу же приходит ответ от почти спящего Цзян Кеншуя, однако информацию Глава Цзян воспринял серьезно, хотя любой на его месте перепроверил бы, все ли в порядке с головой у собеседника? Обвинять двух благородных Нефритов в подобном? Но Цзян Кеншуй всегда очень остро реагировал на просьбы или предупреждения от Цзинь Лина. Настолько большой отпечаток в воспитании своей правой руки когда-то оставил Цзян Ваньинь. Все утро Цзинь Лин организовывает военные сборы, он проверяет провизию и еду, что собирают его адепты и заклинатели. Он мог бы поручить все кому-нибудь, но он старается проверить как можно больше сам. Не потому что он не умеет доверять своим уже проверенным Вэй Усянем и им самим людям, а потому, что он пытается таким способом успокоить самого себя. Через полдня он узнает, что когда армия Цзян отошла от Юньмэна в сторону бывшей Вэньской заброшенной территории, которую так и не забрал себе ни один орден, поскольку во времена Аннигиляции Солнца Вэй Усянь на славу постарался, оставив на территории такой след от тьмы, что вывести его было невозможно, на главу Цзян, Цзян Кеншуя, было совершенно покушение клинком, отравленным темной энергией, что был в руках у недавно принятого адепта, что раньше совершенствовался в ордене Гусу Лань и оказался не слабым знатоком темных искусств, имеющий за плечами огромные годы практики. И как только засранец выжил и пережил эпоху Саньду Шеншоу? И теперь бабочку присылает ему какой-то зеленый юнец, что был оставлен за главного и пытается руководить своей армией, терроризируя Цзинь Лина новыми бабочками-вестницами с вопросами по организации огромного количества людей. К вопросу, а где же заместитель Главы Цзян в Армии? А он остался в Юньмене потому как и там нашли лазутчиков. Тогда Цзинь Лин задумался о том же, о чем задумался Глава Цзян перед ранением пока был в сознании и его заместитель. Почему сумасшедшие братья Лань, что соблазнились на приторные речи темной энергии действуют не в одиночку, а группой, причем довольно слаженной группой. Пости сразу Цзинь Лин получил светло-зеленую бабочку из Цинхэ Не. Глава Не тоже подвергся нападению, но был гораздо хитрее своих обитчиков, поэтому они также собирают свое войско. А также Глава Не поведал все известные данные о темных заклинателях. Оказалось, что многие темные заклинатели в последнее время были приняты в ряды ордена Гусу Лань. Их не заметили сразу только по причине того, что они знали какие вещи им говорить нельзя, а так же то, что запрещено делать в заклинательском ордене. Иными словами они не использовали тьму, темные ритуалы и прочие вещи, а так же как болваны твердили всем, что тьма — это плохо. По всей видимости это было вбито в их нездоровые умы самим Лань Сичэнем и Лань Ванцзы. Ну а уже многим после ими всеми на закрытом собрании была разработана стратегия по нападению на крупные ордена уже без участия братьев Лань. Потому как эти безумцы только и мечтали о том, как бы свергнуть нынешние устои для всех заклинателей, считающих, что тьма — это только зло. Глава Не также предполагал, что убийство или заточение братьев Лань решит большинство их вопросов. Ведь если двух сильных лидеров поймать и прилюдно казнить, то остальные, не имея никакой чести, что присуща воинам, разбегутся как трусливые крысы с тонущего корабля. Не говоря уже о том, что все же есть вероятность того, что те самые крысы получают указания от наших свернувшихся братьев Лань. Через два глубоких вдоха после получения и обработки этой информации Цзинь Лин соизволил отправить ответную бабочку с большими благодарностями Главе Не, понимая при этом, что клюет на его крючок и теперь от помощи ордену Не ему не отвертеться. Чуть позже к нему прилетел Сычжуй. Вид у него был бледный, усталый, с небольшими синяками под глазами. Но при этом на нем было свежее безупречно белое ханьфу. Сначала Цзинь Лин решил, что Лани таки уделали несчастного и он добрался еле живой, но присмотревшись к чистому ханьфу, он засомневался в своих убеждениях. — Сычжуй, — подбегает к усталому парню Цзинь Лин, — Что стряслось? — Не обращай внимание, я упал с меча, — Сычжуй не слишком хотел вновь поднимать ту бурю эмоций, что настигла его как раз в этот момент. Сейчас для этого не самое подходящее время, так что он не рассказал, о произошедшем. Как нибудь после войны. — Тебе удалось что-то еще выяснить? Цзинъи прислал вестницу о том, что никакого проклятия старейшины Лань на ритуале с использованием зеркала души на нем не нашли, видимо Лань Сичэнь просто так вас припугнул. — Ничего нового я не узнал, лишь увидел все своими глазами, — голос Сычжуя немного дрогнул на этих словах, а взгляд стал рассеянным и опущенным в пол. — О…. Я распоряжусь, чтобы тебя осмотрел врач и тебе предоставили покои до момента выступления. Я разбужу тебя. Сычжуй кивнул и сонно побрел вслед за слугой, которого выловил Цзинь Лин. Когда войско Цзинь выступили. Цзинь Лин получил весточку о нахождении его двух дядь Цзяна и Вэя от армии Юньмэна. Чем был обескуражен. Он думал они не объявят своих истенных личностей. Он направил лшадь на новые координаты. Рядом на коне уже сидел Сычжуй, что в ночь накануне натерпелся немалого. Однако Цзинь Лин лишь нахмурился, и покачал головой в ответ на заинтересованное лицо друга о сообщении. Он еле сдерживался, чтобы не пришпорить лошадь сильнее, ему очень хотелось узнать подробности. Но нельзя, за ним идут люди, вверившие себя ему в руки. Цзинъи же прислал ответную бабочку о том, что Гусу Лань пока что медлит, Учетель Лань отказывается верить в очевидное. Что ж, Сычжуй прекрасно понимал своего родственника, поэтому тяжело вздохнул своими едва сросшимися ребрами. Повезло. Легко отделался. В основном, это оказались даже не переломы, а трещины, за исключением левой руки. При этом Цзинъи рассказал в заклинании бабочки-вестницы о том, что сам пытается агитировать старейшин и старших заклинателей. — Думаешь, у него получится? — спросил Цзинь Лин, пересказав послание. После недолгого раздумья Сычжуй ответил задумчиво: — Кого-то ему удастся повести за собой, несмотря на то что он юн, он слишком эмоционален, что позволит ему затронуть чью-то душу чувством несправедливости. Однако кого-то его пылкость и неопытность остановит, эта часть людей будет слушаться Учителя Ланя. Будут и те, кто посчитает, что Орден Лань должен выступить наравне с остальными орденами. … И еще не стоит забывать о внутренней проблеме Ордена. Мы не знаем сколько темных заклинателей там осталось и какая у них общая структура. По каким правилам они там живут, какие у них цели?***
Двое молодых людей возвращались к лагерю после купания в холодной речке. Оба были бодрыми и довольными. Ну, бодрыми они, пожалуй, были только потому, что в холодной реке не хотелось долго находиться. Да и гваздаться на земле после купания тоже не особо хотелось, чтобы после еще раз залезать в эту же воду. Цзян Чэн завороженно и с легкой улыбкой наблюдал за шагающим едва ли не вприпрыжку Вэй Усянем и болтающим всякую чепуху, анекдоты, и старающемуся шутить. Он явно был в хорошем расположении духа, раз так сильно старался сделать из себя шута. — Эй, Цзян Чэн, почему ты в таком хорошем расположении духа?— спросил Вэй Усянь, идя хадом и смотря в лицо Цзян Чэну. «Это я-то?» — приподнял одну бровь Цзян Чэн в недоумении. — Хочешь испортить? — ухмыльнулся в ответ — Нет, но это немного странно. Обычно ты всегда бурчишь и ходишь недовольный. В первое время после пробуждения ты и вовсе как с цепи сорвался. А сейчас идешь и улыбаешься. — Будешь идти задом — упадешь, — поправился Цзян Чэн, но прозвучало это совсем не злобно и не с той экспрессией, что была раньше. — Не-е-ет, это не то. Скажи честно, этот Лань Сичэнь с тобой что-то сделал? — Вэй Усянь встал и непривычно посерьезнел. Цзян Чэну тоже пришлось встать, он заломил руки на груди и тяжело вздохнул. Он отвел взгляд в сторону солнца, прищурив глаза. — Тебе действительно хочется, чтобы я бранился? … Я устал. Того, что мы пережили в своей первой четверти жизни могло бы с лихвой хватить на целую деревню. Кто бы мог похвастаться таким набором жизненного говна? Почему эти Лани обратили свое внимание именно на нас? Почему их любви не досталось покойному Чифэн-цзуню? Не Хуайсану? Другим главам более мелких Орденов? Ведь среди них тоже полно тех, кто мог бы похвастаться внешностью. — Я хочу сказать, что мы по крайней мере живы, и…, — в этот момент он услышал смешок от Цзян Чэна, полный сомнений своего владельца. Тем самым Цзян Чэн хотел ему напомнить о том, что у каждого из них есть по одной могиле, а у Вэй Усяня есть еще одна — липовая, когда он сделал вид, что отдал тело обратно Мо Сюаньюю. Тогда Цзинь Лин организовал похороны и вместо тела они похоронили старые ленты и ханьфу Вэй Усяня в гробу. Хотя вообще-то и в первой безызвестной могиле на задворках резиденции Юньмэна тоже тела не было, не нашли. Вэй Усянь продолжил, но более настойчиво и с повышенным голосом, — и вообще-то ему зато досталось от Ляньфан-цзуня, да так досталось, что душа была разорвана! А тело было чьим-то веселым экспериментом. Вот так у Ляньфан-цзуня была что надо братская любовь. — Может и не совсем братская, — сказал Цзян Чэн с прищуром и заговорщическим тоном, да так, что Вэй Усяню начало казаться, будто бы он знал в этом вопросе больше него. Но затем он продолжил говорить спокойно, с каким-то внутренним смирением и отзвуками старой, пережитой боли, — просто сознайся сам себе, что Чифэн-цзунь мертв до сих пор только потому что тебе он не понадобился. Я уверен, что и такой тяжелый случай ты бы смог вытащить с того света. Вэй Усянь резко забыл о странных эмоциях Цзян Чэна и округлил глаза, пытаясь закрыть ему рот. — Тссс, что ты такое говоришь, на подобное я не способен. — Конечно, для этого тебе нужна не слабая мотивация. — Не смей сказать подобное Не Хуайсану, он с нас не слезет! — С тебя. Я не имею даже толики представления о том, как тебе удалось. Я умер от искажения Ци. Почти так же как Не Минцзюэ, от рук того же человека. Это я еще не вскрывал свою могилу. Ты не думаешь, что и там не окажется тела? Убийца один и тот же. На это ответа у Вэй Усяня не нашлось. Как и на то, почему Цзян Чэн видит сны из другой жизни. Если Цзян Чэн прав, то как тогда его душа смогла переродиться? И почему Вэй Усянь не думал об этом? Быть может то что он делал, все те попытки призвать чужую душу, достучаться до нее, помогли собраться душе воедино? Но почему тогда Лань Сичэнь ответил, что первое время душа Цзян Чэна отзывалась? В этот момент тело находилось еще в гробу, не расчлененное? А что если Сичэнь знал о выходках одного побратима по отношению к другому и всячески этому потворствовал, что если он на самом деле не был слепцом, Под носом которого провернули нечто подобное. Что если это именно он натолкнул Мэн Яо убить Цзян Чэна и сам пытался с ним что-то сделать? Например безвольного мертвеца, что всегда будет рядом? Тогда, вероятно, Сичэнь действовал более аккуратно, раз душа осталось невредима, ведь в противном случае он бы не смог собрать его душу так быстро. Тогда Цзян Чэн не откликался бы на призыв, тогда Цзян Чэн не помнил бы другую жизнь. Но что Сичэнь хотел на самом деле сделать, зная техники темного ритуала? Хотя они даже не знают какой уровень этих знаний у братьев Лань, быть может они на такое не способны. Но почему-то Вэй Усянь не хотел знать ответы на свои вопросы в этот раз, не тогда, когда это касалось Цзян Чэна. Самое главное, что сейчас он рядом. — Ты все еще не простил меня за это? Ты бы хотел покоиться с миром? — Я бы хотел совсем другого, прежде чем валяться в могиле. — Например? — Например, я бы очень хотел тебе верить и доверять. … Но я не знаю как. Вэй Усянь приоткрыл рот и поник на глазах, — Так что же с тобой случилось, когда Сичэнь похитил тебя? Цзян Чэн пожевал губу, в глаза Вэй Усяню он так и не смотрел. — Я не думаю, что тебе нужно знать. Достаточно лишь того, что я тебе не изменял. — Твоя рука была вся в порезах. — Я разозлился на него и сломал пиалу в своих руках, затем этими же осколками я старался прирезать его. Только и всего. — Ты не скажешь мне? — Ты хочешь еще больше расстроится? — наконец-то Цзян Чэн посмотрел ему в глаза. — Хе-хе, — Вэй Усянь неловко почесал за головой, — в последнее время у тебя больше секретов от меня, чем у меня самого, это так не похоже на тебя…. — Правда? Не похоже? На самом деле я бы может быть и сказал бы тебе об этом, но сейчас точно не подходящее время для этого. — Цзян Чэн, когда это время было для нас двоих подходящим? Совсем короткое время, не так ли? — Тогда ты должен мне пообещать быть собранным и мы должны вычислить еще этих сраных лазутчиков из темных заклинателей. В противном случае, когда мы пойдем в наступление половина нашей армии начнет драться сама с собой, а быть может кто-то уже в лагере устраивает диверсии или поджоги. — Ну, дыма, по крайней мере не видно, — Вэй Усянь обернулся туловищем назад и приложил руку ко лбу, всматриваясь в сторону лагеря. — Вэй Усянь!! — Ладно, хорошо, я буду собранным, но я очень хочу знать, Цзян Чэн, — Вэй Усянь подошел к нему ближе, почти вплотную. — Лань Сичэнь случайно распечатал мои чувства и некоторые воспоминания, которые я дважды запечатывал. Хотя, возможно, после твоей смерти по пьяни я сделал это третий раз. Я вспомнил, что я люблю тебя. Наступила долгая тишина, Цзян Чэн не выдержав отвел взгляд от зависшего Вэй Усяня, который, казалось перестал дышать. — Неужели ты тоже любил меня все это время? …. И… ты до сих пор помнишь как это делать? — Прекрасно помню. — А ты можешь мне пообещать больше так не делать? Цзян Чэн повел неуверенно плечом, думая над этим. — У меня не было этого в планах, но я не знаю, смогу ли я это выдержать на долго, — Цзян Чэн не весело усмехнулся. Вэй Усянь прижался к нему всем телом, обвил шею руками, зажмурился и стал страстно его целовать. И то как Цзян Чэн отвечал ему действительно значительно отличалось от последних поцелуев до того, как Лани схватили их. И сейчас Вэй Усянь знал почему, он бы очень не хотел, чтобы Цзян Чэн опять проводил этот ритуал, он постарается сделать все для этого. Но если Цзян Чэн не выдержит своих воспоминаний в спокойное время и проведет этот ритуал, то Вэй Усянь будет уже не в праве отменять его, не тогда, когда он все знает. Цзян Чэн почувствует себя еще более преданным, если Усянь заставит его помнить о своей любви силой. Вероятнее всего Вэй Усянь просто сопьется от подобного. Цзян Чэн оторвался первым: — Пойдем, наша работа нас не ждет, нам нужно будет многое сделать до тех пор пока армия Цзинь Лина не прибудет к нам, иначе мы вообще не сможем вычислить этих лазутчиков в этой мешанине. Потом насюсюкаешься. — Насюсюкаешься — пфффф, ахахахха, ой, я не могу, ты иногда как скажешь что-нибудь…. Цзян Чэн направил Вэй Усяня рукой в сторону, куда они шли и покачал головой на его хохот. — Знаешь, ты же ведь тоже не договаривал о том, что ты любишь меня…. Как змея на сковородке вертелся. Я по началу действительно думал, что ты просто… Хочешь меня. Просто потому что ты — поехавший на всю голову, что вообще-то каждому известно.***
Спустя пару дней, за которые Вэй Усянь с Цзян Чэном успели казнить большую часть темных заклинателей, ибо остальные сбежали, в лагерь Юньмена прибывает Цзинь Лин и кидается в объятья двух рядом стоящих дядь. Обнимает обоих двумя руками. Утыкается в них головой, чтобы скрыть слезы и красные щеки от стиснения. Усянь не знает что делать, а Чэн начинает гладить его по голове с большой теплотой в глазах. Сычжуй с неверием подходит к ним ближе, смотря на Вэй Усяня. — Учитель Вэй? — на его глазах тоже появляется дорожка слез. Сычжуй после того, как он слышал из-за угла, как отец назвал Цзинь Сюаньюя — Усянем, не был уверен, но верил, что это именно Вэй Усянь и что он все же жив. Ведь для Сычжуя это значило бы, что в мире остался еще один близкий для него человек, помимо Учителя Ланя и дяди Нина, который был в здравии. Он прекрасно понимал, что после всего устроенного братьями Лань их попросту казнят все Ордена. На бедного мальчишку упала слишком большая ноша. Должно быть теперь он понимает Цзинь Лина чуточку получше. Вэй Усянь отстраняется от Цзинь Лина и протягивает руки Сычжую — Иди сюда, маленькая редиска. Мальчик охотно кидается в объятия. Вэй Усянь гладит Сычжуя по спине. Когда они заканчивают обниматься, Сычжуй поправлется и церемониально привествует: — Господин Цзян. Цзян Чэн кивает ему в ответ: — Лань Сычжуй. При обсуждении стратегии Цзян Чэн запрещает Цзинь Лину лезть в самое пекло. Он говорит, — Даже если ты едешь в авангарде не смей врываться в самую гущу мертвецов, ты умрешь быстрее своей армии. Я запрещаю тебе! И умирать тоже, Цзинь Лин! Ты слышал меня? — Да, да, да, я тебя понял, устало отвечает Цзинь Лин. Бороться с его дядей было просто бесполезно. С любым из них. Уже поздним вечером после разговора о войне Цзян Чэн хотел просто лечь поспать, но Вэй Усянь залез на него сверху в их общей палатке. — …. — Что такое? — удивился Вэй Усянь не довольному выражению лица — Ты почему такой любвеобильный стал? Ты тискаешь лезешь лизаться всегда, когда нас никто не видит. — Я не чувствую сопротивления, —с этими словами Вэй Усянь запустил руку под верх нижних одежд Цзян Чэна и медленно провел до шеи, потом от шеи до завязок нижних штанов. Так что Цзян Чэн закатил глаза и ластился к руке в ответ. — А ты думаешь, я могу этому сопротивляться? — Цзян Чэн очень выразительно указал глазами и кивком в сторону Усяневской руки под его одеждой. — Мне прекратить? — при этих словах Усянь двумя руками обвел оба его соска, слегка покачивая их. — М-м-м, продолжай. Но ведь раньше ты так не делал, согласись? — Раньше ты касался меня совсем не так, ты делал это без особого желания. Честно говоря, я старался особо тебя не трогать, только тогда, когда мои чувства захлестывали. Цзян Чэн поймал его руки своими и замер на время, смотря ему в глаза с небольшой тревогой. Может быть в этот момент Цзян Чэну хотелось успокоить Вэй Усяня и сказать, что все будет хорошо, но он не мог его заверить в этом. Он и сам не был в этом уверен, а лгать в своей уверенности он не желал. Поэтому в его глазах промелькнуло очень много эмоций от тоски до нежности и грусти, он он так ничего и не сказал, вновь положив свою голову на солому, что лежала у изголовья их циновок и расслабился, больше в этот вечер он не улыбнулся.